Гуров вышел из здания офиса фирмы «Интернешнл фуд корпорейшн». Он сумел вытрясти из Людмилы-секретарши максимум того, что она знала и могла рассказать. Какие-то предварительные итоги уже можно было подвести. Садясь в свою машину, Гуров подумал, что пока можно было более-менее уверено говорить об экономическом направлении расследования.

Смерти Николаева могли желать конкуренты, в этом случае фирма при втором, практически отсутствующем компаньоне неминуемо теряла свои позиции. Так же смерти Николаева мог желать и его компаньон Парамонов, лежащий сейчас в госпитале УВД. Но оставался еще один вариант, который тоже нельзя было не учитывать: вдова Николаева. Гурова, сыщика с многолетним опытом, всегда настораживали знакомые и родственники, желавшие ускорения следствия. В принципе ничего плохого в этом не было. Однако и хорошего замечалось маловато. Что же получалось?

А получалось, что только-только узнав о смерти супруга, его свежеиспеченная вдова вместо нормальной и понятной женской скорби вдруг кровожадно возжелала мести. Не рановато ли?

Если у женщины такая реакция на смерть мужа, значит, она дама не из слабонервных. Одну из таких дам очень жаждет сыграть актриса Мария Строева, приходящаяся Гурову женой. И зовут этого персонажа леди Макбет.

Гуров усмехнулся, подумав об этом, и вывел машину со двора на трассу. Какими бы высокопоставленными родственниками ни была прикрыта вдова Николаева, но если он, Гуров, обнаружит, что дело тут нечисто и она хоть как-то была причастна к убийству мужа, ей не поздоровится.

Если эта особа рассчитывала на что-то другое, то она жестоко просчиталась.

Гуров обогнал еле-еле ползущий перед ним «Форд-Скорпио» и напомнил себе, что вдову он пока не видел. Не рано ли он начал составлять свое мнение? Отсюда недалеко и до необъективности.

– Стареешь, Лев Иванович? – вслух спросил у себя Гуров. – Ну ты что взъелся на дамочку? Наверняка обычное дело: убили у племянницы этого шишкаря мужа, на него наехали родственнички, всякие там тетушки да бабушки, вот он и позвонил Петру. А вдова неутешная здесь и ни при чем…

Гуров резко вывернул руль, пропуская обгоняющий его все тот же «Форд».

– Проснулся, что ли, клоун? – проворчал он и, замедлив движение, свернул вправо. Он ехал на Пречистенку к вдове Николаева.

Дорога предстояла не дальняя. Самое тяжелое и почти бесполезное в работе сыщика – это разговор с вдовой, лишившейся мужа только накануне. Гуров поморщился, представляя крики, нервные срывы и слова, какими обычно бросаются эти дамы. «В вас нет ничего святого, я потеряла мужа, а вы… а они… а я…»

– Святого в нас мало, это точно, – пробормотал Гуров, перестраиваясь в крайний ряд, потому что вскоре предстоял еще один поворот. – Святые в нашем деле результатов бы не дали. У них методы другие.

Вдовы обычно начинают спокойно рассуждать спустя неделю или даже две после смерти мужа, однако при некотором везении, даже если вдова сейчас совершенно не будет склонна разговаривать, хоть что-то выловить удастся. Даже сама атмосфера, в какой жил убитый Сергей Николаев, может намекнуть на то, где лежит ключик, подходящий к этому сундучку с загадками.

Гуров прекрасно понимал, что заказное убийство скорее всего связано с бизнесом Николаева, но вдова могла бы стать ценным источником информации. Одно слово, оговорка, легкое воспоминание – это та самая арифметика, пользуясь которой оперативный работник выводит потом заключительную формулу расследования. А в результате он приходит почти всегда к одному из трех значений: деньги, месть и…

Красный «Опель», вывернувший из двора, нагло взревев мотором, подрезал «Пежо» Гурова, и сыщик, выругавшись одними губами, прижался к правой стороне, равнодушно посмотрел на блестящую задницу «Опеля», в котором наверняка сидел какой-то хлыщ, и напомнил себе:

– Так, что там еще?.. Деньги, месть и… и большие деньги. Ошибок почти не бывает.

Нужный Гурову дом стоял на самой набережной, новомодным фасадом под декоративную старину выходя на лед Москвы-реки.

Поставив машину рядом с углом дома, где стоянка была разрешена, Лев Иванович недовольно поморщился на дубовые двери подъездов со скрытым под дубом металлом и с кодовыми замками около блестящих ручек.

Он не догадался прояснить этот момент у Крячко и сейчас подосадовал на мелочное препятствие, на которое, наверное, придется потратить время. Да и Стас хорош, мог бы напомнить про код замка, наверняка же в деле об этом упоминалось.

Гуров вышел из машины и, прикинув нужный подъезд, направился к нему. Он не сомневался, что все равно туда попадет, правда, пока не знал, как именно, но способов было много.

Самым неостроумным способом было бы нажать кнопку домофона, представиться вдове Николаева, кажется, ее зовут Ольгой, и тогда дверь откроется по сигналу из квартиры.

Но так терялся приятный фактор внезапности. Особых надежд на него в данном случае возлагать не следовало, но Гурову нравилось приходить без предупреждения, когда выпадала такая возможность, и он не собирался отказываться от своих привычек.

Подъезд, однако, мертвым был недолго. Вскоре дверь неуверенно приотворилась, придерживаемая слабой рукой, и из него вышла молодая женщина с ребенком. Мальчик был толстым от кучи одежек. Неуклюже переваливаясь, карапуз солидно шествовал, не обращая внимания на мать, придерживающую открытую дверь вытянутой рукой.

Гуров подошел и потянул дверь на себя. Он пропустил мамашу с ребенком и шагнул в подъезд и тут же напоролся на строгий взгляд старушки-консьержки, сидящей в мягком полукресле за столом в холле подъезда.

– А вы, простите, к кому… – старушка бегло осмотрела Гурова с головы до ног и, немного смягчив интонации, закончила: – Мужчина?

Она отложила журнал, с которым интеллектуально отдыхала, отгадывая кроссворды.

– Вы кого-то ищете? – продолжила допрос старушка, и Гуров улыбнулся:

– Вот именно.

Он показал свое удостоверение в красной корочке и не успел ничего больше сказать, как старушка важно покивала головой.

– Все понятно, – сказала она, намекая на положенную в таких случаях информированность, и потянулась к домофону, висящему справа от нее на стене.

– Не нужно этого делать, – тихо сказал ей Гуров. Он остановился напротив стола и шутливо-серьезно погрозил старушке пальцем.

– Что вы сказали? – Голос старушки из важного контральто тут же перешел на осторожный шепот, словно она чем-то неожиданно поперхнулась.

Глаза ее забегали, она забарабанила легонько пальцами по столу. Создалось впечатление, что старушка вспомнила приснопамятные времена ГПУ, НКВД, МГБ и иже с ними и теперь сразу не находила верного тона и поведения.

– Я сказал, что не нужно никого предупреждать. Вы меня поняли? – Гуров, еле сдерживая веселье, посмотрел прямо в глаза доблестной охраннице, и она медленно, словно склоняясь под властью гипнотизера, произнесла:

– Так точно. Так точно, все поняла. Я и сама так же подумала.

Гуров отвернулся, дошел до лифта и вызвал его. Он не оглядывался на старушку-консьержку, но слышал, как она вновь зашуршала журналом, и был уверен, что бабка ни в коем разе звонить не будет. Старые кадры не подводят.

Квартира Николаевых располагалась на седьмом этаже, справа. Около квартирной двери на Гурова взглянул черный холодный глаз видеокамеры.

Сыщик посмотрел на него и хмыкнул. Получалась любопытная картина. Николаев если и не опасался всерьез покушений на себя, то возможность такого неприятного сюрприза явно не исключал. И на бдительную ветераншу ГПУ не очень-то рассчитывал, оснащая свое жилье дополнительными способами оповещения.

Гуров прислушался к звукам, доносившимся из-за двери квартиры Николаевых. Слышалась приглушенная музыка. Причем это было что-то легкое, если не сказать веселенькое. Гуров не был ханжой, но когда вдовий срок не перевалил еще за сутки, а из квартиры доносится радостный голос Киркорова, это значит, что не все в порядке в Датском королевстве, как говорил со сцены один знакомый артист одной его знакомой артистке.

Это могло свидетельствовать о том, что вдова не в печали, или вовсе не говорить ни о чем. Ведь вполне возможно, что вдовы нет дома, а музыку слушает домработница. И сейчас на этот маленький вопросец ответ должен быть найден.

Гуров нажал кнопку звонка.

Музыка на какое-то мгновение стала громче. Значит, где-то открыли дверь и идут сюда, отметил Гуров, сам не зная, для чего ему это может пригодиться. Просто срабатывала многолетняя привычка все запоминать и укладывать в особую папочку, как бы расположенную в памяти.

Легкие шаги приблизились к двери с той стороны и замерли. Гурова начали рассматривать через видеоглаз.

Сыщик сперва посмотрел в видеоглаз прямо, потом дал оценить свой профиль. Затылок показывать не пришлось. Дверь открылась, выглянула молодая женщина, одетая в зеленый шелковый халат. Женщина была без косметики, плохо причесана.

– Вы ко мне? – тихо спросила она, недоуменно осматривая сыщика. – Вы, наверное, ошиблись…

– Если вы Николаева, то я к вам. – Сыщик показал свое удостоверение, цепким взглядом сразу же оценивая растерянность собеседницы. – Мне нужно с вами поговорить.

Она внимательно посмотрела на Гурова, потом пожала плечами и посторонилась.

– Я вас не ждала сегодня, – тихо сказала она. – Нельзя ли отложить разговор на несколько дней? Я не совсем готова… Плохо себя чувствую.

– За эти несколько дней много еще чего может произойти, – тоном, не допускающим возражений, ответил Гуров. – Я надеюсь, вы заинтересованы в поиске убийцы вашего мужа?

Николаева подумала еще, неуверенно переминаясь в проходе, будто слова Гурова заключали в себе некую сложную мысль. Наконец она решилась:

– Прошу вас. Проходите, пожалуйста.

Гуров вошел в просторный холл. Дверь за ним закрыли. В холле стояли кожаный диванчик, такие же кресла, журнальный столик, телевизор на тумбе в одном углу и ваза с цветами в другом.

– Вы присаживайтесь, куда вам удобно. – Николаева прошла за Гуровым и забралась с ногами на диван. – Я не запомнила, как вас зовут… или даже не прочитала, – она слабо улыбнулась и, извиняясь, пожала плечами.

– Старший оперуполномоченный полковник Гуров Лев Иванович, – представился сыщик, садясь в кресло напротив и рассматривая картины на стенах.

В поведении Николаевой было что-то настораживающее, и это «что-то» требовало немедленного ответа. Пока ясно было одно: ей не хочется разговаривать с Гуровым именно сейчас, но она не знает, как его выпроводить.

– Все-таки вы не могли бы прийти в другое время? – Николаева, словно подтверждая подозрения Гурова, бросила взгляд на дверь, ведущую из холла в другие комнаты. Оттуда доносилась музыка. Но теперь она звучала негромко.

– У вас кто-то есть в гостях? – доверительным тоном спросил Гуров.

– Что вы! – очень искренне воскликнула Николаева. – Можете проверить, если вам это нужно. Я совсем одна. И, если честно, то никого не хочу видеть. И никого не жду.

Гуров внимательно посмотрел на Николаеву. Она была спокойна и скорее всего говорила правду. Его многолетний опыт не мог обманывать. С такими ясными глазами врать невозможно, зная, что в любую секунду эта ложь может раскрыться и что будет дальше – никому не известно. Даже высокопоставленный родственник не поможет.

Николаева говорила правду, но в ее поведении чувствовалась некая нервозность. В чем причина нервозности, Гуров пока разобраться не мог.

Пауза затягивалась, и Николаева поняла ее по-своему.

– Я все понимаю, это ваша работа, – немного подумав, произнесла она. – Пройдите, если у вас есть такое желание, осмотрите помещение, как это у вас говорится… – Николаева подумала и закончила: – Хотите, я вместе с вами пройду?

– Я думаю, не стоит, – ответил Гуров.

Он принял решение. Разговор с вдовой явно не получается, но и того, что есть, уже достаточно, чтобы отработать сегодня экономические версии.

– Я хотел задать вам несколько вопросов, – сказал Гуров. – Вы мне ответите на них, и я уйду, потом мы встретимся еще раз. Когда придет необходимость.

– Я вас слушаю.

– Кажется, вас зовут Ольга Николаевна? – вспомнил Гуров. Николаева кивнула. – Меня интересует, с кем у вашего мужа были плохие отношения. Возможно, не только личные, но и деловые.

Гуров сделал паузу, дав возможность Николаевой уяснить вопрос, содержавший в себе небольшую хитрость. Именно на такие вопросы люди чаще всего и клевали. Человек – странное существо. Готовясь к опасности, он обычно высматривает что-то темное, непонятное, так как опасность ассоциируется именно с этим, и потому чем проще вопрос, тем больше собеседник недооценивает тебя. А это как раз то, что нужно.

– И еще я хотел бы узнать, – продолжил Гуров, – ваш муж ни с кем не конфликтовал в последнее время? Может быть, он даже получал угрозы? Может, были телефонные звонки, письма и прочее. Как только вы мне ответите на эти простые вопросы, я сразу же уйду.

Николаева пожала плечами.

– Не знаю даже, что вам и сказать. – Она поправила волосы, покачала головой и решилась: – Да отрицательный у меня ответ на все ваши вопросы. Не было врагов у Сережи. Слышала я, конечно, что-то там про конкурентов, какие-то подлянки они устраивали, как Сережа выражался, но он все это воспринимал как игру. Наверняка и они тоже. Думаю, и не звонил никто с угрозами. У него был свой телефон, с кем он разговаривает, я не подслушивала, да у меня и возможности такой не было. Он почти всегда выходил из комнаты, если кто-то звонил. То есть я ничего не могу сказать… – Ольга затихла, отвернулась и съежилась.

Гуров помолчал, подождал, но, увидев, что Николаева разговаривать не расположена, решил, что лучше будет уйти. Через несколько дней, когда горе немного ослабеет, он зайдет снова. Этот разговор и разговором даже считаться не может. Так, просто знакомство.

– Я думаю, мне сейчас лучше уйти, – наконец сказал Гуров, не дождавшись от Николаевой ничего нового.

– Правильно думаете, – неожиданно резко ответила она.

Гуров промолчал, решив, что в этих словах многого искать не нужно, нервы у вдовы на пределе.

Он встал, попрощался, Николаева проводила его до двери и закрыла ее за ним.

Гуров направился к лифту, думая о том, что сейчас нужно ехать в управление и озадачивать коллег из экономического отдела. Посмотрев на часы и прикинув свои возможности, он переменил решение. Была еще возможность съездить в госпиталь УВД и навестить Парамонова. Эта мысль показалась сыщику самой продуктивной: после общения с Парамоновым он будет точно знать, стоило Николаеву ожидать от этого человека неприятностей или нет.

Впечатления об Ольге Николаевне он пока запретил себе формулировать. Дамочка была груба, но оправдание для этого у нее было.

Лифт оказался занят, и Гуров решил не ждать его, а спуститься вниз пешком.

Засунув руки в карманы плаща, он спустился на шестой этаж и услыхал, как на седьмом лифт остановился. Сразу же остановился и Гуров. Тихо поднявшись на две ступеньки вверх, он взглянул в просвет между перилами лестницы.

Сначала сыщик услыхал уверенные мужские шаги, потом звонок.

«Ну вот, кажется, гости зачастили к Ольге Николаевне», – подумал Гуров и тихо начал подниматься обратно наверх.

Он услышал, как отворилась входная дверь, мужчина вошел в квартиру, и дверь за ним тут же захлопнулась.

Почти бегом Гуров вернулся на площадку седьмого этажа, подошел к двери квартиры Николаевой и прислушался.

Сомнений не оставалось, кто-то пришел именно к Ольге Николаевой, и, судя по доносившимся из-за двери звукам, его принимали лучше, чем Гурова.

Сыщик пожалел, что не носит с собою сигарет. Нужно было выждать некоторое время, чтобы дать возможность Николаевой и ее гостю расположиться и начать свои разговоры. Людей лучше заставать неожиданно, тогда они более склонны наговорить лишнего, из чего потом, как из мутной воды, можно будет выловить рыбку для следствия.

Гуров отошел от двери, облокотился на перила и подумал о пропавшем Крячко. Стасу давно пора было отзвониться и доложить, удачно ли он съездил.

Утешало одно: если звонка не было, значит, происходили какие-то события. Полезны они или нет, покажет время.

Еще раз взглянув на часы, Гуров заметил, что прошло уже четыре минуты. Вполне достаточно для того, чтобы покончить с приветственными ритуалами и пойти пить кофе.

Гуров откашлялся, подошел к двери квартиры Николаевой и позвонил длинно и требовательно. Видеоглаз он решил не закрывать. Пусть посмотрят, если им так хочется.

Однако дверь распахнулась почти сразу же после звонка.

* * *

Крячко уже пять минут назад превысил допустимую правилами, осторожностью и здравым смыслом скорость, но нужная ему «БМВ» не показалась впереди, хотя он обогнал уже с десяток машин. Водители двух или трех из них раздраженно посигналили ему вслед.

– Ничего, ребята, и не так бывает, – пробормотал Стас, обгоняя красный джип «Тойота», – только стрелять не начинайте.

– Ну ты, папаша, ревнивец. – Хряпа, сидевший рядом, увлеченно вертел головой, рассматривая каждую обгоняемую машину. – Отелло, блин, только тот был ниггером!

– Куда потом поехал этот сержант? – перебил Стас его.

– В Москву, – ответил Хряпа, – куда ж еще! Только не так быстро, как ты, он медленнее поехал. Так на его «шестерке» и не разгонишься, на ней только пахать. Больше ни на что не годна.

– Значит, говоришь, с полчаса он покрутился на том месте и уехал обратно? – Стас наконец-то разглядел впереди автомобиль, похожий на нужный ему «БМВ», и еще больше вдавил в пол педаль газа.

– Сбрось скорость, папаша, а то она только обрадуется! Сам ей все проблемы решишь! – сказал Хряпа. – Вот уж жена посмеется на твоих похоронах! Со своим кобелем. Я хотел сказать, с хахалем, – на всякий случай изящно поправился Хряпа.

– Я тебя о чем-то спросил? – напомнил Стас.

– Да уехал тот мент, уехал! Слушай, а ты правда не из психушки откинулся? – Хряпа поджался ближе к дверке. – При чем тут мент вообще?

– Как ты думаешь, зачем он приезжал? – спросил Стас. – Пока ты его рассматривал, у тебя же наверняка какое-то мнение сложилось.

– Да на хрен он мне нужен! Ну, приехал мент! Ну, увидел я, что он с тупым таким видом бродит вокруг своей машины. Ну и что? Стану я еще за ментами подглядывать! Мало ли что ему взбредет в голову! Ну, захотел и приехал, захотел и уехал. Это же мент!

Хряпа, видно, окончательно уверился, что имеет дело с обманутым ревнивым мужем, и даже начал находить какой-то интерес в своем путешествии.

Стас, обогнав пару автомобилей, разглядел наконец-то «БМВ». Это была та самая, нужная ему машина, Стас узнал ее по номеру. Теперь оставалось сесть ей на хвост, что он и сделал. Пока любовники не разъехалась по домам, лучше было не терять их из виду. Они могли привезти его еще к какому-нибудь сюрпризу.

– Номер машины сержанта ты не запомнил, конечно? – спросил Стас, вынимая из кармана удостоверение и почти тыкая им в лицо Хряпы.

– Ты чего, папаша, ты че-го… – Хряпа замолчал, зашевелил губами, читая оказавшийся перед глазами текст, и тихо присвистнул: – Ну, ни хрена себе! Целый полкан! Слушай, папаша, то есть господин полковник, а ты… вы с проверкой приезжали, да? У нас нормальный участковый, он строгий, но нормальный!

Стас заинтересованно повернулся к Хряпе.

– А что это ты его стал защищать? Он же тебе не нравится!

– А кому может нравиться участковый! Что он, доллар? – ответил Хряпа. – Только если вы его снимете, то наверняка на его место сядет какой-нибудь задрота. Нормальных-то ментов мало на свете. Почему так, а? Закон, что ли, такой есть в природе?

– Ты не отвлекайся, знаток литературы, блин. – Стас уже твердо прицепился к «БМВ», сбросил скорость и мог позволить себе расслабиться. – Значит, ты не понял, зачем приезжал сержант. А он был один?

– Один, – ответил Хряпа. – Может, у него свидание было назначено, не знаю. Но скорее всего нет, он слишком быстро уехал.

«БМВ» тем временем покинула МКАД и въехала в город.

– Господин полковник, – переполошился Хряпа, – а вы куда меня везете? Я и у нас посидел бы!

– За что это?

– За это… за драку в… неположенном месте, – выдал Хряпа, но Стас покачал головой.

– Поедешь со мной в управление, и там мы с тобой еще раз поговорим о том сержанте. Что-то он мне стал любопытен.

– Да я говорю вам, он уехал еще до того, как стрелять начали! – уверенно заговорил Хряпа. – Это вам подтвердят все наши. Сначала он уехал, потом мы ушли.

– Кстати, я все хотел спросить, а зачем вы по лесу бродите? Грибов вроде уже нет, и рыба не клюет в озере.

– Мы отрабатываем навыки жизни в походных условиях, – сухо ответил Хряпа. – Закаляемся физически и, в общем, чтобы все было по уму.

– А зачем это вам?

– Ну как… зачем… – Хряпа подумал и выдал: – Чтобы быть готовыми к будущим битвам. Классовым. Вот зачем!

– Ой, блин, – тихо произнес Стас и свернул вслед за «БМВ» на Крымский вал. Больше с этим типом ему разговаривать не хотелось.