– Адвокат сказал мне, что добьется моего освобождения под залог, – проговорил Павлов, входя в кабинет Гурова.

Сыщик промолчал. Бизнесмен присел на краешек стула и попытался прикрыть полой пиджака большое сальное пятно на брюках. Павлов за те сутки, что провел в камере, превратился из сверкающего чистотой, отутюженного и уверенного в себе мужчины в грязное, осунувшееся, небритое существо, из последних сил пытающееся сохранить человеческое лицо.

– Зачем вы меня вызвали? – с интонацией, чем-то напоминающей вызов, спросил бизнесмен, заметив, что Гуров пристально смотрит на него. – Если вы думаете, что я признаюсь в убийствах, то вы просто сумасшедший! Я никого не убивал. И вы это знаете. Так зачем нужен весь этот фарс? Вам нравится видеть мучения людей? Вы хотите доказать свою власть и силу?

– Мой друг и сослуживец, полковник Крячко, дал вам вчера очень ценный совет. Он просил вас проследить за тем, что и как вы говорите. Вижу, советом вы решили не пользоваться, – голос Гурова звучал спокойно. – Но давайте спишем это на вашу молодость и горячую кровь. А потом поговорим, как цивилизованные люди. Скажите, Николай Николаевич, вы, вообще, к советам окружающих прислушиваетесь?

– А какое отношение это может иметь к тому, что я здесь нахожусь? – удивился Павлов.

– Может, никакого. Или самое непосредственное, – пожал плечами сыщик. – Так вы не ответили на мой вопрос. Вы обращаете внимание на советы близких?

– Все зависит от ситуации, – все еще не понимая, к чему клонит Гуров, ответил бизнесмен. – Если я контролирую ситуацию и не вижу угрозы потерять этот контроль, а мне дают советы, которые я считаю неприемлемыми, то, конечно, слушать я их не буду!

– Вот в такие моменты я начинаю особенно ценить единственное ценное приобретение, возможность сделать которое дает только возраст. В молодости оно обычно недоступно, – усмехнулся сыщик и посмотрел Павлову прямо в глаза. – Я говорю о мудрости, Николай Николаевич. Как, по-вашему, вы оказались на тюремной койке?

– Потому, что это кому-то захотелось, – с вызовом ответил Павлов.

«Интересно бы было снова отправить Павлова в камеру на сутки и посмотреть на него завтра!» – подумал Гуров, но вслух сказал:

– Отчасти вы правы. Только вот боюсь, думаем мы совершенно о разных людях. Я имел в виду настоящего убийцу, а вы говорили о нас со Станиславом. Вот это и называется мудростью!

– Постойте, – бизнесмен вскочил. – Так вы сами считаете, что я невиновен, и держите меня в камере? Зачем?!

Гуров не ответил. Он достал из стола пачку сигарет, купленную накануне «на всякий пожарный», и, достав из нее сигарету, предложил Павлову закурить. Дрожащими руками бизнесмен вытряс из пачки сигарету.

– Скажите, Николай Николаевич, у вас есть враги? – поинтересовался Гуров, когда бизнесмен закурил и, взяв себя в руки, опустился на стул. – Не такие, которые шипят за спиной, но ужалить никогда не решатся. А настоящие враги. Готовые пойти на все ради того, чтобы уничтожить вас раз и навсегда?

Делая одну быструю затяжку за другой, несколько секунд бизнесмен молчал, видимо, перебирая в памяти всех своих недругов. Наконец он отрицательно покачал головой.

– Господин полковник, спросите любого, и вам скажут, что я человек бесконфликтный, – ответил Павлов. – Я сейчас старался вспомнить хоть кого-то, кто затаил на меня зло, но не смог. В бизнесе я веду дела максимально корректно. Конечно, без трении не обходится. Но все разногласия мне всегда удавалось успешно устранять. Кто-то, конечно, может до сих пор чувствовать себя несколько обделенным, но я уверен, зла мне не желает никто.

– Допустим, хотя верится с трудом, – усмехнулся сыщик. – А как с личной жизнью? Там все тоже столь безоблачно и бесконфликтно?

– Какая личная жизнь? – горько усмехнулся Павлов. – Жены у меня нет. С отцом и мачехой я не живу. Решил после Гарварда сам устраивать свою судьбу. Отец одобрил и хотел подарить мне нужную для старта сумму, но я отказался. Правда, квартиру и злополучную «Ауди» пришлось принять. Отец купил мне их в подарок за отличное окончание Гарварда. Неудобно было отказываться. Но деньги на открытие своей фирмы я взял в кредит! Между прочим, за полгода работы я уже погасил его на девяносто восемь процентов.

– Извините, Николай Николаевич, за вопрос, который может показаться бестактным, но я должен его задать. Сейчас важным может быть все, – перебил Павлова сыщик. – Расскажите, что произошло с матерью?

– Банальный случай, погибла в автокатастрофе, – изменившись в лице, ответил бизнесмен. – Я был тогда в Гарварде. Мать упросила отца купить ей «Феррари» с откидным верхом. Отец долго отказывался, словно чувствовал беду, а потом уступил. Вот в первой же поездке на этой машине мать и погибла. Один обкуренный придурок в «БМВ» на полной скорости выскочил на встречную полосу. Мать сразу умерла, а он скончался по дороге в больницу. Жаль, что быстро отмучился!..

– Извините, – проговорил Гуров.

Сыщик спрашивал Павлова не из праздного любопытства. То, что парня кто-то старательно подставлял, было очевидно. Вот Гуров и пытался определить, кому бизнесмен так насолил. Спрашивая о матери Павлова, сыщик подумал о том, что отец бизнесмена мог быть как-то причастен к ее смерти. И кто-нибудь из родственников жены, не решаясь нанести удар в открытую, решил отомстить Павлову-старшему, уничтожив его сына, которым отец, судя по всему, очень гордился.

Конечно, это предположение было скорее в духе «мыльных опер», чем реалий жизни. Но в той ситуации, в которой сейчас оказался Гуров, приходилось цепляться за любую соломинку. Палач просачивался у него сквозь пальцы, словно речной песок. Гуров чувствовал, что этот разговор с Павловым – если не последний шанс выйти на убийцу, то уж предпоследний, это точно!

– Да не стоит извиняться, господин полковник. Хотелось мне или нет, но с этим пришлось смириться, и с этим я буду жить дальше. Кстати, именно на кладбище мы и познакомились с Олесей, – на секунду лицо Павлова посветлело. – Могилы наших матерей оказались рядом. Правда, Олесина мама умерла намного раньше, чем моя. Но она так плакала на могиле, что я не мог не подойти. Я отвез ее домой. Потом мы стали изредка встречаться. Кто бы подумал, что все кладбищем началось и кладбищем закончится…

В кабинете повисла гнетущая тишина. Гуров не продолжал разговора, ожидая, пока парень освободится от груза воспоминаний и хоть чуть-чуть придет в себя. А Павлов, казалось, забыл обо всем. Он попросил у сыщика еще сигарету и курил, охватив голову руками. Наконец бизнесмен встрепенулся.

– Кстати, господин полковник, вы спрашивали меня о конфликтах в личной жизни, – горько усмехнувшись, проговорил Павлов. – Я понимаю, конечно, что это смешно, но случай, о котором я вам расскажу, был, пожалуй, единственной за очень долгий период времени конфликтной ситуацией…

Однажды вечером Олеся пришла на встречу с Павловым очень расстроенной. Она со злостью бросила свои солнцезащитные очки так, что те треснули в уголке. Бизнесмен попытался узнать, что с ней случилась, но Олеся резко ответила, что это не его дело. И вдруг расплакалась.

Как оказалось, отец устроил Олесе скандал за то, что она встречается с Павловым. Николай попытался утешить девушку и предложил познакомить его с майором. В ответ Олеся отшатнулась, словно от удара.

Николай удивился и спросил: почему она этого боится? Олеся резко сказала, что это не его дело и со своим родителем она разберется сама. Дальше Павлов расспрашивать не стал. А Олеся минут через пять совершенно успокоилась и вновь стала такой, какой Павлов привык ее видеть.

– Кстати, господин полковник, очки были те самые, что вы нашли у меня в офисе. Олеся их больше не носила. По крайней мере, я этого не помню. О чем и сказал вашему грубоватому коллеге. Вот и все, – усмехнулся Павлов. Похоже, он окончательно пришел в себя. – Вы ведь не считаете это конфликтом?..

Гуров не ответил. Он словно не слышал слов бизнесмена, погрузившись в свои размышления. Если бы сейчас его увидел Крячко, то непременно бы отпустил очередную шутку по поводу озарений сыщика.

– Господин полковник, извините, что рассказал вам эту глупую историю, – решился прервать его мысли Павлов. – Вы что-то хотели у меня узнать?

– Да нет. Вы свободны. Можете идти, – ответил Гуров, улыбнувшись Павлову.

– То есть как? Что, совсем? – не поверил Павлов, но, поняв, что это правда, бросился благодарить Гурова.

– Но-но, вот этого не надо, – отмахнулся сыщик. – Благодарности не по моей части. Это не мой курятник! Хотите выразить признательность, идите в профком. Там это дело любят. А теперь исчезните. Мне подумать нужно…

* * *

Когда Крячко добрался до кабинета, где проходило опознание, следователь уже закончил свою работу, которая оказалась пустой тратой времени.

В кабинет привели пятерых мужчин, среди которых был и Смертин. Все они чем-то походили друг на друга. Четверо были темноволосыми, а на сутенера надели черный парик. Всех выстроили вдоль стенки, пригласили понятых и Светлова.

Старичок, щурясь, долго вглядывался в лица молодых людей, а потом попросил развернуть всех пятерых: дескать, он водителя машины видел со спины.

Однако это не помогло.

– Нету здесь его! – наконец рассерженно проговорил Светлов и ткнул пальцем в сутенера. – Я уже говорил вашему начальнику, товарищу полковнику, что у водителя машины была военная выправка. Офицерская! А эти пятеро больше на портовых грузчиков похожи. К тому же усы только у двоих. А я же сказал, что мужчина был усатый.

Гойда едва сдержал смешок. Дело в том, что трое из пяти были офицерами МУРа. Причем один из них ранее служил во внутренних войсках. Следователю очень хотелось сострить по этому поводу, но он сдержался.

– Вот этот немного похож со спины, – Светлов ткнул пальцем в сутенера. – Но опять же выправки никакой нет. Да и парик на нем зачем-то. Вон космы сивые из-под него торчат. В общем, нет тут того мужика!

– Вы твердо уверены в этом? – поинтересовался Гойда.

– Светлов еще никогда не ошибался, – старичок ткнул себя кулаком в грудь. – Раз говорю, что нет, значит, тверже быть уже не может.

И потребовал «товарища полковника», который все понимает, – для разговора.

Следователь долго объяснял настырному старичку, что Гуров очень занят и что Светлов уже и так здорово помог следствию. Лишь после того, как Гойда клятвенно, едва не осенив себя пионерским салютом, пообещал старичку наказать его участкового, Светлов угомонился и согласился уйти домой. Крячко присутствовал при последней сцене и едва сдерживал смех.

– Забавный старикашка, – проговорил он, как только Светлов ушел. – Есть же еще такие!..

– Вот именно, что есть, – согласился Гойда. – Между прочим, если бы не он, мы на этот момент не имели бы даже примерного описания убийцы. А теперь даже фоторобот есть. Хотя, сомневаюсь, что он сработает. Если разглядывать эту рожу по частям, то можно что-то общее и с самим собой найти.

– Ты тоже заметил? – усмехнулся Крячко. – Кстати, Гуров только что приехал из офиса Павлова. Есть интересные подробности.

Гойда слушал, не перебивая. А в самом конце сказал:

– Получается, Павлова нужно выпускать. И машину пригнал, и в офис приходил явно один и тот же человек. Наш арестант тут ни при чем.

– Выпускать надо, но ты, Игорь, пока с этим не торопись, – остановил следователя Крячко. – Лева хочет его еще раз допросить. А уж затем сам отпустит. Лично я не совсем уверен в невиновности Павлова. Почему бы не допустить, что у него были сообщники?

– А почему бы не допустить, что Земля плоская? – сделал круглые глаза Гойда. – Где ты видел серийного маньяка, окруженного толпой подсобников?

– Во-первых, не пойму, почему вы все отказываетесь от той версии, что убийства девушек могут быть следствием разборок конкурентов. Ведь все жертвы работали в одной конторе. К тому же, они пронумерованы, – возразил Станислав. – А во-вторых, почему бы в нашей сумасшедшей стране маньяку не обзавестись толпой почитателей, считающих его новым Спасителем? Когда-нибудь все случается в первый раз. Может случиться и это.

– Не буду отрицать, что в твоих словах есть крупица истины, – согласился Гойда и тут же поправился: – Но только крупица! А по большому счету ты бредишь. Прими холодный душ.

– Знаешь, Игорь, – обиделся Крячко, – послал бы я вас с Левой обоих подальше, да боюсь, что заблудитесь. У вас же мозги уже только по прямой работают. А в сторону с накатанного пути вы свернуть не в силах! Так и будете идти, куда я вас послал. Бегай вас потом ищи с собаками.

– Что теперь собираетесь делать, сыскари? – беззлобно рассмеявшись, поинтересовался следователь. – Какие версии остались?

– Свои я тебе уже сказал, а Лева требует, чтобы я следственные эксперименты со Смертиным устраивал, – пожав плечами, ответил Станислав. – Сейчас заберу этого гаврика и начну посещать милых старушек. Если хоть одна из них его опознает, то займусь сутенером вплотную. Делать больше нечего. А к тому моменту, когда закончу, гениальный Гуров еще что-нибудь придумает…

После этого следователь и сыщик поговорили еще пару минут. Крячко рассказал о звонках Палача, о Баранове. Следователь потребовал немедленного возбуждения уголовного дела на подполковника, но Крячко его удержал.

– Посадить его, Игорь, мы всегда успеем. Хоть завтра. Но к чему торопиться? – поинтересовался Станислав. – Сейчас он у нас на крючке. Подумай, это дает нам шанс выйти на ненавистного вам Павлова-старшего. Глупо было бы упускать такую возможность.

Гойда вынужден был согласиться с этим. То, что за головой Павлова охотились все, начиная от стажеров, кончая генеральным прокурором, не было секретом. Его подозревали во всех смертных грехах. Но никаких шансов доказать хоть одно обвинение не было. В данный момент Баранов являлся единственной ниточкой, тянувшейся к главарю одной из самых крупных преступных группировок Москвы.

– Ладно, Станислав, решим этот вопрос позже, – проговорил после некоторых раздумий Гойда и попрощался. – Извини, спешу. После визита к нам Мирошкина прокурор ждет от меня отчета. Увидимся еще!..

Крячко с Беловой никогда не встречался. А Гойда и Гуров ничего не сказали ему о характере этой «милой» старушки. Думая, что самое худшее он оставляет на конец дня, Станислав отправился на улицу Фабрициуса.

Взяв с собой несколько человек из МУРа с различными голосами, чтобы те изображали парня, с которым ссорилась Геращенко, и девушку из экспертного отдела, дабы она делала вид, что она Олеся, Крячко поднялся к квартире Беловой. Был с ними, естественно, и Смертин.

Сутенер дорогу знал и шел уверенно. Хотя Станислав заметил, как изменилось его лицо при приближении к дому: на нем промелькнули злость, обида, сожаление и бог весть еще что.

Крячко так и не смог понять, чем вызвана такая буря эмоций. То ли сожалением о девушках, живших здесь совсем недавно, то ли воспоминаниями о совершенном преступлении. Если, конечно, Смертин и был Палачом. В чем Станислав сильно сомневался.

– Это кого тут еще принесло? – завопила Белова через дверь, едва Крячко отпустил кнопку звонка. – Что за сборище такое? Что вам всем тут надо?

– О, господи, похоже, на мегеру нарвались! – пробормотал Станислав и услышал позади себя чей-то смешок. Погрозив пальцем весельчаку, Крячко придвинул к глазку свое удостоверение и закричал: – Антонина Поликарповна, мы из милиции. Пришли по поводу погибшей Олеси Геращенко.

– Ты на меня не ори. Я не глухая! – прокричала в ответ из-за двери Белова. – С каких это пор к пожилым людям милиционеры такими толпами ходят? А может, вы и не из милиции, а ограбить меня хотите?

– А вы позвоните следователю из прокуратуры, который с вас показания о ссоре снимал, – назло бабке, еще громче, закричал Крячко. Позади него раздались новые смешки. Станислав за спиной показал кулак. – Спросите у него. Он вам подтвердит, что нас сюда прислал!

– Этот подтвердит, – пробормотала Белова, открывая дверь. – Хмырь такой, что че хошь подтвердит. А что это вас как много? И девку с собой зачем-то притащили. Машинистка она, что ли?..

– Ага, машинистка паровоза, – пробормотал Станислав себе под нос. Позади раздался уже откровенный смех.

– Что ты сказал? – не расслышала старушка. – Чего это они там ржут, словно мерины в конюшне?

– Я сказал, что девушка не машинистка, а актриса. Она будет Олесю Геращенко изображать, – ответил Беловой Крячко. – А эти парни смеются, потому что анекдот вспомнили. Рассказать?

– Тьфу на вас с вашими анекдотами, – замахала руками Антонина Поликарповна. – Гадости в них одни и есть. А больше ничего умного. А зачем это нужно Олесю изображать?

Станиславу пришлось объяснять старушке, что такое следственный эксперимент. Он рассказал ей, что среди тех парней, которых он привез с собой, возможно, есть человек, который ссорился с Геращенко.

Белова должна будет стоять у двери так же, как стояла в тот вечер. Девушка станет говорить то, что говорила Олеся, а парни по очереди начнут ей отвечать. В тот момент, когда старушке покажется, что она узнала голос мужчины, она должна будет сказать это Станиславу.

Старушка немного повозмущалась тем, что солидные люди, по ее мнению, занимаются ерундой. А потом согласилась помочь. Проинструктировав первого парня, Крячко вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Понятые остались снаружи.

– Сейчас они начнут, а вы слушайте, – Станислав обратился к Беловой.

– Нечего мне по сто раз все объяснять! – недовольно проворчала старушка. – И так уже все поняла. Давай, начальник, командуй.

Едва начался эксперимент, как тут же случилась накладка. Как только девушка из экспертного отдела произнесла первые слова, Белова распахнула дверь и выскочила на лестницу. Все это произошло так неожиданно, что Крячко не успел ее остановить.

– Какая же ты актриса? – закричала старушка на девушку. И сама себе ответила: – Хреновая! Разве так Олеська говорила? Этот мужик ее совсем разозлил. А ты веселишься, словно глазки ему строишь. Кричать на него надо. Кри-чать! А ты сюсюкаешь…

– Успокойтесь, товарищ режиссер, – Крячко поймал Белову и повел ее обратно. – Антонина Поликарповна, вы на девушку внимания не обращайте. Пусть она говорит, что хочет. А вы слушайте, что ей парень будет отвечать. Нам не девушка важна. Нам нужно опознать парня.

– Ладно уж, – ворчливо согласилась старушка. – Делайте, что хотите!..

В итоге эксперимент так ничего и не дал. Беловой несколько раз казалось, что голос то одного, то другого парня похож на того, с кем ссорилась Олеся. Но потом старушка говорила, что это все не то. После того, как она прослушала всех, Белова, пересилив себя, созналась, что не смогла бы узнать голос того парня.

– Не помню я его уже. Знаю, что парень тот как-то зло говорил. И голос у него был какой-то командирский. А больше ничего сказать не могу, – с тяжелым вздохом произнесла старушка. – Видать, старая становлюсь. Идите-ка вы отсюда. Нечего мне голову морочить!..

Крячко только и оставалось, что пожать плечами и уйти. Первый эксперимент провалился так же, как и опознание, которое проводил Гойда.

Одно было странным. И Светлов, и Белова говорили о «командирских» приметах неизвестного. Ветеран утверждал, что у водителя, бросившего «Ауди» на Сосновой аллее, была офицерская выправка. Старушка же говорила о командирском голосе. Судя по всему, оба рассказывали об одном и том же человеке. Вот только кто мог быть этим «офицером»?

Получалось, что существовал некий тип, который имел контакты в милиции, знал телефон Гурова и обладал качествами, присущими человеку, привыкшему командовать. Усмехнувшись, Крячко подумал о том, что кто-то из отправленных в отставку сотрудников сошел от безделья с ума и начал убивать проституток, чтобы хоть как-то занять свободное время. А заодно и позванивал Гурову. По старой памяти.

С соседкой Полежаевой, которую звали, как выяснил Крячко, Валентиной Матвеевной, Станислав решил провести эксперимент по-другому. Он решил оставить всех внизу, самому с понятыми подняться наверх и вызывать мужчин снизу по очереди.

Валентина Матвеевна открыла дверь после первого же звонка. Подслеповато щурясь, старушка некоторое время всматривалась в лицо Крячко, а потом затараторила:

– Приперся наконец-то! Слава те, господи! А я уж и в милицию устала звонить. Найти тебя никак не могла. Нюрка ведь слово это вспомнила, что Маринка тому мужику говорила. А я, дура старая, позвонила в милицию, да объяснить никак не могу, кто мне нужен. Фамилию-то твою я и позабыла совсем!..

– Ну, вспомнили и вспомнили. Что же так волноваться? – усмехнулся Крячко. – Сейчас можете сказать. Хотя я к вам по другому делу.

– Ты с другими делами погодь! – прикрикнула на него старушка. – Давай пока с этим разберемся. Знаешь, что Маринка у мужика требовала?.. Она ему сказала, что ей нужен этот… Как его?.. Господи, неужто я позабыла? Вот ведь дура старая. Хотела же на бумажке его написать. Да слово-то знакомое больно. По телевизиру его часто говорят. В фильмах всяких…

– Да успокойтесь вы, Валентина Матвеевна! Незачем так волноваться, – улыбнулся Крячко. – А просила Маринка у мужика отгул.

– Какой еще отгул?! – вспылила старушка. – Что я, отгула, что ли, не знаю? Не отгул она у него просила. Другое что-то…

– Все, проехали, – остановил болтовню старушки Станислав. – Мы к вам по делу. И нас, между прочим, люди внизу ждут. Давайте как-нибудь в другой раз в слова поиграем.

Крячко вкратце рассказал Валентине Матвеевне, что от нее требуется. Старушка, не раздумывая, согласилась. Только сказала, что светло еще слишком на улице. Станислав это предвидел. Он захватил со склада шерстяное одеяло и занавесил им большую часть окна на лестничной площадке. Валентина Матвеевна критически осмотрела его работу и согласилась с тем, что освещение стало подходящим.

Большая часть следственного эксперимента прошла совершенно спокойно. Парни, вызываемые Крячко, поднимались по лестнице и подходили к двери Полежаевой. Старушка смотрела на них от своей квартиры и отметала одного за другим. У одного ее не устраивала походка. Другой был слишком низкого роста. Третий, наоборот, немного выше и «совсем уж худющий». Четвертым поднимался Смертин.

– А этого ирода зачем сюда притащили? – завопила Валентина Матвеевна, едва сутенер поднялся на лестничную площадку. – Что, я его сивую башку, что ли, не узнаю? Это он, бесстыжий, к Маринке каждый день таскался да из дома ее уводил. У-у, гад! – старушка замахнулась на Смертина кулачком. – Извратил нам всю девку. Из-за тебя и убили ее! Через тебя и Нюрка в больнице лежит. Тьфу, тебя надо было убить-то!..

Валентину Матвеевну еле оттащили от сутенера. Крячко понимал, что и здесь эксперимент ничего не дал: последний из подозреваемых – Смертин – оказывался невиновен в убийствах трех девушек.

– Не те это люди, – покачала головой старушка, подписывая протокол. – Тот мужчина прямой ходил, словно шест ему в горло запихали. Да и ногами шлепал, как солдат на параде.

– Ну что же, Валентина Матвеевна. Не получилось у нас. Все равно спасибо за помощь, – Станислав убрал протокол в кожаную папку. – Квартирка-то уже старая. Наверное, ордерок на нее году в шестидесятом получали.

– Во! Вот это слово! – заорала старушка. – А я никак вспомнить не могла, где его слышала! Точно, Маринка требовала у мужика ордер показать. А вот на что он ей, Нюрка не разобрала…

– Вы уверены, что речь шла об ордере? – удивленно переспросил Крячко. – Может, о чем-то другом?

– Какое там «другое»?! – всплеснула руками Валентина Матвеевна. – Нюрка точно сказала, что Маринка ордер просила! Теперь слово это на бумажку запишу. Чтобы в следующий раз не забыть!..

Всю дорогу до главка Станислав размышлял над полученной информацией. Человек, звонивший Гурову вчера утром и представлявшийся убийцей, был высокого роста, черноволосый и широкоплечий. Все видевшие или слышавшие его утверждали, что у неизвестного была офицерская выправка и командный голос. Кроме того, при разговоре с ним Марина Полежаева требовала предъявить ордер. Значит, неизвестный представился ей сотрудником милиции и требовал проехать с ним.

Последнее, конечно, было домыслом, но и он вполне укладывался в общую картину. Вывод был один. Тот самый, о котором с иронией подумал Крячко после следственного эксперимента на улице Фабрициуса, – вероятнее всего, убийца ранее служил в милиции. Теперь сыщикам не придется тыкаться во все углы, словно слепым котятам. Ниточка к Палачу есть. Осталось только раскрутить клубок!

Крячко поднимался наверх почти бегом – ему не терпелось сообщить о своей догадке Гурову. Однако сыщика в кабинете не оказалось, а на его столе в беспорядке лежали какие-то бумаги. Недоумевая, почему аккуратный Гуров оставил такой бардак, Крячко позвонил дежурному, дабы выяснить, что сыщик не сошел с ума, а где-то бродит по главку.

– Так точно, – ответил дежурный. – Лев Иванович вышел минут пятнадцать назад. Сел в свою машину и уехал.

Похоже, изучая эти бумаги, Гуров нашел что-то такое, что заставило его действовать немедленно.

Крячко опустился на стул Гурова и углубился в изучение документов. Минут десять он бегло просматривал их, потом выругался, обозвав Гурова последними словами, и выбежал из кабинета, оставив на столе еще больший беспорядок.

* * *

Освободив Павлова, Гуров долго мерил шагами кабинет, пытаясь поймать за хвост догадку, промелькнувшую в его голове. Четко сформулировать мысль никак не удавалось.

Очередной раз прокручивая в голове весь разговор с Павловым, Гуров пытался вспомнить ту фразу, что натолкнула его на догадку. Но никак не мог ухватить суть.

Сыщик уже почти отчаялся, как вдруг:

– Вот оно! Доказательство, – вскричал Гуров. – Господи, как же все было очевидно!..

Не теряя ни секунды, сыщик помчался на склад, где хранились вещественные доказательства. Он потребовал все, что относилось к делу, некоторое время перебирал вещдоки. Удовлетворившись увиденным, Гуров спустился к дежурному и попросил журнал нарядов недельной давности. Изучив записи, сыщик помчался наверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Добравшись до архива с личными делами сотрудников милиции Москвы, Гуров некоторое время перебирал папки. А затем, прихватив одну из них, пошел к себе в кабинет и углубился в изучение документов. Впрочем, читал Гуров их недолго, уже зная, что ему нужно искать.

– Лева, ты был идиотом! – обругал сыщик себя. – Столько раз проходил мимо очевидных фактов. Но ничего. Может, еще не поздно.

Теперь Гурову оставалось сделать последний шаг: съездить домой к Геращенко…

– Лев Иванович? – полуудивленно-полуобрадованно приветствовал его майор. – Вот уж не ожидал вас сегодня увидеть. Что-нибудь случилось?

– И да, и нет, – ответил сыщик. – Мне нужно с вами поговорить. Пригласите в дом?

– Конечно-конечно, – засуетился Геращенко. – Проходите, пожалуйста.

Майор посторонился, пропуская Гурова. Сыщик подождал, пока Геращенко закроет дверь, и только после этого прошел в гостиную. Хозяин следовал за ним. Войдя в дверь, Гуров увидел молодую девушку, отдаленно похожую на Олесю. Как только сыщик вошел, девушка встала с кресла, сидя в котором рассматривала альбом с фотографиями.

– Вижу, у вас гости, – Гуров обернулся к майору. – Я не помешал?

– Что вы, Лев Иванович! Разве вы можете помешать? – Геращенко подошел к девушке и положил ей руку на плечо. – А это моя племянница. Оксана Яремчук из Сочи. Она единственная из родственников, кто смог приехать на похороны Олеси. Оксаночка, познакомься. Это Лев Иванович Гуров. Бо-ольшой начальник в московской милиции.

– Очень приятно, – кивнула девушка.

– А что, бабушка приехать не смогла? – поинтересовался сыщик. – Что-нибудь случилось?

– Ой, знаете, ей так стало плохо, когда она узнала о смерти Олеси, что мы ее никуда не пустили, – напевным украинским говорком проворковала Оксана. – А сейчас, сами знаете, какие времена. Денег ни у кого нет. Смогли только на один билет набрать…

– Оксаночка, Льву Ивановичу это, наверное, неинтересно, – ласково прервал ее майор. – Он человек занятой и пришел по делу. Так что вас ко мне привело, Лев Иванович?

– Я вижу, у вас изменения в квартире, – не ответил на вопрос Геращенко сыщик. – Вы Олесину коллекцию очков кому-то подарили?

– Нет, Лев Иванович, – грустно ответил майор. – Подарить их кому-то постороннему я не мог. И смотреть на них было очень больно. Я переломал их и выкинул в мусоропровод, чтобы после дочки никто их не касался!..

– А по-моему, не все, – возразил Гуров.

– Что? – не понял Геращенко.

– Я говорю, что очки не все вы в мусоропровод выкинули. Так ведь, Владимир Михайлович, – сыщик левой рукой достал из кармана пиджака те самые очки, которые Крячко нашел в кабинете Павлова. – Может, хватит ломать комедию? А, Палач?

Мгновенно, быстрее, чем Гуров успел выхватить пистолет, в руках Геращенко сверкнул невесть откуда взявшийся выкидной нож и остановился у горла Оксаны. Девушка испуганно вскрикнула.

– Заткнись, сучка! – заорал майор. Оксана всхлипнула, но замолчала. Геращенко посмотрел на Гурова. – Все-таки вы гениальный сыщик. Лев Иванович. Вот уж не думал, что так быстро вычислите меня. Я рассчитывал поиграть с вами в прятки еще пару месяцев. Жаль, что удовольствие получилось таким быстротечным. Как оргазм.

– Как оргазм с собственной дочерью? – поинтересовался сыщик, целясь из пистолета в голову убийцы.

– Что ты несешь?! – завизжал Геращенко.

– Я сказал, что ты развратил свою собственную дочь, – жестко повторил сыщик. – И не строй из себя бестолкового. Когда ты узнал, что Олеся продает свое тело за деньги, ты был в бешенстве. Девушка, видимо, почувствовала это и решила больше домой не возвращаться. Ты выследил ее. И на лестничной площадке дома номер 35 по улице Фабрициуса сначала умолял ее вернуться, а затем начал угрожать. Тебе напомнить, что Олеся ответила на твои слова о недопустимости развратного поведения?

– Заткнись, я тебе говорю! – снова завизжал Геращенко. Гуров его не слушал.

– Девушка ответила, что ты еще хуже нее, – продолжал говорить сыщик. – Она тебе сказала, что другие хоть платят ей деньги. А от тебя она видит лишь жалкие побрякушки и унижение. А больше ничего. Олеся тебе рассказала, как ей стыдно смотреть в глаза подругам, когда она вспоминает о том, что ты с ней сделал. И заявила, что жизнь проститутки во сто крат честнее той, что она с тобой ведет. Ты попытался ей пригрозить. Но Олеся тебе ответила, что расскажет о твоих домогательствах, если ты попытаешься ей помешать. Она ведь всегда шантажировала тебя этим? А когда ты понял, что больше не сможешь удержать дочь, ты решил убить ее? Ведь так?..

В гостиной повисла напряженная тишина. Оксана смотрела на сыщика широко открытыми глазами. Гурову даже показалась, что, пока он говорил, девушка забыла о ноже у своего горла. Наконец Геращенко заговорил.

– Ты прав, Лев Иванович, – его голос звучал совершенно спокойно. – Я могу поклясться, что в тот вечер в подъезде не было ни души. Нас никто не мог слышать. Не знаю, откуда ты все это узнал, но все так и было. Но она сама виновата. Я не хотел приводить в дом чужую женщину. Не хотел, чтобы у Олеси была мачеха. Я очень ее любил. А что мне оставалось делать? Мастурбировать, словно тринадцатилетний школьник, в то время, когда в соседней комнате есть молодое и крепкое женское тело? Да, я совратил свою дочь. Ну и что в этом плохого? Почему это я должен следовать дурацким догматам?

– Ты прав, – усмехнулся сыщик. – Ты никому ничего не должен. Должны лишь тебе. Потому что все лезут в твою личную жизнь.

– Да что ты можешь знать о моей личной жизни? – разозлился Геращенко. – Что вы все о ней можете знать? Вы видите только то, что наверху. А сверху нарисована дурацкая улыбка клоуна. Внешне забавная и беспечная. Но кто-нибудь пытался посмотреть, что находится под ней? Кто-нибудь захотел познать мою душу?

– Теперь я тебе обещаю, что познавать ее будут с утра до вечера. Специальные врачи. Психиатры, – резко оборвал Гуров. – Не думаю, что тебе дадут «вышку». Сейчас законы стали более гуманными. После суда тебя признают невменяемым и поместят в психиатрическую лечебницу. Но и это я тебе могу обещать только в том случае, если ты сейчас отпустишь девушку и сдашься. Выбирай. Ты ведь знаешь прекрасно, что пистолет я не брошу. Инструкции запрещают нам потакать требованиям террористов. Я продырявлю тебе башку.

– Ты не выстрелишь, Лев Иванович, – усмехнулся Геращенко. – Во-первых, ты никогда не следовал инструкциям. А во-вторых, я говорил тебе, что перед арестом прихвачу с собой на тот свет еще одну девицу. И ты все равно проиграешь. Поэтому-то ты и бросишь пистолет, если я прикажу. А сам потом начнешь лихорадочно искать способ, как меня остановить. Хочешь, проверим?

Геращенко надавил кончиком ножа на девичью шейку. Девушка вскрикнула, а из-под лезвия ножа побежала тонкая струйка крови. Гуров не шелохнулся. Тогда убийца нажал сильнее. Струйка превратилась в маленький ручеек. Девушка завизжала и попыталась оттолкнуть нож. Геращенко ударил ее.

– Ну, Лев Иванович, стреляйте! – рассмеявшись, крикнул он. – Я же вам сказал, что готов умереть. Так что? Вы бросите пистолет? Или на вашей совести будет смерть невинной девушки?

– Ты прав, я действительно никогда не следую инструкциям, – горько усмехнулся Гуров и отбросил пистолет к входной двери за своей спиной. – И что теперь?

– Не знаю, – пожал плечами Геращенко. – Раньше у меня был план на этот случай. Но я не думал, что вы решитесь прийти ко мне один. Не замечал в вас донкихотства. Привези вы сюда группу захвата, и у вас был бы шанс меня остановить, и у меня оставалась бы возможность устроить на прощание красивый спектакль. Убивать вас я почему-то не хочу. Пока я не придумаю, что сделать, вы пристегнете себя наручниками к батарее отопления. Ключ бросите мне. А я исчезну и покатаюсь на вашей машине пару часов. Затем вернусь, и мы с вами так или иначе все закончим. Ну же, пристегивайтесь, Лев Иванович!

Гуров усмехнулся. Действительно Геращенко был прав. Не следовало приезжать сюда одному. Однако, заметь майор кого-нибудь из группы захвата раньше времени, и девушку ждала бы неминуемая смерть. Убийца явно не хотел останавливаться на цифре «три». И все же у сыщика появился шанс. После того, как Геращенко потребовал от него пристегнуться к батарее.

Гуров защелкнул один наручник на левом запястье, а второй закрепил на трубе батареи отопления. Затем бросил убийце связку ключей: от дома, от машины, от сейфа в кабинете. И от наручников в том числе. Геращенко усмехнулся, поймав связку свободной рукой. Нож от горла Оксаны он так и не убрал.

– Не знаю, в чем тут подвох, но по глазам вижу, что приготовили какой-то трюк, – с кривой усмешкой проговорил он. – Не советую вам ничего вытворять. Поскольку зарезать Оксану я все равно успею…

Геращенко был прав в том, предположив, что у сыщика было некое решение проблемы. В манжете правого рукава костюма Гурова был потайной кармашек с запасными ключами от наручников – для таких вот случаев.

– Прежде чем уйдешь, ответь мне на один вопрос, – Гуров, усмехаясь, посмотрел на убийцу. – Причины твоих звонков мне домой понятны. Ты давно следил за моими успехами и решил устроить что-то похожее на поединок. Чтобы доказать себе, что якобы имеешь превосходство надо мной. Но я не пойму, почему после убийства собственной дочери ты принялся убивать девушек, похожих на нее?

– С первым вашим утверждением, Лев Иванович, не могу полностью согласиться, – ответил Геращенко, останавливаясь в коридоре. – Почему «якобы»? По-моему, это вы сейчас находитесь в патовой ситуации. Какие еще доказательства моей победы вам нужны? А на ваш вопрос я мог бы и не отвечать. Но все же скажу! Наше общество не в состоянии решить ни одной проблемы законным путем. И оно неспособно без таких, как я, спасти молодежь от разложения. И если уж моя дочь, которую я всячески оберегал от влияния улицы, попалась в сети мерзавцев, то что говорить об остальных? Если не показать людям, какая кара их ждет, то скоро в нашем обществе все станут проститутками, гомосексуалистами и наркоманами. Нация выродится!..

– А какую кару ты придумал себе за то, что ты сделал с собственной дочерью? – спокойно поинтересовался сыщик.

– Молчать! Я еще не договорил! – завизжал маньяк. Секунду Геращенко не отрываясь смотрел в глаза Гурову, а затем продолжил совершенно спокойно: – Так вот. Этих тварей я убивал не только из-за моральных побуждений. Моя дочь была неблагодарной тварью. И, убивая шлюх, похожих на нее, я каждый раз испытывал удовольствие. Оттого, что она снова мертва. Поплатилась за свое предательство.

– Да ты просто законченный псих, – сыщик покачал головой. – Пожалуй, лечение тебе уже не поможет…

Убийца между тем, пятясь, добрался до входной двери, не сводя с Гурова глаз. Свободной рукой нашарив в замке ключи, Геращенко открыл дверь и ногой вытолкнул пистолет Гурова на лестничную площадку. Замерев на секунду в дверном проеме, майор улыбнулся Гурову.

– Не скучайте, Лев Иванович, – проговорил он. – Мы с вами еще непременно встретимся!..

И в этот момент прогремел выстрел.

Голова убийцы разлетелась, как гнилой арбуз, забрызгав Оксану кровью. Геращенко навалился на девушку, а рука с ножом бессильно скользнула вдоль ее тела. Несколько мгновений Оксана стояла, явно не понимая, что произошло. А потом, закричав, рухнула на пол.

– Извини, Лева, что помешал вашему разговору, – в дверях появился Крячко. – Но мне показалось, что этот человек тебе уже изрядно надоел! – Станислав, рисуясь, ковбойским жестом сдул несуществующий дымок со ствола и прокрутил в пальцах пистолет.

– Все время ты, Стас, отстаешь от меня на один шаг, – укоризненно пробормотал Гуров, освобождаясь от наручников. – И когда ты научишься оперативно работать?

– Вот вам и благодарность, – обиженно вздохнул Крячко и, наклонившись над девушкой, пощупал у нее на шее пульс. – Жива. Но платье придется постирать. Да и помыться ей не помешает…