Уже через пять минут после звонка в городское управление ГИБДД выяснилось, что красная «девятка» принадлежит гражданину Прокопенко, частному предпринимателю, проживающему в том же многоэтажном доме, что и Свинухов. Все ясно – действительно «бригантина».

На милицейском жаргоне «бригантина» – машина, которую преступник угоняет на короткий срок и бросает сразу же, как только она становится ему не нужна.

Прокопенко, с которым тут же связались по телефону, сообщил, что его машина была оставлена им на стоянке около дома около девяти часов вечера. А еще он сказал, что «девятка», вне всякого сомнения, была им заперта, стекла подняты. Автомобиль оснащен итальянской противоугонной системой.

– Да-а, – сказал Гурову капитан дорожной милиции, внимательно осмотревший «бригантину», – противоугонка отличная. Просто так ее не отключишь! Даже если есть ключ зажигания, машина не заведется, пока система включена. И, кстати, вскрыл он машину нежно, словно у него ключ от водительской дверцы был. Смотрите: на замке ни царапинки! Далее: преступник провода не закорачивал, так как же он машину без ключа завел?! Нет, есть способы, но… Это ох как непросто!

Лев кивнул, он верил заключению специалиста.

«Вот что имел в виду Петр, – подумал Гуров. – Преступник обладает высокой квалификацией, он наверняка неплохо технически вооружен. Чтобы отключить сигнализацию такого класса, нужна весьма непростая аппаратура, которую, как и снайперскую винтовку «ли-энфилд», абы где не приобретешь. Дорогая аппаратура, и надо уметь ею пользоваться. И мне не дает покоя вопрос: как убийца мог подслушать мой разговор со Свинуховым? А то, что разговор был подслушан, у меня сомнений не вызывает. Преступник не хотел допустить моей встречи с Хрюшей. Видимо, он опасался, что тот может мне рассказать что-то важное. Например, кто еще ставил на то, что Трофим Таганцев «матч не выиграет». То есть Свинухов выведет меня на второго исполнителя убийства Таганцева. А тот, в свою очередь, может дать информацию о заказчике, загадочном Иксе. Если принять такое допущение, а оно вполне логично и непротиворечиво, то что из него следует? Во-первых: подельник покойного Хобота до сих пор жив. И теперь исключительно важно добраться до него скорее, чем Икс. Второе: Икс очень оперативно узнал о моем звонке Свинухову! Я вижу только одно объяснение этому: он отслеживал Хрюшу еще в ботсаду, держал его под наблюдением, и видел, что мы говорили. Но я слежки не заметил! Значит? Значит Икс владеет приемами квалифицированного «наружника». Среди криминалитета таковых нет, неоткуда им взяться. Никогда не поверю, что не смог засечь «наружку» любительского уровня. Тем паче – бандитскую. Чтобы так проколоться, я в противниках не менее как МИ-6 заиметь должен. Или ребят из «Моссада». Кого-то очень крутого… Узнав, что Хрюша разговаривал со мной, Икс сообразил, что к чему. По внешнему виду Свинухова в тот момент о многом можно было догадаться! С места убийства Слонова до павильончика в ботаническом саду – пешком дойти за десять минут. Что Икс и сделал. Затем он провожает Свинухова до дома, попутно, по всей вероятности, разрабатывая план его ликвидации. И каким-то совершенно непонятным мне способом прослушивает либо квартиру Хрюши, либо его телефон. За то, что в аппарате Орлова «жучков» нет, можно ручаться. Сомнительно, чтобы некто мог поставить «жучок» и в домашний телефон Хрюши. Тогда как, волк меня заешь?! В любом случае сделать это весьма и весьма непросто… Нужна, опять же, специальная техника. И я даже не слишком представляю, какая. Нужно будет поговорить с нашими парнями из технического отдела».

Эти мысли промелькнули в голове у Гурова очень быстро, сейчас не было времени и возможности продумать их как следует и до конца.

Сотрудники РОВД Киевского района, подтянувшиеся к задворкам товарной станции одновременно с гибэдэдэшниками, догадались прихватить проводника с со служебно-розыскной собакой. Крупный остроухий кобель с черным чепраком на спине обнюхал брошенную «бригантину», гулко гавкнул и, взяв след, потащил проводника в темный проулок между двух глухих бетонных стен. В конце проулка блестели в лунном свете рельсы, там уже начиналась Москва-Сортировочная.

Лев Иванович очень сомневался в том, что от собаки будет толк, слишком грамотно, аккуратно и профессионально действовал преступник, чтобы попасть ей в зубы. Все же Гуров и еще трое милиционеров из райотдела быстрым шагом последовали за проводником, которого собака целеустремленно тащила вперед.

– Спустить Цезаря? – азартно выкрикнул проводник, обернувшись на бегу назад. – Он умный, он возьмет!

Как знать… Может, и взял бы. Такое не только в сериале о Мухтаре встречается. Только Гуров как в воду глядел. Собака вдруг резко остановилась, метнулась в одну сторону, в другую, повернула назад, затем вновь вернулась на то место, где потеряла след. Теперь спускать ее с поводка не имело никакого смысла. Пес несколько раз отрывисто пролаял, затем уселся и часто задышал, вывалив язык. Вид у него сделался сконфуженным.

– Что же ты, Цезарь!.. – расстроенно сказал проводник. – Он редко след теряет, наверное, антисобакин…

– А вы проверьте, – сказал Гуров. – Мне важно узнать, что было применено. Кустарщина, вроде махорки с перцем, или какой-то специальный препарат. Это возможно?

– Вообще-то да. Я вам и так скажу: скорее всего, что-то фирменное. Махоркой моего Цезаря не собьешь. Но я возьму соскоб, проверю.

«Вот-вот, – подумал Лев Иванович. – Все в один ряд. Фирменный антисобакин, ведь проводник, почти наверняка, прав. Это к фирменной же винтовочке. Противоугонку тоже без фирменной аппаратуры не подавишь. И с зажиганием то же самое. И с прослушкой! То есть такое складывается впечатление, что, когда ему понадобилась «бригантина», он просто подошел к первой попавшейся на глаза пустой машине, без всяких проблем и задержек открыл ее, завел и поехал. Это что ж за терминатор такой на наши головы выискался? Кстати, фирмы, выпускающие подобные прибамбасы, товар свой не рекламируют и с частными лицами дел предпочитают не иметь. Не похоже это на криминал, даже высокого уровня! А на что похоже? На профессиональных силовиков. МВД я сразу исключаю. Не из ведомственного патриотизма, просто это не наш стиль. Конечно, всякое случается, может быть, Таганцев перешел дорогу какому-то крупному чину из оборотней. В принципе, такое возможно, случались истории и похлеще. Но… Маловероятно. Зачем этим людям связываться с уголовщиной, с мафиозными структурами? Они и так кого хочешь в бараний рог согнут, по закону. Тогда? Ох, до чего неприятные мысли возникают! Нет, пока мы не уточним некоторые моменты из прошлого Трофима Ивановича, ни черта мы не поймем мотивов его убийства. А пока не выйдем на второго исполнителя, не определим, кто убийство заказал. Но нас опережают, пусть на шаг».

Здесь, у брошенной «бригантины», делать полковнику Гурову было больше нечего. Первый раунд прямого боя был проигран им техническим нокаутом. Раунд, но не весь бой!

К тому же Лев Иванович почувствовал, до какой же степени он устал за эту бесконечную среду. Даже голова слегка кружилась. И не ел он толком весь день. Оставив районщиков писать протоколы и оформлять прочие документы, Гуров уселся в свою машину и поехал домой.

«Позвонить Станиславу? – размышлял Гуров, сворачивая к парковке перед своим домом. – Пожалуй, не стоит. Хвастаться все едино нечем, а он тоже вымотался. Пусть отдыхает до утра. Лишь бы его выход на внедренку в останкинской группировке дал результаты! А я, после того как вернусь от Семена Семеновича, попробую подобраться к подельнику Хобота аналитическим путем. Потому что оперативным не получится. Слонова со Свинуховым за жабры не возьмешь, не верю я в спиритизм…»

Когда он, наплевав на советы диетологов и плотно перекусив, отправился спать, Мария уже видела десятый сон. Пошел третий час четверга.

Утром Гуров прежде всего позвонил Семену Семеновичу и договорился о встрече. Как Лев и предполагал, старый криминалист не только не отказал ему, но даже обрадовался возможности помочь Гурову, которому очень симпатизировал, а заодно лишний раз блеснуть своей эрудицией и, как выразился Липкин, «стряхнуть пыль с мозгов». Семен Семенович был не лишен некоторого тщеславия!

Затем Лев Иванович поехал в Управление за тростью Таганцева и картонкой с двумя пиками.

Настроение у полковника Гурова, как и вчерашним утром, было преотвратное. Засыпал он долго и выспался скверно, а главное, не давали ему покоя некоторые предположения, делиться которыми он пока что не собирался даже с Крячко и Петром Николаевичем.

По дороге Гуров попытался послушать новости, и это ему удалось, но настроения не улучшило. Новости сейчас передают все больше специфические. Опять кто-то где-то взорвал себя и полгектара толпы впридачу. Лев подумал, что логичнее было бы сообщать о тех случаях, когда никто никого не взрывает…

Повертев ручку настройки, Лев Иванович нарвался на какую-то из FM-станций, расплодившихся в столице, точно блохи в собачьей шкуре. Тут ему доверительно сообщили, что «у брюнеток и блондинок сердце сделано из льдинок», причем столь гнусавым козлетоном, что певца хотелось срочно отправить к отоларингологу лечиться от хронического насморка. Далее, в припеве, обладатель козлетона пожаловался, что у него «с баблом сплошной облом», а значит, растопить ледяные женские сердца ему решительно нечем. Затем Льву Ивановичу предложили посетить сезонную распродажу с пятидесятипроцентной скидкой.

«Одни рыжие остаются, – злобно подумал Гуров, выключая приемник. – Хотя… Кто его знает, из чего у них сердце сделано! А распродажа означает, что пятьдесят процентов их товара ты, присмотревшись, скинешь в ближайшую помойку».

Ехать к Липкину в таком паршивом расположении духа Лев Иванович не хотел, а потому, забрав у капитана Харченко вещдоки, он поднялся в свой кабинет. Нужно было рассказать Стасу о невеселых событиях прошедшей ночи, узнать, как идут дела у него. К тому же Гуров надеялся, что его настроение хоть немного улучшится от разговора с Крячко.

– Как успехи? – поинтересовался друг, выглядевший в отличие от своего непосредственного начальника свежим, как майская роза. – Что это у тебя такая постная физиономия? Маша устроила сексуальную голодовку?

Лев Иванович лишь колоссальным усилием воли удержался от крепких выражений.

Очень кратко Гуров рассказал Станиславу о том, что произошло после их ночного совещания в генеральском кабинете.

– Я что-то упустил, чего-то не заметил, – закончил Лев. – Поэтому и нервничаю. Слишком многого не могу понять, даже предварительные версии не выстраиваются. Вот и бешусь. А чего ты хочешь, когда у меня на глазах…

– Убирают важного, как ты считаешь, свидетеля, – продолжил Крячко, – или, как минимум, возможного информатора первого уровня. Но, Лева, я даже не сам тебе возражать буду, а всего лишь повторю слова господина генерала, которые ты мне только что передал: все это лишь предположения. Хотя небезынтересные.

– Убирают – хлам, а таких информаторов – ликвидируют, – раздраженно возразил Гуров. – Я сам прекрасно вижу слабость одного звена в цепочке своих рассуждений. Как он смог просчитать время моего звонка Хрюше?

Станислав некоторое время молчал, раздумывая о чем-то, а потом сказал:

– Аналитик ты отличный и психолог тоже. Но, не в обиду тебе будет сказано, в технических вопросах, в разного рода железках и электронике разбираешься похуже меня. Имеется одна мыслишка, попробую ее проверить. С прослушкой этой. И не только с прослушкой.

– Какие тут обиды? – пожал плечами Гуров. – Я сам хотел тебя попросить, чтобы ты занялся раскопками в этом направлении. И с капитаном из ГИДД переговори, может быть, сумеете вдвоем вычислить, какими устройствами преступник вскрыл замок, подавив сигнализацию, и как он завел машину.

Крячко согласно кивнул. Во всем, что касалось автомобилей, он считал себя непререкаемым авторитетом. Вообще говоря, заслуженно. Давно замечено, что людям свойственно с повышенным и обостренным интересом относиться к мнению окружающих об их увлечениях, хобби. Скажем, почтенный профессор математики не слишком расстроится, если кто-то выразит сомнения в его профессиональных достоинствах, скорее всего, просто вступит в вежливый спор с коллегой. Но попробуйте сказать ему, что он плохой спиннингист… Кровную обиду нанесете!

Точно так же и Станислав Васильевич не оскорбился бы, если кто-то усомнился в том, что он хороший сыщик. Сам-то он в своей профессиональной квалификации не сомневался! А вот скажи кто, что Крячко неважно разбирается в автомобилях и что он неумелый водитель… то смертельно обиделся бы.

– Что у тебя? – спросил Гуров. – Есть информация от твоей внедренки?

– Рано, – извиняющимся тоном ответил Станислав. – Встречаемся с ним в одиннадцать тридцать.

– Отлично. Я к тому времени должен вернуться от Семена Семеновича. Займись еще вот чем: свяжись с парнями из группы обработки электронной информации, с Димой Лисицыным, это лучше всего. Пусть закачают в свои машины досье на Слонова и посмотрят, с кем он пересекался из останкинцев раньше. До того, как вернулся из-за проволоки. Особо пусть посмотрят, с кем он был знаком там, в Мордовии. Нужно срочно находить подельника Слонова, непосредственного убийцу Таганцева. Если мы сумеем вычленить круг криминальных знакомств Хобота, то, действуя методом исключения, вычислим этого второго. А на заказчика убийства Таганцева нас может вывести только он. Я на тебя, Стас, очень надеюсь. Информатора своего потряси. Да не знаю я, в каком конкретно направлении! Сам сориентируйся, по контексту и обстоятельствам. Раз он среди останкинской братвы свой, не может не знать о горизонтальных связях внутри группировки. И если среди корешков Хобота есть кто-то, с кем тот был знаком раньше, если он в их табели о рангах занимает приблизительно то же место… Понимаешь меня?

– Чего тут не понять… А ты к Липкину? Не доходит до меня, что ты так вцепился в эту бумажку с пиками. И задачу ты мне ставишь очень расплывчато. Терпеть этого не могу! По контексту… – Крячко выразительно усмехнулся.

– Ничего лучшего предложить не могу, – раздраженно отозвался Лев Иванович. – Хочешь полной определенности и спокойной жизни – иди в бухгалтеры.

– У меня в школе с арифметикой дела неважно обстояли, – проворчал Крячко.

– У меня тоже. Вот и стал ментом. Ладно, я отправился к Липкину. И еще вот что: расскажи своему дятлу о том, что убили Хобота. И как его убили. Возможно, до братвы это известие еще не дошло, а мне нужно, чтобы тот, второй, об этом узнал. Да, и про Хрюшину безвременную кончину тоже упомяни. Этого останкинцы точно не знают. И намекни дятлу, чтобы он осторожненько так донес эти сведения до братков. Откуда узнал? Сам подумай, не маленький. Если подельник Слонова не полный кретин, он должен испугаться. Ведь что получается? Этот Икс устраивает натуральный сеанс одновременной игры, если шахматную терминологию использовать. Игры в ящик… Испугаешься тут! А когда люди пугаются, они начинают торопиться. И ошибаться. Вот на это я и рассчитываю.

Станислав хмыкнул, достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся и снова хмыкнул. Он прекрасно понимал, что Лев прав, и от того, что удастся выведать у информатора из останкинцев, зависит очень многое. Крячко уже начал мысленно выстраивать предстоящую беседу, продумывать ее тактику.

– Удачи тебе! – традиционно напутствовал он Гурова. – Поклон Семену Семеновичу!

* * *

Старый эксперт встретил Льва Гурова радушно и даже не без некоторой торжественности. Лицо его осунулось и похудело еще сильнее со дня их последней встречи, глубокие морщины резче залегли в уголках рта и глаз, но рукопожатие осталось твердым и цепким. А вот передвигался Липкин медленно, с трудом волоча ноги, почти не отрывая их от пола.

Семен Семенович заварил по особенному рецепту какой-то уникальный чай, фунтовую упаковку которого прислал ему из Глазго профессор криминалистики Ричард Бредфорд, считавший Липкина своим учителем. Стояла на столе и бутылка коллекционного шотландского виски «Джек Даниэлс», подарок того же «малышки Дика», как называл одного из ведущих британских криминалистов Семен Семенович.

Выглядел Семен Семенович как классический персонаж пошлейшего еврейского анекдота. Длинные седые волосы, поредевшие на макушке, обрамляли могучей лепки череп, со скошенным назад лбом и выпирающими, как у неандертальца, надбровными дугами. Большие выпуклые карие глаза с характерным масляным блеском смотрели на Гурова из-под седых бровей весело и приветливо. Липкин в свое время дружил с отцом сыщика, генералом Иваном Гуровым, а самого Леву помнил еще кудрявым десятилетним мальчишкой, которого отец приводил на елку в ДК «Динамо». Как же давно это было…

Толстый Штирлиц, когда-то ярко рыжий, а теперь поседевший, – коты тоже седеют! – подошел к ногам Гурова и требовательно мяукнул.

– Это он хочет, чтобы ты его на руки взял и за ухом почесал, – пояснил Липкин, разливая «Джек Дэниэлс» по маленьким, чуть больше наперстка, серебряным чарочкам. – Ты это, Левушка, цени! От кота такого знака внимания добиться – дорогого стоит. От моего Штирлица – тем более. Независимый зверь. А уж чувство собственного достоинства такое, что царям природы не грех поучиться. Но хороших людей сразу чует! Тебя вот, например. Или твоего начальника. Помнится, заходил ко мне Петя года полтора назад, на День милиции…

Гуров осторожно поднял старого кота, посадил его на колени. Штирлиц прикрыл зеленые глазища, устроился поудобнее и басовито замурлыкал.

Лев не в первый раз обращался за помощью и консультацией к Семену Семеновичу, он знал, что сейчас Липкин говорит с ним почти машинально, как бы на автопилоте. И точно, взгляд эксперта стал отсутствующим, словно Семен Семенович погрузился куда-то внутрь, в себя. Липкин думал, вспоминал, сопоставлял и анализировал.

Гуров, осторожно почесывая разомлевшего Штирлица за ухом, терпеливо ждал вердикта. Лев уже дважды подробно рассказал Липкину обо всем, что было связано с убийством Трофима Таганцева и последующими событиями, ответил на несколько неожиданных и точных вопросов.

Семен Семенович, кряхтя, поднялся из-за стола, подошел к старинному секретеру из карельской березы, достал громадную, с суповую тарелку лупу в медной оправе на полированной деревянной ручке. На медном ободке лупы виднелась гравировка, английский девиз: «Never explain, never complain». Если по-русски, то что-то вроде: «Ничего не объясняй, никогда не жалуйся». Лупа была легендарная, когда-то она принадлежала сэру Артуру Конан Дойлу, литературному отцу Шерлока Холмса, самого великого сыщика всех времен и народов. Английский писатель подарил ее в начале XX века Аркадию Франциевичу Кошко в знак уважения и признания выдающихся заслуг светила российской криминальной полиции. Затем лупа перешла к одному из учеников Кошко, Сергею Якимову, а уже от него – Семену Семеновичу.

– Старого пса новым трюкам не выучишь, – сказал, посмеиваясь, Липкин. – Оно, конечно, парамагнитный резонанс, рентгеновская дефектоскопия, нефелометрия и все прочее… Но вот в таких случаях лучше глазами посмотреть. Своими. А также мозгами пошевелить. Если они имеются.

Липкин взял трость, приблизил лупу к глазам и снова стал внимательнейшим образом разглядывать набалдашник, серебряную голову оскаленной рыси.

– Да, святой Георгий, – сказал он через пару минут, отложив в сторону трость и лупу, – никаких сомнений, ты молодец, Левушка. Нет, герб Москвы здесь ни при чем. На нем лошадь Георгия смотрит влево, а здесь – вправо. И на московском гербе голова святого ничем не увенчана, только нимб над ней виднеется. А здесь у Георгия что-то вроде нормандского шлема просматривается. Гад, которого святой поражает, опять же другой. В нашем случае он похож не на змею, что характерно для русской традиции, вспомни хоть Медного всадника, а, скорее, на виверна, геральдического дракона. Это, Левушка, Англия. Однозначно. Поехали дальше. Голова рыси. Тоже не просто так! Это еще с конца XIX века символ британской королевской морской пехоты. У них до сих пор на беретах значок с профилем рыси. Небось во всей Англии они только в зоопарках остались, а вот поди ж ты… Традиция! Да, во времена той войны это была силища! Элита королевского флота. Немцы их до дрожи в коленках боялись, как, впрочем, и наших морских пехотинцев. Наших фрицы «черной смертью» называли. Помнишь гениальное творение Леонида Ильича про Малую землю?

Гуров помнил. Забудешь такое, как же! Помнил Лев и рассказ генерала Орлова о том, что в свое время Семен Семенович весь тираж исторической трилогии «дорогого Леонида Ильича» требовал развозить за государственный счет по деревенским сортирам – на предмет хоть какой-то пользы от гениального произведения.

– Так вот, даже Брежнев не всегда врал, – продолжил старый эксперт. – Скажем, когда он писал о морпехах. А наша морская пехота училась у англичан, ее британские инструктора ставили. Вот и делай выводы! Теперь пойдем дальше, тут совсем интересно становится. Восьмиконечная звездочка… Я вспомнил, Левушка! Когда сообразил, что рысь с британским флотом связана, а не просто украшение, тут сразу и вспомнил.

Семен Семенович с гордостью посмотрел на Гурова.

– Вот, сам посмотри, – Липкин протянул Гурову свою знаменитую лупу. – Видишь, обе буквы S стилизованы, верхняя петля изогнута чуть больше, чем в обычном шрифте, а нижняя, наоборот, сглажена. На плывущего лебедя с опущенной головой немного похоже, правда?

Лев Иванович вернул лупу хозяину. Похоже? Н-ну… Пожалуй. Если фантазия хорошая. Если кто-нибудь подскажет, обратит внимание. Не подскажи Семен Семенович, навряд ли Гурову такое в голову пришло бы.

– Неспроста схоже! SS – это Silver Swan. «Серебряный лебедь». Так называлась одна из особых частей Британской королевской морской пехоты. Диверсионная часть, суперэлита… Коммандос. То, что сейчас спецназом называется. Причем самого высокого уровня. Там такой лебедь был, что орлы и всякие коршуны могли отдыхать. И ясно, что с тросточкой не рядовой SS ходил. А кто-то из командного состава. Очень любопытно, откуда у этого ветерана – как его? Таганцева? – эта трость? Дружеский подарок от союзника? Гм-гм… Сомнительно. Я ведь, Левушка, с англичанами во время войны много общался. Да и после войны… Не в их стиле такие подарки дарить.

– Семен Семенович, а про картонку что скажете?

– Тут совсем просто. – Липкин взял в руки двуцветный прямоугольник и указал Гурову на «восьмерку» в центре. – Это, мой милый, тоже символ. Твой приятель Станислав – молодец, догадался, что белый и красный – цвета польского флага. Конечно, польского, княжество Монако тут рядом не стояло. Знаешь, почему? Потому что имеется вот этот странный значок. Такой значок носили аковцы. Правда, не все аковцы, и вот это самое интересное и настораживающее.

– Аковцы? Кто это?

– Ага! Вот даже ты!.. Что же вы, молодежь, так плохо историю знаете? Да не усмехайся, для меня ты еще совсем молодой. АК, Армия Крайова, слышал про такую?

– Н-ну… Что-то такое вспоминается. – Гуров почесал в затылке. – У Богомолова, кажется, читал… Да, «В августе сорок четвертого», еще фильм по этому роману неплохой сняли. Помнится, там к этой самой армии отношение, мягко выражаясь, неодобрительное. Что-то вроде польских бандеровцев… Или литовских «лесных братьев». Националисты, антикоммунисты и все такое.

– Антикоммунисты, это точно, – кивнул Липкин. – Еще какие. Но, прежде всего, эти люди были антифашистами. АК, Левушка, это – реальная и немалая военная сила, подчинявшаяся лондонскому эмиграционному правительству. Сначала, когда гитлеровцы захватили Польшу, а мы им помогли и себе нехилый кусок оттяпали, появился СВБ – Союз вооруженной борьбы. То, что осталось от Войска Польского. Те, кто выжил и не хотел смириться с поражением. Те, кто хотел драться и с немцами, и с русскими. Подпольная военная организация, созданная в сороковом году польскими офицерами. А уже позже, в сорок втором году, приказом польского правительства, которое приютил Черчилль, эта организация была переименована в АК, Армию Крайову. Они получили официальный статус.

– Право, Семен Семенович, всегда диву даюсь, как много вы знаете и помните, – с искренним и уважительным удивлением заметил Гуров. – Рядом с вами я чувствую себя тупым ментом из анекдота. Но, что поделаешь, историю войны я на троечку знаю. Не мой курятник. И почему, как вы полагаете, эта символика шестидесятилетней давности оказалась на груди убитого Таганцева? И, кстати, что значит «не все аковцы»?

– В Польше была еще такая организация, как НВС – Национальные вооруженные силы. В сорок четвертом году некоторые их формирования вошли в АК. – Липкин был очень доволен тем, что Лев оценил его эрудицию и память. – Вот у этих парней как раз была такая эмблема. – Он ткнул рукояткой лупы в черную «восьмерку» из двух пик.

– По-видимому, вы считаете меня дураком, – грустно заметил Лев Гуров. – И, скорее всего, вы правы. Я не улавливаю, в чем здесь особенность и что вас настораживает. Одно понял – в Польше тогда вооруженных формирований было, как на помойке кошек.

– Зачем же так резко… – бледно улыбнулся Семен Семенович. – Ты умный. Только истории не знаешь. Особенно новейшей. Плохо вас учили, что неудивительно. История – штука опасная. Голубая мечта всякой власти: чтобы народ истории не знал, а если знал, то такую, которую власть отредактировала. А вот я… Я историю той войны, не сочти за хвастовство, своими руками делал. И глаза открытыми держал, а мозги мне запудрить уже тогда непросто было. Да и покойный Таганцев, сколь я понял, прошел предметный курс. На своей шкуре испытал. Так вот, НВС были крайним правым крылом Армии Крайовой. В терминах того времени «озверевшие буржуазные националисты», а сами себя они, понятное дело, величали «истинными польскими патриотами», наследниками Пилсудского. Проще говоря, они нас, советских, предельно не терпели. Относились к нам не как к освободителям, а как к очередным оккупантам. Тогда, к осени сорок четвертого, после успеха операции «Багратион» уже всем стало ясно, что «Гитлер капут». И вставал вопрос: победим немцев, а дальше что? Как будет устроена послевоенная Польша? Руководство НВС и всей Армии Крайовой весьма опасалось, что Сталин наложит на Польшу свою лапу и начнется у них строительство справедливого общества со всеми его прелестями.

– Небеспочвенными опасения оказались, – подал реплику Гуров. – Как в воду глядели.

– Вот-вот. Их такая перспектива категорически не устраивала. И Черчилля тоже. Ему просоветский режим в центре Европы был нужен, как черту «аллилуйя!». Поэтому АК дралась не только с немцами, но и с нами, неизвестно еще, с кем ожесточеннее. Причем особенно это относится к отрядам НВС, у бойцов которых как раз был такой символ – две пики острыми концами друг к другу в центре польского флага.

– Во-от как… – протянул Гуров. – А я-то всегда считал, что польские партизаны однозначно поддерживали нас. А те, кто был против, они вроде как коллаборационисты, сотрудничали с немцами и так далее. Польский вариант полицаев.

– А знаешь, почему ты так считал? – грустно улыбнулся Липкин. – Потому что именно победители пишут потом мемуары и раздают всем сестрам по серьгам.

– Да, что значат стереотипы! Спасибо вам, Семен Семенович, на интересные мысли все это наводит…

– Касательно того, что вооруженных формирований в Польше было до черта, так это верно, – неспешно продолжил Липкин. – В том числе и упомянутые тобой партизаны, которые были всей душой за нас. Вполне, замечу, искренне. Это называлось АЛ – Армия Людова. Такая подпольная военная коммунистическая организация. Сталин ее поддерживал деньгами, оружием, техникой, инструкторами, агентурными связями. Словом, всем, чем мог. Только вот сил у АЛ хватало лишь на тактические уколы, теракты, диверсии, налеты, стычки. Но на настоящие бои они не тянули. А вот АК – это была почти регулярная армия, и с немцами они дрались очень даже всерьез. Одно восстание в Варшаве чего стоит. Их поддерживали англичане, точно так же, как наши аловцев. Две эти армии, Левушка, АК и АЛ, жили даже не как кошка с собакой, а много хуже.

«Понимаю я, к какой мысли меня Семен Семенович подводит, – думал Гуров, внимательно слушая Липкина. – Теперь, возможно, я знаю, как объясняются все эти странности с убийством Трофима Таганцева. Возможно… но надеюсь, это не так. Только польского следа, тянувшегося аж с войны, нам не хватало! Это ж черт ногу сломит… Непременно нужно обговорить все это со Станиславом. Он хвастался своими великолитовскими и польскими корнями? Вот и пускай скажет, что думает по этому поводу».

– Знаешь, Левушка, заинтересовало меня это дело, – сказал Семен Семенович, провожая Гурова до двери. – Ты держи меня в курсе. И вот что я тебе напоследок скажу: очень может быть, что англичане из «Серебряного лебедя» ближе к концу войны активно контактировали с отрядами Армии Крайовой. Скажем, в районе Гданьска. Самый крупный порт Польши… Ты мне рассказал, что Таганцева посадили за шпионаж в пользу Англии. Так вот, одно из немногих преимуществ старости: я жил в то время, неплохо помню его, а ведь даже твоему шефу Пете Орлову в сорок шестом всего лишь десять лет было. Я служил в МГБ, многое у меня на глазах происходило. Часто случалось так, что такие обвинения имели под собой как бы тень, призрак основания. Не понял меня? Вот тебе пример: знаменитого Кузнецова подозревали в том, что он стал двойником и работал на немцев. Я тебе больше скажу: если бы Рихард Зорге не погиб, а благополучно вернулся бы после поражения Японии в Москву, его вполне могли бы объявить японским шпионом. Существовала, знаешь ли, такая практика… Вы втроем, ты, Петр Орлов и твой приятель Крячко, неявно полагаете, что Таганцев был как-то завязан на войска НКВД. Очень может быть! Тогда он вполне мог как-то контактировать и с англичанами из «Лебедя», и с аковскими отрядами. Вот в этом направлении и копайте!

«Легко сказать!», – думал Гуров, прощаясь с Семеном Семеновичем.

Лев крепко пожал руку старому эксперту, погладил Штирлица, который тоже вышел проводить гостя, и закрыл за собой дверь.

Но, когда он уже подошел к лифту и нажал кнопку вызова, дверь распахнулась:

– Заходи чаще, Левушка! Пете Орлову привет передай от меня. И всем в Разбойной Избе!

Гуров улыбнулся. Разбойной Избой Семен Семенович называл Главное Управление уголовного розыска. Ведь именно такое название дала первой сыскной организации на Руси Елена Глинская, мать Ивана VI Грозного, которая была ее шефом. Разбойная Изба при Высокой Боярской Думе, вот так-то. Льву очень нравилось именовать родную контору столь экзотическим образом.

Настроение у Гурова улучшилось. Теперь он иначе начал понимать произошедшее. Факты складывались в иные, чем прежде, узоры, сложные цепи причин и следствий выстраивались по-новому. Он недаром нанес этот визит!