– Все-таки расскажите еще разок, какие такие цели у вашей организации? – попросил Гуров. – С первого раза я как-то не очень понял. Вы собираетесь бороться за власть, что ли?

Он вел машину и одновременно разговаривал с человеком, который сидел рядом с ним на переднем сиденье. Человек этот являл собой странную фигуру, одновременно сочетающую в себе чиновничью значительность, энергию спортивного инструктора и ухватки хохмача из какого-нибудь захудалого конструкторского бюро.

Гуров познакомился с ним только сегодня утром, когда после поисков во всевозможных архивах выяснилось, что гражданин Водянкин Григорий Захарович не плод воображения Шульгина, а реальный человек и даже имеет московскую прописку. Этот Водянкин действительно несколько лет назад служил в пограничных войсках, а теперь подвизался в некой общественной организации под названием Союз Правых.

Чтобы получить информацию о деятельности этой организации, а заодно и о самом Водянкине, Гуров наведался в офис Союза Правых, который располагался в тихом переулке неподалеку от Садового кольца. Офис занимал первый этаж старого отреставрированного дома. Вывеска над дверью была довольно скромной, и какого-то особенного наплыва посетителей не наблюдалось. Однако фейс-контроль на входе осуществлялся строго, и Гурова пропустили не сразу, а только досконально выяснив все паспортные данные.

Впрочем, тут же обнаружилось, что руководства Союза на месте нет, и беседовать пришлось с тем самым странноватым человеком, который сидел в своем кабинете без дела. Обрадовавшись посетителю, он туманно отрекомендовался координатором по общественным связям. Звали его Геннадием Ивановичем Зверевым. О своей организации он рассказывал многословно и с гордостью, но как-то обтекаемо, и из его рассказа понять можно было только две вещи: Союз Правых – организация общественная, и ее члены желают способствовать процветанию родины. Возможно, такая расплывчатость объяснялась тем, что Зверев видел в Гурове прежде всего представителя правоохранительных органов, а не просто любопытствующего, и очень осторожно подбирал слова.

Гуров его отчасти понимал – ему было известно много случаев, когда общественные организации имели неприятности по части финансовой деятельности, и эти неприятности возникали отнюдь не на пустом месте. Но сейчас Гурова интересовал другой вопрос, и он, удовлетворившись приблизительным общим обзором, который сделал Зверев, сразу же перешел к выяснению подробностей о Водянкине.

Зверев подтвердил, что такой человек числится в организации и даже является не простым членом, а руководителем отдела информационной безопасности. Гуров уже привык к тому, что если заходит речь о чем-нибудь звучном и малопонятном вроде информационной безопасности, то подразумевается под этим, скорее всего, самая обыкновенная группа охраны, которая присматривает, чтобы посторонние не совали нос куда не следует. Поэтому этот факт очень заинтересовал Гурова.

Такой вариант он с самого начала держал в уме, едва узнав о принадлежности Водянкина к некой организации. Люди с его биографией обычно и на гражданке занимаются чем-то близким – безопасностью, секретами и прочими веселыми вещами. Узнав, что его предположения подтвердились, Гуров еще сильнее захотел познакомиться с господином Водянкиным лично.

Оказалось, что сделать это будет не так просто, потому что Водянкина на месте нет и находится он в шестидесяти километрах от Москвы, на загородной базе, где отдел, им возглавляемый, отрабатывает навыки, необходимые для защиты информации от возможной опасности. Зверев предложил Гурову подождать возвращения Водянкина с базы, но о сроках этого возвращения высказался тоже столь туманно, что Гуров предпочел ускорить события. Он предложил Звереву проводить его до базы.

Координатор не был обрадован таким поворотом разговора, но после некоторого нажима все-таки согласился сопровождать Гурова. Вместе с ним Гуров заскочил в главк, взял для компании Крячко, и они втроем поехали на базу, которая, как объяснил Зверев, располагалась на месте бывшего пионерлагеря. Тут он не удержался и принялся со вкусом расписывать те места, сосновый бор, речку и прочие красоты. Выяснилось, что некогда ему самому довелось проводить там пионерское лето.

Гурова красоты природы и воспоминания не интересовали. Поняв, что Зверева постоянно нужно направлять в деловое русло, он еще раз попытался выяснить, что представляет собой организация Союз Правых и не собирается ли она бороться за власть.

– Мы таких целей не ставим, – важно ответил Зверев. – Во всяком случае, пока. Может быть, в отдаленном будущем… Главная наша задача на сегодняшний день – формирование общественного мнения. Народ должен сказать свое слово!

– И что же это за слово?

– Слово «нет», – объяснил Зверев. – Нет грабительским реформам, нет падению уровня жизни, нет распаду великой страны, ну, и так далее… Эти тезисы не вызывают сомнений, поэтому наша общественная организация носит такое имя – Союз Правых.

Из дальнейших объяснений постепенно стало ясно, что главная задача организации на сегодняшний день – это привлечение в свои ряды состоятельных граждан, сбор пожертвований и формирование специального денежного фонда, который будет использоваться на благие дела.

– У нас много сторонников во всех слоях общества, – с гордостью объявил Зверев. – Депутаты, деятели искусства, ученые… Нам симпатизировал, например, такой известный человек, как академик Звонарев. Слышали, наверное, о его безвременной кончине? Большая потеря для всех нас и для страны тоже.

– Вот как? Академик Звонарев был членом вашего Союза? – удивился Гуров.

– Почетным! – подтвердил Зверев. – Правда, наведывался он к нам редко и афишировать свое участие не позволял – редкой скромности был человек, – но суммы в кассу перечислял регулярно. Правда, в последние полгода он как будто бы охладел к Союзу, – с сожалением добавил Зверев. – Почти не заглядывал и даже денег не перечислял. Теперь я думаю, что причиной этому была болезнь.

– Это очень интересно, то, что вы сказали, – сразу оживился Гуров. – А с кем Звонарев был особенно близок в вашей организации? С кем он больше всего общался?

– С нашим руководителем, с Павлом Сергеевичем Бураковым, с отставными военными – у нас их много, с адмиралом Стеклянниковым…

– А с Водянкиным он был знаком?

– Думаю, да. То есть не знаю, насколько это было тесное знакомство, но они знали друг друга, даже общались иногда, я сам был свидетелем. А почему вы об этом спрашиваете?

– Работа у меня такая – вопросы задавать, – объяснил Гуров и тут же поинтересовался: – Дочь академика Звонарева тоже вам симпатизировала?

– Точно не скажу, но вряд ли, – ответил Зверев. – По-моему, академик как-то даже жаловался, что дочь не одобряет его взглядов. Особенно в плане его благотворительной деятельности. Считает это бездумным расточительством. Она ведь у него в каком-то престижном бизнесе задействована. Деньги на первом месте!

– А у вас они на каком? – вдруг мрачно спросил с заднего сиденья Крячко. – По-моему, это ваше основное и единственное занятие – стричь доверчивых граждан, обещая им счастливое возвращение в прошлое. Во всяком случае, я так понял.

– Вы преувеличиваете, – мягко сказал Зверев. – Хотя, к сожалению, в нашем сегодняшнем мире деньги действительно играют гипертрофированно большую роль. А наша цель – сделать так, чтобы деньги заняли положенное им место.

– Ну да, в вашей кассе, – язвительно заметил Крячко. – Дело известное!

После поездки в Тверь полковник Крячко ходил с перебинтованной головой, потому что в доме Копалова ему крепко досталось кастетом. Настолько крепко, что врачи настаивали на немедленной госпитализации. Крячко от госпитализации наотрез отказался, но характер у него с того дня здорово испортился. Он стал меньше шутить и мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до того наглеца, который угостил его кастетом. К этому человеку полковник Крячко испытывал самую глубокую ненависть, какую он только испытывал в своей жизни. Из-за него Крячко в самый нужный момент оказался выключенным из событий и оставил Гурова один на один с бандитами. Важный свидетель был уже у них в руках, но из-за нерасторопности Крячко и свидетель, и банда сумели смыться. Этого Крячко не мог простить ни себе, ни своему обидчику. Он утверждал, что запомнил этого человека даже в темноте.

– Я по запаху его найду! – с угрозой утверждал он. – Носом учую!

Гуров вначале пытался его успокоить, заметив, что так вышло гораздо лучше, потому что, если бы они оба остались на ногах, их, скорее всего, просто убили бы. Утверждение было близко к истине, но Крячко это не утешило. Око за око – только такой вариант мог вернуть ему душевное равновесие.

Он и на Зверева нападал по той же самой причине, хотя Зверев был совсем не похож на ловкача, который может играючи раскроить кастетом череп. Да и к манипуляциям с кассой, если даже таковые случались, он вряд ли имел прямое отношение. По мнению Гурова, это был самый обыкновенный говорун-зазывала, которых держат с единственной целью – привлекать публику и напускать туману. Гораздо важнее был тот факт, что теперь в одной точке сошлись три до сих пор не связанные между собой линии – Звонарев, Шульгин, Водянкин. Причем последний сейчас был самой важной фигурой, поскольку Шульгин находился в бегах, а Звонарев уже закончил земное существование и ничего прояснить на свой счет не мог.

Зато неожиданное свидетельство Зверева о пожертвованиях, которые делал академик Союзу Правых, очень заинтересовало Гурова. «Значит, все-таки деньги, – думал он. – И, видимо, не такие уж маленькие. И ведь не один Звонарев подпитывал этих мошенников. А потом, видимо, раскусил и прекратил финансирование. А они его за это… Нет, вряд ли! Мошенники настойчивы, но на убийство решаются редко. Это не их профиль. Тем более дочь академика подняла бы в таком случае шум на всю Европу. Она же, наоборот, как сквозь землю провалилась. И этот поджог дома, и погоня за Гусевым, охота за Шульгиным, за Темирханом. За теми людьми, которые могли быть свидетелями последних минут академика. Слишком целеустремленно и рискованно. Значит, опять деньги, но не те деньги, которые академик жертвовал Союзу, а те, которые к пожертвованиям не имели никакого отношения. Располагал ли академик такими деньгами? Пока никаких свидетельств тому не имеется. К тому же недвижимость сгорела. Нет, непонятно!»

– Много у Водянкина подчиненных? – поинтересовался Гуров у Зверева.

– Мы не такая уж богатая организация, – ответил тот. – Больших штатов позволить себе не можем. Шесть человек, включая его самого.

– Так чем же эти шесть человек заняты?

– Это не так просто объяснить, – наморщил лоб Зверев. – У них своя специфика. Да вы у него самого и спросите. Мы ведь практически приехали. Вы сейчас направо сворачивайте.

Они въехали на узкую дорогу, которая петляла между высокими густыми соснами. Дорога привела их к обнесенному проволочной сеткой участку, на котором располагалось несколько промокших деревянных бараков, полоса препятствий, баскетбольная площадка, а по периметру – гаревая беговая дорожка. Возле ворот стояла безглазая деревянная будка, несколько напоминающая своим видом общественный туалет. Возможно, из-за плохой погоды лагерь производил впечатление полнейшего запустения и заброшенности. Единственным признаком жизни был стоящий на территории автомобиль «УАЗ» защитного цвета, но в кабине никого не было.

– Не сказал бы, чтобы здесь было очень оживленно! – заметил Гуров, когда они подъехали к воротам. – Если мы зря сюда ехали, я буду сильно разочарован.

– Ну да, кто-то все равно должен быть, – уверенно заявил Зверев, открывая дверцу. – И фургон вон, и ворота не на замке… Сейчас все выясним!

Он быстро проскользнул за ворота и сунул нос в деревянную будку. Через минуту оттуда лениво вышел высокий плечистый человек, закутанный в плащ-палатку. Он с каменным лицом уставился на «Пежо» Гурова, пока Зверев что-то горячо объяснял ему, размахивая руками.

– А знаешь, Лева, – вдруг взволнованно проговорил Крячко, привстав с сиденья. – По-моему, это он!

– Кто? – не понял Гуров.

– Ну этот гад, который мне черепушку попортил! – с чувством сказал Крячко.

– Брось, Стас! – поморщился Гуров. – Не пори горячку. Не мог ты его при тех обстоятельствах запомнить.

– При тех обстоятельствах я его на всю жизнь запомнил! – возразил Крячко. – Точно, это он! Вот я сейчас выйду…

– Мы сейчас оба выйдем, – перебил его Гуров. – И будем вести себя спокойно и с достоинством. Не забывай, для чего мы сюда приехали.

Крячко сердито засопел, но больше ничего не сказал. Они вышли из машины и направились к воротам. Господин Зверев ободряюще им улыбнулся. Человек в плащ-палатке по-прежнему стоял как изваяние и сверлил Гурова взглядом.

– Здравствуйте! – сказал Гуров. – Мне нужно что-нибудь объяснять или вы уже обо всем договорились?

Верзила разлепил губы и нелюбезно осведомился:

– Зачем вам Водянкин?

– Это мы объясним самому господину Водянкину, – отрезал Гуров. – А вы, уважаемый, если не горите желанием сами отвечать на наши вопросы, проводите нас куда следует!

– Сурово! – сказал парень, презрительно кривя губы. – Ты, Зверев, где их выкопал? Ладно, ждите пока, сейчас созвонюсь.

Он достал мобильник и набрал номер:

– Слышь, Захарыч, тут тебя органы домогаются. Выйдешь?.. Ага, понял. – Он неторопливо убрал трубку и только потом снисходительно объявил: – Сейчас выйдет.

Гуров заметил, что Крячко начинает закипать, точно перегретый титан, и, взяв его под локоть, отвел в сторонку. К счастью, Водянкин появился незамедлительно. Он мимоходом поздоровался со Зверевым и, выйдя за ворота, приблизился к оперативникам.

– Чем могу? – спросил он, внимательно рассматривая обоих.

– Водянкин Григорий Захарович? – спросил Гуров и, получив утвердительный ответ, представил себя и своего спутника. – У нас к вам несколько вопросов. Надеюсь, не возражаете?

– Задавайте, а там посмотрим, – сказал Водянкин. – Извините, в помещение не приглашаю, неудобно. Там у нас такой срач – ногу поставить некуда.

– А у нас вполне прилично, – с невинным видом заметил Гуров. – Может быть, тогда к нам проедем?

– Шутку оценил, – без улыбки сказал Водянкин. – К сожалению, сегодня никак не получается. Инструктаж провожу с новичками.

– И много новичков?

– Двое, но тут что два, что двадцать два – роли не играет. Пока доведешь до них все требования…

– Интересно, что же от человека требуется, чтобы стать сотрудником вашего отдела?

– Вы по этому поводу приехали? – прищурился Водянкин.

– Не совсем, – с сожалением сказал Гуров. – Просто я очень любопытный. А так я вас вот что спросить хотел: вам знакома фамилия Шульгин?

Реакция Водянкина была очень сдержанной.

– Как вы сказали – Шульгин? Доводилось мне встречать людей с такой фамилией. Двух-трех человек я знаю. Вас который интересует?

– Ну, допустим, Владимир Матвеевич, – ответил Гуров. – Тот самый, с которым вы на границе служили.

– Ах вот какой! – задумчиво протянул Водянкин. – Ну, это давно было!

– А больше с тех пор вы с ним не встречались?

– Не припоминаю. А в чем дело?

– Напрягите память. Может быть, совсем недавно? Скажем, четвертого октября?

Глаза Водянкина зло сузились.

– Я уже ответил – нет, – бросил он.

– А чем вы вообще занимались четвертого октября? – спросил Гуров.

– Я обязан отвечать на этот вопрос? – с явной досадой поинтересовался Водянкин. – Ну, хорошо, я понял… В деталях вспомнить не могу, но, по-моему, четвертого была конференция. Снимали зал для заседаний на Нижегородской. Мы с ребятами следили за порядком и чтобы не было эксцессов. Сами знаете, время сейчас непростое, всякое может случиться. Для того нас и держат.

– Во сколько вы выходите из дома на работу?

– Когда как, – пожал плечами Водянкин. – Официально у нас рабочий день с девяти. Иногда по обстоятельствам приходится являться раньше. Но обычно полдевятого я уже выхожу из дома.

– Четвертого октября вы тоже вышли на работу раньше?

– Нет, я вышел вовремя. Конференция состоялась после обеда, у меня было время подготовиться.

– Вы живете на Таганке? Машина у вас имеется, конечно?

– Да, у меня есть машина. А что?

– Значит, в принципе, если бы вы захотели четвертого октября с утра пораньше сгонять в район Жулебино и вернуться к началу рабочего дня, то никаких проблем с этим у вас бы не возникло?

– Какого черта мне делать в Жулебине? – раздраженно произнес Водянкин. – Не понимаю, куда вы клоните.

– Это я так, для примера, – мирно сказал Гуров. – Понимаю, что вам ни к чему кататься по Москве, когда у вас важное мероприятие на носу. А все-таки, кто-нибудь может подтвердить, что четвертого октября вы до половины девятого находились дома и никуда не выезжали?

Гуров заметил, что в глазах Водянкина мелькнула тревожная искра.

– Я один живу, – буркнул он. – Хотя, впрочем… припоминаю, что в ту ночь у меня ночевала женщина. Да, она может подтвердить. А для чего это?

– Четвертого октября в роще около своего дома погиб академик Звонарев. Мы расследуем обстоятельства его смерти. Поэтому опрашиваем всех, кто был с ним знаком.

– Я не был знаком с академиком, – возразил Водянкин. – Ну, может быть, мы иногда здоровались. Он посещал наши мероприятия.

– Не знаете, почему в последнее время академик отдалился от вашего Союза?

– Мне это неизвестно. Я же говорю, что мы не были коротко знакомы. Спросите об этом Буракова. Он наверняка знает.

– Обязательно спросим, – пообещал Гуров.

– Больше у вас нет вопросов? – нетерпеливо проговорил Водянкин. – Я могу быть свободен? Мне еще инструктаж проводить.

– Да, конечно, мы вас не задерживаем, – согласно кивнул Гуров. – Всего хорошего.

Водянкин еще раз пристально посмотрел на Гурова, на Крячко, повернулся и быстро пошел к воротам. Гуров выдержал паузу, а потом бросил ему вслед:

– Чуть не забыл, Григорий Захарович! Мы вас на очную ставку хотим пригласить. С Шульгиным! С тем самым, с Владимиром Матвеевичем! Вы уж постарайтесь в ближайшие дни по возможности не выезжать никуда. А повесточку мы вам пришлем.

Водянкин при этих словах застыл на месте, и лицо его чуть-чуть побледнело. Но он мгновенно взял себя в руки и ответил спокойно, даже чересчур спокойно:

– Я редко выезжаю. Если вздумаете прислать повестку, найдете меня без труда.

Он опять повернулся и прошел в ворота. На Зверева, который хотел о чем-то спросить, Водянкин даже не посмотрел. Лишь бросил два каких-то слова охраннику. Тот кивнул и скрылся в будке. Зверев потоптался на месте, зачем-то посмотрел на небо, обложенное тучами, и поспешил к машине.

Когда они расселись по местам, Гуров поинтересовался:

– Что такое сказал вам Григорий Захарович напоследок?

– Мне? Нет, ничего. Это он просто попросил запереть на замок ворота. Не хочет, чтобы его отвлекали.

– Болеет душой за дело! – одобрительно сказал Гуров. – Молодец. Получает хоть прилично? Какая у него машина?

– «Ауди», кажется, – сказал Зверев. – Только последние дни он все больше на такси ездит. В ремонте, наверное.

– С машинами одна морока, – посетовал Гуров. – Если хорошего механика не знаешь, то вообще труба!

Они проболтали о машинах до самой Москвы. На эту тему Зверев говорил столь же охотно, но куда конкретнее. Гурову, однако, удалось выяснить еще одну нужную деталь. Оказалось, что руководитель Союза, господин Бураков, не просто отсутствует, а находится в краткосрочной командировке и появится в Москве не раньше чем через два-три дня.

– Налаживает связи с другими регионами, – доверительно сообщил Зверев. – Сейчас вот в Волгоград поехал.

Гурова при этих словах будто током ударило. Связи с регионами – дело обычное. И Волгоград мог быть простым совпадением. Но в такой ситуации не стоило рассчитывать на такую коварную штуку, как совпадение.

Высадив Зверева, Гуров проехал еще квартал, остановил машину и сказал:

– Решено. Сегодня же вечером отправляюсь в Волгоград. Раньше нужно было это сделать. Но я все-таки надеялся, что все образуется. А тут, наоборот, дело запуталось хуже некуда.

– А мне чем заниматься? – мрачно спросил Крячко.

– Ты здесь остаешься, – заявил Гуров. – На легкой работе. Возьми ребят посмышленее и понаблюдай немного за Водянкиным. Только аккуратно, не особенно напирай. И обязательно выясни две вещи – во сколько он вышел из дома четвертого октября и что случилось с его машиной. Порасспрашивай соседей, участкового… Ну, не мне тебя учить.

– Ладно, – хмуро сказал Крячко. – Сделаем. Только попомни мое слово, Лева, – та харя у ворот точно была с нами тогда в Твери.

– Не отвлекайся, – посоветовал Гуров. – До всех доберемся.