Накануне самого страшного дня в своей жизни Хохлов действительно отключил все телефоны. От одной мысли, что ему может кто-то позвонить и затеять какой-нибудь легкий, ни к чему не обязывающий треп, у Дмитрия Викторовича в груди возникала тянущая настойчивая боль, похожая на зубную. Голова у него постоянно горела, точно он подхватил грипп с высокой температурой. Он и выглядел неважно, так что даже Ксения не выдержала и посоветовала ему показаться врачу.

– С тобой явно что-то не в порядке, – заявила она за ужином. – Ты ничего не ешь, у тебя какой-то безумный взгляд, щеки ввалились… Я не верю, что ты отлично себя чувствуешь. Ты храбришься, а на самом деле… Сколько таких случаев, когда врачи ни с того ни сего умирали! А все потому, что считали, будто они много знают! В твоем возрасте запросто может случиться инфаркт. Может быть, вызовем «Скорую»?

Дмитрия Викторовича от такой галиматьи совсем скрутило. Он накричал на жену, разбил тарелку и так и ушел из-за стола, не съев ни крошки. Он унес в свой кабинет телефонный аппарат, чтобы жене не вздумалось снова включить его, и заперся.

Он и сам понимал, что делает что-то не то. Даже не в том смысле, что идет на поводу у бандитов. Устраниться от этого он все равно не мог, поэтому следовало бы вести себя спокойнее и естественнее. В таком состоянии не то что ограблениями заниматься, улицу переходить – и то опасно. Чтобы как-то замаскировать свое состояние, Дмитрий Викторович стал накачиваться транквилизаторами. В самом деле, не коньяк же с утра до вечера хлестать! Но лекарства действовали почему-то в основном с утра. В это время Хохлов был еще в состоянии держать себя в рамках. К вечеру ему становилось гораздо хуже – видимо, накапливалась усталость.

Однако ему удалось без особого труда провернуть ту небольшую подготовительную операцию, на которой настаивал организатор в мягкой шляпе. Встретившись в очередной раз с Прокоповым, Дмитрий Викторович тщательно и долго его осматривал, суровым голосом изрекал непонятные латинские словеса, потом сделал выговор за пренебрежение некоторыми его установками и как бы между прочим поставил в известность о том, что придет на следующий день с помощником – мол, очередная процедура должна осуществляться в четыре руки. Он объяснил свою мотивацию, пересыпая речь специальными терминами и значительно хмуря брови. Прокопов внимал каждому слову и согласился на все беспрекословно.

Это была странная радость, но Дмитрий Викторович на самом деле обрадовался. Все равно в перспективе ему светила тюрьма, так не лучше ли будет, если все пройдет гладко, без мучений и без лишних угроз родственникам?

О выполненном задании он доложил мафиози, и тот, тщательно расспросив его обо всех подробностях и проведя в своем кругу небольшое совещание, познакомил Дмитрия Викторовича с молодым человеком лет тридцати, представив его как будущего напарника.

Молодой человек принадлежал к тому типу людей, которые безоговорочно вызывают у окружающих доверие. Высокий, широкоплечий, с открытым лицом и серьезным взглядом, он был прекрасно одет, держался естественно и дружелюбно. Признать в нем бандита было совершенно невозможно. Видимо, чтобы сразу избавить Дмитрия Викторовича от подобных иллюзий, молодой человек с милой улыбкой сообщил ему твердым мужским голосом, что прошел большую школу по уничтожению себе подобных и в случае чего с Хохловым тоже церемониться не будет.

– Будем знакомы. Зовите меня Эдуардом. Можете Эдиком, Эдом, мне, в принципе, по барабану. Я вот что хочу сказать – одно время мне пришлось служить в армейской разведке. Не буду уточнять, чья это была армия и с кем она воевала. Сейчас это совершенно неважно. Дело было в очень болотистой стране. Мы сутками сидели в грязи по самые ноздри и зверели от укусов насекомых. А еще там были ядовитые змеи и какая-то особенная лихорадка, от которой человек в два дня исходил от поноса с кровью. Чтобы не выдать себя, приходилось убивать тех, кто попадался на пути, руками. Просто сворачиваешь ему шею и погружаешь в болото. Однажды я убил так шесть человек подряд. Это были обычные мирные люди. Вся их вина была в том, что они нас видели. В конце концов это стало рутиной… Понимаете, куда я клоню?

У Дмитрия Викторовича мгновенно пересохло во рту, и он с трудом ответил:

– Да, я понимаю…

Глядя в ясные спокойные глаза Эдуарда, он понимал, что тот ничего не выдумал и что ему действительно все равно, кого и как убивать – комара или мануального терапевта со стажем. Если он что-то заподозрит, то сломает ему шейные позвонки, не задумываясь.

Видимо, главный мафиози возлагал на Эдуарда большие надежды, и резюме, которое тот выдал своему будущему напарнику, выглядело очень убедительно, потому что главный остался доволен и объявил, что операция будет проводиться на следующий день, как и договаривались, в ходе очередного визита Хохлова к своему клиенту.

– У банкира в доме никаких изменений? Ну вот и ладно! Тянуть не имеет никакого смысла. Куй железо, пока оно горячее! В любой момент может все измениться. Значит, завтра, доктор, выходишь, как обычно, по дороге подсаживаешь Эдуарда. О саквояже можешь не беспокоиться – все будет у него. Одежонку докторскую мы тоже припасли. Твое дело одно – провести Эдуарда в помещение. Дальше он сам знает, что делать. Когда закончите, спокойно выходите, спускаетесь и без суеты покидаете здание. Если все пройдет как надо, времени у вас будет вполне достаточно. Спокойно садитесь в машину и едете обратным маршрутом. Эдуард покажет, когда надо будет свернуть. Потом он пересядет в другую тачку, и ты, доктор, свободен. Больше претензий к тебе не имеем. Об одном только хочу предупредить – языком сильно не мотай! Кто с тобой говорил, как выглядел… Говори, лиц не видел, имен не знаю. Много тебе не дадут. А мы тебя не забудем.

Хохлову было решительно все равно, забудут его или нет. Ему хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее и чтобы он перестал испытывать этот изнуряющий постоянный страх. Собственная жизнь сейчас напоминала ему пылающий автомобиль без тормозов, мчащийся с горы на огромной скорости. Тюрьма будет, по крайней мере, остановкой в этой бешеной гонке.

Но успокоиться ему так и не удалось. В ночь перед совершением преступления Дмитрий Викторович не спал вообще, хотя выпил тройную дозу транквилизатора. В результате к утру он был совершенно разбитым, с дергающимся веком, с черными кругами под глазами. В качестве компенсации Дмитрий Викторович особенно тщательно выбрился, выпил несколько чашек кофе и, кое-как придя в себя, отправился на свою голгофу.

Эдуард подсел к нему в машину у первого же светофора. Он был безукоризненно одет, тщательно выбрит, и от него пахло дорогим парфюмом. В руках он держал саквояж из дорогой кожи, объемистый, но по виду пустой. В поведении Эдуарда не чувствовалось абсолютно никакой нервозности – он словно на работу ехал.

Хохлов, в противоположность ему, едва держал себя в руках. Он был бледен и управлял машиной так плохо, как будто впервые сел за руль. Эдуард неодобрительно покосился на него и сказал:

– Хреново выглядите!

– А как я, по-вашему, должен выглядеть? – пробурчал в ответ Дмитрий Викторович.

– Как огурец, – спокойно ответил Эдуард. – Потому что если из-за вас дело сорвется, вы вообще не будете никак выглядеть, это я вам обещаю.

После такого заверения Хохлову оставалось только молчать. Он с мрачным видом молча вел машину, довольный хотя бы тем, что движение на улицах еще не набрало полную силу – иначе бы он уже давно в кого-нибудь врезался.

– Вы не обижайтесь, – неожиданно сказал Эдуард. – Ничего личного. Просто дело есть дело. Вы должны четко представлять свои границы. Когда человек видит свои границы, у него открываются глаза, понимаете? К сожалению, люди привыкли полагаться в основном на свои фантазии, и поэтому у них ничего не получается.

Что имел в виду Эдуард, Дмитрий Викторович не очень понял, но его неожиданно дружелюбный тон слегка успокоил Хохлова. Ему вдруг показалось, что с этим человеком можно договориться. Просто обстоятельства сложились так, что оба оказались как бы по разные стороны баррикад, хотя и делали одно дело.

– Вас никогда не мучила совесть из-за того, что вы делали? – спросил Хохлов. – Тоже ничего личного. Мне просто интересно, как вы относитесь к моральным границам? Вы их просто игнорируете? У меня так не получается.

– Мораль существует для того, чтобы помочь человеческому роду выжить, – назидательно сказал Эдуард. – Она как раз и придумана для тех, кто не в состоянии сам определить свою территорию и проложить верный путь по ней. Что касается меня… Я побывал в таких переделках, где о морали просто некогда было задумываться. Я этим нисколько не горжусь, просто жизнь так сложилась. Но честно скажу, после такой школы совесть не имеет для тебя основополагающего значения. Ведь жизнь в первую очередь опасна. Среднестатистический человек об этом не то что не думает, он даже не подозревает об этом, пока не припечет его самого. Понимаете меня?

– Кажется, вы меня имеете в виду? – хмыкнул Дмитрий Викторович. – Действительно, я и не подозревал, в какой кошмар могу окунуться. Это невероятно!

– Это еще пустяки, – успокоил его Эдуард. – Дам вам совет. После того, как мы уйдем от банкира, без промедления садитесь в машину, в поезд, в самолет и уезжайте куда-нибудь подальше. Лучше будет, если вас арестуют где-нибудь в Воронежской области, скажем. Пока вас допросят, пока свяжутся с Москвой, пока этапируют – пройдет некоторое время, страсти улягутся, и будет не так опасно. В Москве люди Прокопова могут с вами рассчитаться раньше, чем вы попадете в руки милиции. Впрочем, это только совет. Поступайте как знаете.

На этот раз Дмитрий Викторович опять промолчал, потому что давно решил, что никуда не побежит, а сразу же, с ходу, явится с повинной. Пойдет к тому симпатичному полковнику с больным позвоночником и попросит прощения за невольную ложь. Это будет психологически легче, чем делать признание совершенно незнакомому человеку. Гуров, кажется, из тех, кто умеет слушать.

Больше они с Эдуардом не разговаривали, но Дмитрий Викторович с удивлением заметил, что чувствует себя гораздо увереннее. Похоже, его спутник знает, как поднять дух человеку даже в самую трудную минуту. Наверное, и разговор он затеял именно с такой целью.

Когда доехали до места, беспокойство снова охватило Дмитрия Викторовича. Но теперь он мог гораздо лучше себя контролировать. Он постарался сосредоточиться на самой ближайшей проблеме – пройти без помех контроль на входе. Кажется, это имел в виду Эдуард, когда говорил о том, что нужно видеть границы?

Сам Эдуард по-прежнему был спокоен, как айсберг. Входя в вестибюль, он почтительно придержал дверь и пропустил Хохлова вперед. Опасаясь растерять решимость, Дмитрий Викторович быстро пошел в направлении охраны, поздоровался и, кивнув на своего спутника, сказал:

– Мы сегодня вдвоем. Дело в том…

– Мы в курсе, – ответил старший охранник. – Александр Александрович предупреждал.

У Хохлова отлегло от сердца. Он деловито кивнул Эдуарду, и они вместе сели в кабину лифта. Прежде чем закрылась дверь, Дмитрий Викторович успел увидеть, что охранники продолжили прерванный разговор. Кажется, один из них рассказывал анекдот, и, судя по выражению лиц слушателей, довольно смешной.

Прокопов уже ждал их. Бледный референт встретил их у порога и предложил сразу пройти в комнату для процедур.

– Александр Александрович сейчас подойдет, – известил он. – У него важный телефонный разговор. Вы можете пока переодеться.

Оставшись наедине с Эдуардом, Дмитрий Викторович попытался установить с ним контакт взглядами, но его спутник намеренно не обращал на него никакого внимания. Он с профессиональной уверенностью принялся облачаться в белый халат, благожелательно рассматривая интерьер большой светлой комнаты. В белом он смахивал на удачливого молодого ученого. Невозможно было поверить, что этот человек может вынашивать преступные замыслы.

Хохлов подумал о том, насколько обманчива бывает внешность, и в этот момент в комнату вошел Прокопов. За его спиной, как всегда, маячил референт.

– Здравствуйте, господа! – окидывая обоих быстрым веселым взглядом, сказал банкир. – Прошу прощения, что задержал, дела! А вы, значит, подвергнете меня сегодня особо изощренным пыткам?

От этих слов Хохлова едва не передернуло. Прокопов будто угадал его мысли. Впрочем, Хохлову удалось взять себя в руки. Однако шутливого тона он не поддержал.

– Постараемся обойтись без этого, – хмуро сказал он. – Просто мне нужен помощник. Боюсь даже, как бы не потребовался еще один человек. Ваша тень, – он показал на референта, – вряд ли сумеет помочь. Не те кондиции. Может быть, придется пригласить кого-то на помощь. Как вы думаете, охрана внизу…

– Я не распоряжаюсь охраной, – помотал головой Прокопов. – Да и зря вы так про моего Никиту! Вы не смотрите, что он с виду такой хлипкий. Зато он все схватывает на лету, честное слово! Да и так ли уж серьезны ваши опасения? Со мной вы справитесь и вдвоем, обещаю вам! – с шутливой улыбкой сказал он.

– Тогда приступим, – произнес Дмитрий Викторович, и эти слова отдались в его мозгу похоронным звоном. – Ложитесь на кушетку, Александр Александрович!

Прокопов скинул рубашку, кряхтя опустился лицом вниз на кушетку. Дмитрий Викторович смотрел на него пустым взглядом, плохо соображая, что ему делать дальше. Зато вся эта картина – просторная комната, грузноватый пожилой человек на кушетке, почти невидимая фигура референта у порога, красавец Эдуард, небрежно положивший сильную руку на свой саквояж, – все это отпечаталось в его мозгу четко, как моментальная фотография. Это была банальная мирная картина, но она вызвала в душе Хохлова ужас, который еще долгое время не отпускал его. Она врезалась в память еще и потому, что в следующее мгновение Дмитрий Викторович испытал сильнейшее потрясение.

Все произошло мгновенно. Не дрогнув ни единой мышцей лица, Эдуард вдруг лишь слегка пошевелил ладонью, и саквояж под его рукой будто ожил. Это было похоже на какой-то страшный фокус. Саквояж сам собой раскрылся, и из него прямо на ладонь Эдуарду выскочил черный, с длинным стволом пистолет. Не сходя с места, Эдуард выстрелил из под локтя в сторону двери. Грохота выстрела не было, но на бледном лбу референта в то же мгновение образовалась аккуратная черная дырочка, а он сам закрыл глаза и, подгибая костлявые ноги, начал заваливаться на спину. Хохлову хотелось закричать от ужаса, но он вдруг обнаружил, что совершенно лишился голоса. А Эдуард широко шагнул к человеку, лежащему на кушетке, и приставил к его затылку дуло пистолета.

– Доктор! В саквояже лежат специальные ремни. Пристегни больного к кушетке – ему сейчас вредно двигаться. А ты пока продиктуй мне шифр на той комнате, где у тебя камни. И смотри не ошибись. Вторая попытка будет больнее.

– Шифр тебе? – с иронией спросил Прокопов, который, к удивлению Хохлова, не выказал никаких признаков страха. – А ты, сынок, вообще способен запомнить что-нибудь длиннее слова из трех букв?

– Я запомню, – невозмутимо ответил Эдуард. – Главное, чтобы ты не забыл. Третья попытка будет еще больнее.

– Ага, надо понимать, что лучше сдать тебе шифр с первого раза? – сказал Прокопов. – Ну и правда, чего мучиться?

Он словно не замечал, как Хохлов опутывает его ремнями со специальными застежками. Штука была на редкость удобная – в несколько секунд Прокопов был надежно прихвачен к кушетке и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Давай шифр! – повелительно сказал Эдуард, когда Хохлов закончил.

– Ну, слушай, сынок! – покорно вздохнул банкир и принялся внятно надиктовывать длинную строчку цифр.

Для Эдуарда этот бесконечный и беспорядочный набор и в самом деле, кажется, не содержал никакой загадки. Выслушав все до конца, он не стал ничего переспрашивать и только сказал:

– Сейчас проверим. Доктор, в саквояже есть еще специальная груша. Вставь ее нашему другу в рот. А ты пойдешь со мной. Я не очень хорошо здесь ориентируюсь. И саквояж захвати.

Хохлов послушно вставил кляп в рот Прокопова и с опущенной головой пошел показывать, где у банкира храниться коллекция драгоценностей.

Они прошли через анфиладу пустых, наполненных мрачной тишиной комнат. Хохлову все больше начинало казаться, что он ходит по какому-то диковинному кладбищу и где-то неподалеку готова могила и для него самого. Эдуард же, похоже, вообще ни о чем не думал, хотя внимательно оглядывал каждый угол и держал пистолет на изготовку.

Но в огромной квартире царила тишина. Нигде не было ни души. Наконец они остановились напротив стальной двери с секретным замком. Эдуард отстранил Хохлова, переложил пистолет в левую руку и принялся набирать код. Он ни разу не задержался с нажатием очередной кнопки, и Хохлов невольно позавидовал такой исключительной памяти. «Мог ведь, наверное, ученым стать, – с какой-то непонятной тоской подумал он об Эдуарде. – Организатором крупным. Да мало ли. А вместо этого…» Хохлов вспомнил про дырку в бледном лбу референта, и его замутило.

Эдуард успешно дошел до конца шифра и повернул хромированный рычаг. Раздался мелодичный щелчок, и стальная дверь будто облегченно вздохнула. Эдуард повернулся к Хохлову.

– Хотел отправить вас к Прокопову, но потом передумал. Вы можете мне понадобиться. Стойте пока здесь и внимательно слушайте. Если что-то вас насторожит – скажете.

Он потянул на себя тяжелую створку. Дверь раскрылась. За ней была темнота.

– Почему темно? – резко спросил Эдуард.

– Кажется, там постоянно закрыты шторы, – пробормотал Хохлов. – Наверное, где-то рядом должен быть выключатель…

– Найди быстро! – приказал Эдуард.

Дмитрий Викторович поставил на пол саквояж и уже двинулся к двери, но тут Эдуард внезапно вытянул нос, словно принюхиваясь, перекинул пистолет в правую руку и выстрелил в темноту.

Дмитрий Викторович невольно застыл на месте как вкопанный, и это спасло ему жизнь, потому что в ответ на бесшумный выстрел из будто бы пустой комнаты вдруг вырвался целый рой пуль. Хохлову показалось, что воздух вокруг него с треском разорвался на миллион кусков, а фигура Эдуарда вдруг затряслась в судорожном припадке, закрутилась на месте, а потом рухнула на пол.

Это было невероятно, но великолепный, неуязвимый Эдуард лежал бездыханный у ног Хохлова, и его белый, не успевший еще помяться халат набухал свежей, темно-вишневого цвета кровью.

Дмитрий Викторович не успел еще сообразить, что произошло, а из секретной комнаты уже выскочили несколько мускулистых парней с оружием в руках. Дмитрий Викторович только успел машинально отметить, что некоторые лица ему знакомы – он видел этих людей в охране Прокопова. Но осмыслить это наблюдение он не успел, потому что один из парней сделал ему подсечку, грубо ударив тяжелым ботинком в щиколотку. Вскрикнув от боли, Хохлов упал.

– Лежать, сука! – выкрикнул ему в ухо охранник, для убедительности подкрепляя свои слова ударом в затылок.

Дмитрий Викторович ткнулся лицом в ковер, расстеленный на полу, и на секунду потерял сознание. Очнувшись, он обнаружил, что руки его завернуты за спину и скованы наручниками.

– Ну-ка, шефа проверьте, быстро! – властно крикнул кто-то над его головой.

И тут же жесткий ботинок саданул Хохлова по ребрам. У него перехватило дыхание, дикая боль охватила всю правую половину груди.

– Если с Прокоповым что-то случилось, – сказал злой голос, – я тебя собственными руками на лоскуты порву, лепила хренов! Я тебе все позвонки выправлю и в зад вставлю!

Дмитрий Викторович плохо понимал, что ему говорят. После всего, что случилось, он будто потерял рассудок. Все это было так невероятно, что не имело к нему ровно никакого отношения. Наверное, мозг просто на время отключился.

Вскоре, однако, Дмитрия Викторовича привели в чувство, поставили на ноги и повели куда-то. Когда он начал немного соображать, то понял, что находится в рабочем кабинете Прокопова. Сесть ему не дали, хотя Хохлов еле держался на ногах. Но почти следом в кабинет вошел сам банкир, уже одетый, бодрый и злой.

Он приблизился к Дмитрию Викторовичу почти вплотную, пронзительным взглядом уставился в его лицо, а потом наотмашь хлестнул ладонью по щеке.

– Ну, спасибо, доктор! Сегодня ты мне исключительно хорошо помог! Нет, в самом деле – я еще никогда не чувствовал себя таким живым и бодрым. Это просто чудо. Наверно, придется увеличить твой гонорар.

Он еще раз ударил Хохлова по лицу.

– А помощник у тебя просто кудесник! Где ты его откопал? Ну, отвечай!

Теперь Хохлова ударил один из охранников. Он пошатнулся, облизнул губы и мертвым голосом принялся объяснять, как все случилось. Когда он дошел до своего невольного знакомства с мафиози в мягкой шляпе, Прокопов неожиданно прервал его.

– Ладно, мне все ясно! – сказал он. – Можешь не продолжать. К слову сказать, мне все было ясно уже давно. Когда ты вдруг начал проявлять интерес к драгоценным камням, а особенно когда тебе понадобился помощник, я сразу сообразил, что дело нечисто, и попросил своих ребят посидеть немного в темноте. Каюсь, я было решил, что эта опасная штука – твоя инициатива. Но теперь понятно, что ты просто исполнил роль дерьма в проруби.

– Они грозились убить моих родных, – с трудом проговорил Дмитрий Викторович.

– Таких дураков и нужно убивать, – мстительно сказал Прокопов. – Вырезать до седьмого колена. Но мы люди гуманные. Мы даем шанс даже самой бесполезной твари. Ты не поверишь, доктор, но и тебе я тоже дам шанс. Сюда уже едет милиция, а я не хочу, чтобы ты попал в милицию. Тебя ждет тюрьма, а это даже для тебя слишком. Ты свободен. Да-да, можешь идти! Только не забудь снять с себя этот дурацкий халат. Снимите с него наручники!

Как ни был убит Дмитрий Викторович, но решение Прокопова изумило его. Он вяло потер освободившиеся руки и робко посмотрел в глаза своему бывшему пациенту:

– И я могу идти?

– Да, ступай! – махнул рукой Прокопов. – Противно на тебя смотреть, слизняк! Если хватит духу и мозгов, постарайся свалить куда-нибудь из Москвы. Рано или поздно это дело закроют, может быть, и вывернешься. Впрочем, твое дело… Пошел вон!

Дмитрий Викторович как во сне вышел из кабинета, потом из квартиры, спустился вниз, под ироническими взглядами охраны прошествовал на улицу. Он никак не мог поверить, что действительно свободен. Да и была ли нужна ему сейчас свобода? В подсознании у Хохлова по-прежнему горел кровавый огонек тревоги. Проблемы его не только не разрешились, а вообще с этой минуты сделались критическими. Возможно, теперь не тронут его семью, но его убьют точно. Так стоит ли бежать куда-то, как советовал Прокопов? Бандиты достанут его везде. Да и для милиции он легкая добыча. Садясь в машину, Хохлов уже знал, что поедет к полковнику Гурову.

Он аккуратно выехал со стоянки, свернул в сторону Минской улицы – ехать прежним маршрутом ему было просто страшно – и достал из кармана мобильный телефон. Поглядывая одним глазом на дорогу, он нашел номер полковника, набрал его и стал ждать.

Было еще рано – пожалуй, Гуров только еще собирался на работу, – но Хохлов звонил ему на мобильный, поэтому рассчитывал на ответ. Он уже почти проехал парк Победы, когда телефон ожил.

– Слушаю, Гуров! – прозвучал в трубке спокойный голос.

Дмитрий Викторович проглотил комок, вставший в горле, и сказал, запинаясь:

– Это Хохлов, мануальный терапевт, припоминаете меня?

– Я вас каждый день вспоминаю, Дмитрий Викторович, – серьезно ответил Гуров. – Не далее как вчера вспоминал. Звонил даже…

– Вчера я не мог, – сбивчиво заговорил Хохлов. – Я сегодня должен сделать вам очень важное признание. Это срочно. Я в ужасном состоянии, но я приеду прямо сейчас, ладно? Вы должны будете меня арестовать…

– Что вы такое несете, Дмитрий Викторович? – удивленно произнес Гуров. – Вы мне и правда нужны, но об аресте, я думаю, говорить рано. Подъезжайте прямо в управление, я буду вас ждать. А где вы сейчас?

– Около парка Победы, – сказал Хохлов. – Я еду от Прокопова. Сегодня я должен был его ограбить. Вдвоем с одним человеком. Но этого человека убили, а меня Прокопов отпустил. А вы еще ничего не знаете? Там ведь есть и еще один убитый…

– Что вы такое говорите, Дмитрий Викторович! – воскликнул Гуров. – Ушам своим не верю! Вы шутите, надеюсь?

Хохлов собирался ответить, что не шутит, но в этот момент откуда-то из-под днища машины прямо в лицо ему выметнулась тугая черная волна, сразу же лишившая его и зрения и слуха. Он не успел даже понять, что произошло.

Зато водители, ехавшие следом за Хохловым, видели, как взрывается бегущий впереди «Форд», как он, точно мячик, подпрыгивает на месте, а потом, объятый пламенем, слепо несется прочь с трассы прямо на ограду парка Победы… Движение на этом участке возобновилось только через десять минут.