Сразу после опознания Гуров попросил доставить Сизова к себе – для начала он намеревался побеседовать с арестованным по душам. Слишком официальная обстановка могла, по его мнению, повредить взаимопониманию. Уже первые минуты общения с Анатолием Сизовым убедили Гурова, что он имеет дело с человеком своенравным, сильным и упрямым.

Обстановка в любом случае оставалась официальной, и ничего с этим нельзя было поделать. Начать с того, что в кабинет к Гурову Сизова доставили в наручниках – ввиду его особой опасности. Не слишком подходящее начало для задушевной беседы.

Впрочем, сам Сизов внешне не выказывал недовольства. Он держался спокойно, уверенно и с достоинством. Можно было подумать, что в кабинет Гурова он попал в качестве экскурсанта. Он даже высказал кое-какие замечания относительно интерьера.

– Думал, у вас тут побогаче, – разочарованно объявил он Гурову. – Как-то не к лицу полковнику. Хоть бы мебель сменили, что ли!

– Ты бы, Сизов, не за мебель нашу беспокоился, – проворчал Гуров. – У тебя и без того есть о чем подумать. Вот теперь тебя опознали оставшиеся в живых охранники из "Северного сияния". Как ты сам слышал, они утверждают совершенно определенно, что видели тебя среди нападавших. А господин Сошник вообще заявляет, что ты лично стрелял в него и в начальника охраны, причем начальник охраны был убит, а Сошник получил тяжелые ранения…

– Кто такой Сошник? – равнодушно спросил Сизов. – Впервые слышу.

– Сошник – один из распорядителей выставки драгоценностей, – пояснил Гуров. – Коммерческий директор. Одним словом, на тебе уже висит убийство, покушение на убийство, участие в преступном сговоре, ограбление в особо крупных размерах… По прежним меркам, это расстрельная статья. Надеюсь, ты понимаешь это?

– Что же тут не понять? – невозмутимо сказал арестованный. – Не бином Ньютона. Только ведь это все еще нужно доказать, насколько я понимаю. А с доказательной базой у вас не очень хорошо, верно? Подумаешь, какой-то Сошник сказал! Сегодня он одно сказал – завтра другое. А вам-то ведь чего посущественнее нужно – орудие убийства, отпечатки пальцев, изъятые у меня похищенные драгоценности. Только ничего этого нет.

– Будет, – сказал Гуров.

Сизов посмотрел на него ясными глазами.

– Ну, когда будет, тогда и приходите, – с издевкой произнес он. – С удовольствием вас выслушаю.

– Ну, насчет удовольствия ты загнул, Сизов! – поморщился Гуров. – Какое уж тут удовольствие! Зря ты хорохоришься. Для твоего ареста и сейчас достаточно оснований, и на свободу ты уже не выйдешь, не надейся. Да ты и сам это отлично понимаешь – иначе бы не рванул от нас на снегоходе.

– Покататься захотелось, – усмехнулся Сизов. – Люблю по морозцу с ветерком проехать.

– И все на чужих колесах, – заметил Гуров. – То на фургоне господина Вольнова, то на угнанной "Оке", а то на барском снегоходе. Барин тебе теперь по гроб жизни благодарен, наверное. Снегоход – игрушка дорогая.

– Я, что ли, в него из "АКМ" пулял? – пожал плечами Сизов. – Это он пусть вашему ведомству благодарность выносит. За меткую стрельбу.

– Однако вернемся к нашей основной теме, – остановил его Гуров. – Я недаром тут вспомнил про фургон, на котором вы уходили. Нам известно, что перед ограблением фургон ставился на ремонт. Очень разумно, между прочим. Когда речь идет о жизни и смерти, машину, конечно, требуется довести до ума. А кто же ее доведет до ума, как не бывшие асы-гонщики? Только вот что интересно – не в гараже ли Барина осуществлялась профилактика? В таком случае мы можем рассчитывать на массу свидетелей. Что скажешь, Сизов?

Арестованный нахмурился и задумчиво посмотрел себе под ноги.

– Н-да, – сказал он наконец. – Вот что бывает, когда стараешься сделать слишком хорошо. Говорил я этим придуркам, что надежнее будет угнать первую попавшуюся машину, но меня никто не захотел слушать. Всем надежности захотелось. Уверенности на сто процентов. Ничего не скажу, полковник, – тут ты попал прямо в яблочко. Стоял фургон у Барина в гараже. И пригонял его туда не кто иной, как ваш покорный слуга. Ну и что из этого? Допустим, меня попросил мой хороший знакомый, владелец фургона. А для чего, мне неизвестно.

– Ну да, а владелец фургона к тому же приказал долго жить. И некому ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова. Очень удачно. Но эта выдумка долго не продержится, Сизов. Фургон использовался бандой при налете на выставочный центр, а в банде были твои друзья и коллеги. Поэтому факт соучастия в преступлении господина Вольнова практического значения не имеет. Он уже вне земного суда, Сизов. Как и многие из вашей шайки, кстати. Среди вас просто мор какой-то идет. Может, это "Глаз Будды"? Говорят, бриллианты приносят несчастье?

– Похоже на то, – согласился Сизов и вдруг попросил: – Может, снял бы наручники, полковник? Или боишься, что совершу побег? Не бойся. Я, может, и побежал бы, да нога болит, да и некуда мне, честно говоря, бежать. Ты вот говоришь "бриллиант, бриллиант", а что толку? Пока одно разорение на этом бриллианте и ничего больше. Знаешь, сколько я вбухал своих денег в это дело?.. А-а! Снял бы ты, правда, браслеты…

Гуров хмыкнул, но достал ключ и отстегнул наручники.

– Я бы еще покурил, – мечтательно проговорил Сизов, потирая запястья. – Не найдется сигареты?

Гуров порылся в столе у Крячко, нашел ополовиненную пачку сигарет "Тройка", бросил на стол перед арестованным, щелкнул зажигалкой. Тот прикурил, благодарно прикрывая пламя ладонями. Гуров обратил внимание, что руки у Сизова совсем не дрожат. Он полностью себя контролировал.

– Тоже своего рода свобода, – иронически заметил Сизов, откидываясь на спинку стула. – Когда теряешь все, начинаешь ценить мелочи. Кстати, о мелочах, полковник… Я – человек реальный. Иллюзий строить не люблю, но и с пустыми руками ходить тоже не хочется. Собственно, какая мне выгода трепать языком? Что я с этого буду иметь?

– Ну, многого я тебе предложить не могу, – пожал плечами Гуров. – Ты умный человек, решай сам. Если поможешь следствию, суд непременно учтет этот факт. Думаю, это существенно повлияет на срок заключения. А кроме того, кого ты собираешься покрывать? Насколько я понимаю, в банде ты не самый главный. На переговорах с Такером не был. Тебе не приходит в голову, что тебе уготована та же судьба, что и Вадиму Тропинину?

– Все там будем, полковник, – заметил Сизов.

– То есть тебя не шокирует, когда избавляются от своих? – удивился Гуров.

Сизов поднял на него насторожившийся взгляд.

– Не понял, полковник, – сказал он. – Кто избавляется от своих? О чем речь?

– Ну как же, – продолжил Гуров. – На переговорах с Такером присутствовали трое ваших. Николай Дарькин, Вадим Тропинин и еще одно неустановленное пока лицо. Николай Дарькин был убит нашим сотрудником в порядке самообороны. А вот Тропинин был расстрелян своим же, извини за выражение, товарищем. Дело в том, что Тропинин был ранен, машина его была повреждена – он превратился в обузу, и от него избавились, не задумываясь.

– Этого я не знал, – серьезно сказал Сизов. – Это для меня новость. А ты не врешь, полковник? Не блефуешь?

– У меня официальное заключение экспертизы, – ответил Гуров. – Тропинин расстрелян из автомата "узи". Имеются фотографии, сделанные на месте происшествия. Полагаю, ты не станешь воображать, что ради тебя я занялся фотомонтажом? И потом, я, как и ты, человек реальный, а у лжи короткие ноги. Предпочитаю говорить правду – в конечном итоге получается намного выгоднее.

Сизов глубоко затянулся, положил окурок на край оловянной пепельницы и двумя пальцами выудил из пачки новую сигарету. Гуров поднес ему огонька.

– Ну, в общем, на Дарькина это похоже, – неожиданно сказал Сизов. – У него, если что, рука не дрогнет. Да и чокнулся он, по правде сказать, с этим камнем. Мы все чокнулись, но у Дарькина крыша поехала капитально. В принципе я его понимаю. Когда впереди маячат большие деньги, мораль отступает на задний план. Каждый, кто встает у тебя на пути, – досадная помеха, не более того… Но гробить товарищей – это уж слишком.

– Дарькин Сергей Сергеевич? – уточнил Гуров. – Это он расстрелял Тропинина и Такера? Он был тогда на железной дороге?

Сизов посмотрел на него искоса и ответил не сразу, с видимой неохотой:

– Он, конечно. Переговоры он никому не мог доверить. Он все хотел делать сам – но на все у него сил не хватало.

Гуров, заложив руки за спину, прошелся по кабинету, задумчиво посмотрел в окно. Снаружи на стекло липли мелкие, как мошкара, снежинки – начинался снегопад. Почему-то Гуров вдруг вспомнил про туристический проспект, найденный в квартире Голубцова. Солнечная Греция, беззаботная денежная жизнь – вот что их всех манило. Он повернулся, подошел к столу, включил диктофон и посмотрел Сизову прямо в глаза.

– Вы, случайно, не в Грецию собирались махнуть? – спросил он. – В случае удачного исхода?

– За всех не скажу, – ответил Сизов. – Но лично я подался бы в теплые края непременно. Может, и в Грецию. Хотя вряд ли. На Греции чересчур многое завязано. Зачем лишние воспоминания?

– А что вы имеете против Греции? – делано удивился Гуров. – Кажется, у вас там все удачно складывалось. Контрабанду из Греции возили, в Греции же вам выгодное дельце предложили, из Греции вам миллион долларов привезли. Завязано на ней действительно немало, но ведь одни удачи!

– Да какие, к черту, удачи! – зло сказал Сизов. – Понимаю, вам смешно, а мне не очень. Я прекрасно понимаю, что поломал свою жизнь, душу свою сжег! Но, по крайней мере, я надеялся на компенсацию, на то, что проведу остаток дней без забот и тревог. А что получилось – пшик! Миллион долларов!.. Вы знаете, почему Дарькин убил Такера? Потому что он нас попросту кинул. По договоренности он должен был передать нам три миллиона и греческие паспорта на всех. Он божился, что в состоянии сделать нам настоящие паспорта. А вместо этого – предложил только треть суммы, а на остальное сделал круглые глаза, словно впервые услышал про какие-то паспорта. Но это было одним из основных условий. Дарькин психанул. Послал Такера с его миллионом. А тот, гад, и бровью не повел – у меня, мол, для вас других предложений нет и не будет. Дарькин понял, что это серьезно и… В общем, глупо, конечно, но я не уверен, что сам поступил бы с Такером по-другому. У нас у всех нервы на пределе.

– Представляю, – сказал Гуров. – Но что же Дарькин собирается делать дальше?

– Искать покупателя, – ответил Сизов. – А что остается делать? Глупо отдавать такую ценность за миллион.

– Покупателя на такой камень можно искать всю жизнь, – заметил Гуров. – Я вообще удивляюсь, как вы сумели выйти на этого греческого коллекционера. Кстати, вы не в курсе, как его имя?

– Его имя никогда не называлось, – сказал Сизов. – Такер был единственным лицом, с которым мы вели дела. А вышли мы на него очень просто. Это случилось в Австралии. Мы были там с гастролями, а в свободное время завалились в какой-то музей. Там и увидели "Глаз Будды". Он произвел на нас впечатление. Все начали шутить в том смысле, что хорошо бы этот камешек стибрить, а Дарькин вдруг сказал, что если все хорошо продумать, то сделать это вполне возможно. Мы говорили по-русски – думали, нас никто не понимает. Но там оказался Такер, который все понимал. Он в тот же день познакомился с Дарькиным, и несколько раз они с ним встречались один на один. Наверное, тогда и обговорили все детали. Босс Такера давно положил глаз на бриллиант. А тут так совпало – русские готовы камень украсть, и к тому же его как раз собираются везти в Россию. Уже тогда было известно, что планируется выставка в России.

Сизов замолчал, усмехнулся и потянулся за очередной сигаретой.

– Ну что там рассказывать? – продолжил он. – Дарькин сам загорелся и нас сумел убедить. Мы были друзьями, все друг про друга знали. Наверное, о таком шансе втайне мечтал каждый. А Дарькин – хороший организатор. Потом мы поехали в Грецию – вот как удачно все сложилось! Там Дарькин опять встретился с Такером, и тот организовал нам партию оружия. Он был мастер на все эти дела… С оружием все прошло гладко, если не считать, что Звягин нас засек. Но не напрямую – просто догадался кое о чем. Закладывать нас не стал, но из команды выставил. Мы тогда занялись кто чем. Но свою затею Дарькин не оставил. Налаживал связи, встречался с Такером, когда тот приезжал, разрабатывал планы… Он через Леньку Петрова познакомился с Голубцовым. Через одного предпринимателя Такер переправил нам аппаратуру для прослушки телефонов, форму и кое-какие инструменты. Где будет выставка, мы знали уже за полгода. Голубцов потом прояснил нам систему охраны, назвал сроки, дал схему здания. Еще один знакомый Дарькина наладил в соседнем доме аппаратуру – мы могли отслеживать все телефонные разговоры в "Северном сиянии".

– Что за знакомый? – спросил Гуров. – Тоже небось уже покойник?

Сизов хохотнул, поперхнулся дымом.

– Вроде живой еще, – сказал он. – Голубой, правда, но толковый парнишка. В электронике разбирается, как профессор. Вообще, расчет простой был, полковник, но точный. Дарькин позвонил, сообщил про бомбу. Этого дела сейчас не то чтобы боятся – привыкли все к таким звонкам, – но без внимания не оставляют. Вызвали, как и полагается, МЧС, минеров… Мы это все отследили, в смысле переговоров, и прикинули, что минут десять у нас есть. Охрана внутри здания психологически будет настроена на появление чужих людей. С другой стороны, на такого кота в мешке, как бомба, никто сломя голову мчаться не будет. Вот если бы сработала сигнализация при взломе – тут уже, как говорится, без вариантов. Вневедомственной охраны мы боялись больше всего. Но ее не было, а все прочие приехали, когда мы уже отъезжали.

– На фургоне Вольнова, – уточнил Гуров.

– На нем, – согласился Сизов. – Доехали куда надо, переоделись и разошлись. Вот и вся повесть.

– Только ты забыл упомянуть, сколько человек вы в "Северном сиянии" положили, – сказал Гуров. – И потом – Вольнова кто убил? Голубцова?

Сизов пожал плечами.

– Уж раз пошла такая пьянка, то режь последний огурец, – философски заметил он. – Без жертв в такой заварухе не обходится. Вольнов сам виноват. Как узнал, что без фургона остался, сразу в бутылку полез. Грозился в ментовку пойти – так ему своей колымаги жалко стало. Пришлось от него избавиться. Только не показывай на меня пальцем, полковник. Ни одного убийства на себя не возьму. У меня на эту роль другие кандидаты имеются – Дарькин Николай, Петров, Тропинин… Неплохо, да?

– А Голубцова за что?

– Так этот гад уже через сутки после ограбления свою долю потребовал, – возмущенно сказал Сизов. – За глотку брал. Вынь ему да положь. Пытались ему втолковать, что неоткуда его долю пока взять. А он, дурак, за пистолет… Страх это все… Петров, его дружок, первый и попал. Чтобы Петрова не опознали, Дарькин велел его труп сжечь, а Голубцова он сам в тот же день кончил – так на него психанул.

– А при чем тут грузин Нодар? – вспомнил Гуров. – Дарькин на него через Вольнова вышел или все наоборот было?

– Везде вы уже успели нос сунуть, – с непонятной интонацией сказал Сизов. – Честно говоря, думал я, что подольше мы погуляем. Да, видно, не судьба… А Нодар… Что Нодар? Дарькины с ним дела имели, потому что нам деньги на текущие расходы требовались. Сам я в этом не участвовал, но по намекам могу предположить, что Нодар чем-то вроде оптового наркоторговца был. Дарькины с ним пару месяцев крутились. Он им мысль насчет тачки Вольнова подкинул.

– Он тоже знал о бриллианте? – удивился Гуров.

– Ну уж нет! Просто разговор был – мол, тачка нужна надежная и чтобы хозяин не капризный был. Вот на Вольнова и указали. Ну и пятьдесят на пятьдесят вышло – тачка хорошая, особенно после ремонта, а вот хозяин подвел…

– Да уж, можно сказать, черную проявил неблагодарность, – язвительно заметил Гуров.

– В данном случае моральные установки отступают на задний план, полковник, – убежденно сказал Сизов.

– Ну, в вашем случае моралью даже и не пахло, – покачал головой Гуров. – С самого начала. Вы все с удивительной легкостью вступили в преступный сговор. Будто с детства себя к этому готовили.

– Наверное, так оно и есть, – невесело усмехнулся Сизов. – Не в один же день становишься негодяем, правда? По шажочку, по капельке… Тут еще все зависит от случая. Не попади нам на глаза этот камень, не окажись рядом Такер, не затей в "Сиянии" эту выставку… Так бы, может, до сих пор пробавлялись мелкой контрабандой, и никто на нас пальцем бы не показывал.

– Да, не повезло вам, – сказал Гуров. – Но как это говорится – свинья грязь всегда найдет… Ладно, оставим пока эти неприятные воспоминания в покое. Подробности расскажешь следователю. А меня интересуют сегодняшние проблемы. Итак, сколько человек из вашей банды осталось в настоящий момент в живых? И где они?

Сизов на секунду задумался.

– Ну вот я остался, – сказал он. – Дарькин остался. Электронщик этот голубой… Но он с нами мало общался. Как-то больше в сторонке держался. У нас-то с ориентацией, слава богу, нормально.

– Хоть здесь есть чем похвалиться, – перебил его Гуров. – Только давай ближе к теме. Меня ваша ориентация не волнует. Мне адрес нужен, место работы, имя!

– Можно и имя. Куглер Анатолий. Работает в какой-то компьютерной фирме. Или, может, со связью что-то… Я точно не знаю. Да что с него толку? – презрительно фыркнул Сизов. – Он, по-моему, толком и не понял, куда влип. Им Дарькин крутил как хотел. У него и спрашивайте. И еще один остался, кроме нас – самый тупой. Вообще он не из наших. По-моему, профессиональный преступник. Потому что витрину с бриллиантом он вскрывал. Чувствуется, что специалист. Наверняка у вас в медвежатниках числится. Борис Бобков – такое имя вам ничего не говорит?

– Не говорит, – мотнул головой Гуров. – Где он живет?

– А вот это самое интересное, – живо сказал Сизов. – Он от Дарькина практически ни на шаг. Можно сказать, они теперь как сиамские близнецы. Только вряд ли вы их скоро найдете. После того как с Такером облом вышел, Дарькин с Бобковым куда-то на Запад подались – нового покупателя искать.

– Где? – резко спросил Гуров.

– А кто его знает где? – равнодушно отозвался Сизов. – По моему мнению, это дело гиблое. Легче еще один камень украсть.

– А где, кстати, камень? – поинтересовался Гуров. – У кого он сейчас?

– У Дарькина, – пожал плечами Сизов. – У кого же еще?

– И ты хочешь сказать, что вы вот так спокойно расстались? – недоуменно проговорил Гуров. – Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону… Никогда не поверю!

– Это как вам будет угодно, – хладнокровно сказал Сизов. – Уж как расстались, так расстались. Что же мне – сцену устраивать? Я ему не жена. Мы, конечно, договоров не подписывали, но некоторые вещи сильнее всех договоров. Если Дарькин камень продаст, моя доля все равно мне причитается. И кто-то сильно ошибется, если подумает, что это не так.

– Все еще рассчитываешь на дивиденды? – усмехнулся Гуров.

– Да, пожалуй, что уже и не рассчитываю, – будто спохватился Сизов. – Просто разговор у нас такой. Чисто теоретический.

– Я тоже думаю, что теперь твои планы – чистая теория и ничего больше, – кивнул Гуров. – Однако Дарькин нужен мне конкретный, живой, и ты должен сказать, где его взять!

– А я не знаю, – невозмутимо ответил Сизов. – Ну не знаю, и все! Убрался в неизвестном направлении. Попробуйте голубого найти – вдруг он что-нибудь знает? Вы же милиция – по фамилии-то небось разыщете?

– Может, и разыщем, – сказал Гуров. – Только ты вроде говорил, что этот Куглер в сторонке держался. Откуда же ему знать планы Дарькина?

– Все может быть. Вдруг у Дарькина на этот счет свои мысли имеются? Куглера он уважает. За башковитость.

– Странно, что ваш Дарькин хоть кого-то еще уважает, – заметил Гуров. – Но ты уверен, что тебе больше нечего сказать?

Их взгляды встретились. Гуров снова поразился, до чего хорошо владел собой этот непростой человек.

– Больше нечего, – почти весело ответил Сизов. – Я тебе, полковник, все выложил. Облегчил душу.