– Значит, расклад такой, – с места в карьер начал Крячко, когда они засели в салоне «Мерседеса». – Докладываю по порядку. Сразу опускаю тех, кто интереса не вызывает, в банке данных МВД не числится и богатой биографии не имеет. В первую очередь это сам художник, его друг искусствовед, племянник Владик и вся домашняя челядь. Все эти люди – законопослушные граждане или, во всяком случае, умудряются длительное время притворяться таковыми. Значит, с этими все чисто. Перехожу к главному. Во-первых, что касается гражданина Шигина Виктора Дмитриевича. С этим все предельно ясно. Паспортный бланк с тем номером, что ты мне прислал с Марией, похищен в свое время в одном из паспортных столов. Тот, кто занимался продажей, то ли сбежал, то ли умер, но не в этом суть. Твоего Шигина брать нужно однозначно.

– Нужно, – сдержанно согласился Гуров. – Только это надо было делать, образно выражаясь, позавчера. В данный момент его местонахождение неизвестно.

– Ничего, никуда он от нас не денется, – уверенно заявил Крячко и продолжил. – Теперь дальше. Александр Сергеевич Волин. В определенных кругах известен под кличкой Швед. Не первой молодости мужчина, но до сих пор, как выражаются женщины, интересный. По-нашему красавчик, значит. Серьезных конфликтов с законом не имел, но постоянно балансировал на грани. Одно время у него была слава брачного афериста, его даже вели в разработке, но потом ему удалось вывернуться. Видимо, у него имелись кое-какие связи в обществе, и он занялся более приличным бизнесом – организовал агентство по подготовке невест.

– Это еще что такое? – удивился Гуров. – Чего их готовить, когда из них каждая готова хоть сейчас в невесты?

– Это особенные невесты. Берут девушек с приятной внешностью, учат их хорошим манерам, музыку заставляют слушать классическую, обедать с ножом и вилкой, ну и все такое... В общем, институт благородных девиц своего рода. А когда она дойдет до кондиции, ее подсовывают какому-нибудь состоятельному гражданину, ведущему холостой образ жизни. Расчет такой, что благородная выпускница сразит его своим обаянием и манерами и поведет под венец, со всеми вытекающими отсюда последствиями – ну, там, счет в банке, лимузины, платья от Гуччи, или как их там?.. Естественно, тому, кто девушку обтесал, полагается определенный процент от доли. Вот такой бизнес. Им-то и занялся гражданин Волин. Не слишком успешно. Пожалуй, только одна его кандидатура чего-то на этом поприще добилась. Не догадываешься, кто это?

– Неужели жена Булавина?!

– Она самая! Ирина Владимировна Булавина, урожденная Хохлова. В анналах МВД не значится, но тяга к деньгам у девушки определенно имеется. На сколько Булавин ее старше?

– Думаю, лет на тридцать пять-сорок?

– Ну, примерно так. И вот прикинь, учитель воспитал ученицу, отдал в хорошие руки – казалось бы, оставь ты ее теперь в покое. Так нет, он вслед за ней притащился. Зачем, спрашивается?

– Что же, некая картина уже вырисовывается, – задумчиво проговорил Гуров. – Причем своего давнего знакомства эти двое никак не подчеркивали. Пожалуй, даже наоборот, держались несколько отстраненно. Ни о каких невестах, упаси бог, разговоров не было. Я вообще думал, что Волин – это некий тусовочный хлыщ. А у него, оказывается, такой интересный бизнес!..

– Строго говоря, бизнеса уже нет. Его вытеснил с рынка некий Каспер. Я говорю, эта Ирина у него практически единственная, кого удалось пристроить. Конечно, это в любом случае лотерея, но я слышал, что в других агентствах процент попаданий выше.

– Значит, господин Волин без работы. Перспективы туманные. А тут большое наследство, плюс, можно сказать, «своя» жена...

– Прибавь еще такую вещь, – деловито вставил Крячко. – Волин в этом городе родился и жил тут долгое время. Потом уехал. И вот вернулся опять.

– Постой, значит, он здесь родился! – Гуров даже подпрыгнул на сиденье. – Тогда все сходится! Ну, конечно! Саша! Фамилию она забыла. Но жил рядом, через два дома... Это он! Стас, это он нанял Шигина! Точно тебе говорю!

– Тебе виднее, – невозмутимо отозвался Крячко. – Но я еще не закончил. Там у тебя в списке имеется еще некий Щеглов. Так вот, эта фигура вообще загадочная. По нему мне вообще ничего не удалось выяснить. Получается, что такого человека на свете нет, понимаешь?

– Час от часу не легче! – нахмурился Гуров. – Неужели еще один сообщник? Но зачем ему еще один сообщник в таком деликатном деле? Но вообще-то, поведение Щеглова вызывает массу вопросов.

Гуров описал другу, в какой ситуации они с Кружковым застигли врасплох Щеглова.

– К сожалению, я не разжился никаким снаряжением. Даже бинокля не раздобыл, – сокрушенно заметил Гуров. – Местные законники палки в колеса ставят. Очень неудобно работать в таких условиях.

– Бинокля у меня тоже нет, – сказал Крячко. – Но наручники и пистолет я захватил. Не пропадем. Нам главное за три дня обернуться. Иначе товарищ генерал с нас точно шкуры спустит. Особенно если местные коллеги не заинтересованы в установлении истины.

– Совсем не заинтересованы. Тут интересы у всех общие, и главный интерес сейчас – построить на месте кладбища элитный жилой район. Как им будет жить на этой земле, я не знаю, но пока только художник противостоит этой экспансии. Противостоит, надо сказать как-то странно, но на безрыбье и рак рыба... Не нам его судить. Ему помочь надо.

– Хотя он вас с Марией выставил за порог? – с большим любопытством уточнил Крячко. – Она мне рассказывала. Смехом рассказывала, но какой уж тут смех, правильно?

– Да, юмора я здесь не усматриваю. Тем более учитывая, что здесь творится в последнее время...

Гуров перечислил все, что случилось до приезда Крячко в Глинск, и закончил словами:

– И вот мы имеем пять трупов, два ствола, тихое неудовольствие со стороны местных правоохранительных органов и кучу вопросов по всем участникам этой истории. И похоже, ответы на вопросы придется искать нам самим.

– Ну, Шигина мы вот так просто с налета не отыщем, – сразу же заявил Крячко. – Щеглова, скорее всего, тоже. Бьюсь об заклад, он уже зарегистрировался где-нибудь под другим именем. А вот Волин до сих пор за чужими фамилиями не прятался, с документами не мухлевал. Если он остался в городе, то его вернее всего можно отыскать.

– Если он снял номер в гостинице, – заметил Гуров.

– А он наверняка снял, – ответил Крячко. – И наверняка в лучшей. Про него говорят, что он большой сибарит и строит из себя аристократа. Так что, скорее всего, нужно искать его в гостинице.

– А я бы начал с художника, – сказал Гуров. – Очень мне любопытно, зачем он напал на людей Веревкина. Это же уменьшает его шансы. Конечно, дело до суда не дойдет, но старика могут прижать очень крепко и заставят забыть про кладбище. Мне совершено непонятно, для чего он применил насилие. И второе – жена-то никуда не уехала. Мне хотелось бы поговорить с ней. Если она со своим «учителем» что-то задумали, нервы у нее сейчас должны быть на пределе. Мне хотелось бы заронить в ее душу, так сказать, сомнение. Подлить бензина в костер. Если она дрогнет, то немедленно захочет обсудить все с Волиным. Вот увидишь, она помчится к нему. Нам даже и разыскивать его не придется. Ты просто подкараулишь ее на перекрестке и прокатишься за ней прямо к Волину... Сейчас же этим и займемся. Ты можешь спуститься в ресторан пообедать, а я тем временем созвонюсь с Булавиным и договорюсь об аудиенции. Хоть он меня и выставил, но все-таки мы как-никак родственники. Второй раз сделать это у него просто не хватит духу. А ты бегом! Через двадцать минут мы выезжаем.

Но в обоих случаях Гуров ошибся. Когда Крячко ушел обедать, он набрал номер домашнего телефона Булавина. С художником он не разговаривал с того самого момента, как они расстались, и теперь немного волновался. Но волновался он напрасно. Оказалось, что обязанность отвечать на звонки взял на себя Водянкин. С ним разговора не получилось. Некогда любезный и вежливый, искусствовед сделался вдруг холоден и подозрителен. Он разговаривал так, будто понятия не имел, кто такой Гуров. Собственно, он и не особенно разговаривал. На слова Гурова о том, что у него имеется важное сообщение для Булавина, Водянкин отчеканил:

– Господин Булавин в настоящее время нездоров и принять никого не может! Попрошу вас больше сюда не звонить! В противном случае мне придется принять соответствующие меры – вплоть до обращения в правоохранительные органы!

Ну да, Водянкин ведь до сих пор полагал, что Гуров – всего лишь продавец игрушек. А того взяла такая досада, что он не удержался и ядовито заметил:

– Это, случайно, не после прогулки по кладбищу с бейсбольными битами вы там с Булавиным занедужили? Очень своевременно, скажу я вам, потому что этой вашей прогулкой тоже заинтересовались правоохранительные органы!

Говорилось это в какой-то степени наугад и толку от этого было мало, потому что Водянкин сразу же повесил трубку. Разумеется, понять, какова его реакция было невозможно. Гуров выругал себя за несдержанность.

– Ладно, что выросло, то выросло! – смущенно пробормотал он через некоторое время, обдумав сложившуюся ситуацию. – Хотелось вывести человека из себя, задеть за живое... Но не на таковского напал!.. Ладно, все равно для нас сейчас главное – Ирина и Волин. Займемся ими.

Но и этому благому порыву не суждено было сбыться, потому что теперь самому Гурову позвонили. Это был Кружков, который обычным ровным тоном доложил:

– Товарищ полковник, я, как уговаривались. В общем, тут выдалась свободная минутка, я и решил звякнуть. Хотя вообще-то к вам сейчас местный опер должен подойти – я ему сказал, в какой вы гостинице.

– Что за опер? Почему? Что-нибудь нашли?

– Можно сказать и так, – ответил Кружков. – В общем, я бригаду вызвал. Сначала они на меня тут окрысились – ну, типа, если их по поводу каждой старухи дергать... Но я тогда на ваш авторитет сослался и на некоторые, значит, несообразности. Там опер Дубинин – он грубый человек, но толковый. В общем, они с врачом тут присмотрелись и пришли к выводу, что Петровна умерла от повреждения шейных позвонков. Грубо говоря, кто-то свернул ей шею. Я думаю, этот тип мог за чем-то вернуться, ну и... В общем, бригада еще тут работает...

– Ты им намекни, чтобы особо комнату проверили, где постоялец останавливался, – подсказал Гуров. – Отпечатки там...

– Да они все тут сами... По полной программе. Я же говорю, Дубинин, он толковый. И следователь тут молодой, но серьезный. Эти уж если сели, так просто не слезут.

– Даже если прокурор будет недоволен? – поинтересовался Гуров. – Или мэр, скажем?

– Ну, про мэра не знаю, – неохотно ответил Кружков. – Это вы сами у Дубинина спросите. А он вас потому хочет увидеть, что вы же практически последний, кто Петровну живой видел. Сами понимаете, что сие означает.

– Да уж понимаю! – согласился Гуров. – Ничего хорошего не означает, между прочим.

– Ну, ничего, сговоритесь! – хмыкнул Кружков. – Как-никак одного поля ягода – опера...

Дубинин не заставил себя ждать. Он появился через десять минут после разговора Гурова с участковым. Уже вернулся из ресторана Крячко, но Гуров на всякий случай отправил его на улицу. Ему не хотелось пока раскрывать все карты.

Дубинин оказался молодым, спортивным человеком с короткой стрижкой, злыми глазами и отрывистой речью, в которой то и дело проскакивали нетерпеливые нотки. Казалось, ему было нужно, чтобы все дела разрешались мгновенно, по одному его слову. Однако спокойная уверенность Гурова несколько умерила его пыл. Он сдержанно поздоровался, попросил уделить ему несколько минут, в двух словах объяснил ситуацию, попросил ответить на вопросы. Гуров ответил, стараясь, чтобы в голове молодого опера отложилась связь между трагическими событиями в доме Петровны с борьбой за кладбищенскую землю и противостоянием между известным художником и беззастенчивым бизнесменом Веревкиным. Личной жизни Булавина он пока касаться не хотел, хотя и понимал, что без этой составляющей картина будет далеко не полной. Но Дубинин действительно оказался толковым малым. Он выслушал Гурова, помотал головой и уверенно заявил:

– Веревкина я знаю. Веревкин на такое не пойдет. Это он с виду такой страшный, а на деле у него кишка тонка. Он на лапу сунуть может, это да, подкатиться к кому надо, на связи намекнуть, припугнуть словесно – это пожалуйста. А чтобы бутылками с бензином забрасывать или на мокруху решиться... Нет, тут что-то не то! Тем более с Булавиным связываться не станет. Он тупой-тупой, а поляну сечет и телевизор, новости, смотрит. Кто такой Булавин, знает и свой шесток тоже знает. Почему он до сих пор эту землю не получил, если, как вы говорите, на все готов? Хоть убить, хоть поджечь... Да потому что ничего подобного! Он сейчас как уж на сковородке вертится. Ему эти поджоги и убийства – во где! Они же к нему внимание привлекают! С вами вот сцепился...

– А вы и про это знаете? – насторожился Гуров.

– А мне по должности положено. К тому же у нас слухи быстро распространяются. Короче, с вами он сцепился, характер показал, а потом к приятелю своему прокурору кинулся – мол, выручай, делай что-нибудь, художник уже московских ментов привлек! Вот такая картина.

– Ничего себе! – присвистнул Гуров. – Ты меня порядком удивил, опер! Выходит, Веревкин у вас тут самый белый и пушистый?

– Не самый. Но мотивации у него на убийство нет. Он все миром уладить хочет. Это я точно вам говорю. Вы сами рассудите – на что ему надеяться, если история с кладбищем до Москвы дойдет? Да еще эти убийства...

– Ну, положим, – хмыкнул Гуров. – Хотя это спорно. Всякие могут быть варианты.

– Да какие варианты! – воскликнул Дубинин. – Я вам по секрету еще одну вещь скажу. Кто-то отметелил планировщиков Веревкина. На кладбище битами искалечили. Нападавшие были в масках. Веревкин опять к прокурору. Теперь вот они голову ломают, как им быть. Веревкин предполагает, что это Булавин нанимает головорезов, которые специально поджоги устраивают, избивают – чтобы внимание привлечь. Но даже сейчас, в такой ситуации Веревкин не решается на конфронтацию. Он даже от расследования категорически отказался. Он шума не хочет, понимаете?

– Все бандиты не любят шума, – не сдавался Гуров. – Но допустим, так оно и есть. У тебя-то какие тогда предположения насчет смерти Петровны?

– А это я у вас хотел спросить, про предположения, – не моргнув глазом, сказал Дубинин. – Вы про этого типа, который у нее комнату снимал, лучше моего знаете. И предположения у вас имеются. Иначе зачем это вы вместе с женой не уехали? Зачем остались?

– А это не твоя грядка, опер! – сердито сказал Гуров. – Зачем остался? Я тебе еще отчет буду давать, зачем я остался!

– Да мне по барабану, что вы остались, – легко сказал Дубинин. – Живите хоть десять лет. Просто вы последний, кто видел Петровну живой. Вот что получается, товарищ полковник!

– И что же из того?

– А то, что вы мне не все рассказали, – заявил Дубинин. – Нюхом чую.

– Не все, – сурово подтвердил Гуров. – А хочешь скажу, почему? Потому что я тут одному следователю все рассказывал-рассказывал, а он от меня потом прятаться стал. Не хотите вы тут слушать, что вам не нравится. Вот я и подумал...

– Зря подумали. Это вы про Колядкина говорите. Но Колядкин – это особая статья. Он прежде всего начальству в глаза смотрит. Чего там увидит, то и делает.

– А ты не такой?

– Я – нет. Я вообще-то капитаном был, а теперь вот старлей, прошу любить и жаловать, – с усмешкой сказал Дубинин. – Потому что в глаза начальству по-другому смотрю. Дерзко. Так говорят. А я вроде нормально смотрю. Черт их знает, чего им нужно...

– Все ты знаешь! – уверенно сказал Гуров. – Притворяешься только. Ну так и быть, поверю я тебе, старлей! Слушай внимательно...

Гуров изложил Дубинину и ту версию, которая касалась личной жизни художника Булавина. Рассказал про пакет с оружием и про слова Петровны о старом соседе по имени Сашка, который заявился много лет спустя и попросил приютить друга. Гуров посвятил Дубинина даже в свои планы насчет того способа, каким хотел выйти на Волина. Упомянул он и про странного человека по фамилии Щеглов, о котором вообще никто ничего не знал и который оказался в доме художника вроде бы случайно, но почему-то наблюдал за ним в полевой бинокль.

– Значит, так! – решительно заявил Дубинин, выслушав Гурова. – Дело выигрышное, громкое. Но тут два варианта – или грудь в крестах, или голова в кустах. Поэтому давайте заключим с вами пакт.

– Пакт? – изумился Гуров. – Какой еще пакт?

– О сотрудничестве. Вы – человек из столицы, у вас связи, авторитет. А я что? Меня одним пальцем раздавить можно. Но вы местного колорита не знаете. Они вас тут вокруг пальца обведут, вы и не почувствуете. В общем, нам с вами нужно действовать тандемом. Вы ни с кем больше в контакт не вступайте, потому что никому тут больше это дело не нужно. Это мне, дураку, интересно, потому что моя Светка уже все уши мне прожужжала, какой я придурок и бездарь. Подкалывает, мол, к сорока годам, глядишь, до лейтенанта дослужишься!.. Ну и вообще...

– Ясно, – сказал Гуров. – Я согласен сотрудничать. Но что ты предлагаешь?

– Я сегодня же потихоньку соберу сведения по гостиницам. Поищу этих ваших знакомых. Лучше, если мы заранее будем знать, где они находятся. А вы постарайтесь тогда к утру придумать, как до жены художника добраться. Я тоже думаю, что если она здесь замешана, то поплывет сразу же. Побежит к дружку за советом. А мы уж придумаем что-нибудь, чтобы зафиксировать их совещание для потомков. Не уверен, что удастся на все раздобыть разрешение, но для психологического воздействия хватит. Этот ваш Волин не махровый уголовник – расколется быстро. А чистосердечного признания еще никто не отменял.

– Ладно, договорились! – согласился Гуров. – Только не забудь про отпечатки пальцев в доме Петровны. Шигин, даже прояви он чудеса осторожности, должен их там оставить. А нам будет нелишне знать, кто это такой.

– Обязательно! Следователю скажу – пускай землю роет. Ему сейчас тоже нужно очки зарабатывать. Он молодой совсем. Громкое дело ему не помешает. А дело ведь громкое намечается, а? Художник-то наш по всему миру известен!

– Особенно громким оно станет, если ты меня, Дубинин, прокатить решишь! – с угрозой сказал Гуров. – Не обижайся, но вы сами меня здесь к этому приучили. Один участковый Кружков у вас знает свои обязанности.

– Как же не обижаться, начальник? – прищурил нахальные глаза Дубинин. – Я к вам со всей душой, а вы...

– А что я? Я ничего, – сказал Гуров. – Предупреждаю. А то мало ли что... Знаешь, как это – паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Я-то уже старый, а вот тебе жить да жить! А на твоих плечах, видишь, звездочки что-то плоховато держатся. Света расстраиваться будет. Дети-то есть?

– Есть, – ухмыльнулся Дубинин. – Сын Славка. Три года уже.

– Ну вот, вырастет – пальцем показывать будет, – подхватил Гуров. – Обидно ведь.

– Думаю, к тому времени все устаканится, – снова ухмыльнулся Дубинин. – Я не хуже Кружкова, поверьте.

– Да верю, верю! – отмахнулся Гуров. – Ну, раз ты такой хороший, то давай, выполняй обещанное! Нужно постоянно быть на связи. Вот тебе мой номер телефона, а мне свой давай. Если к вечеру будешь что-то знать – сообщай. Тогда на утро план выработаем, подготовимся и провернем операцию.

Они расстались. Потом появился полковник Крячко, бодрый и готовый к немедленным действиям. Гуров охладил его пыл, вкратце обрисовав условия договора с местным УВД в лице опера Дубинина, и предложил занять свободное время еще одним посещением ресторана.

– Ну и что, что ты только что оттуда? Я же тебя знаю! – заявил он. – Ты от добавки никогда не откажешься, а я еще не обедал. Не так разве?

Крячко был слегка разочарован, но от добавки не отказался. Они пообедали вместе, обсудив перспективы и подводные камни предстоящей операции, потом еще раз в деталях проштудировали информацию, которую привез с собой Крячко, прикинули, насколько можно доверять местным коллегам, но определенного вывода так и не сделали, потому что Гуров еще не составил полного представления об опере Дубинине, а Крячко вообще ничего о нем не знал. Но уже ближе к вечеру опер Дубинин сам напомнил о себе, изложив по телефону нечто вроде военной сводки, как бы давая понять, что намерения у него самые серьезные и боевые.

– Докладываю, товарищ полковник! По поводу отпечатков вы оказались правы. Отпечатки у Петровны интересные! То есть те, которые относятся к ее постояльцу. Этот Шигин оказался на самом деле Семеном Костенко по кличке Липа. Профессиональный киллер. В розыске с девяносто девятого года. Одно время думали, что погиб он – нигде не проявлялся, – а вот тут вдруг всплыл. Местонахождение его на данный момент нам, конечно, не известно. Чудес, как говорится, не бывает. Но по крайней мере, теперь мы знаем, кто это такой. Я своим ребятам раздал его фото – пусть повнимательней по сторонам смотрят. Ну и если верить вам, товарищ полковник, то его местонахождение может быть известно гражданину Волину. А этого гуся мы вычислили быстро. Он, похоже, за собой ничего такого не чувствует. Обосновался в гостинице «Столичная». Это у нас самая шикарная. Снял номер на одного, с ванной. У меня, между прочим, дома ванной нет, до сих пор в развалюхе живу. Но это так, к слову... В общем, этот у нас на крючке. Там в гостинице постоянный пост имеется. Так я Петрову, который там на сутки заступил, приказал глаз не спускать. Когда ушел, когда пришел, с кем общался... Если что, он мне сразу просигнализирует. Ну а вот что касается Щеглова, тут успехов никаких. Не числится такого гражданина среди постояльцев наших гостиниц. Значит, или он в полях ночует – шучу, – или уехал.

– Или под другой фамилией выступает, – хмуро добавил Гуров. – Боюсь, что это еще один сообщник на нашу голову. А как сейчас себя ведет Волин?

– Пока спокойно. Петров говорит, что пообедал в ресторане, потом к себе пошел. В номере теперь сидит, не выходит... Жаль, звонки его мы отследить не можем. Да и смысла нет просить разрешение на прослушку. Волокитное дело. Нерационально.

– Ты же грозился своими силами!.. – намекнул Гуров.

– А я и не отказываюсь, – живо отозвался Дубинин. – Я уже с директором гостиницы договорился, ребятам задание дал. Они в соседнем номере кое-что оборудуют. Кулибины! Вообще, с вас, товарищ полковник, я теперь меньше литра не возьму! Потому что все на энтузиазме, все на внутренних ресурсах... Такое рвение поощрять следует!

– А ты, Дубинин, нахал! – только и покачал головой Гуров. – Чует мое сердце – службу тебе в чине прапорщика заканчивать придется. Свету твою жалко!

– Жалко, – согласился нахал Дубинин. – Но я же прежде всего о деле думаю. О борьбе с преступностью. У меня сердце кровью обливается, когда я знаю, что киллер Липа бродит где-то рядом с руками по локоть в крови!

– Ладно, не размазывай кашу по тарелке, старлей! Я твою информацию к сведению принял. Теперь наш ход. Вы заканчивайте там в номере и будьте наготове. Утра ждать не будем. Прямо сейчас поедем. Жди от нас звонка.