Семен Семенович Липкин, о котором шла речь в генеральском кабинете, был личностью воистину легендарной. Одним из последних, если не последним, из вымирающей, словно динозавры когда-то, породы экспертов-универсалов, криминалистов широкого профиля, умевших все и разбиравшихся во всем.

На службу в органы НКВД Сема Липкин попал в середине тридцатых годов, когда ему еще двадцати лет не исполнилось. Ему посчастливилось стать учеником прославленных, с дореволюционным еще стажем криминалистов – Александра Потапова и Сергея Якимова. Своих учителей Семен Семенович не только не посрамил, но вскоре и превзошел. Уже к началу войны он сделался настоящим виртуозом, стал буквально незаменим, хоть и утверждал «отец народов», что незаменимых у нас нет.

В своем деле – искусстве криминалистической экспертизы – Семен Семенович оказался подлинным гением. Самые сложные и головоломные задачи Липкин решал с удивительной легкостью и изяществом. Особенно он прославился в сорок третьем году, в истории с фальшивыми английскими деньгами.

Тогда, в середине войны, гитлеровцы научились обходить хитроумно разработанную систему защиты английской валюты от подделок. Напечатав немыслимое количество фальшивых фунтов, фашисты через свою агентуру на островах стали запускать их в обращение. Возникла реальная угроза тяжелейшей экономической катастрофы, краха всей финансовой системы Великобритании. Более ста экспертов из стран антигитлеровской коалиции принялись за решение проблемы. Им предстояло срочно выяснить: первое – что именно случилось, как немцы смогли обойти системы защиты. Второе – почему случилось, были подозрения, что без предателей в британском казначействе тут не обошлось. И третье – сделать так, чтобы ничего подобного впредь не повторялось. А кроме того, от экспертов требовалось максимально быстро найти простой и надежный способ, позволивший бы отличать фальшивые деньги от настоящих.

Эксперты, среди которых были признанные звезды английской, французской, американской и советской криминалистики, дали очень многословное и весьма невнятное заключение, изобилующее специальной терминологией. Однако общий смысл его сводился к расплывчатому: «А черт его знает…» По всем вопросам. Что доказывает: на Гитлера тоже работали неплохие специалисты!

Положение спас мало кому известный тридцатилетний старший лейтенант МГБ Семен Липкин, который нашел ответы! За что и был удостоен «Бриллиантового креста», высшей военной награды Британской империи. Это была только одна, причем не самая выдающаяся из впечатляющего ряда побед гениального криминалиста.

Уже тогда, в молодые годы, Семен Семенович заработал репутацию человека неудобного, неуживчивого и непокорного. Его считали чудаком с отвратительным характером, для начальства Липкин был непроходящей головной болью. Он буквально бравировал своим еврейством, мало того, он не скрывал весьма скептического отношения к советской власти! Это в те годы!

Шутка ли сказать, Семен Липкин позволял себе высказывания типа: «Да, за старшего братца Ильич отомстил так, что никому мало не показалось. Но зачем было втягивать в личное дело столько народу?!»

Все это должно было закончиться для Липкина быстро и очень печально: пулей или Колымой. Но… Его не трогали. Почему?

Ходили слухи – скорее всего, они имели серьезные основания! – что об истории с фальшивыми английскими деньгами узнал сам Сталин. Попутно доложили Верховному и о вызывающем поведении молодого эксперта, привели в качестве примера парочку особенно впечатляющих эпизодов.

Настроение и решения императора Иосифа I всегда были непредсказуемыми. Опять же, по слухам, – поди их проверь! – Сталин весело смеялся. А затем вроде бы отдал негласный приказ: этого чокнутого еврея не трогать, пусть чудит, пусть бесится как угодно, лишь бы работал! Позже такое отношение к Семену Семеновичу просто вошло в традицию.

И он работал. Азартно, талантливо, исключительно результативно. Дело свое Липкин любил до самозабвения. Но характер его с возрастом лучше не становился, а причуды только множились, вызывая у милицейского начальства скрежет зубовный. Ему неоднократно объявляли выговоры, простые и строгие. Семен Семенович неизменно заключал бумажки с текстом выговоров в рамочки под стекло и вешал их на стену своего рабочего кабинета. Пару раз Липкина понижали в звании, так что на пенсию в возрасте семидесяти шести лет он вышел в невеликом майорском чине. Он остался бы «на посту» до самой смерти, но работать с полной отдачей уже не позволяло здоровье, а по-другому Липкин не умел. Кроме того, отношения с руководством у него к тому времени стали совсем неважными. Даже Петр Николаевич Орлов, всегда относившийся к старому эксперту с большой симпатией и уважением, не мог прикрывать его от начальственного гнева с самых верхов. Орлову в ту пору – шел тысяча девятьсот девяносто первый год – самому весьма несладко приходилось.

А еще Семен Семенович очень тяжело переживал распад Союза. Да, такой вот кажущийся парадокс: при всем своем антисоветизме и скептическом отношении к господствующей идеологии Липкин был горячим и убежденным патриотом своей страны.

Много позже он говорил Льву Гурову: «Быть для всех пугалом – это, конечно, малоприятно. Однако все же лучше, чем быть всеобщим посмешищем. Я не хотел принимать никакого участия в превращении моей страны и моей милиции в посмешище. Поэтому я ушел на покой».

Семьей Липкин не обзавелся, как-то не сложилось. И делил он сейчас однокомнатную квартиру на 16-й Парковой лишь с громадным сибирским котом по кличке Штирлиц. Кот был такого же преклонного возраста, как и Семен Семенович.

Старый криминалист считал, что прожил достойную и счастливую жизнь.

Пожалуй, самое простое и емкое определение счастья принадлежит Иммануилу Канту. В «Критике способности суждения» кенигсбергский затворник писал, что считает себя счастливым человеком, потому что у него всегда было ясное представление о том, чем он хочет заниматься, и возможность делать это, не заботясь о хлебе насущном, а также о хуле либо одобрении ближних.

Только вот возможности заниматься любимым делом у Липкина теперь не было. Пробовал Семен Семенович приняться за что-то типа мемуаров, но… Он был человеком редкого ума и быстро сообразил, что подобная блажь не для таких людей, как он. Слишком много знал Липкин такого, что сколько-нибудь широкой публике знать не положено. Не выпускать же свои воспоминания под грифом ДСП. Тогда уж лучше попытаться написать что-нибудь вроде учебника!

Но как же ему не хватало практической работы, реальных текущих дел!

Поэтому Лев Гуров был совершенно прав, полагая, что Семен Семенович обрадуется его визиту и с удовольствием согласится помочь.

… Генерал Орлов бросил взгляд на часы, затем перевел его на сыщиков.

– На сегодня, пожалуй, достаточно, – сказал он. – Вкратце расскажите о своих достижениях, и по домам. Что ты, Лев, имел в виду, когда сказал мне по телефону, что среди моих партнеров оригинальные личности попадаются?

Вкратце рассказали. Сначала Станислав о своих старушках и беседе с шахматистами, о подозрительном незнакомце, который упоминался в обоих случаях. Затем Гуров о Хрюше и странностях со ставками на выигрыш Сергея Гаранина.

– Надо же… – покачал головой Петр Николаевич, выслушав Гурова. – Свинухов, значит… А по виду не скажешь.

И в этот момент Гуров понял, что он упустил и как можно еще усилить позицию. Он же собирался позвонить Свинухову! Теперь, после убийства Слонова, становилось очень важным узнать: был ли тот знаком с Хрюшей? Пользовался ли его букмекерскими услугами? Если некоторые предположения Гурова верны, то Хобот вполне мог быть одним из тех, кто решил сорвать куш в черном тотализаторе Свинухова, поставив на «выигрыш» Гаранина! Кстати, не менее важным делается вопрос, с какой формулировкой шли ставки. И позвонить стоит прямо сейчас, не откладывая до утра. Чего-чего, а побеспокоить, на ночь глядя, Хрюшу он не постесняется. Вдруг Свинухов сможет вывести их на второго негодяя, на того, кто убил Трофима Ивановича?

Пожалуй, стоило поторопиться. Гурову пришло в голову, что, уничтожив одного исполнителя, гипотетический заказчик может на этом не остановиться и убрать второго! С тем, чтобы надежно замести следы. Это было бы крайне нежелательно.

– Петр, дай-ка я твоим телефоном воспользуюсь, – сказал Гуров. – Позвоню этому свинскому отродью, появилась у меня одна мыслишка.

Генерал молча пододвинул Гурову городской телефон.

– Пожалуй, и я позвоню, – сказал Станислав. – Из нашего кабинета.

Орлов и Гуров с пониманием посмотрели на Крячко: все правильно, говорить со своим информатором принято без свидетелей.

«Отлично, – подумал Лев, набирая домашний номер Свинухова. – Ведем атаку с двух сторон: я – через Хрюшу, Стас – через свою внедренку у останкинцев. А Петр завтра на похоронах познакомится с внуком Таганцева, расспросит его кое о чем. С Хрюшей стоит слегка сблефовать. Заодно психологически прижать его, чтобы стал посговорчивей…»

* * *

…Сегодня Александр Андреевич Свинухов не стал наносить визитов к подруге Аленочке или подруге Оленьке, не то настроение, не до секса. Тут как бы самого не оттрахали по полной программе и в извращенной форме! Встреча и разговор с полковником Гуровым основательно выбили Хрюшу из колеи. Нервничал Александр Андреевич, и весьма основательно.

И потому коротал Хрюша этот майский вечер в обществе супруги Катеньки. В своей скромной пятикомнатной хибарке на двадцатом этаже жилого комплекса «Триумф», располагавшегося на углу Малой Филевской и Минской улиц, напротив станции метро «Филевский парк». Дома, знаете ли, и стены помогают, а от супруги Катеньки сексуальных домогательств ожидать не приходится. Вот и слава Аллаху!

Александр Андреевич налил себе в высокий стакан на три пальца джина «Гордон», разбавил охлажденным тоником. За последнее время Хрюша пристрастился к импортной можжевеловке. Из кухни доносились ароматы пекущегося пирога с индюшачьей печенкой и еще какой-то хитроумной снеди.

Супруга Катенька поехала крышей на кулинарии, готовила только сама, хоть могла нанять хоть трех домработниц или заказывать еду в ресторане. Тоже можно понять: заняться мадам было нечем, детьми чета Свинуховых не обзавелась. Разве что прогулять дважды в день собаку, породу которой Александр Андреевич никак не мог запомнить. Помнил только, что отдал за эту лысую уродину величиной с некрупную кошку восемь с полтиной штук зеленью. Сучку назвали Клеопатрой, оказалась собачонка такой же дурой и вздорной истеричкой, как хозяйка. И, прогуливай ее, не прогуливай, упорно гадила на ширазский ковер в гостиной. Настоящий, между прочим, ковер, не подделка какая-нибудь.

Так чем супруге заняться? Целыми днями таращиться в ящик или видюшник? Даже Катеньке это занятие надоедало!.. Интернет она освоить не смогла, по причине пещерной тупости и невежества, в фитнес-салоны не ходила из-за лени. По той же причине любовника себе не завела до сих пор, а уж как Александр Андреевич на это надеялся! Отправить бы ее с глаз долой на Канары. Или в Португалию. Так ведь не хочет! Боится террористов, словно их в Москве мало. А пуще того боится, что ее выкрадут, дабы выкуп получить, а Александр Андреевич выручать ее не станет. Тут Катенька угадала: Свинухов еще бы и приплатил похитителям, лишь бы никогда больше не видеть драгоценной супруги!

Вот и осталась ей одна сфера деятельности – собственноручное изготовление всякой экзотической жратвы. Надо сказать, что выходило у нее вполне съедобно и даже вкусно, неплохой повар мог бы из супруги Катеньки получиться.

Только вот не хотелось сейчас Хрюше есть. Просто никакого аппетита не было!

Вяло пощелкивая «ленивчиком», Свинухов перебирал кабельные телеканалы. Ничего достойного внимания обнаружить не мог. Тут крутят американский триллер «ОНО явилось из болота», тут ток-шоу, от которого даже у Свинухова уши вяли, тут Ксюша Собчак со своей домашней похабелью…

Следующий щелчок вызвал на плоский экран «Панасоника» восходящую поп-звезду Николя. Пол звезды определить было затруднительно, нечто среднего рода, страшное, как ядерная война. Но, судя по тексту хита сезона, который исполняло существо, оно считало себя мужиком. Визгливый, непередаваемо противный фальцет Николя выводил: «Каждая вторая баба стерва! // Это не считая каждой первой!»

«Певец – дерьмо, – подумал Александр Андреевич, – а песня правильная!»

«По любви женился – с горя удавился! – Николя продолжал делиться своей точкой зрения на вопросы семьи и брака. – Эх! От большого горя удавился вскоре!»

Александр Андреевич тяжело вздохнул. На телефон, стоявший рядом, на столике, Хрюша смотрел, как на свернувшуюся в клубок гремучую змею. Точно трубка прямо сейчас поднимется, встанет на витом шнуре, бросится на него и вопьется ядовитыми зубами.

Его опасения оправдались: телефон призывно закурлыкал. Снимать трубку? Не снимать? Номер на определителе незнакомый, но явно не тот, что указан в визитке полковника Гурова, которую Лев Иванович ему вручил. А если это клиенты?

Еще бы номер был известным! Гуров и это предусмотрел, он допускал, что Свинухов может попытаться поиграть с ним в гибрид двух детских игр: «пряток» и «молчанки».

Свинухов, после недолгих колебаний, трубку снял. Пожалуй, даже если бы Хрюша точно знал, что это звонит Гуров, он поступил бы так же. Не хотелось Хрюше раздражать Льва Ивановича, побаивался он этого окаянного мента с внешностью английского аристократа. И правильно делал.

– Свинухов? – услышал Хрюша в трубке голос Гурова.

– Да, я, – обреченно откликнулся Александр Андреевич, с трудом подавив искушение тут же бросить трубку.

– Сейчас я тебя порадую интересным известием. Ты уже в курсе, что одного из твоих клиентов сегодня днем ухлопали? Сергея Слонова, Хобота. Очень грамотно положили из снайперской винтовки. Череп наполовину снесло. Как тебе новость, Хрюша?

Новость Свинухова ошеломила. Хрюшу явственно затрясло. Блеф Гурова удался, ведь Лев Иванович не был на сто процентов уверен, что Хобот участвовал в черном тотализаторе Свинухова и ставил на выигрыш Гаранина.

А угадал ведь!

– Я ничего не знаю! – визгливо выкрикнул Хрюша. – Това… Господин полковник! Я ни в чем не виноват!

– Так не знаешь или не виноват? – Гуров не скрывал насмешки. Он понял, что угадал верно, иначе откуда бы такая бурная реакция. – Я тебя пока ни в чем и не обвиняю. Пока! Ты мне вот что скажи: как была сформулирована ставка Слонова?

Гуров продолжал блефовать, но теперь он был почти уверен, что движется в нужном направлении. И Лев Иванович не ошибся.

Из сбивчивых и путаных слов Свинухова можно было сделать вывод: во-первых, Слонов ставку делал! А во-вторых, с очень настораживающей формулировкой: не «Сергей Гаранин выиграет матч», а «Трофим Таганцев матча не выиграет». Причина почему «не выиграет» не указывалась…

– Кто еще делал такую ставку?

– Н-никто! – голос Хрюши предательски дрогнул. – Только Хобот!

Вообще говоря, Гуров допускал такую возможность. Слонов мог поставить деньги и за себя, и за своего подельника. Но, если два негодяя и впрямь решили не только получить гонорар с заказчика убийства, но и срубить левых деньжат на тотализаторе Хрюши, они, скорее всего, стали бы действовать порознь. Что бы там не распевали по «Радио Шансон», но дружбы в криминальном мире нет, и табачок там всегда врозь. Да и Хрюшино категорическое отрицание Гурова не обмануло, сразу он почуял фальшь.

Гуров понял: Хрюшу нужно дожать. Без паузы, не дожидаясь утра. Не давая ему опомниться. А для этого неплохо бы встретиться с ним лично. Развивать психологическое давление по телефону не столь удобно, к тому же телефонную трубку и положить недолго. А вот если глаза в глаза… Появляется отличный шанс заставить Свинухова выложить правду, всю как есть.

– А давай-ка встретимся, – ласково сказал он. – Ага, прямо сейчас. Поздно? Будет тебе, Свинухов, одиннадцать только доходит, время детское. Терпеть не могу, когда мне голову морочат. Очень мне хочется в твои честные глаза посмотреть. Диктуй адрес, я подъеду. Ага, Малая Филевская… Вот что, Хрюша, выходи к станции метро минут через двадцать. Я буду в сером «Пежо».

– Зачем выходить? – испуганно проговорил Свинухов. – Поднимайтесь ко мне в квартиру…

– Блажь у меня такая, – усмехнулся в трубку Лев. – Может, я тебя по ночной Москве покатать хочу. А может, сразу в ИВС отвезу. Словом, не обсуждается. Выходи и жди меня. Цветов не надо.

Конечно, это была никакая не блажь. Просто полковник Гуров был действительно мастером психологической борьбы и не хотел давать Свинухову преимущества «своего поля». Дома ведь и впрямь стены помогают! А вот на территории Гурова, в его машине, Александру Андреевичу станет совсем некомфортно.

Ясными лунными ночами мая, когда зацветают ландыши, города, как и люди, спят беспокойно. Тем более Москва, где к половине двенадцатого ночная жизнь только-только начинается. Улицы, по которым проезжал Гуров, были полны народу, ярко светились разноцветьем реклам и магазинных витрин. Желто-оранжевый свет ярких натриевых фонарей заливал тротуары сиянием, которое, казалось, почти не уступает солнечному. На Краснопресненской набережной Гуров даже попал в пробку. Лев опустил стекло, подставил лицо свежему ночному ветерку. Весенний воздух пах жасмином, ландышем и молодой листвой. Даже вездесущая бензиновая гарь не могла заглушить этого тонкого майского аромата.

Перестраиваясь из ряда в ряд и медленно продвигаясь к светофору, Гуров еще раз продумывал предстоящий разговор.

Но вот он вывернул с Кутузовского проспекта направо, проехал короткий отрезок по Барклая и увидел впереди красную «М» остановки «Филевский парк».

Гуров не опоздал, уложился в двадцать минут. Лев Иванович остановил машину, огляделся. Ага! Вот он, голубчик! Это хорошо, что ждать не придется. В том, что Хрюша непременно выйдет на назначенное ему «свидание», Лев не сомневался ни секунды.

Свинухов появился на противоположной стороне Минской и двинулся к подземному переходу. Даже отсюда Гуров видел, какое угрюмое выражение лица было у Хрюши. Александр Андреевич весь как-то съежился, сгорбился и походил сейчас на основательно битого жизнью неудачника. Гуров окликнул его:

– Эй! Господин Свинухов! Я здесь, подтягивайтесь! – и призывно махнул рукой из окошка машины.

Этот жест Льва Ивановича был последним, что увидел на земле Александр Андреевич Свинухов по кличке Хрюша.

События понеслись, как пришпоренные, причем в совершенно неожиданном направлении.

Красная «девятка» с тонированными стеклами, до сей поры спокойно стоявшая на парковочной площадке напротив многоэтажки, из которой несколькими минутами раньше вышел Свинухов, вдруг резко рванула с места. Раздался характерный визг покрышек. Машина затормозила, словно наткнувшись на невидимую стену. Задок «девятки» круто занесло, и он ударил Свинухова в крестец, а сама машина развернулась на сто восемьдесят градусов практически на месте.

Позже, на следующий день, Крячко – признанный авторитет во всем, что касалось вождения, объяснил Гурову, что именно проделал водитель красной «девятки».

Во-первых, по мнению Станислава, ни о какой случайности не могло идти речи. Положим, Гуров и сам об этом сразу догадался! Какие тут случайности! Самое натуральное убийство… Во-вторых, Крячко утверждал, что проделать такой трюк мог только опытный водитель. Дав полный газ, он резко затормозил, одновременно вывернув руль вправо, причем настолько сильно, что передние колеса машины заняли поперечное положение к направлению движению. Расчет должен был быть ювелирным: поторопись или опоздай убийца на доли секунды, проскочи он лишний метр – и удар не получился бы таким точным и сильным.

Однако он получился именно таким, Свинухову с избытком хватило. Гурову даже показалось, что он услышал жуткий хруст костей, когда багажник красного автомобиля ударил Свинухова в спину.

Хрюша даже не крикнул. Ударом его отбросило на самый край тротуара и впечатало в угол небольшого киоска. Посыпались стекла…

Изо рта Александра Андреевича плеснуло темной кровью. Все тело его пронзила чудовищная боль, мир вокруг начал стремительно закручиваться в черную воронку, куда неудержимо затягивало Свинухова. Но умер он все-таки не мгновенно. Зрение и слух уже отказали ему, даже боль куда-то отступила. И последним ощущением Хрюши стало беспредельное удивление с оттенком обиды. В эти последние мгновения жизни Александр Андреевич успел понять, что никакой это не несчастный случай, что его хладнокровно и целенаправленно убили. «Как же так?!» – мелькнула тень мысли в его угасающем сознании. Что за чудовищная несправедливость, что за гнусная ухмылка судьбы? Ведь он же не лез в дела, стоившие жизни его папаше, старался шагать более безопасными путями! Он так хотел умереть своей смертью и в достаточно преклонном возрасте! И вот… И вот закончил жизнь практически так же, как Кабан.

Стоит отдать должное Льву Ивановичу: то, что он увидел с расстояния не более десяти метров, весь этот неожиданный кошмар, свалившийся как снег на голову, выбил его из колеи лишь на пару секунд. Правда, они показались Гурову долгими, словно часы.

Затем рывком вернулась способность рассуждать, принимать решения, действовать. Лев даже не попытался броситься к Свинухову, лежащему в луже крови, усыпанному осколками витрины. Гуров прекрасно знал: после таких ударов в живых не остаются, а о трупе и без него найдется кому позаботиться. Сейчас было важно попробовать поймать убийцу Свинухова!

Легко сказать… Человек, сидевший за рулем красной «девятки», не потерял даром ни секунды, машина стремительно уходила по Минской на север, в направлении Филевского парка.

Лев до отказа выжал акселератор, так, что его «Пежо» возмущенно фыркнул, и пустился в погоню. У Гурова не было четкого плана действий, сейчас работали рефлексы: сперва догнать, а там посмотрим. Удерживая руль одной рукой, Гуров выхватил из кармана мобильник, вызвал из памяти номер оперативного дежурного по Управлению.

– Полковник Гуров на связи, – отрывисто бросил он. – Преследую преступника, срочно свяжитесь с городским ГИБДД и РОВД Киевского района. Пусть ставят «Невод» и включают общегородской «Перехват». Красные «девятые» «Жигули», номера различить не могу. Движутся по Минской улице в направлении Большой Филевской и парка. Я сзади, на сером «Пежо». Пусть берут жестко, но преступник нужен мне живым.

– Вас понял, – раздалось в трубке.

Этот телефон – не 02, его знали лишь сотрудники Управления. Да и голос полковника Гурова был, по всей вероятности, знаком дежурному, так что сомнений у него не возникло. Через минуту будет задействован «Перехват», для таких вот ситуаций как раз и предназначенный.

Дело сделано! Теперь остается только висеть у преступника на хвосте, не давая ему выскочить из машины и затеряться среди переулков и проходных дворов, нырнуть в темноту парка, где найти его будет куда как непросто. А там вскоре подоспеет подмога. «Пежо» – хорошая машина, и на московском асфальте «девятке» не оторваться.

И все же Лев дорого бы дал за то, чтобы за рулем его машины сейчас был Станислав Крячко.

Гуров был отличным оперативником, но существовали в их профессии вещи, которые «друг и соратник» делал лучше. Если бы за рулем сейчас был Крячко! Совсем замечательно было бы, чтобы это оказался руль его «мерса». На этой старой, бог знает, какого года выпуска машине Станислав мог творить чудеса. Крячко полностью перебрал подвеску «мерса», поставил форсированный мотор и теперь мог состязаться в скорости и маневренности хоть с самим Шумахером. Что на асфальте, что на проселке, что на совершенном бездорожье. Крячко был не только отличным автомехаником самоучкой, но и превосходным, от бога, водилой. Случалось и не раз, что его таланты в этой области очень помогали сыщикам, даже спасали им жизнь.

А еще Лев жалел о том, что оставил в сейфе свой пистолет, десятизарядный австрийский «штайр». Гуров ведь не знал, вооружен ли убийца Хрюши, но предполагал худшее.

Даже сейчас, в азарте погони, какая-то часть его сознания холодно и точно анализировала случившееся. Гуров не сомневался: смерть Александра Свинухова связана с убийствами Таганцева и Слонова. Третья в ряду смертей. И, скорее всего, на тот свет Хрюшу отправил тот же человек, который сегодня застрелил Хобота. Так что же, Свинухов знал его, своего убийцу?!

Но тут полковнику Гурову стало не до рассуждений, потому что сидящий за рулем «девятки» человек заметил преследующий его «Пежо» и вовсе не желал соглашаться с тем, что «дело сделано».

Сделано? Как бы не так!

Уже почти на перекрестке с Большой Филевской красный автомобиль резко затормозил и снова развернулся в противоположном направлении, да так, что его вынесло на разделительную полосу. Ведь почти на месте развернулся! Заскрежетали тормоза, завизжали покрышки… Да, это был высокий класс вождения!

Гуров проскочил мимо, а «девятка», набирая скорость, юркнула в левый ряд и помчалась все по той же Минской, но уже в другую сторону! Лев попытался повторить маневр противника, но ничего у него не получилось. Эх, если бы за рулем «Пежо» был сейчас Стас!

Лев выругался в голос, ударил по тормозам, дал задний ход, поворачивая руль вправо. Хорошо, что движение сейчас было все же не столь оживленным, как днем, иначе Гуров непременно попал бы в аварию. А так – ему повезло, и он все же смог развернуть машину и продолжить погоню.

Только теперь «девятка» приобрела значительно большую фору. От «Пежо» ее уже отделяло чуть больше ста метров, и разрыв продолжал увеличиваться, потому что Гуров еще не набрал нужной скорости, да и пара машин успела вклиниться между ними.

«Куда же он направляется? – лихорадочно думал Гуров. – Почему сменил направление бегства, где попытается скрыться?»

Ответ на этот вопрос Лев Гуров получил менее чем через минуту, когда «девятка» неожиданно свернула влево, в узкий извилистый переулок, названия которого Гуров не знал.

Зато он тут же догадался, куда рванулась «девятка» с убийцей Свинухова за рулем. К железнодорожной станции Москва-Сортировочная. Это доказывало, что преступник неплохо знал столицу и отлично соображал. Лучшего места, чтобы скрыться от преследования, растаять в ночи, и пожелать нельзя! Стоит преступнику покинуть машину, нырнуть в лабиринт тупиков, депо, сортировочных разгонных горок, складов и пакгаузов, в мешанину запасных путей и терминалов, заставленных порожними товарными вагонами и цистернами… Поди, поймай его там! А ведь совсем рядом, немного к северу, расположен Парк Победы, густой, с мощными зарослями кустарника!

Преступник словно бы прочел мысли Гурова и поступил именно так, как опасался Лев. «Девятка» затормозила, распахнулась водительская дверца, и сгорбленная человеческая фигура метнулась в темноту.

Лев не успевал! Тех нескольких секунд, которые «девятка» выиграла своим безумным разворотом на Минской, хватило преступнику для того, чтобы исчезнуть, бесследно пропасть с глаз Гурова.

Если бы сейчас у Гурова был его пистолет! Стрелял Лев Иванович превосходно, по праву считался одним из лучших снайперов Управления, а расстояние было немногим более двадцати метров. Нет, Гуров не стал бы валить противника насмерть, тот был нужен ему живым. Но даже сейчас, из движущейся машины, ночью, полковник Гуров вполне мог бы прицельно прострелить убегающему человеку коленную чашечку. Это сразу решило бы все проблемы: с пробитой ногой не побежишь, а болевой шок не позволит оказать сопротивления.

Увы, его «штайр» остался лежать в сейфе. Лев Иванович никак не ожидал, что события развернутся столь неожиданным образом, а вооружаться перед встречей со Свинуховым считал совершенно излишним – много чести Хрюше!

В свете фар гуровского «Пежо» контрастно, как на передержанной фотографии, проступили насквозь знакомые приметы российского пристанционного пейзажа, глаза бы на них не глядели! Серые бетонные плиты оград и заборов, некоторые из которых были увиты поверху ржавой колючей проволокой, не то еще недостроенные, не то уже разрушающиеся будки неизвестного назначения, глухие стены складов и ангаров, ветвящаяся паутина рельсовых путей, стрелки, семафоры… Все это до ужаса невзрачно, неприглядно, замусорено и одуряюще благоухает креозотом, пропиткой для шпал.

Гуров подъехал к пустой «девятке», выбрался из машины, злобно сплюнул себе под ноги. Да, этот раунд он проиграл. Теперь преследование преступника лишалось всякого смысла: найти его на территории большущей железнодорожной станции было не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена.

Лев вновь связался с оперативным дежурным, сообщил ему, где сейчас находится. Теперь с минуты на минуту можно было ожидать подмоги, которая, как ни печально, безнадежно опоздала. Затем Лев вызвал из памяти номер мобильного телефона Петра Николаевича. Тоже непростой был номер, для избранных, вроде Гурова и Крячко.

– Орлов слушает, – раздался недовольный голос генерала. – Ты, Лев? Что, до утра подождать не мог? Я как раз ложиться собирался, через пять минут полночь, знаешь ли. Час Крысы, если по-китайски… Что произошло?

Тут полковник Гуров не смог сдержаться, нервы у него тоже не из стальных канатов были свиты. Фраза, произнесенная сыщиком, содержала словосочетания, которые не принято употреблять в женском обществе. Гуров ругался редко, но уж слишком сильным было сейчас чувство горечи и бессильной злости.

– Очень выразительно, – с одобрением произнес генерал Орлов, дождавшись, когда Гуров иссяк. – Но малоинформативно. Подробнее, если можно.

Выслушав более внятное описание случившегося, Петр Николаевич некоторое время молчал, обдумывая слова Гурова. А затем спросил:

– Почему ты так уверен, что это не обычный несчастный случай? То, что он удирал от тебя… Испугался, что сбил человека, вот и попытался скрыться. С чего ты взял, что смерть Свинухова связана с Таганцевым и убийством Слонова? Все это лишь предположения. Хотя небезынтересные. Ответь мне: откуда этот человек мог узнать о твоем разговоре со Свинуховым?

Гуров досадливо поморщился.

– Это и есть вопрос, на который я очень хотел бы получить ответ, – сказал он. – Но пока не могу. Возьмем этот факт на заметку и отложим временно в сторонку.

– А что с машиной, на которой он удирал? Ты ее осмотрел?

– Не успел еще. Сейчас подтянутся парни из ГИБДД со своими экспертами, им и карты в руки. Не думаю, что осмотр что-то даст. Судя по стилю, мы имеем дело с опытным и хитрым негодяем. Дилетантских ошибок он не сделал бы. Почти наверняка эта «девяточка» – «бригантина».

– Если твои предположения верны, то, скорее всего, так оно и есть, – после долгого молчания сказал Петр Николаевич. – «Бригантина»… Тогда совсем интересно становится. Попробуй поинтересоваться у гаишников, как твой загадочный тип ее угнал. Ладно, завтра поговорим более подробно. Жду тебя со Станиславом утром, часов в десять.

– В десять не получится, – возразил Гуров. – Я же к Липкину собрался. Петр, это не менее важно, поверь мне. Давай позже, ближе к обеду, часов в двенадцать.

– Тут уже у меня не получится. Ты же распорядился, – сказал Петр Николаевич, иронично подчеркнув голосом слово «распорядился», – чтобы я присутствовал на похоронах Трофима Ивановича. Вот вернусь…

– Хорошо, – согласился Лев. – Петр, я заканчиваю связь. Подъехали помощники.

Гуров спрятал мобильник и двинулся навстречу группе людей в милицейской форме. Мигалка, крутящаяся на крыше желтого с синей полосой «уазика» райотдельцев, бросала блики пронзительного синего света на ночной переулок.