В Тверь Гуров и Крячко приехали на следующий день под вечер. Уличные фонари освещали быстро пустеющие улицы. Противный мелкий дождь распугал почти всех любителей вечерних прогулок. Гуров остановил машину возле первой гостиницы, которая попалась на их пути, и, обернувшись к другу, поинтересовался:

– Ну что, как поступим – бросим здесь якорь или, может быть, сразу двинем по известному адресу?

Полковник Крячко недовольно посмотрел на слякоть за окошком машины и проворчал:

– Удивляюсь я тебе, Лева! Послушать тебя, так можно подумать, что задержись мы чуть-чуть, и все преступники раз и навсегда разбегутся! Не бойся, никуда они не денутся. Такая уж это категория. А номер снять надо однозначно. Я уже ног под собой не чую. И пожрать надо обязательно. Ты вспомни, когда мы сегодня с тобой последний раз ели! И вообще, мое предложение такое – сейчас хорошо закусить, принять по сто пятьдесят на брата, выспаться как следует, а уж поутру идти искать этого Шульгина. Как говорится, утро вечера мудренее.

– А еще говорится – не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, – напомнил Гуров. – Ты вот очень точно заметил насчет разбегающихся преступников. Если мы будем рассиживаться по гостиницам, то останемся у разбитого корыта. Ты не забывай, что, кроме нас, Шульгина ищут и другие. Поэтому на номер и ужин согласен – у самого уже от голода живот подвело, – но потом сразу едем искать Шульгина.

Возражений со стороны Крячко больше не последовало. Он понимал, что Гуров прав.

Возможный адрес Шульгина они обнаружили в квартире Темирхана, куда их в конечном счете направил задержанный на улице гражданин Гусев, молодой мужчина без определенных занятий. Задержали его почти случайно, но он неожиданно порассказал такого, что у Гурова глаза на лоб полезли. Он даже не сразу поверил в такую удачу. Получалось, что Гусев был прямым участником событий того несчастного дня, когда умер академик Звонарев. Он знал едва ли не всех, кто принимал участие в похищении собаки, в том числе и пресловутого Темирхана. Попутно выяснилось, что Темирхан уже погиб – буквально на глазах Гусева, – и смерть его была явно связана с делом академика. Гусев рассказал и еще об одном двойном убийстве – в гараже, где Темирхан прятал машину. И еще оказалось, что неизвестная банда ищет прежде всего главного свидетеля – некоего Шульгина, который, как объяснил Гусев, ссылаясь на слова Темирхана, отсиживается у своего двоюродного брата в Твери.

Попутно вскрылась история с деньгами Темирхана, которые Гусев и его приятель попросту забрали себе, проникнув в пустую квартиру. Он искренне был уверен, что имеет право на эти деньги, потому что Темирхан умер и ему они уже не нужны. Эта нехитрая философия Гурова не заинтересовала, а вот сообщение о том, что в квартиру Темирхана проник еще кто-то, он воспринял очень болезненно. Допрос велся ночью, на Петровке, и про квартиру Темирхана они узнали не сразу. Потом они сразу же отправили туда людей, но в квартире никого уже, разумеется, не обнаружили, сейф был пуст, а из соседей никто ничего не видел.

Обыск в квартире проводили самым тщательным образом, и это принесло свои плоды. Удалось найти старую записную книжку хозяина, в которой среди прочих адресов и номеров телефонов был обнаружен адресок какого-то Копалова Леонида Борисовича, проживающего в Твери. Около его фамилии в скобках стояла заглавная буква «Ш», что давало основания полагать, что Копалов может оказаться тем самым двоюродным братом, который прячет у себя Шульгина.

Как только этот адрес оказался в руках Гурова, он безо всяких сомнений решил, что они с Крячко немедленно отправляются в Тверь. Он не исключал, что тот же самый адрес стал известен и бандитам, поэтому следовало торопиться.

Они с Крячко действительно устали – последние сутки практически не имели отдыха, – но поручить это дело кому-то еще Гуров не хотел и не мог. Судя по всему, этот Шульгин знал что-то очень важное, раз за ним велась такая продолжительная охота.

Но что мог знать человек, чья специальность – кража собак? Этот вид деятельности довольно далеко отстоит от теоретической физики, а до сих пор Гуров был уверен, что неизвестных преступников интересует в первую очередь именно то, что связано с физикой или, во всяком случае, с личностью Звонарева. Выходило, что интересы их более разносторонни, чем могло показаться на первый взгляд, и для удовлетворения своего любопытства эти люди были готовы пойти на все. Такое могло быть только в одном случае – если в деле замешаны большие деньги.

Поэтому последние часы Гуров ни на минуту не выходил из состояния беспокойства. Он боялся, что они опять могут опоздать. Теперь становилось ясно, что Шульгин – ключевая фигура. Упустить его они не имели права.

Крячко относился ко всему гораздо спокойнее. Он не считал, что мир рухнет, если они не поймают Шульгина. Рано или поздно они и без него нападут на след банды, потому что уж слишком нагло те действуют.

– Просто им до сих пор везло, – убеждал Гурова Крячко. – Но никому не может везти все время. Где-то они проколются. Вот увидишь, скоро мы и так узнаем, кто они такие. Например, появится наконец дочка академика и откроет нам глаза.

Дочка академика была вторым источником беспокойства для Гурова. Ему очень не нравилось поведение этой странной женщины. Вместо того чтобы явиться на похороны отца, она вдруг ложится в какую-то волгоградскую больницу якобы с нервным срывом и лежит там, не давая о себе знать. Особенно подозрительным такое поведение стало после того, как в Волгоград отправили официальную депешу из прокуратуры. Дочь Звонарева приглашалась для дачи показаний в связи с открытием уголовного дела по факту смерти ее отца. Но она не при-ехала и на этот раз, снова сославшись на болезнь. Гуров не мог разорваться и направил в Волгоград оперативника, чтобы проверить, действительно ли Таисия Федоровна Биклемишева (в девичестве Звонарева) находится в больнице и каковы перспективы на ее выздоровление. Оперативник обернулся за один день и сообщил, что Звонарева действительно лежит в больнице, врачи ставят ей реактивный психоз и категорически возражают против каких-либо контактов с правоохранительными органами. Гурову пришлось принять информацию к сведению, но его беспокойства это не уменьшило.

Они сняли номер на двоих в гостинице и тут же поужинали в ресторане, причем ничего крепче минеральной воды Гуров заказывать не согласился, чем немало огорчил своего спутника.

На часах было половина десятого, когда они остановили машину возле двухэтажного деревянного дома на окраине города. Метрах в пятидесяти за домом проходило полотно железной дороги. Дом окружал деревянный забор. На столбе горел тусклый фонарь. В воздухе висела мелкая морось и слышались отдаленные гудки локомотивов. Гуров сверился со своими записями – адрес был тот самый. Они вышли.

За их спинами шла полоса кустарника, за которым горели окна однотипных двухэтажных каменных зданий. Дом Копалова стоял как бы на отшибе, почти вплотную к железной дороге.

– Вроде здесь, – сказал Гуров, рассматривая дом.

– Вроде не спят, – в тон ему добавил Крячко, кивая на светящееся окно на втором этаже. – А домина здоровый, хотя и бестолковый, на мой взгляд. Жить в таком я бы не хотел. Наверняка во дворе курятник или что-то в этом роде.

– А мы сейчас проверим, – сказал Гуров, решительно направляясь к воротам.

Он подергал ручку и убедился, что ворота заперты изнутри на засов. Он поискал на заборе что-нибудь похожее на звонок, но не нашел.

– Может, здесь принято стучать по воротам палкой? – недовольно проворчал Гуров. – Так хоть бы поставили одну для приличия! Кулаком пока достучишься, все кости отобьешь!

– Эта дилемма имеет нестандартное решение, – заметил Крячко. – Учитывая особые обстоятельства, имеет смысл тихо перелезть через забор.

– А ты уверен, что получится тихо? – спросил Гуров. – По ту сторону, может, кобель дожидается – с теленка величиной?

– Кобель? Кобель дал бы о себе знать, – не слишком уверенно возразил Крячко.

– Ты забываешь, с кем мы имеем дело, – сказал Гуров. – Человек – специалист по собакам. Может, у него и брат такой же? Запросто можно нарваться на тренированного зверя, который перервет тебе глотку без звука.

– Убедил, – поспешно сказал Крячко. – Ну их к черту, нестандартные решения! Давай по правилам. А постучать я могу ногой. У меня башмаки старые, не жалко.

Он тут же привел в действие свое намерение, начав с грохотом колотить в калитку ногами. Шум он поднял такой, что не выдержала бы и самая тренированная собака. Но во дворе было тихо. Не слышали они, и как открылась в доме дверь, хотя она, несомненно, открывалась, потому что через некоторое время по другую сторону забора раздался недовольный юношеский басок:

– Ну кто там?

– Копалов Леонид Борисович здесь проживает? – спросил Гуров.

– Ну, допустим, – подумав, ответили из-за забора.

– Тогда откройте – нам нужно вручить ему повестку из военкомата.

– Да его нет! На работе он. В ночь дежурит. Завтра приходите.

– У нас ноги не казенные по два раза всех обходить! – грубовато заметил Крячко. – Ты кто – сын? Вот и распишешься за повестку. И поторопись, пока мы тебе самому повестку не выписали.

Похоже, тема повесток для молодого человека не была чем-то отвлеченным. Он заволновался.

– Чего это? – испуганным баском произнес он. – У меня отсрочка! Комиссия признала…

– На любую комиссию перекомиссия есть! – назидательно сказал Крячко. – Так что открывай, пока мы добрые!

Молодой человек загремел засовом. Через мгновение калитка открылась. Оперативники увидели длинного и худого как жердь юношу с прыщавым недоверчивым лицом. На парне была старая куртка, наброшенная поверх черной майки с надписью «Спидвей».

Полковник Крячко просунул нос в калитку и подозрительно спросил:

– А где волкодав?

– Какой волкодав? – мрачно сказал молодой человек. – Нет у нас никакого волкодава. Давайте вашу повестку.

– Ты извини, – произнес Гуров, зайдя во двор и придерживая юношу за локоть. – Про повестку мы немного соврали. Ради общего блага, так сказать. На самом деле мы из милиции. Твой отец действительно на работе?

Юноша сжался, будто его ударили по лицу, и посмотрел на Гурова несчастными глазами.

– Из какой милиции? – с ужасом прошептал он. – Я ничего не знаю! Отец в депо пошел. Дома никого нет.

При этом он с такой тревогой оглянулся на освещенное окно дома, что Гуров уже не сомневался – дома кто-то есть.

– А мать где? – спросил он.

– Мать в рейсе, – прошептал юноша. – Проводником она работает.

– Понятно, – заключил Крячко. – Родители день и ночь на работе, а дети предоставлены сами себе, попали в лапы улицы, начали курить, сквернословить и врать взрослым…

– Кто врет-то? – жалобно спросил молодой человек.

– Ты и врешь, – безжалостно сказал Крячко. – Тебя как зовут, жертва перестройки?

– Вадим, – буркнул парень.

– Так вот, слушай меня внимательно, Вадик, – сказал Крячко. – Поскольку ты военкомата боишься, значит, возраст у тебя уже подходящий. А возраст этот предполагает гражданскую ответственность, в частности, ответственность уголовную. Например, за дачу ложных показаний. Поэтому лучше тебе говорить правду. Кто сейчас, кроме тебя, находится в доме?

– Н-никого, – пролепетал сбитый с толку Вадим.

– Лгать грешно, юноша, – сказал Гуров. – Мы ведь знаем, что у вас гостит родственник из Москвы – Шульгин Владимир Матвеевич. Ведь так?

Молодой человек еще раз беспомощно оглянулся на освещенное окно и сказал:

– Ну, гостит… А чего?

– Поговорить нам с ним надо, – объяснил Гуров. – Только так, чтобы никто не мешал, ясно?

– Меня батя убьет, – мрачно сообщил Вадим. – Откуда я знаю, что вы из милиции? Может, завтра зайдете?

– И не надейся, – отрезал Крячко. – Веди нас к своему дяде – или кто он там тебе?

– А откуда мы – это мы тебе сейчас объясним, – добавил Гуров, доставая удостоверение. – Читать-то умеешь?

При виде солидной книжечки с государственным гербом Вадим настолько оробел, что даже не обиделся на последнее замечание.

– Батя меня убьет! – повторил он с обреченным видом.

– Он у тебя Иван Грозный? – спросил Крячко.

– Отца мы берем на себя, – заявил Гуров. – Говори, куда идти?

Вадим опустил плечи и молча направился к дому.

На второй этаж вела деревянная лестница с перилами, которая прилепилась к дому снаружи, как трап к борту корабля. Лестница была старая, как и весь дом, – ступени скрипели, реагируя на каждый шаг. Гуров обратил внимание, что Вадим нарочно старается при ходьбе производить как можно больше шуму. Видимо, он надеялся таким образом предупредить своего дядю об опасности и хоть в какой-то степени реабилитировать себя за невольное «предательство».

Прямо с лестницы они попали в грязноватый широкий коридор, освещенный тусклой лампочкой. В коридоре находилась масса самых разнообразных вещей – корыта, ведра, старая одежда, велосипед, стопки растрепанных журналов двадцатилетней давности, негодная газовая плита и много чего еще. Чтобы разобрать все это, понадобился бы целый год.

Среди всего этого хлама оперативники с трудом разглядели четыре закрытых двери. Гуров вопросительно посмотрел на Вадима. Тот ткнул пальцем в ближайшую дверь и хмуро сказал:

– Там кухня. Дядя Володя в ней сидит.

– А там что? – подозрительно спросил Крячко.

Вадим посмотрел на него исподлобья.

– Это вот моя комната, – объяснил он. – Дальше кладовка. А там – родители живут.

– Ясно, – кивнул Гуров. – Так ты иди пока в свою комнату и не мешай нам. Мы сами тут разберемся.

Вадим постоял секунду, сгорбился и пошел, шаркая подошвами, к себе. Оперативники дождались, пока он закроется в комнате, и шагнули к двери кухни. Из-за нее доносилось мирное позвякивание посуды, покашливание и какое-то постороннее бормотание – кажется, там работало радио.

Крячко распахнул дверь, и они с Гуровым разом шагнули через порог. Возле кухонного стола спиной к ним стоял человек в спортивных штанах и рубашке навыпуск. В руке он держал чайник, из которого как раз наливал кипяток в большую красную кружку. При этом он краем глаза посматривал на экран портативного телевизора, стоявшего на тумбочке рядом с плитой, работающей от газового баллона. Услышав шум, человек не выказал никакой паники, лишь перестал наливать чай и спокойно обернулся.

У Шульгина было мрачноватое скуластое лицо, слегка перекошенный набок рот и гладко зачесанные светлые волосы. Вид у него был довольно мирный, но глаза при этом смотрели с такой откровенной неприязнью, что вступать в контакт с этим человеком решился бы не каждый. Однако у Гурова и Крячко выбора в этом смысле не было.

– А мы как раз вовремя! – с дурашливым простодушием провозгласил Крячко, широко улыбаясь. – С удовольствием бы сейчас чайку горяченького хряпнул! Пару стаканчиков! На улице такая мерзость, бр-р-р! Угостишь, хозяин?

– Кто вы такие? – ровным голосом спросил Шульгин, незаметно отступая назад. – И что вам нужно?

Глаза его зорко ощупывали фигуры оперативников – их лица, руки, карманы, – видимо, Шульгин лихорадочно пытался сообразить, чем грозит ему этот визит и что можно сделать.

– Кто мы, это за версту видно, – засмеялся Крячко. – А вот кто вы, уважаемый? Если вы тот, кого мы ищем, то самое время поговорить. Вы случайно не Шульгин Владимир Матвеевич будете? Ходили слухи, что тут он где-то.

– Нет, в самом деле Шульгин! – вмешался Гуров. – Если безо всяких шуток, то мы по вашу душу пришли. Наверное, догадываетесь, в чем причина? Тогда давайте присядем и спокойно поговорим.

Шульгин еще раз обшарил их обоих взглядом, потом повернулся и медленно поставил чайник на плиту. Затем отряхнул ладони и послушно сел на стул.

– Извольте, поговорим, – сказал он. – Только для начала документики ваши можно? Чтобы иметь, так сказать, ориентиры… По закону имею право.

– Безусловно, имеете, – подтвердил Гуров, снова доставая свое удостоверение. – Но мы, в свою очередь, тоже не отказались бы взглянуть на ваши документы.

– Само собой! – сказал Шульгин, просматривая удостоверение. – Только сейчас они не здесь, они в моей комнате. Если желаете, могу принести.

– Это успеется, – заметил Гуров.

– Ну что ж, ксива, как говорится, на зависть, – сказал Шульгин, возвращая корочки. – Солидная. И все лучше, чем… – Тут он скомкал свою речь и добавил: – Хотя, конечно, сегодня не поймешь, кто на кого работает… Ну да ладно! С чем пришли, дорогие товарищи?

– А вы не догадываетесь?

– У меня профессия другая, – серьезно сказал Шульгин. – Гадают гадалки и еще эти… метеорологи. А мне гадать нельзя. У меня точное знание.

– Ну да, только сявки воруют по вдохновению, – кивнул Крячко. – Серьезный человек действует по строгому плану, информацию собирает…

– Вы о чем? – прищурившись, спросил Шульгин. – Что-то я вас не понимаю. Кто ворует?

– А кто работать не хочет, тот и ворует, – сказал Крячко. – Например, вы, Шульгин! Собачку у академика Звонарева кто украл?

Шульгин посмотрел на него тяжелым ненавидящим взглядом, но ответил спокойно, слегка даже растягивая слова, словно вопрос Крячко ужасно его позабавил:

– Ну что вы, товарищи милиционеры! Это же просто недоразумение какое-то! Вы меня в краже чьей-то собаки подозреваете, а я этим делом сроду не занимался. И с академиками не знаком. Так что извиняйте…

– Да чего уж теперь-то дурака валять, Шульгин? – недовольно заметил Гуров. – Вы же не мальчик, должны понимать. Откуда-то мы ваш адрес узнали, правильно? Друзья ваши сказали, конечно. Темирхан, Гусев, Тягунов… Они ведь вас опознают, Шульгин!

Гуров с большим неудовольствием отметил, что даже столь неотразимый аргумент не произвел на Шульгина большого впечатления. Он усталым жестом потер лоб и сказал, будто повторяя в сотый раз давно надоевшую фразу:

– Странное дело! Вы мне какие-то тут фамилии называете незнакомые, опознанием грозитесь, а я ведь так и не понимаю, в чем дело.

Гуров и Крячко переглянулись. Им уже было совершенно ясно, что клиент попался незаурядный и возиться с ним придется долго. Но их это не особенно расстроило. Главное, они нашли Шульгина, а разговорить его они рано или поздно сумеют. В конце концов, улики против него имеются. Гуров жалел об одном: что поторопился и сообщил Шульгину о Темирхане как о живом человеке. Этот ход был не слишком изящным, и вдобавок он себя совершенно не оправдал.

– Ладно, что выросло, то выросло, – заключил Гуров. – Все вы прекрасно понимаете, Шульгин, но, если вам нравится комедию ломать, мы вам препятствовать не станем. Все равно в Москву возвращаться. Так что мы вас задерживаем. Потрудитесь собраться и пройти с нами!

– Вот ничего себе! – изумленно произнес Шульгин, хлопая себя ладонями по коленям. – Это как же понимать? Зашли с улицы, ни здрасте, ни как поживаете – сразу собирайся, пойдешь с нами! А если я не пойду?

– Применим силу, – сурово сказал Крячко. – И так применим, что до Москвы чесаться будете, Шульгин!

Шульгин оценивающе посмотрел на Крячко, на Гурова, подумал и вдруг махнул рукой:

– Ладно, ваша взяла. Против лома, как говорится, нет приема. Хоть я и ни сном ни духом, а силе вынужден подчиниться. Но, учтите, при первой возможности я напишу жалобу прокурору.

– Это ваше право, – согласился Гуров. – А теперь не будем тянуть время. Проводите нас в свою комнату. Нам пора.

– Ну что ж, пойдемте, коли торопитесь, – пожал плечами Шульгин и прибавил с усмешкой: – А то бы в самом деле посидели, чаю выпили. А вы бы мне еще чего-нибудь рассказали…

Гуров пожал плечами.

– Мы не затем сюда из Москвы гнали, чтобы вас сказками развлекать, – сказал он. – Нам вас желательно послушать, Шульгин.

– А из меня рассказчик тоже неважный, – махнул рукой Шульгин. – Ничего интересного в моей жизни нет.

– По-моему, вы скромничаете, – сказал Гуров. – Взять хотя бы тот факт, что вы недавно были свидетелем убийства… Ведь был такой факт?

Шульгин поднял на полковника глаза и некоторое время пристально рассматривал Гурова своим неприятным, злым взглядом.

– Вот вы опять про убийство, – сказал он. – А я о нем ни сном ни духом. Давайте в самом деле лучше чаю попьем на дорожку!

Гуров подозрительно посмотрел на него. Шульгину явно не хотелось покидать дом двоюродного брата, и он изо всех сил старался оттянуть момент расставания. «Надеется улизнуть? – мелькнуло в голове у Гурова. – Ждет брата? Чересчур уж он смиренный, при том что глаза горят, как у дьявола. Нет, не стоит здесь задерживаться. Береженого бог бережет».

– Чаю мы в Москве выпьем, Шульгин! – решительно объявил Гуров. – Все! Переговоры закончены, вставайте!

– Ну, начальники! – покрутил головой Шульгин. – Все-таки беспокойная у вас служба! Ни себе покоя не даете, ни людям… Моя комната внизу. Со двора заходить нужно.

Он встал и неторопливо заправил рубашку в штаны. Потом наклонил голову и пошел к выходу. Крячко поспешно подскочил к двери, чтобы выйти первым, и уже взялся за ручку, но вдруг застыл, точно каменный, и приложил палец к губам.

Шульгин удивленно посмотрел на него, но тоже остановился. В наступившей тишине Гуров явственно услышал, как снаружи дома сиротливо скрипнула лестничная ступенька. Потом еще раз. Шульгин дернул головой и посмотрел на занавешенное окно. Он вдруг резко побледнел.

Снова скрипнула ступенька – на этот раз ближе. По лестнице кто-то поднимался, но поднимался с большой осторожностью. Гуров был уверен, что, когда поднимались они с Крячко, шуму было гораздо больше.

– Вы кого-то еще ждете, начальники? – хриплым от волнения шепотом неожиданно спросил Шульгин.

– Наши все в сборе, – грубовато ответил Крячко. – А вот ты, Шульгин, судя по твоей вытянувшейся морде, кого-то точно поджидаешь.

Шульгин был настолько озабочен, что даже не обиделся на «морду». Он обернулся к Гурову, так как в нем сразу угадал главного, и озабоченно посоветовал:

– А я бы на вашем месте, начальники, пушки свои приготовил! Можете не успеть.

Крячко задумчиво посмотрел на него и сказал:

– А он ведь дело говорит, Лева! Дело керосином пахнет. Их там на слух не меньше трех человек.

– Свет! – резко сказал Гуров.

Крячко поднял руку и щелкнул выключателем. Кухня погрузилась во тьму. Гуров достал из наплечной кобуры пистолет, передернул затвор и прислушался. Но сейчас только тяжелое дыхание Шульгина доносилось до его ушей. Шаги на лестнице стихли.

– Интересный вы человек, Шульгин, – прошептал Гуров. – Ничего не слышали, ничего не ведаете, а шагов на лестнице, как старая бабка, боитесь. Почему так?

Он не надеялся на ответ, но, к его удивлению, Шульгин неожиданно приблизился к нему вплотную и проговорил в самое ухо:

– Я сейчас вам одну небольшую вещь скажу, господин полковник, а вы про нее хорошенько подумайте, если мы отсюда живыми уйдем. Было время, я на границе инструктором по служебному собаководству работал. И служил вместе со мной на заставе один человек – Водянкин Григорий Захарович. Отличный был офицер, только характер имел сволочной. Самомнение очень большое у него было, и к подчиненным он применял неоправданную жестокость. Я потом на гражданку уволился, а его в другую часть перевели. И не видел я его очень долго, до того самого дня…

Шульгин замолчал. Дверь в кухню начала медленно отворяться. За ней была темнота – кто-то выключил в коридоре лампочку. Гуров предостерегающе сжал плечо Шульгина и выдвинулся вперед. В смутных отсветах, попадавших в помещение из занавешенного окна, он едва смог различить прижавшуюся к косяку фигуру. И тут он вспомнил про мальчишку, про Вадима, который остался один в своей комнате и был сейчас совершенно беззащитен.

– На пол! – гаркнул Гуров что есть мочи и для убедительности выстрелил в потолок. – На пол, сволочи! Милиция!

Фигура в дверях шарахнулась. Крячко бросился вперед, стараясь перекрыть ей дорогу. Послышался звучный удар, еще один – кто-то упал. Коридор наполнился топотом ног. Снаружи, на лестнице, кто-то крикнул деловито: «Уходим!»

«Нельзя, чтобы они ушли!» – в отчаянии подумал Гуров, безоглядно бросаясь вперед.

Выскочив на площадку, он выстрелил для острастки в воздух и, рискуя переломать ноги, помчался вниз по лестнице. Прямо перед ним мчался какой-то человек. На последней ступеньке Гуров все же исхитрился врезать ему по затылку. Человек упал, но тут же обхватил ноги Гурова, дернул и повалил на землю. Потом мгновенно извернулся, вскочил и побежал дальше. Бежал он теперь не так ловко, но, когда Гуров опять бросился за ним вдогонку, вдруг швырнул на бегу через плечо какой-то предмет и прибавил шагу.

Предмет оказался световой гранатой. От внезапной вспышки света у Гурова потемнело в глазах, он потерял ориентировку и медленно сел на землю.

«Вот попали, на ровном месте да мордой об асфальт! – с досадой подумал он. – Опять они нас на полголовы обошли. Хорошо хоть, все живы. Остальное наверстаем».