Несмотря на опасения, кассета нашлась довольно быстро. Заспанная хозяйка, совершенно сбитая с толку ранним визитом, по какому-то наитию сразу полезла в китайскую вазу, пылившуюся в углу на кухне, и обнаружила там кассету, чему сама была удивлена несказанно.

Гуров не стал задерживаться и, оставив женщин вдвоем обсуждать такое сумасшедшее начало дня, поспешил обрадовать своего спутника.

Малков тоже был удивлен – в глубине души он вообще не очень верил в существование таинственной кассеты. Но, хочешь не хочешь, пришлось убедиться – кассета, тщательно запечатанная скотчем, была перед ними и так и просилась прослушать ее без отлагательства.

В машине Малкова был магнитофон, и они немедленно им воспользовались. Запись на кассете действительно поражала.

На одной стороне ее был записан сборник застольных песен, а другая вообще была чистой. Гуров был порядком сконфужен. Он несколько раз перематывал ленту назад и слушал снова, пытаясь обнаружить хоть намек на какую-то информацию. Но, кроме разухабистых голосов, требующих налить еще чарку, на пленке ничего не было.

Малков, который вел машину, воспринял сюрприз стоически, но все-таки не удержался от замечания:

– Да, Лев Иванович, на романсы это не похоже! Как вы и предполагали, забористая оказалась пленочка!

Гуров со вздохом выключил магнитофон, нажатием кнопки извлек кассету и сказал разочарованно:

– Честно говоря, я ожидал чего-нибудь более вразумительного. Может быть, Ольга дала нам не ту кассету?

– Боюсь, ее трудно было бы спутать, – заметил Малков. – Никогда прежде не видел, чтобы так тщательно запечатывали кассету. Вы полагаете, у вашей знакомой это в обычае?

– Не думаю, – сказал Гуров. – Она вообще человек не педантичный. Актриса, что вы хотите! Нет, пожалуй, кассета все-таки та самая… Но скажите мне, какой смысл прятать у подруги запись застольных песнопений?

– Нет, это вы мне сами скажите! – усмехнулся. Малков. – Я в таких вещах не разбираюсь.

– Может быть, это какой-то шифр? – предположил Гуров. – Что госбезопасность скажет по этому поводу?

– Вы меня извините, – снисходительно обронил Малков. – Но госбезопасность скажет, что это глупость. Мы что – шпионов ловим?

– Тогда остается одно, – убежденно проговорил Гуров. – Покойная Преображенская перепутала кассеты и отдала подруге на сохранение не то, что нужно.

– Мне сразу стало полегче, – иронически заметил Малков. – Вообще на вашем месте я выбросил бы это приобретение в окно. Совершенно ясно, что нас разыграли. Я все больше склоняюсь к мысли, что никакой информации у Преображенской на самом деле не было…

– Не думаю, – покачал головой Гуров. – Четыре трупа – для розыгрыша многовато. Произошла какая-то ошибка.

Малков не ответил. Уйдя в себя, он молчал до тех самых пор, пока не приехали на место.

Элитный поселок, где проживал генерал Брюхатов, скрывался в тени вековых сосен, он был окружен высоким забором и тщательно охранялся. На въезде у шлагбаума их остановила охрана, состоявшая из военнослужащих, и дотошно проверила документы.

Однако Малков оказался прав – проверив документы, их тут же пропустили. Видимо, Малков располагал большими полномочиями и имел свободный доступ во многие закрытые места.

Первые проблемы возникли, когда дача Брюхатовых была найдена. Здесь имелся свой забор и своя охрана. Молодой, но крайне неуступчивый лейтенант, стороживший ворота, напрягся, когда увидел предъявленные ему документы, но пропустить Гурова с Малковым на территорию дачи отказался наотрез.

– У меня четкие инструкции, – строго сказал он. – Никого из посторонних не пропускать. Хоть самого министра.

– Редко встретишь такую исполнительность, – заметил на это Малков. – Сейчас она как-то даже не в моде. Народ другими способами делает карьеру. Думаешь преуспеть? Будь гибче, лейтенант, будь гибче!..

– Не понимаю, о чем вы говорите, – глядя поверх голов, ответил лейтенант. – Я только исполняю службу. Вам бы понравилось, если бы в ваше отсутствие по дому шатались посторонние?

Гуров решил забросить пробный камень и небрежно заметил:

– Что значит "в отсутствие"? Нам известно, что Дарья Тимофеевна находится дома… Мы же не наобум пришли!

В глазах лейтенанта появилось раздумье.

– Так вы к хозяйке? – нерешительно произнес он. – Честно говоря, не знаю… Попробую сейчас связаться по телефону с обслугой в доме. Если Дарья Тимофеевна не отдыхает и пожелает с вами переговорить…

Он запер ворота и удалился. Не глядя друг на друга, Гуров и Малков терпеливо ждали. По лицу Малкова невозможно было понять, о чем он думает, но Гуров подозревал, что неудача с кассетой окончательно подорвала в нем доверие к МВД и на помощь Гурова он уже не рассчитывает.

Однако впереди их ждала первая удача. Минут через десять заскрипели ворота, и снова появился неуступчивый лейтенант, который предложил Гурову с Малковым пройти к телефону внутренней связи.

Он находился в небольшом домике при входе. Отсюда прямая асфальтовая полоса шла к островерхому, крытому зеленой черепицей зданию, выложенному из темно-красного кирпича. Цвета этого строения удачно гармонировали с палитрой сосновой рощи вокруг. В доме было три этажа, и, наверное, здесь могла свободно разместиться целая рота. Но на первый взгляд эти хоромы казались совершенно необитаемыми.

Впрочем, любоваться архитектурой было некогда. Под присмотром лейтенанта они были препровождены к телефону, и Малков сказал:

– Разговаривать будете вы!

– Разумеется, – в тон ему ответил Гуров и взял трубку.

Он ничего не услышал, но на всякий случай поздоровался. Тотчас в трубке послышалось что-то похожее на вздох, и безмерно усталый женский голос спросил:

– Кто вы? Что вам от меня нужно?

– Дарья Тимофеевна? – уточнил Гуров и, убедившись, что это действительно она, продолжил: – С вами говорит старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров.

– И чего вы хотите, полковник Гуров? – бесстрастно спросила генеральша.

– Хочу с вами увидеться. Нам нужно серьезно поговорить.

В трубке опять наступила тишина. Гурову показалось, что его собеседница колеблется. Наконец она сказала – опасливо, как старушка, к которой в дверь постучался водопроводчик:

– О чем поговорить? Зачем?

Гуров посмотрел на строгое лицо лейтенанта, наблюдавшего за ним, встретился глазами с холодным взглядом Малкова и ответил уклончиво:

– Об очень серьезных вещах, Дарья Тимофеевна. Ведь в последнее время вокруг вас происходило немало таких вещей, верно?

Брюхатова опять замолчала. Гуров понял, что, если она сейчас не согласится, можно будет спокойно поворачивать оглобли. Не с охраной же сражаться. "Буду звонить Мышкину, – подумал он, – что-то в конце концов он должен был за эти два дня сделать!"

Но тут Дарья Михайловна вдруг сказала:

– Ладно, я вас жду. Анатолий вас проводит. Только идите один. Меня предупредили, что вас там двое. Лишний человек будет меня стеснять. А сейчас передайте Анатолию трубку.

Гуров посмотрел на лейтенанта и спросил:

– Это вы у нас Анатолий?

Лейтенант немедленно отобрал у него трубку, коротко переговорил с хозяйкой и четко сказал: "Есть!" Затем он повернулся к Малкову и сообщил:

– Вам придется подождать здесь. Дарья Тимофеевна будет разговаривать с полковником Гуровым. Прошу, товарищ полковник! – не задерживаясь, он направился к двери.

Гуров с некоторым удовлетворением отметил, как у невозмутимого Малкова удивленно подпрыгнули вверх брови, усмехнулся про себя и вышел вслед за лейтенантом во двор.

Тот привел Гурова в дом и оставил в большой, почти пустой комнате с натертыми до блеска полами. Широкие окна выходили прямо на розарий. Вероятно, летом это было очень эффектно, но теперь все розы увяли.

В комнате стояло что-то похожее на миниатюрный низкий диванчик, но Гуров не стал на него садиться, опасаясь повредить ненароком. Он остановился возле окна и стал ждать. Хозяйка явно задерживалась. То ли боялась встречи, то ли испытывала терпение Гурова.

Когда он уже начал сомневаться, что свидание вообще состоится, дрогнула портьера у входа, и вошла Дарья Тимофеевна. Гуров обернулся и сдержанно поклонился. Генеральша никак не отреагировала на это и, скользнув по лицу Гурова отсутствующим взглядом, присела на ненадежный диванчик.

На первый взгляд Брюхатовой никак нельзя было дать меньше сорока лет, к тому же глухое черное платье заметно старило ее. Лицо ее и сейчас казалось красивым, но в нем уже явно проступали черты увядания, несмотря на все усилия косметологов и массажистов, к которым Дарья Тимофеевна, несомненно, обращалась.

Гурову показалось, что хозяйка не вполне трезва – во всяком случае, вела она себя несколько странно – точно человек, совершенно отчаявшийся и потерявший всякий интерес к жизни. Казалось, даже присутствие Гурова ее ничуть не волнует. Дарья Тимофеевна сидела, опустив голову и полностью уйдя в себя, то ли размышляя о чем-то, то ли попросту забыв, зачем она здесь.

Неловкая пауза затягивалась, и Гуров решился первым начать разговор.

– Дарья Тимофеевна, – начал он, – у меня мало времени, поэтому давайте все-таки перейдем к делу. Думаю, вы догадываетесь, по какому поводу я здесь. Вопросов к вам у меня много, но начну я, пожалуй, с конца. Вчера вы попали в аварию, не так ли? Ваш шофер погиб. Вы можете рассказать, как это случилось?

– Зачем? – равнодушно спросила она, так и не подняв головы.

Гуров уже начал злиться. Он был готов к тому, что Брюхатова начнет вилять, изворачиваться, угрожать, – к полному равнодушию он не был готов.

– А затем, Дарья Михайловна, – внушительно сказал он. – Наши эксперты подозревают, что ваш водитель, прапорщик Гулыга, был отравлен каким-то ядом. Через некоторое время, я думаю, этот яд будет назван. В связи с этим мне хотелось бы узнать все подробности вчерашнего дня – ведь прапорщик весь день провел здесь, не так ли?

– Вас интересует только этот вопрос? – неожиданно спросила Брюхатова. – Может, лучше рассказать вам все с самого начала?

Она впервые подняла глаза и посмотрела на Гурова – он ответил ей выжидательным взглядом.

– Ну что вы удивляетесь? – почти со злом выкрикнула Брюхатова, и уголки губ у нее предательски задрожали. – Ведь вас интересует вся эта грязь, в которой мы оказались! Вы же теперь не дадите ни минуты покоя, вы будете ходить по нашим следам и дышать в затылок! Вы будете ловить нас на каждом слове и проводить эти ваши мерзкие экспертизы! А я уже не могу больше! Я думала, что у меня хватит сил сделать это и забыть. Я думала, что я получу награду… Но я осталась у разбитого корыта, я никому не нужна – а тут еще вы каждый день роетесь в моем грязном белье!

Гуров был слегка ошеломлен такой бурной вспышкой. С нервишками у генеральской жены оказалось очень неважно. Что могло последовать за такой бурной отповедью – возможно, новый приступ апатии?

– Я больше не могу! – повторила Брюхатова. – Это испытание оказалось выше моих сил. Пусть оставят меня в покое… Я расскажу все сама – ведь это зачтется? Для милиционера вы выглядите довольно прилично. Скажите мне правду – меня могут оставить в покое, если я во всем сама признаюсь?

– Я еще не слышал ваших признаний, Дарья Тимофеевна, – мягко сказал Гуров. – И не мое это дело – решать. Одно могу сказать совершенно точно. Я вас в покое не оставлю. Тут вы правильно все понимаете. Я буду дышать вам в затылок и рыться в грязном белье тоже буду. Это я вам обещаю.

– Я так и знала, – прошептала Брюхатова. – Я только не думала, что будет так тяжело… Но я никого не хотела убивать – вы должны мне верить! Все было совсем не так, как вы думаете!

– А как было, Дарья Тимофеевка? – спросил Гуров.

Она снова посмотрела на него – теперь ее глаза казались живыми и были полны слез.

– Я просто хотела ей отомстить, – глухо сказала Брюхатова. – Хотела, чтобы она исчезла из моей… из нашей жизни…

– Кого вы имеете в виду, Дарья Тимофеевна? – терпеливо спросил Гуров. – "Она", "из нашей"… О чем вы?

– Конечно, о Виктории! – с чувством воскликнула Брюхатова. – Об этой выскочке, которая отобрала у меня любимого человека! Этого я не могла ей простить. Никогда! Олег был для меня всем! Вы мужчина, вам этого не понять…

– Я действительно не совсем понимаю, – заметил Гуров. – Вы хотите сказать, что были влюблены в мужа Виктории Репиной?

– Была влюблена? – возмутилась Дарья Тимофеевна. – Я же говорила, что вы ничего не поймете! Олег – мой последний мужчина! Самый дорогой для меня человек! Мне казалось, что он испытывает ко мне такие же чувства… И вдруг появляется эта стерва! Я была потрясена. Мне хотелось умереть, понимаете? Кончилось тем, что я возненавидела и его, и ее!

– Кажется, понял, – сказал Гуров. – Генерал Репин был вашим любовником до тех пор, пока не женился на Виктории Преображенской. Это настолько огорчило вас, что вы захотели умереть, но в итоге убили соперницу. Так, конечно, гораздо удобнее…

– Вы опять ничего не поняли! – Лицо Брюхатовой пылало от волнения. – Никого убивать я не собиралась. Ни-ко-го! Я хотела, чтобы она ушла. И для этого я постаралась сделать все возможное. Сделала так, чтобы она стала опасной для собственного мужа.

– Опасной? – удивился Гуров. – Интересно. Нельзя ли поподробнее?

– Я сообщу вам все подробности! Вы поймете, что у меня не было намерений совершать преступление. Все получилось само собой… – Она запнулась.

– Я слушаю, Дарья Тимофеевна, – подбодрил ее Гуров.

Опустив голову, Брюхатова заговорила, мучительно выдавливая из себя каждое слово:

– Я знала, что может отвратить Олега от этой твари. Вместе с моим мужем они покрывали определенный род бизнеса в военных частях. Сейчас все устраиваются как могут, я их не осуждаю. Если бы мы жили на те гроши, которые нам платит любимое государство, нам пришлось бы ходить в лохмотьях и питаться пельменями из крысиного мяса. Б-р-р-р! Благодарю покорно! Нет ничего страшнее нищеты, поверьте мне!

Последние слова она произнесла с такой страстью, что не поверить было невозможно Гуров кивнул в знак полного согласия и сказал:

– Значит, насколько я понял, ваш муж и генерал Репин имели отношение к незаконной торговле оружием?

– Ну кто сейчас смотрит на законы! – махнула рукой Брюхатова. – Я же говорю, жизнь вынуждает…

– Ах да, я и забыл! – сказал Гуров. – Ладно, оставим это. Вернемся к вашим отношениям с Викторией.

– Наши отношения! – саркастически воскликнула Брюхатова. – Я ненавидела ее! Она-то ни о чем не догадывалась, конечно. Считала меня своей подругой, делилась со мной своими убогими мыслишками… Она не понимала, что я просто жду своего часа, нащупываю ее слабое место… И наконец я его нашла!

– И где же обнаружилось это слабое место?

– Она была слишком наивна, – презрительно заявила Брюхатова. – Совершенно не готова к жизни в этом кругу. Олег скрывал от нее свои дела, но каким-то образом она начала подозревать, чем он занимается. Наверное, он настолько не принимал ее всерьез, что иногда позволял себе вести при ней какие-то переговоры с нужными людьми… Она делилась со мной своими сомнениями, дура!.. И тут меня осенило. План был очень прост – при ее комсомольском задоре и наивности несложно было настроить ее против мужа. Она вполне могла влепить ему в лоб все свои претензии. Вряд ли это ему понравилось бы. Военные люди очень обидчивы, уверяю вас. Если бы Виктория назвала Олега в лицо преступником, он вполне мог бы порвать с ней.

– В этом и заключался ваш план? – спросил Гуров.

– Да. Но она не была уверена. Терзалась подозрениями, потом раскаивалась, плакала по ночам в подушку… Я решила ускорить дело. Однажды вечером мой муж и Репин выпивали у нас дома в кабинете – ну и, как водится, принялись обсуждать свои секретные дела. От меня они особенно не таились – знали, что я человек проверенный… Я просто притащила портативный магнитофон и записала их болтовню на пленку. А потом выбрала подходящий момент и дала послушать эту пленку стерве.

– Значит, была такая запись? – изумленно проговорил Гуров. – И куда она потом делась?

– Вот слушайте, – продолжила Брюхатова. – Эта запись была последней каплей. Бедная Виктория на стенку готова была лезть. Звала меня к прокурору, идиотка! Тут я поняла, что переборщила, и стала ее уговаривать… Сошлись на том, что она сначала объяснится с мужем… Я была уверена, что этим все и кончится, а уж Олег найдет способ от нее отвязаться. А вышло по-другому… Она на следующий день нашла меня и потребовала пленку с записью. Ничего вразумительного не говорила. Вот тут я по-настоящему напугалась! Тут я поняла, что сморозила отчаянную глупость. Разве можно было доверяться такой дуре? Но любовь сделала меня слепой…

– И тогда вы все-таки решили убить Репину, – подсказал Гуров.

– Это не я решила, – устало сказала Брюхатова. – Это решил муж. Виктория пометалась-пометалась, даже сбегала куда-то с моей пленкой – я, правда, дала ей первую попавшуюся кассету, предварительно хорошенько запечатав – и все-таки закатила Олегу скандал. Что уж она ему наговорила – не знаю, но на следующий день Олег пришел к нам – бледный, злой, и они заперлись с мужем в кабинете.

– Они решали, как поступить с Викторией?

– Да, муж решил, что она очень опасна. Он все продумал Олега он отправил в командировку, а я должна была заманить Викторию в лес, на нас никто бы не подумал – в лесу постоянно орудуют всякие душегубы, к этому все привыкли…

– Значит, ночью второго сентября на месте убийства были вы? – констатировал Гуров. – А убивал, вероятно, Гулыга?

– Да, это был ужасно преданный мужу человек. По правде говоря, я сама его порой побаивалась – такой у него всегда был странный взгляд. Но слово мужа для него было закон.

– Подполковника Томилина тоже ведь Гулыга убил? – спросил Гуров.

– Меня это уже не интересовало, – вяло ответила Брюхатова. – Ну, конечно, он – кто же еще? Семен мог раздавить человека пальцем. Но мне было уже все равно. У меня начались жуткие депрессии, мне по ночам снилась эта стерва, говорила всякие слова… Я спасалась только водкой. Я и сейчас не могу спать, пока как следует не выпью.

– А полковника Столбунова… тоже Гулыга?

Брюхатова непонимающе уставилась на Гурова.

– Первый раз слышу такую фамилию, – искренне сказала она. – Вы теперь все свои убийства хотите повесить на бедного Семена?

– Хорошо, вернемся к первому убийству. Каким же образом вам удалось заманить Репину в лес? Ночью, в отсутствие мужа… как вам это удалось?

– Я же говорю, она была наивная простушка. Мне достаточно было сказать, что Олег здесь, что он попал в аварию и находится на краю города, а она уже была готова бежать на край света… В лесу было чертовски темно и страшно, даже несмотря на то, что я захватила с собой фонарик. Мы дошли до первой попавшейся поляны. Семен потихоньку шел за нами – Виктория его не видела. По-моему, она ничего так и не поняла… Но я к убийству не имею ни малейшего отношения! Все сделал Гулыга!

– За что же вы так обошлись со старательным Гулыгой? – мрачно спросил Гуров.

– Муж решил, что он стал слишком опасен, – тихо ответила Дарья Тимофеевна. – Если бы он попал в милицию, могла получиться неприятность. Но его я тоже не убивала! Я просто должна была ехать с ним в одной машине, чтобы контролировать скорость и вообще… Все должно было выглядеть как обычная авария, понимаете? Ума не приложу, как вы догадались про яд. Его предложил мужу один надежный человек, химик. Он все подробно объяснил и подсчитал примерное время, когда яд подействует. Мы все прикинули по хронометру, и мне только оставалось корректировать маршрут, чтобы все выглядело правдоподобнее…

– Но яд давали, разумеется, не вы, – подсказал Гуров.

– Я тут совершенно ни при чем! – твердо заявила Брюхатова. – Перед поездкой муж и Олег позвали к себе Семена – наверное, предложили что-нибудь выпить. Спросите у них, кто подал Семену яд…

– Вы уже не так трепетно, как прежде, относитесь к Олегу Викторовичу? – спросил Гуров.

– Я опустошена, – сказала Брюхатова. – Дело было не в этой сучке. Она даже мертвая не уступила своего. Олег, оказывается, просто не желает меня больше знать. Моя жизнь не имеет больше никакого смысла.

– Это все, Дарья Тимофеевна?

– Господи, а что же вам еще? – с надрывом произнесла Брюхатова.

– Тогда вам сейчас нужно поехать со мной – мы оформим ваши показания документально, – сказал Гуров. – В этом случае суд наверняка проявит к вам снисхождение. Не исключаю, что вас даже оставят на свободе.

– Да? Ну что ж, я вам верю. Все-таки для мента вы очень прилично выглядите… Сейчас я распоряжусь, чтобы мне приготовили машину…

– Не стоит, Дарья Тимофеевна! – предупредительно сказал Гуров. – В таком состоянии вам лучше не садиться за руль. Мы на машине.

– Ваш спутник – тоже милиционер? – вяло поинтересовалась Брюхатова.

– Нет, он из ФСБ, – ответил Гуров. – Занимается делом о хищении оружия из воинских частей…

– Значит, ФСБ тоже… – упавшим голосом проговорила Дарья Тимофеевна. – Значит, это судьба… Да, постойте! – Она вдруг вскочила и быстро вышла в соседнюю комнату.

Озадаченный Гуров приготовился уже идти за ней следом, но тут Брюхатова возвратилась и протянула ему какой-то небольшой предмет. Гуров взял его в руки. Это была аудиокассета.

– Это та самая, – отвернувшись, пояснила Дарья Тимофеевна. – Я сберегла ее на всякий случай. Если бы муж захотел избавиться и от меня…

Полковник Малков, истомившийся от ожидания, несказанно удивился, когда Гуров вернулся не один. Впрочем, многолетняя выучка позволила ему сохранить при этом совершенно равнодушный вид. Узнав, что Брюхатова едет с ними, он галантно распахнул перед ней дверцу своего автомобиля и помог сесть.

Неуступчивый лейтенант из охраны все-таки попытался вмешаться и еще успел спросить у Брюхатовой:

– Извиняюсь, вы куда, Дарья Тимофеевна? Как доложить генералу?

Брюхатова даже не посмотрела в его сторону. Малков повернул в замке зажигания ключ, и они поехали.

Когда полосатый шлагбаум остался позади и они уже сворачивали на Рублевское шоссе, Гуров неожиданно протянул что-то Малкову. Тот покосился с недоверием, и брови его опять удивленно подпрыгнули.

– Что это? Опять кассета?!

– Вы удивительно догадливы, Ватсон, – невозмутимо сказал Гуров. – Она самая.

– И… и что же на ней теперь?

Гуров усмехнулся:

– Старые песни о главном. Часть вторая, – сказал он. – Как раз та, которой не хватает для вашей коллекции.