Андрей Некрасов вырос в типичной советской семье и особыми талантами никогда не блистал: неплохо учился, чуть-чуть занимался спортом, немножко умел играть на гитаре. Природа обделила его физическими данными – ни ростом, ни силой не выделялся он среди сверстников, даже проигрывал – самый обычный подросток, любящий книги Бианки о природе и повести военных лет.

Все изменилось, когда судьба забросила парня в пекло чеченской кампании – Андрей на первых же боевых проявил себя идеальным разведчиком: мог часами идти без компаса в верном направлении; не глядя на карту, находил источники воды; путал следы и прятался так, что опытные горцы – местные жители, исходившие каждую тропку, – не могли обнаружить чужого присутствия. Маленький рост и субтильное телосложение делали его незаметным даже днем; ночью он вовсе превращался в тень, безликую и страшную, как смерть.

Однажды отряд – двадцать человек, все первогодки за исключением командира – окружила группа боевиков. Вырваться невозможно – шквальный автоматный огонь резал ветки над головами, пули щербили деревья и со звоном отскакивали от каменных валунов. Бойцы отстреливались, но могли разве что не подпускать врага ближе; кончатся патроны – конец. И тогда выступил Андрей.

Чудом он проник за осадное кольцо… громко вопя, чтобы привлечь внимание, застрелил пятерых боевиков, шестого ранил и бросился в лес. Враги кинулись следом, ослабив натиск на группу, – армейцы разбили оставшихся и сумели дойти до базы.

Некрасова не было восемь дней; его считали геройски погибшим, собрались отправлять известие матери… Он появился – грязный, в изорванной ветками форме, и только улыбка во все зубы и ярко-синие, смеющиеся глаза выделялись на черном лице. Оказалось, все дни он мотал чужих бойцов по лесам, нападая ночью и сокращая численность… в конечном итоге боевики суеверно решили, что на них объявил охоту демон, и подались в бега.

После войны Андрей, как и все, сунулся в школу милиции – не понравилось. Попробовал к бандитам – еще хуже: понял, что вся блатная романтика поется исключительно для тупоголовых качкообразных малолеток, дабы получать с их глупых смертей прибыль. И быть бы ему грузчиком-строителем-водителем, если бы не случай.

Умерла бабка, о существовании которой Некрас знать не знал; она про родственника знала и оставила в наследство дом. Андрей приехал в деревню Колбино, осмотрел кривобокий домик – и влюбился в это место окончательно и навсегда. Присев на лавочку, вдыхал чистый лесной воздух, жевал вкусную, исходящую соком травинку…

– Вы новый хозяин? – вырвал его из мечтательности девичий голос.

– Видимо, да, – он смотрел на веснушчатую деваху, по виду ровесницу, с копной медно-рыжих волос.

– А я Маруся, соседка буду. Приятно познакомиться!

– И мне, – Некрас улыбнулся…

Через год родилась Светка, такая же веснушчатая и медноголовая, как мать…

* * *

Они устроились под большой яблоней, усыпанной белыми пахучими цветами. Маруся – слегка располневшая, на голову выше мужа – носилась в дом и обратно, собирая на стол новые и новые деликатесы: домашние огурчики, помидорчики, капуста, кабачковая икра… в конечном итоге на большом самодельном столе осталось место только для литровой бутылки домашней настойки – Звонарев разглядел на дне кедровые орешки, малину, еще какие-то ягоды…

– Сам делал, – Некрас перехватил заинтересованный взгляд капитана, – никакая медицина не нужна, от любой хвори помогает. Взрослым – стопка, детям – ложка, и хоть голышом в сугроб ныряй. Ладно, давай по первой… – он разлил красноватый напиток по большим стопкам. Харон отрицательно покачал головой, Андрей не настаивал.

– За тех, кого с нами нет!

– За тех, кого с нами нет! – эхом повторил капитан и залпом выпил, дыхание сперло. – Уф… Чего набухал?

– Чистый спирт и дары природы, – Некрас смачно жевал хрустящий огурчик с палец размером. – Никаких консервантов и прочего яда. Хотя от твоей болезни, – он кивнул на разбитое лицо Звонарева: опухоль с рассеченной брови спала, но под глазом цвел обширный синяк, – вряд ли поможет.

– И так сойдет, – капитан махнул рукой и налег на потрясающе вкусные соленья.

Сбоку к Андрею жались детишки – Светка стала еще рыжее и веснушчатее, Васька, помладше, вышел в отца – тощий и светленький, с такими же ярко-синими глазами. Они с опаской косились на незнакомых людей, особенно на Харона, безучастно жующего помидор.

– Как же ты, Саня, умудрился в такое… – Некрас споткнулся. – А ну, идите, маме помогите! – он подтолкнул детей к дому и подождал, пока скроются за порогом. – В такое дерьмо влип? Это ж надо, столько «мокрых» на себя навесить, даже не убив никого!

– Личное. Хотел выяснить, кто человека убил, а вон как повернулось, – капитан помрачнел, – теперь могу разве что найти паскуду и расколоть, чтоб с меня обвинения сняли… Хотя неподчинение и угроза в адрес гондона-начальника останется, но это мелочь.

– Я могу помочь?

– Ты делаешь больше, чем я мог рассчитывать: в дом пустил, накормил… Нет, дружище, я заварил – мне хлебать.

– Смотри, а то я мог бы… – против воли в голосе Некраса мелькнуло облегчение. – Ладно, сегодня переночуете, а завтра?

– Поедем в город, осядем у кого… говорю, пара дней нужна, а там снова на квартиру заедем.

– А потом?

Капитан отвечать не хотел, поэтому перевел разговор:

– Смотрю, ты расширился, – он обвел рукой утопающий в зелени сад, – вроде меньше был участок…

– Меньше. Я соседний прикупил, зайчатник там построил и хлев – свиней держу. Поработаешь летом, по осени на рынок свезешь – денег до следующего года хватает. – Андрей разлил по второй. – За тех, кто вернулся!

– За тех, кто вернулся! – в этот раз громко чокнулись, жидкость обожгла горло, но уже легче.

Неожиданно хозяин коротко, по-собачьи, втянул носом воздух:

– Гроза будет…

Звонарев с удивлением поглядел на идеально голубое небо без единого облачка, но промолчал – друг и раньше проявлял чудеса следопытства…

Проговорили до вечера – вспоминали молодость, друзей, травили армейские байки; под конец Звонарева разморило от сытости и деревенско-лесного спокойствия настолько, что голова едва не билась об стол.

– Все, друзья, на боковую, – Некрас заметил состояние капитана и первым встал из-за стола. – Маруся!

Женщина вышла на крыльцо; в лучах заходящего солнца ее волосы горели жидким пламенем.

– Я постелила в гостевой, – голос мягкий, очень нежный.

Андрей провел гостей через дом и показал комнату с двумя железными кроватями и продавленным креслом. Звонарев тут же скинул ботинки – он все еще ходил в армейской форме – и плюхнулся на приятно спружинивший матрас.

– Сейчас приду. – Харон вышел, вернулся через несколько минут и сел в кресло.

– Ты что, спать не будешь? – капитан удивленно смотрел на парня. – Не устал?

– Дежурить буду, – лаконично бросил Харон. – Спи, разбужу в два.

– Вообще-то мысль… – сонно кивнул Звонарев. – Я тебя подме… – едва голова коснулась благоухающей свежестью подушки, Морфей унес сознание в неведомые дали…

Разбудил капитана звон разбитого стекла – громкий и тревожный, как выстрел… да и за настоящим выстрелом дело не стало!

Звонарев вскочил на ноги, не понимая, что происходит. Силуэт Харона, припав на одно колено, целился из ВСС с глушителем в окно. Краем глаза боец заметил проснувшегося капитана:

– Гости.

– Кто?

– Кажется, наши… – неуверенно буркнул Димка, – не разобрал.

– В каком смысле «наши»?

– Братва… – комната осветилась всполохом молнии: булькнула огнем винтовка.

До капитана вдруг дошло, что за звук постоянным фоном лез в уши – на улице хлестал ливень.

– Есть еще «ствол»? – Звонарев окончательно проснулся.

– В кресле возьми… – Зажглась молния, и снова ВСС плюнула смертью. – Не видно ни хрена, темень! – Харон резким движением размял шею. – Только при всполохе ловить…

Капитан, вооруженный «ТТ», осторожно присел к другому окну:

– Много?

– Человек пятнадцать… Три машины.

– Стреляют?

– Пугнули раз, из «мухобойки», – «мухобойкой» в народе прозвали стандартный «ПМ». Комната вновь осветилась – и вновь хлопнул выстрел.

Из другой части дома грохнуло ружье.

– Некрас воюет? – Звонарев похолодел. – В доме дети…

– «Сайга» у него. Не попадет, но и приблизиться не даст.

Капитан осторожно, с уголка, выглянул на улицу: луну и звезды затянуло низкими облаками, других источников света в деревне не было. Силуэт Харона заметно выделялся на фоне темной комнаты.

– Много не настреляешь… – он прислонился к стене. – Как выследили?

– Думаю, по мобильнику. Я не выкинул.

Звонарев хотел разозлиться, но, вспомнив, как сам про это забыл, передумал.

– Что будем делать?

– Воевать, – бросил Димка равнодушно, не убирая глаз от прицела. – А там, как ты говоришь, посмотрим.

Вновь грохнула «Сайга» Некраса…

И вдруг с улицы заорали – хриплый голос с характерной тянущей, приблатненной интонацией:

– Э, хорош шмалять! Давай добазаримся!

– Базарь! – голос Некраса едва пробился сквозь дождь.

– Нам нужен «мусор»! Харон, слышь? По-любому ты там, слышишь – отдай «мусора», к тебе «предъяв» нету!

Вспыхнула молния, и Харон ответил – выстрелом.

– Не попал… – пробормотал глухо. – Жаль!

– Как хочешь! – голос стал злым. – Ща из «Мухи» аргумент сделаем, раз слов мало!

Тут в комнату, пригибаясь, забежал Некрас – даже в темноте было заметно, как дрожит в его руках бесполезное ружье.

– Саня! – в его голосе мешались злость, просьба, жалость… дикий коктейль из голых эмоций.

– Знаю, Андрюх, – Звонарев спокойно выдохнул. – Возвращайся на место: если вдруг не поможет…

Некрас кивнул и так же, пригибаясь, выбежал.

– Эй! – заорал капитан в окно. – Слышь, урод?

– Ну? – насторожился голос. – Кто это?

– «Мусор», – едко крикнул капитан. – Я выйду. Обещай, что семья не пострадает!

– Отвечаю!

– Грош цена их словам, – пробормотал Харон.

– Знаю, Дим. Слушай… если меня сразу «положат»…

– Я не дам семью, – в словах звенела решимость. Звонарев успокоился: не даст.

– Не знаю, будет ли возможность… твой брат был героем, погиб, как герой… мне не хватает друга.

– Иди, прикрою, – Харон снова приложил щеку к прикладу.

– Эй, «бык»! – капитан поднялся. – Я выхожу, не стреляй!

Путь до крыльца занял минуту. Сердце учащенно билось, но в душе царило спокойствие – если убьют, он сделал все, что мог. Если же из-за него пострадает Маруся или, не дай бог, дети… жить с таким грузом во сто крат хуже, чем умереть.

Струи воды хлестнули по лицу, военный китель моментально промок и холодил тело… Звонареву пришлось прикрыть глаза, чтобы защититься от дождя. Темень стояла непроглядная – капитан различил лишь далекий свет горящих автомобильных фар. На них и пошел.

Через десяток метров обнаружилась машина – квадратный черный «Хаммер», за ним еще два. Возле них люди: внимательно, напряженно они следили за каждым движением бредущего человека. «ТТ» Звонарев оставил Харону – на всякий случай, да и не было шансов с пистолетом, в полной темноте, перебить гадов… Из толпы бандитов выделился один, квадратно-спортивный и коротко стриженный.

Молча поднял руку – и опустил на голову Звонарева дубинку.

«Да сколько ж можно, по голове!»

Обидная мысль стала последней – капитан рухнул в липкую грязь.