— Буревой, да послушай ты меня, Тролль зеленый! Нам дерево нужно, и много. Пока мы хлам всякий в лесу собирать будем, полжизни пройдет! — я в сердцах ударил рукой по столу.

— Нельзя так к лесу относится! Он того не стерпит, всем худо будет! — не унимался дед.

Спорили мы уже давно, не первый день. Каждый вечер я пытался внушить деду про энергетический кризис, что без рубки живого леса нам тут скоро туго придется. А он стоял на своем — брать на дрова только упавшее, на поделки — только больные. А если строить будем что — то рубить зимой. Я уже не знал с какого конца подступиться. Я хоть и числился тут в Перуновых любимчиках, но окончательные решения все равно принимал только в консенсусе с дедом. По этому вопросу мы никак не могла сойтись.

— Вот скажи мне, сколько дров нам надо на зиму? Сколько для ткачих, вываривать нитки? Сколько в кузницу? Вон, серпы пока ковал, сколько раз мы за дровами ходили? — сейчас была горячая пора, готовились убирать урожай, я в кузнице делал сельхозорудия, — Или ты скажешь, что все это в пустую? Не понравилась обновка, что ли?

Нас с дедом после того, как мы наделали ниток, даже не успев создать ткацкий станок, бабы умудрились обшить в нашу униформу. Правда, вместо модных кожаных ремней сбрую пришлось делать и многократно сложенной и прошитой мешковины. Зато на локтях и коленках появились кожаные вставки, зайцев, которых приносил Кукша только на них и хватало. Берцы тоже тряпичные мы сшили, с фанерной подошвой, с наплавленным полиэтиленом от изоляции кабеля.

Дед погладил камуфляж, жестом комиссара времен Гражданской войны поправил сбрую.

— Нет, тут ты верно все сделал, одежда нам нужна. Но мы и наделали ее с лихвой! — дед не лукавил, у нас скопилось много ткани.

Учитывая то, что даже эвакуационные рюкзаки уже сделали из нее. Сейчас в основном шили камуфляж на детей, дед экспериментировал в нашей лаборатории с красками: вываривал различные цветы, кору, смешивал с теми компонентами, которые ему были доступны. Получалось неплохо, только вот краска держалась плохо, выцветала и выстирывалась. Мы камуфляж наших «стрелков» уже один раз даже перекрасили. Но дело шло на лад, новая краска обещала держаться сильнее.

— Ага, только вот теперь ткани у нас не будет! Потому что иголки все оборвали с падалицы, теперь бабы за ними аж за Перуново поле ходят. По полдня пропадают — иголки ищут.

Перуновым полем мы называли место, где ударила, с моей подачи, молния. Дед в конце июля пропал дня на три. Я испугался, но местные меня успокоили. Мол, праздник Перуна, Буревой шаманит. Результатом шаманства стал дубовый столб, в том месте где был шалаш со змеем. Дед таки раскопал остатки стекла, получившегося от удара молнии, часть пустил на украшении столба, часть раздал нам, часть — спрятал. Мы теперь гарцевали с амулетами, в виде ошкуренных кусочков черного блестящего минерала. Форму дед старался приблизить к молнии, не всегда получалось. Амулетами он занимался сам — как самый опытный в деле общения с местными богами.

— И пусть ходят, все равно работы для них мало стало. Рюкзаки эти твои, да нитки наши, — дед сделал выделил голосом последнее слово, — сушилка, опять же. Им теперь что делать? Пусть хоть иголки собирают. Они заодно требы Перуну кладут, все рыбы много, а так хоть боги к нам милостивее станут.

И опять дед был прав. Мелкие изменения, которые происходили в нашей деревне давали в целом достаточно существенный толчок в ведении хозяйства. Рюкзаки прижились не только как средство для эвакуации, а повседневный инструмент охоты и собирательства. Бабы сделали себе побольше, Кукша и Веселина — поменьше размером. С котомках да сумках, корзиночках да карманах (карманы тут начали лепить, по-моему, на все, включая трусы) много не унесешь. Короба плетенные же или лыковые, по типу лаптей, были достаточно массивные и неудобные. А так женское население, обнаружив поляну с ягодами, приходило, ставила рюкзаки, благо были они на жестком каркасе и с фанерным дном, да и собирало ягоды спокойно целый день. Приносили по двадцать-тридцать килограмм ягод каждая, плюс топлива по мелочи, садились у сушилки, перерабатывали в сухофрукты (или сухоягоды?), параллельно занимаясь мелкими делами.

Сушилка, которая не сильно пригодилась при сушке мяса, пригодилась именно теперь. Вместо того, чтобы высушивать на солнце, постоянно опасаясь дождя да птиц и мелкого зверья, бабы сушили грибы и ягоды в сушилке. Сами подобрали температуру, сами определились со сроком сушки. Я только подсказал, как термометр работает. И часы им смастерил солнечные. С грибами все было аналогично. Кукша тот вообще говорил, что забрасывал рюкзак на дерево повыше, бил и ловил птицу-зверя, затаскивал в рюкзак и продолжал охоту. Причем все больше склонялся к ловле ловушками. С ними было эффективнее. Он просто шел по своим угодьям, проверял и снаряжал их, забрасывая добычу, если была, в рюкзак. Веселина ему теперь частенько помогала, оттачивала мастерство стрельбы по движущимся мишеням, да скрытное перемещение. Чтобы завалить того же зайца из арбалета, надо было чуть не на десять метров приблизиться. Если дальше, то звук тетивы мог вспугнуть его до того, как прилетит стрела. Такие вот гримасы древней охоты.

И главное — обувь! Не успев наделать одежды, все переобулись в берцы. Дед даже подошву рифленую начал делать, по просьбам трудящихся. Обувь сильно повысила скорость перемещения по лесу и выносимый на себе груз. Даже дети, и те носились как угорелые, не обращая внимание на мелкие камни, ветки, иголки.

— Требы требами, Буревой, но и самим надо куда-то двигаться! — я указал пальцем направление, куда двигаться, получилось — в лес.

— Ну и двигайся, а живой лес рубить нечего, иначе мы тут ножки протянем, никакие боги нас не защитят…

— Вот скажи мне, братик мой названый, — я вкрадчиво вгляделся в Буревоя, у меня забрезжила мысль, — боги они как? Только требами сыты? Или еще что надо?

— Да как только требами-то? — дед нервничал, — надо же и волю их чтить, и знаки слушать и смотреть, и…

Я перебил его:

— А волю как чтить? Так вот сидеть, как мы с тобой сейчас, в любви и уважении признаваться? Ну там, «Спасибо, Перун, что ты такой есть». Этого достаточно будет?

— Та глупость говоришь, Серега, — дед не понимал, куда я клоню, — конечно не так.

— Во-о-о-от, то есть, ты согласен, что делами надо волю их исполнять, а не разговорами?

— Ну да, как по другому-то?

— А леших этих твоих, их тоже делами надо? Или так, поклоны отбил возле дерева, мол, прости полено, я тебя спилю, и они довольны? Ты же если мы живое дерево пилим, хоть и больное, так делаешь?

Такая интерпретация его шаманств возле тех деревьев деда повергла в шок. Я же продолжил:

— Ну дык давай пойдем в лес, каждому дереву поклонимся там, молитвы твои зачитаем, рыбу там положим, да и вырубим все? Не? Сил не хватит? Ну не беда — дай Перун, еще пополнится род наш членами новыми, вот с ними и вырубим все. Небось, лешие нашими словами успокоятся, рыбы наедятся, а мы тут после себя степь да березники оставим. Нормально, чо?

Дед боролся в себе с противоречивыми чувствами. С одной стороны, я сказал правду, именно так тут и рубили живой лес. Задобрил мистическую живность, и давай топором махать. С другой стороны, вся суть сохранения этого самого леса в перспективе, с прибавкой людей, шла тем самым лесом. Дед так не рассматривал данный вопрос. Представленная картина была достаточно идиотской, но вполне реальной. И деду она не нравилась.

— Дык это, когда будет то… Еще лес нарастет… Мы же потихоньку… Да сколько нам надо-то. А прирост в роду тот не скоро…, - дед почесал бороду, задумался.

— А что, на вашей этой кривой речке, тоже никто лес не рубил? — я косил под дурака, — так и собирали на дрова валежник? И много там народу было?

— Там рубили, — дед медленно, протягивая слова начал отвечать, — но народу много… И лешего задабривали. Хотя, вот помню, рощица была, такая, лиственная, я малой еще по ней бегал, а когда уезжали березняк сплошной там был…

— Ага, тоже, небось, кланялись все, требы носили. Все пять сотен человек, или сколько вас там было? Каждый по рыбе принес, по два поклона отбил, и давай себе в хату бревно волочь, свежее. Вот и березняк пошел. Не так?

— Так…

— Так может мы лешего по-другому задабривать твоего будем?

— Он не мой, он наш…

— Ну нашего. Делом, так сказать? Вот смотри, если мы в год по сто деревьев, — дед ахнул, — вырубать будем, с поклонами и требами, мы когда степь вокруг себя сделаем? Лет через двадцать? Во-о-о-от, простая северная степь у нас будет. Будем по траве гулять, хотя нет, тут столько не будет без леса, чтобы гулять. Зато ровненько все будет. Ни ручьев, ни кустов, сплошная редкая трава да земля… — я рисовал страшные для деда картины, да еще и краски потемнее выбирал, — А потом мы, или потомки наши, за версту, а то и за десять ходить за лесом тем будут. Ягоды опять же брать, грибы. Редких — а они будут редкими — зайцев. Как тебе такое?

— Ужас! Тихий ужас! — это дед от меня набрался.

— Чтобы не было такого, надо лес сохранить, прав я? Вижу, что ты тоже согласен. А как сохранять? Да просто — давай его сажать.

Деду мысль о посадке леса показалось новой, незнакомой. Он проворачивал ее в голове.

— Мы, Тролль ты мой, будем на все спиленные деревья сажать новые, по количеству, да еще и с запасом. Ну там если не приживается, или заболеет. Глядишь, через двадцать лет вместо вырубленных нами лесов новые встанут. Как тебе?

— Да как бы… — дед почесал бороду, — только оно же не годно будет, саженное то? Что из него делать?

— С чего это вдруг? — я опешил, — у нас сажали да использовали. У меня, вон, стол ореховый и родителей был.

— Да не будет счастья, если его брать. Не чистое оно.

— Ты это брось, мы же не сады сажать будем, — я решил закруглить спор, — а лес! Вы же лес не сажали? Нет, только сады. А мы лес сажать будем! А значит, можно его будет использовать!

— Ну не знаю… — дед опять почесал бороду, — не делали так…

— Ну значит мы первые будем, — я рубанул рукой по столу, — будешь первый в мире Лесник! На тебе счет будет, да высадка. Поляну найдем, из шишек семян возьмем, будешь выращивать и сажать их. Так пойдет?

Дед пребывал в задумчивости, колебался. Я его решил подтолкнуть:

— Степь да степь кругоо-о-о-м. Путь далек лежии-и-и-ит! В той степи глухо-о-ой… — я завыл мерзким голосом.

— А и ладно. Семь бед, один ответ! Давай по-твоему.

Первая крупная победа прогресса и экологии над традициями была одержана. Я довольно потирал руки. Лес мне был нужен для глобального моего проекта. Его я пока не афишировал, но презентацию, по старой, еще с тех времен памяти, подготовил. Презентация располагалась на верстаке в кузнице. Причем презентация была разбита на несколько этапов.

— А на что тебе леса много надо? Вроде и так пока справляемся? — дед был побежден, но не сдавался.

— Доски пилить будем, строиться хочу.

— Оно ж сырое, — разочаровано протянул дед, — завалятся постройки твои.

— Хм, ты, дед, с досками вообще как? Работал? Ага, работал. Удобные они? Дорогие, говоришь, долго делать, говоришь. Ну тогда пойдем.

Я повел еда на первый этап презентации.

В кузнице, прикрытая ветками стояла пилорама на педальном приводе. Пилы сделал из элементов опоры ЛЭП, сделал их десяток. Толстые получились, но испытания прошли. На каждой из них была закреплена с двух сторон кубическая хреновина, с прорезанной квадратной дыркой. Через эту дырку я надевал пилы на специальный квадратный вал, на концах у него были винтовые нарезы, для закрепления пакета пил. Промежутки между пилами, если таковые были нужны, заполнял деревяшками, подобными тем, что были приделаны на краях полотна. Таки образом, я мог регулировать толщину распила. По концам пилы вставлялась специальный брус, с такими же дырками на концах, через эти же отверстия я стягивал конструкцию деревянными гайками.

Получившаяся рама с полотнами вставлялась в пазы вертикально стоящих столбов, которые выполняли еще и роль салазок, я их отполировал сильно. Я даже часть дерева посушил для этой конструкции — сделал в кузнице из дерева короб, вывел его на улицу, для тяги, с другого конца был очаг, закрытый железом. Железо грелось, горячий воздух проходил вдоль короба, сушил дерево. Не известно, насколько качественно, эксплуатация покажет. И два «велосипеда» по бокам, с большими, массивными пеньками для инерции. На пеньках (как я намучился с их центровкой!), что ближе к пилам, был еще один штырь деревянный, на него крепился кривошипно-шатунный механизм, превращающий вращение «велосипедов» в возвратно-поступательное движение пакета с пилами. «Велосипеды» стояли на четырех столбах каждый. Передаточный механизм был в виде сочлененных деревянных валов. Один двигался свободно, и крепился к пеньку на штырь. Второй — вверх-вниз через направляющее отверстие, укрепленное в пазах. Конструкция была разобрана, я ее только для теста собирал один раз. На этой пилораме с педальным приводом теоретически можно было обрабатывать бревна диаметром до тридцати сантиметров. Подача бревен была сделана по чуть наклонным слегам, по краям бревно входило в мега-тиски с круглыми выемками.

— Это чего? — с подозрением спросил дед, — тебе для такого вот леса много надо?

— Не, это инструмент, чтобы доски делать, и брус. Если у нас с тобой, Буревой, сил конечно хватит.

— А где топор? Как делать? Куда подступиться? — дед полез разглядывать машину, — Тут и не размахнешься особо…

— Размахиваться не надо, давай лучше попробуем собрать, да опробовать, — я извлек из угла кузницы коловорот, для рытья дырок в земле, с одним лезвием, — только ее вкопать надо. Возле нашего навеса. Пойдем, я место присмотрел.

Место выбрал поровнее, с той стороны, где мой сарай был. Получалось, что если смотреть на деревню из леса, то в ряд выстраивались дом Зоряны, пустырь, навес с ткацкими причиндалами, пустырь, пилорама, пустырь побольше, мой сарай, кузница, пустырь с большим деревом, дома Агны и Леды. Остальное, включая сушилку, сараи, баню, было либо за домами, либо перед, либо вообще ближе к лесу. У меня в закромах лежал генеральный план застройки деревни, только я его не показывал никому, чтобы не обсмеяли и не прибили, если делать захочу. Там я фантазировал без опоры на ресурсы, от души.

Место дед одобрил, сказал, что как только разберутся с урожаем, помогут. Но я настоял на немедленном строительстве, без крыши пока. Материалы для этого и инструменты я приготовил, как и график работ, с распределением ресурсов.

На следующее утро начали стройку. Вырыли дырки в земле коловоротом, быстро получилось и не сложно, тут больше лопатами да мотыгами с кирками такие работы делали, забили сваи. Потом, утрамбовав землю вокруг них, вынесли мою машину, по частям. Самое дурное было это мега-тиски, они тоже на сваях были, и были тяжелые. Но справились. Подрегулировали подачу по углу, градусов на десять подавалось бревно, и пошли искать сырье. Выбрал дед, сказал, что эта сосна все равно скоро высохнет, ему виднее. Спилили ее, приволокли к деревню. Обрубили сучья, на дрова пойдут да на спирт древесный, иголки — на ткань, да и уложили дерево в пилораму. Бревно было сантиметров двадцать пять в диаметре с одного конца, и двадцать — с другого, длинной метров семь. Я собрал пилораму на отрез горбыля. Закрутили все, сели на пеньки, приготовились крутить педали. Из-за упертого бревна прокрутить не получалось. Позвали пацанов, отодвинули бревно, сказали отпустить его по команде, дальше должно само пойти. Сели за педали — все равно не удобно. Вкопали ручки для того, чтобы держаться, получился такой велотренажер, стоя надо было крутить. Смазали дегтем хорошенько все сочленения, провернули по нескольку раз руками, встали на тренажеры, и пошли крутить.

Чуть не угробили всю механику и сами чуть не угробились. Бревно начало вращаться. Пришлось вбить в него пару шпеньков снизу, через щель в слегах, по которым оно скользило. Повторили процесс. Вроде не вращается, поднажали на педали. За полчаса отрезали горбыль с двух сторон. Шпеньки наши подвесом бревна тупо обломались об мега-тиски. Устали, правда. Еле остановили инерционные пеньки-барабаны, слезли с конструкции, сели на опиленное бревно. Дед крутил в руках горбыль.

— Эть, как оно ровно-то вышло. Только жаль, отсыреет быстро, топором лучше выходит, — дед возил пальцем по поверхности.

— Ага, только мы бы этот горбыль — я ткнул пальцем в деревяшку, которую держал дед, — половину дня бы обтесывали. А так и полы сделать можно, и доски, сушилку я тебе показывал — там и просушить можно. Ну что, ко второму заходу готов?

— А давай, ноги вроде привыкли.

И мы понесли бревно опять на подачу. До вечера экспериментировали, замаялись работать ногами. Мы такими темпами чемпионами Тур-Де-Франс через неделю станем, если есть тот Тур и есть тот Франс сейчас. Но результат меня радовал — четыре горбыля, да четыре доски, по пять сантиметров шириной каждая. И семь метров длиной, толщиной под сантиметр.

— И много у вас такого делали? — дед рассматривал получившиеся рейки.

— Да у нас только их, считай, и использовали. Да еще брус, который я тебе показывал, из которого доски пилили, — я про себя прикидывал результат, пытался посчитать, сколько понадобится материала для строительства сарая над пилорамой.

А то пойдет дождь, и плакали наши труды. Конструкция деревянная наша раскиснет. Получалось, что надо двенадцать метров длины сарая, при четырех метрах ширины. Если по два бревна в день будем распиливать, да бревна потолще брать, да не на гладкие доски пилить, а сразу на необрезные, то с такого бревна, как сегодня получу сантиметров тридцать ширины крыши. Значит, надо распилить около пятидесяти бревен. Месяц трудов. Придется опять делать паллиатив, ветки, мох, слеги, кора эта. Да и кто делать будет, кроме меня? Там у Буревоя урожай поспел — у них уборочная на днях начнется.

— Надо еще такого наделать, — дед ткнул в горбыль с досками, — крышу можно горбылем крыть, потом просмолим, у нас смолы много после ниток осталось, корой покроем — ее я тоже наготовил, пока подошвы делал. Столы сделаем, лавки нарядные…

— Погоди, Буревой, надо сначала саму пилораму от дождя спрятать, чтобы не разбухла. Да и когда делать — урожай собирать надо, сам говорил.

— Урожай бабы соберут, — махнул рукой Буревой, — ты им инструмента сделал, не долго это будет. Картошку твою когда рыть? А то огурцы с этими, как их, помидорами, уже собрали по разу, там только зеленые остались, лук с чесноком знатный твой получился, на семена его взяли, наш хуже. Кабачки эти, длинные которые, тоже уже поспели, Зоряна их сушить пробовала — вроде получается, как с ягодами. Водой потом разбавляет — каша выходит, съедбная. Помидоры только мелкие сушатся, крупные сильно текут, надо что-то тоже придумать.

— У нас их солили и мариновали, в уксусе, — я пытался придумать, куда деть помидоры, — а много их там?

— Да почитай пудов двадцать набралось, мы на семена взяли, те что покрупнее, остальное пока в корзинах лежит. Сами наелись, дети наелись, не знаем куда девать.

— Может, животину какую заведем да ее кормить будем? Ну там уток наловим, или кроликов?

— Это кто такие? — дед про кроликов не знал, странно.

— Это заяц, только домашний. У нас так выращивали, на мясо.

— Ишь ты, зайцев растить! Забавно! — дед почесал бороду, — Кукше надо сказать, пусть принесет, может и выйдет чего.

— То верно, попробовать надо, — я решал в голове задачу утилизации помидоров, — картошку после уборки зерна накопаем, вроде уже почти спелая, я выкапывал один куст, нормально.

— И много вышло?

— Вот кстати много. С куста, почитай больше килограмма, — тут картошка росла, как не в себя. Ухаживали конечно за ней, но наверно все-таки почва свое сыграла. На юге чернозем, он тяжелый, ей расти трудно. А тут — гигантские прям картофелины.

— Это что же, двадцать пудов соберем, — дед знал про мою систему мер и весов, но переводил все в пуды и пяди, удобнее ему было, — мать честная, это ж как вся рожь наша, почитай!

— На семена не забудь оставить, — я приосанился, чудо-овощ мой откровенно порадовал, — вернемся к нашим баранам, то есть бревнам. Как дальше делать будем?

— Да пилить-то не сложно, а ты говорил, что еще проще сделаешь. Нести из леса тяжело, почитай, полдня уходит.

— Э-х-х-х-х, точно. Сплавлять бы их как-нибудь, что ли?

— В смысле — сплавлять? — дед заинтересовался.

— У нас на больших реках так лес перевозили, рубили его, кидали в воду, плоты делали, да и плыли на них по реке до места, где он нужен, — я пытался вспомнить про лесосплав еще что-нибудь, но больше в голову ничего не пришло.

— Сплав, говоришь… По рекам, говоришь… А по озерам у вас не сплавляли?

— Я о таком не слышал, но попробовать можно. Надо место найти, где легко дерево к воде сбрасывать будет, да подготовить все для вязки плотов. И еще, как сплавлять будем, чтобы нас с озера не заметили?

— Два месяца у нас на это есть, — Буревой почесал бороду, — пока все урожаем заняты. Потом торг на Ладоге пойдет, корелы повезут товар, часто сновать будут. А рубить лучше за полем нашем, там бор сосновый, большущий. Вот там лес валить будем, а потом, когда много его будет, свалим все на озеро, да под вечер и перевезем. Вечером мало народу плавает.

— Хм, верно, — я почесал бороду, передалась дурацкая привычка от деда, — только предлагаю не через поле пойти, а по левому краю, там где холм. Посмотреть хочу, что там.

— Ну то не сложно. Думай пока, что для плотов нам надо, да как пилить будем. Надо еще про пни подумать…

И мы углубились в расчеты нашего лесоповала.

Начали мы наш лесной промысел аккурат вместе со сбором урожая. Бабы выдвинулись на поле, мы с Буревоем нагрузились инструментом, и пошли на место будущего лесоповала. С собой взяли самодельный деревянный домкрат, два топора, один уже местного производства, сам делал, да две пилы, старую нашу и новую, уже из уголка сделанную. Она была крепче чем из листового железа. Еще взяли самодельный арбалет и не менее самодельную стрелу с кошкой. Ее пришлось делать для того, чтобы заваливать дерево в нужную сторону. Тут если дерево рубленное не туда упало, то его даже на дрова не брали, опасались всяких мистических кар. Ну и лопаты взяли, как без этого.

Шли вдоль поля, по дальнему от озера концу. Я считал шаги, расстояние измерял. Когда я планировал массовую вырубку, про сплав мыслей не было, зато пришла мысль о дороге. Деревянной, но по принципам железной. Левый край поля я выбрал потому, что тут была длинная тянущаяся вдоль озера ложбинка. В ней я планировал строить наш путь. Наверно, мои современники бы покрутили у виска — ее бы постоянно заливало, подмывало основание, и дерево бы долго не продержалось. Но все остальные маршруты были или длиннее, или неудобнее, или трудозатратнее. То ручьи, то выходы скал, то слишком большой уклон. А в этой ложбинке уклон был небольшой, на глаз не больше пяти градусов, и еще. В ложбинке не было практически деревьев, только кусты по краям. Буревой сказал, что ложбинка тянется вдоль поля, нашей деревни, упирается в заводь, а в другую сторону — продолжается еще километра два, пока не превращается в овраг, уходя в границу водораздела. Потом перевалила оврагом через нее, и шла с уклоном уже в обратном направлении. Вода по ложбинке текла только во время большого дождя, стекала со склонов. Придумка моя таким образом была спорная до безобразия. Вот я и хотел проверить, насколько это реализуемо. Рекогносцировку проводил. Деду пока ничего не рассказывал, сюрприз будет.

Пришли на место. Дед хотел рубить сразу после поля, мол тогда его расширить можно. Я предлагал оставить лесополосу, чтобы снег задерживать. Деду мысль понравилась, тут бывали малоснежные зимы. Поэтому отошли еще на пятьдесят-сто метров вглубь. Нашли место, где будем сбрасывать в озеро бревна. Такая же примерно заводь, как у нас, только более болотистая. Еще был небольшой холмик, скорее вал, отделявший нас от озера. Планировали накапливать стволы перед холмиком, а потом быстро переваливать чрез него для вязки плотов в заводи. Для вязки хотели использовать связанные в один большой канат корни деревьев — Буревой сделал такую штуку, метров тридцать длинной. Прошлись по сосновому бору, наметили деревья для валки, просчитали, как и в каком порядке их проще всего будет валить, и закипела работа. Правда, еще раз сходить пришлось — инструмент не весь смогли унести за раз, да Буревой камлания устроил, лешего задабривал.

Деревья выбирали до тридцати сантиметров толщиной, больше было трудно перемещать вдвоем. Пускали кошку в крону, арбалет наш был здоровый, с толстой веревкой, и бил вверх максимум метров на двадцать, при натяжении его лежа, упираясь ногами в плечи. Потом кошку закрепляли в натяг так, чтобы дерево чуть-чуть, самую малость напрягалось в нужную нам сторону. И пилили его с другой стороны. Пилить дерево под напряжением было легче, причем заметно. У сваленного дерева отпиливали макушку, получалось бревно длиной в семь-восемь метров, больше наша пилорама все равно не тянула. Если же дерево было длинее — распиливали его пополам. Навалили за день два десятка деревьев, до темна их превращали в бревна. Поздно ночью вернулись в деревню.

Утром пошли вязать первый плот. Худо-бедно справились, и, отталкиваясь слегами от берега и дна, благо тут было по колено глубины, поехали к нашей заводи. Ехали чутко, всматриваясь в озеро на момент появления других плавсредств. Все прошло тихо. В нашей заводи развязали плот, соорудили блочный механизм, и веревками затянули все в деревню. Итогом нашей операции было двадцать бревен в деревне, полная моральное и физическое опустошение меня и деда, да варварский пейзаж на месте вырубки.

Следующий день был перерывом — анализировали нашу эпопею, такая эффективность нас не устраивала, слишком много полезного оставили, слишком устали, слишком все на грани человеческих сил. Буревой так вообще кричал, что те Гринписовцы, мол, лес губим. Правда, я деду напомнил наше решение, а также то, что все равно мы его губим, только на себе эти дрова таскаем. Тот успокоился, таскать деревья, особенно большие из леса было трудно, факт. Но оставленные там ресурсы было жалко даже мне.

— Ладно, Буревой, смотри, вот как мы с тобой работали, — я показал ему дощечку с пометками, делал на лесоповале.

— Это что за значки? — дед заинтересовался, когда я начинал такие значки писать да рисовать, значит полезное что придумал.

— Это учет фактический наших работ, ну, сколько времени что мы делали. Вот смотри, первая строчка — выбор деревьев. На него час затратили. Вторая — первое дерево пилили, видишь, полчаса. Потом еще восьмую часа отпиливали верхушку, половину от того — сучья отрубали. Итого на первое дерево ушло три четверти часа. Говоришь, мы вечером верхушку отпиливали? Ага, а вот пометка, какое дерево когда делали. Видишь, номер дерева, начало спила по моим часам, окончание спила, а потом такая же пометка ниже — это то же дерево, но в этот момент мы сучья отпиливали и верхушку. Понял?

— Хитро придумано, но понятно. Это ж ты что, все вот тут, весь день наш записал?

— Ага, и тебя научу, полезная штука.

— Дык ведь зачем, я и так вроде все помню? Так писать каждый раз — рука отвалится, да и отвлекает от работы полезной… Толку от царапин твоих этих? Ты же, хе-хе, не сделаешь так, чтобы оно само пилилось? А и так, без записей твоих, много сделали…

О боже мой! Я как будто попал в свое время. Приходишь на внедрение какого-нибудь решения по автоматизации и информатизации, начинаешь с обследования. Если контора, которую автоматизируешь не производственная, а очередная купи-продай, офис или склад небольшой, при словах «технологический процесс» и «технологическая операция» начальство теряет волю, начинает от тебя скрываться. Рядовые сотрудники на вопрос «А чем вы тут занимаетесь?» отбрыкивается, вываливает кучу информации, совершенно не относящейся к делу, начинает рассказывать про то, какие они важные функции выполняют, по типу переноса бумажек из одного кабинета в другой. Понимания что за бумажки, зачем они нужны, что с ними дальше происходит — обычно ноль. Но, моя самая любимая фраза, четко знают — «Этим занимается Маша». Какая у Маши должность, кому она подчиняется, какие функции выполняет не знает чаще всего даже сама эта Маша. К середине внедрения системы оказывается, что она не нужна, у них и так все тип-топ, все заняты и вообще, времени на всякие ваши «программы» нету. А то не дай Б-г внедришь систему — работы никому не достанется, как и зарплаты. Я даже заулыбался, вспомнив свои приключения по разным конторам. Вот и дед сидел передо мной, и, как самый заправский «менеджер среднего звена», противился прогрессу. Даже отмазки те же клеил. Ну ни чего, опыт не пропьешь, убедим.

— Буревой, а посмотри теперь вот сюда. Это линия времени, тайм-лайн мы ее называли. За все два дня нашей работы. Ты видишь, что получает? В первый день половину времени мы просто тупо потратили на переноску бревен. Второй день вообще, только вязали да развязывали плот, сама дорога меньше часа заняла. Давай парадигму менять. Ну, подход к работе. Нам надо добиться того, чтобы за один день мы могли нарубить, обработать, и перевезти. Сам говорил, вечером возить безопасней. Что скажешь?

Дед смотрел на мои записи. Тайм-лайн он понял, особенно когда я значками изобразил процессы. Вот мы пилим дерево, вот делаем бревно, вот вяжем плот. Солнышко, нарисованное над горизонтом над этими всеми значками указывали ему на время суток.

— Плот не надо вязать и развязывать, на нем возить, — выдал Буревой через двадцать минут напряженного мыслительного процесса.

— Во-о-о-от, правильно. Только его побольше надо сделать, и вот такой формы примерно, — я начал рисовать плот, с ограничителями для бревен, местами для управления им, — а еще, когда мы его нагрузим, он под воду уйдет, сильно, можем не выплыть из заводи. Надо дальше в озере грузить, пирс сделать какой-нибудь, ну мостки в озере.

Я нарисовал еще и мостки. Поспорили с Буревоем насчет процесса их строительства, будут ли держать, вроде должно было все быть нормально. Еще и пририсовал барабан с веревкой — для закрепления плота. Дед одобрил. Пирс теперь представлял собой две буквы Г из бревен, короткими концами стоявшими в воде, длинными — упиравшимися в берег. По длинному концу мы планировали катать бревна сразу на плот. Над водой пирс должен был возвышаться на сантиметров сорок, возить планировали бревна в три слоя, по двадцать-тридцать бревен в слое. Правда, получалось, что сам плот уйдет под воду, но то не страшно. Разве что места для управления им сделать решили повыше, чтобы ноги не мочить. Получилась такая баржа, метров восемь на восемь, с боковыми стенками из одного-двух бревен, с одной отсутствующей, для загрузки и разгрузки.

— Надо тогда еще и в нашей заводи пирс такой сделать, чтобы разгружать удобнее было! — дед вошел в раж.

— Ага, тоже верно, катать-то легче чем таскать, — я достал еще одну дощечку, начал писать план работ.

— Только вот как быстрее их по лесоповалу перемещать непонятно, — дед почесал бороду, — да еще на холмик перед озером как поднимать. Мы там грязь размесили, последние еле протянули.

— Поднимать на холм тоже надо по бревнам, — я начал рисовать схему на дощечке, она закончилась, чертыхнулся, — блин, рисовать не на чем…

— Погоди, — дед рванул куда-то в дом, — вот, держи.

Дед принес заготовку для подошвы, типа фанеры. Эта была, правда, тоньше, и больше. Где-то сантиметров сорок шириной и метр длиной.

— Это-то тебе зачем?

— Ведра делать хотел, да туески. Сворачивать на паре горячем, скреплять и дно вставлять. Быстрее, чем плести корзины. Даже влагу не так сильно пропускают — я их смолой сильно пропитал. И крепкие получаются, я когда укладывал шпон, слои в разные стороны направлял, — дед начал заливаться, как продавец «Гербалайфа», да еще и словечки мои, такие как «шпон», например, употреблял не колеблясь.

— Буревой, ты вообще молодец! Какую штуку придумал! И с туесками это ты правильно — резать да плести у нас резалка и заплеталка отвалится. А тут свернул, дно вставил, и готово! А как ты ее такой широкой сделал?

— Да валки соорудил, из палок двух, шкуркой этой твоей наждачной поровнял, вот на такую ширину валки получились, — дед указал на короткий край фанеры, — да и катаю теперь.

— Как дно кстати делаешь?

Дед чуть приуныл.

— Не получает пока хорошо. Резать пробовал из фанеры этой твоей, неудобно, долго, и муторно. Еще расслаивается она…

— Давай мы тебе резалку сделаем, вот такую, — я угольком начал набрасывать коловорот с цилиндрической насадкой, — тут вот ее закреплять тисками будем, на столе, саму крутилку сделаем вертикальной, через шпеньки. И подъемный механизм еще, для фанеры, и для ног потом сделаем, чтобы не руками…

Я лихорадочно рисовал схемы, путано объясняя деду свою идею, очень хотелось поддержать его изобретательский зуд. Может, еще чего придумает толкового. Две головы завсегда лучше. И деду приятно — вон как расцвел от похвалы.

— Ты, Серега, успокойся пока, мы потом все это сделаем. Не к спеху это. Давай лучше про лесоповал продумаем дальше.

Ого! Прогресс! Не рванем еще напилим, а сядем да подумаем! Молодец Тролль наш!

— Да, давай так. Потом главное напомни, чтобы я не забыл. Так вот, поднимать будем по бревнам. Вот тут, к этим двум деревьям на самом валу, что у озера, мы их оставили для маскировки, приделаем блоки с веревками. В стенку вала бревна уложим. Подкатывать будем, веревки цеплять, да закатывать.

— Ага, точно. И еще можно с другой стороны холма тоже бревна уложить, о ним до плота катить. Встык к пирсу этому твоему.

Я практически ликовал! Дед занялся конструкторской и проектной работой! Тут ведь как. Надо сделать — идешь и делаешь. Если знаешь как. Не знаешь — не делаешь, и знающих людей напрягаешь. Понятия о законченных процессах, их делении на операции, присутствуют, но на уровне «от забора и до обеда». Главное — ритм. Весь день, по устоявшемуся веками распорядку, в зависимости от времени года и погоды, народ делает то, что издревле заведено. Я своими нововведениями взбаламутил болото традиционного уклада, заставил думать. Обстоятельства конечно помогли, попал бы я в более населенное место — хрен бы мне чего удалось. А тут был дед, который сообразил, что привычный уклад род его похоронит. И пошел на риск, взял меня к себе, да начал прислушиваться ко мне, чужому человеку, не наделенному властью. Немыслимое дело по этим временам!

Мы еще долго рисовали угольком схемы, я посвятил деда в тайное знание под названием План. Тот план, который закон, выполнение которого — долг, а перевыполнение — напрасная трата ресурсов, перерасход материала, износ оборудования и выматывание людей. Если конечно план составлен верно, ибо иначе его наличие или отсутствие ни на что не повлияет, а то и хуже сделает. На следующее утро началась наша эпопея со строительством гидросооружений. Строили сначала у себя в заводи. Хорошо, что было пока тепло, можно было в воде возиться. Еще месяц-два, и промокнувшие ноги грозят простудой и возможной смертью. Сделали пирс, без покрытия, так, только бревна катать. Перешли к лесоповалу. Наш разгром никто не тронул — ветки, пиленые верхушки, щепки лежали там, где мы их оставили. Приступили к сооружению пирса тут.

Четыре дня ушло у нас на строительство задуманного. И бревен штук двадцать. И еще столько же на плот. Плот получился — просто загляденье. Умеют тут с деревом работать, одним топором дед умудрился сделать нашу баржу, я только помогал. Правда, еще в процесс сделали крышку для той стенки, через которую загружать и разгружать планировали. Теперь плот мог уходить на сантиметров сорок в воду, и не заливаться водой. Дооснастили все барабанами с веревками, сделали блоки для подачи бревен и закрепления плота, уложили бревна на холм. Попробовали — значительно легче, но веревка наша сильно поизносилась на одном бревне, долго не проходит. Пришлось идти на плато, ломать дальше опору ЛЭП, ковать два крюка. Теперь мы крюками поднимали бревно, оно спокойно вращалось, не испытывая сильного сопротивления.

А из веревок наделали петель с перемычкой между ними. Мысль дурная, но сильно облегчила труд. Холм со стороны леса был более крутой, и пологий со стороны озера. Теперь мы поднимали одно бревно на вершину холма, надевали петлю на него и на следующее бревно с двух сторон, верхнее отпускали, оно начинало скатываться к пирсу, и облегчало подачу следующего бревна. Таки образом мы могли перевалить с два-три десятка бревен, не особо напрягаясь, они сами себя вытягивали к пирсу, хватало склона холма. Для этих петель еще сделали полосы специальные, из расплавленного полиэтилена, вставляли внутрь, чтобы веревка не терлась. Вдоль наших укатанных в склоны бревен-опор по результатам опыта пришлось сделать ограничители, стопоры, слегка модернизировать пирс. Пила для валки тоже претерпела изменения — ручки изменили, теперь пилили как на козлах, то есть наши кулаки с зажатыми ручками пилы стояли большим пальцем вверх. Тоже кстати прирост производительности, правда двумя руками же не поработаешь. Я бы вообще велосипед опять изобрел для валки деревьев, но пока не придумал, как прижимать пилу к дереву. Да и переноска его от дерева к дереву была бы той еще задачей. Решили, что пока и так сойдет.

Первый плот с лесом мы подготовили и привезли также за два дня. Много времени уходило на привыкание и устранение мелких недостатков. Следующий — тоже два дня, но правда половину второго дня мы экспериментировали с домкратом для выкорчевывания пеньков. Вроде тоже идея сработала, правда, рычаг которым дерево подпирали, скрипел, и должен был скоро сломаться. Сам домкрат был по типу автомобильного, на деревянном винте. Мне не очень понравилось — копать много надо было, чтобы его вставить под пенек. А дед в восторге, говорит, обычно на пень много времени и сил уходит, а тут прям почти само. На третий раз мы привезли отрезанные верхушки сосен, малую часть — очень уж их много было, мы варварски брали только ровную часть дерева на бревна. Следующая поездка прошла как по маслу. С утра уплыли на лесоповал, там весь день заготавливали бревна, уже под сорок штук за день подготавливать получалось, правда, не сильно толстых.

Собрали все, верхушки, бревна, и вечером приплыли к дому. Нас встречала вся деревня — урожай зерна бабы уже собрали, картошку выкопали, остальные овощи тоже собрали. Даже помидоры все, включая зеленые. Будет у нас первая в мире страна вечно зеленых помидоров. А значит, пора праздновать День урожая. Ну вот и отметим мы все вместе — окончание опытной эксплуатации лесоповала, с его переходом в промышленную, сбор урожая, да и просто выходной нужен был всем.

Праздник назначили на следующий день. Бабы готовили еду, мы готовили отчет по проделанной работе, осматривали запасы, прикидывали хватит ли их на зиму. Дети помогали нам и девушкам. Результаты осмотра радовали и не радовали одновременно. Зимы мы проживем. Это уже факт, если, конечно, сохраним урожай. Но только зиму, при теперешних нормах потребления. Ну, может еще месяц после, где-то до середины апреля. Особенно с хлебом проблема — получалось, если к году прикинуть, до следующего урожая, то получается по пятьдесят-семьдесят грамм зерна на человека в день, и то, если детей за половину по потреблению считать, да столько же картошки. На семена Буревой хотел пустить половину, значит, если повезет с погодой, и если успеем посадить, и если успеем собрать, и если… Много если, но при достаточном везении — на следующий год будет по сто грамм зерна в день на человека. Картошки решили сажать не половину — не справимся, а килограмм пятьдесят-семьдесят. Если урожай будет меньше, то через год, после сбора урожая мы выйдем на триста грамм картошки в день на человека на год. Опять куча если! Это уже было кое-что. Зерна же все равно было мало. Плюс лук, местная репа и капуста. Морковку мою на семена пустили, все два куста, которые получились.

Порадовали запасы овощей и ягод, их было как бы не больше чем зерна и картошки вместе взятых. Причем все это наши девушки засушили, даже огурцы и кабачки. Если растолочь получившееся овощные «сухари», залить горячей водой, то получалась некая овощная, гадкая на вкус, но вполне съедобная похлебка, на манер кабачковой игры. А сушенный помидор можно было есть прямо так. Или тоже размачивать в воде — получалась томатная паста. По грибам ситуация была непонятная — сейчас самое время их собирать только. Да еще и конопля поспела для одежды. Рыбалка еще с охотой. Выживем — и это главное. Причем дед заявил, что гораздо лучше ситуация, чем была год назад, а они и тогда справились. Теперь тем более.

Проблема с помидорами спелыми решилась тоже. Мы их пустили на бражку, может выйдет чего. Дед насобирал меда, непривычного, но вкусного. Но это по праздникам баловаться. Много у нас было химического и ткацкого сырья, наш лесоповал не прошел даром. Да и дров мы заготовили уже много. Правда, их я хотел пустить на строительство, а самим еще заготовить, пока по озеру можно беспрепятственно проплывать, зимой тут могло быть волнение на озере. Да и то, беспрепятственно по погоде, но все больше лодок проплывало по озеру, все чаще наш дозор бегал к взрослым с сообщениями об очередном плавсредстве. Мы даже на время уборки Кукшу оставили в селе, он уже практически взрослый, сам определял уровень опасности.

Ревизия мы закончили, пошли мастерить доску школьную, из фанеры, которую Буревой заготовил. Сделали доску, установили ее под навесом, чтобы от стола всем было видно. Собрали на стол, все уселись, и я начал вещать.

— Родственники! Граждане! Серьезны этап нашей жизни прошел. Мы собрали урожай, подготовились к зиме. Знаю, не все еще собрано в лесу, не подготовлены дома, не насушено нужное количество рыбы. Все знаю. Но землю мы убрали. Урожай получился у нас вот такой, — я отодвинул занавеску, открылась доска, на которой углем была нарисована таблица с показателями урожая. Рисовал в двух системах измерения — в моей, в килограммах, и в пудах. Люди смотрели на цифры, им ничего они не говорили. Я достал заготовленную миску с продуктами.

— Если мы будем питаться только теми запасами, которые есть у нас сейчас, и если мы их сохраним до следующего урожая, то на каждого в день будет приходиться вот такая доля, — я поставил на стол миску. В ней горками были разложены картошка, зерно, сушенные овощи, половина небольшой рыбы. Рыба вяленая, ее запас вообще появился из-за клея рыбьего, который делали из костей и плавников, засушенная на ветру. Сушилку для этого привлекать не стали, вроде и так получалось. Ее потрошили, и вешали без голов на шнурок. Вот ее я и посчитал.

Народ разглядывал норму потребления.

— А грибы? — спросила Зоряна, — мед еще?

— Грибы пока вы собираете еще, меда вообще немного собрали, максимум один пуд. Траву вашу да корешки я не считаю — ее хранить не сильно получается, только сразу есть.

— Не густо, — Буревой вступил в диалог, — не густо… Но это же до следующего урожая? А если до весны посчитать?

— До весны еще столько же, — я достал вторую миску, готовился я основательно, — как видите, надо набрать еще. Чтобы зиму спокойно прожить, и не дергаться. Охота будет зимой хуже, рыбалка тоже никакая. Грабить белок да мышей — так только ноги сбивать, толку никакого.

— Грибами доберем, — это Леда, — да ягоды еще не все собрали, клюквы много можно взять.

— Вам еще коноплю собирать, — напомнил я.

— И ее тоже, но мы и так много сделали ткани, из иголок. Если бы ты станок свой доделал, как обещал, еще бы больше было. Может, конопля бы не понадобилась — Леда отправила камень в мой огород. Ткацкий станок пока стоял готовый на половину, им я только вечерами занимался.

— Из сосновой шерсти плохие веревки получаются, — вступился за меня дед, — коноплю собирать надо все равно!

— Но тогда ягод меньше возьмем, и грибов, — в спор вступила Агна, все загомонили.

— Так, отставить! — я слегка повысил голос, чтобы привлечь внимание к себе.

Все затихли, кроме детей — они чем-то своим занимались, перешептывались.

— Еще надо учесть, что нам тут кого-то из взрослых оставить надо, дозорные наши — дети наконец-то обратили на меня внимание, — аж до лесоповала бегали к нам, да на поле, не дело это.

— Я больше не останусь, — Кукша взял слово, — я за день дичи лучше наловлю да настреляю. А тут сидеть, ничего не делать не могу.

Опять поднялся гомон. Все пытались распределить Тришкин кафтан, то есть людей по важным делам.

— Да тише вы, раскудахтались как в курятнике, — теперь всех успокоил дед, — Сергей, ты чего сказать то хотел? Мы это все и без тебя знаем, мало нас, рук не хватает…

— Это верно, нам не хватает рук. Как из ситуации выходить будем, коллеги? — слово для низ было непривычное, но не обидное.

— Коня бы нам, — подал голос Влас, — на лошадке то авось быстрее было бы. И ягоды возить, и коноплю, да и станки им вращать можно, я вот тут придумал…

Отвлеклись на Власа — тот продемонстрировал некую загадочную хреновину, в которой конь ходил по кругу, и вращал что-то, судя по всему. Узнавались колеса со шпеньками, валы, насмотрелся он на мои приспособления. Хреновину, то есть уже чертеж, он сделал на куске фанеры угольком.

— Влас дело говорит, — подал голос Кукша, — конь нам нужен. Я бы на нем по лесу передвигался, да и телегу бы сделали. Там, глядишь, и копьем бы научился с него…

— Ага, кавалерист доморощенный, Буденный без усов. Ты кормить-то его чем собрался? Рожью? На траве конь долго не проходит, мне Буревой говорил, — я не преминул блеснуть знаниями в области зоологии.

— То верно, коню овес нужен, — дед подтвердил мои слова, Кукша сник, и покраснел. Потом ему расскажу, кто такие кавалеристы и чем знаменит Буденный.

— Поэтому надо сделать так, чтобы конь наш жрал не овес, а то, чего у нас навалом. Чего у нас навалом?

— Леса, — ответила хором вся деревня.

— Вот и сделаем коня, который лесом питается. Кукша, Буревой, Обеслав, айда за мной, в кузницу.

С мужиками притащили накрытый тканью поднос из досок, метр на метр где-то. Это была моя презентация для Буревоя, еще та, что перед лесоповалом готовил.

Убрали все со стола, водрузили конструкцию на него. Я убрал тряпку. Под ней была модель парового автомобиля. В центре приделана палка, к модели шла веревочка. Модель была довольно большая, на моих испытаниях закручивалась вокруг веревки за пять-семь оборотов. Но это мне было понятно, что это я соорудил. Местные смотрели с недоумением. Вся модель была сделана из дерева, кроме котла и топки. Они был медными. Цилиндр был из дерева, поршень — тоже, цилиндр для подачи пара, колеса, рама, передающие рычаги — все это было из дерева. Топка была не для дров, а представляла собой лампу для скипидара. Разжигаешь фитилек под котлом, закрепляешь маховик ждешь неизвестное количество времени, пока появится пар, котел был закрыт. Потом отпускаешь маховик, тот вращается, надо его чуть еще подтолкнуть до полного оборота, второй он делает уже сам. К маховику прикреплена мини-передача ременная, непосредственно на ось колес. Пара в котле хватает как раз доехать до конца веревки, и все.

С этой моделькой я намучался. Мне удалось таки вспомнить как выглядела паровая машина. Стирлинг, на которого я рассчитывал изначально, у меня получился тоже, но отсутствие металла, невозможность нормального охлаждения, вертикально стоящий цилиндр — все это не позволяло сделать нормальный паромобиль. А мне надо было ошарашить местное население, самобеглая повозка, да еще и маленькая, подходила для этого как нельзя лучше. Сначала думал сделать больше размером, чтобы потом приткнуть куда-нибудь. Но столкнулся с тем, что деревянные конструкции были тяжелы, пришлось бы делать больше котел, больше давление пара, а следовательно — больше конструкцию. Она становилась тяжелее — и опять новый котел, новое давление, так до бесконечности. Без металла, из дерева и небольшого количества меди получилась именно моделька. Детали некоторые делал для нее с использованием фотоаппарата — мелкие слишком получались. И одноразовые, дерево не держало пар, плыло, разбухало и трескалось. Но для демонстрации хватило бы. Итогом моих более чем месячных трудов стала модель, десять на десять сантиметров, с четырьмя колесами. Паровик получился классический, как у Уатта. Схему его вспомнил ту, которую видел в одном из музеев.

Все сгрудились возле стола, я поджег фитиль. Подождал минут пять, вроде должно уже заработать. Отпустил маховик, он качнулся. Я двинул его рукой. Маховик пошел вращаться. Сначала медленно, потом быстрее. Я поставил машинку на поднос. Маховик под нагрузкой затормозил, чуть не встал. У меня такое уже было, я подтолкнул модель. Та пошла потихоньку по кругу. Потом быстрее, потом еще быстрее. Народ зачарованно смотрел на деревянную игрушку. Та начала замедляться, вода выкипела из котла. Не доехав один оборот до центральной палки встала. Я потушил фитиль. Стояло гробовое молчание.

— Это что ж такое… Как вот, от огонька, само! Колдовство какое-то! Боги тут точно руки приложили! Дядя Сережа, дай мне! — после минуты тишины население деревни взорвалось криками. Я про себя улыбался. На такой примерно эффект и рассчитывал.

— Сергей, ты это вместо коня предлагаешь? — дед деловито крутил в руках машинку, — больше только сделать надо, как я понимаю? А кормить его скипидаром будем?

— Все сядьте, я все расскажу сейчас, — я опять вышел к доске.

Народ расселся, дед продолжал рассматривать машинку, навострив ухо. Остальные пялились на меня как на прокаженного. Или святого — я плохо читал по лицам.

— Все проблемы наши сейчас, тут вы правы, от нехватки рабочих рук. Мы бы могли и коноплю с крапивой посадить прямо на поле нашем, — бабы медленно кивнули, хотя мысль была в новинку, чего ее сажать, когда и так полно? — и искать ее в лесу не надо было бы. И картошки посадить много, и ягод набрать, и деревьев навалить, дома подправить. И дрова бы сами пилились, и доски — это я уже Буревою, — да и на лесоповале можно было бы пилу сделать, чтобы сама деревья валила. Пахать на таком можно! Все это можно сделать!

— Так давай!!! — хор голосов был мне ответом, перспективы я описал радужные.

— Но времени у нас сейчас не будет, — остудил я пыл людей, — рабочих рук мало, мне помощники потребуются. Все вы. Из дерева, как эту игрушку, сделать уже не получится, железо нужно. Много железа. И дрова она будет потреблять, как не в себя. Значит, дров много надо. А для этого все силы наши напрячь надо, чтобы соорудить такую машину.

— А потом легче станет, — подытожила Зоряна.

— Да, потом — легче, — я подтвердил, — и станок ваш ткацкий тоже на дровах сделаем, сам ткать будет, и воду тоже ей из озера брать можно, да и плыть по тому озеру на такой же машине, если ее на лодку прицепить. Но только когда сделаем. А когда это будет — я вам даже и сказать не могу. Я таких не делал никогда. Потому я вас собрал здесь, потому и с проблем начал наших, чтобы всем ясно стало, сколько дел нам предстоит, перед тем как мы машиной заняться сможем. Но теперь вы знаете, к чему мы стремиться будем. Цель у нас теперь есть, небольшая — но цель! И если вы меня поддержите, если вместе со мной за ту машину примитесь, если все согласятся на это время свое тратить, да силы, если даже дети, — посмотрел серьезно на малышню, те притихли, — помогать мне будут, будет нашему роду великое облегчение. Но только если все мы за дело серьезно возьмемся. Все согласны?

— Да! Да! Согласны!

— Хорошо это. Но с проблемами нашими тоже разбираться надо. И так разобраться, чтобы время на машину быстрее освободить. Буревой, ты согласен со мной?

— Сергей, если все так как ты говоришь — всем миром возьмемся, но сдюжим. Неоткуда нам больше рук рабочих взять, да скотину. Делай как надо, чтобы быстрее машину ту получить, веди.

— Спасибо за доверие, Буревой. Тогда слушайте сюда. С завтрашнего дня начинаем жить по-новому. Утром всех собираемся здесь, под навесом, будем распределять задачи на день, каждому дело найдем, да чтобы по силам ему была, и силы эти тратил он с большим выходом. По каждому направлению деятельности нашей, — я осмотрел население, вроде пока всем понятна речь моя, — назначим ответственного. Буревой! Ты отвечаешь за дрова и лес строевой. Лесопилка на тебе, лесоповал. Стройка тоже на тебе будет, вместе делать будем. Принято?

— Принято, — дед почесал бороду.

— Тогда завтра с утра мне расскажешь, как, сколько, чего тебе надо для работы, что делать сперва будешь, что потом. Зоряна! Леда! На вас сбор ягод, грибов, конопли. Собирайте также семена конопли, да крапивы, если попадутся спелые. Агна! На тебе все, что касается тканей — выварка иголок, спирта, получение кудели, непосредственно получение ткани. Из всего, что есть — иголки, конопля, крапива. Потом обсудим, виду что сказать что-то рвешься. Кукша! На тебе охота и рыбалка. С луком ходить прекращай, лучше силков больше ставь. И верши ставь больше — надо до холодов успеть насушить рыбы побольше. Веселина! Не красней, тебе тоже задание будет. Ты я видел деревню нашу маленькую сделала?

Веселина покраснела. Тот памятный вечер, когда я показывал им тактику по-чапаевски, не прошел даром. Девочка решила доработать тот макет, который я ей показал. Сама сплела корзину, набрала земли, и формировала дома из щепок и коры, озеро налила маленькое, лес делала. У нее здорово получалось — глазомер отменный, я несколько раз тайно (стеснялась она) делал замеры на макете, потом сравнивал их пропорции в реальности, получалось очень точно.

— Так вот, Веселина. Ты будешь делать карту местности. Я покажу как. Все, я подчеркиваю, все кто ходит, вечером приходят к Веселине, и рассказывают что да где видели! Ты будешь отметки ставить, потом мне рассказывать. Также на тебе стрелковая подготовка. Пока с урожаем носились, забыли, небось, как из арбалета стрелять? — все прям опустили глаза, знают за собой такую недоработку.

— Ясно, усилим тренировки, значит, когда время будет. В остальном, Веселина, будешь под Кукшей ходить, он тебе начальник будет пока что. С ним рыбой и охотой занимайтесь, да сами не забывайте свои похождения на карту переносить. Я сказал, вопросы потом, покажу я как ту карту рисовать. Обеслав! Тебе уже двенадцатый год пошел. Уже двенадцать? Значит, будешь старший дозорный. Ребят раздели на пары, будешь определять, кто когда дежурит, да кто за взрослыми бегать будет. С тебя спрашивать буду за все в дозоре. Пороть не буду, ты мужик уже взрослый — пацан расправил плечи и вытянулся, — про опасности нашему роду сам знаешь. Всех распределил, мелкие — слушаться Обеслава как меня, или вон деда. Ясно? Хорошо. Теперь вопросы.

— А где же мы ткань брать будем, если только Агна ткать будет? — Леда успела раньше всех.

— У нее и будете брать. А что? В чем проблема? — мне не понятно было, чего она от меня хочет.

И тут понеслась. Оказалось, тут бабы ткали каждая себе, да еще и соревновались, у кого лучше ткань выйдет, да больше ее будет. Ткать — это их личное, святое. Каждая своих детей и мужиков обшивает, их одежда — это лицо той женщины, которая их ей обеспечивает. И если чужое носить будут — то вроде как потеря лица выйдет. Я скорчил кислую мину.

— Ага, отлично придумано! А давайте еще каждая себе дрова колоть будет? Кудель делать? Иголки собирать? Рыбу ловить? Охотится? Вот и будет так, толстые дети — значит хозяйка знатная, худые — значит плохая. Пойдет так? Еще и пахать каждая себе будет. А я себе ковать буду, инструменты делать. Дед вон тоже так жить будет — каждый сам себе.

Бабы притихли. Буревой тактично не вмешивался. Леда опять попыталась что-то возразить, но я успел ее перебить:

— Я вам только что про машину рассказывал, сколько труда — совместного! — надо в нее вложить, а вы хотите все по норам своим растащить? Так вообще тогда зачем мы родом одним держимся? Может, каждый сам по себе будет? Не надо говорить, что это другое! Сначала ткань сами делаем, потом поле сами пашем, потом дрова сам колем. Так все и будет, когда вздохнете от повседневных забот. Потом зависть пойдет, что у кого-то лучше получается, потом склоки начнутся, потом род распадется! Не верите? Вон, у Буревоя спросите, как оно все бывает. Он много пожил, много видел. Киваешь, брат названый, так все? А по другому не пробовали? Чтобы каждый делал то, что лучше всего получается? Вон мы с Буревоем вам дрова таскаем. Не только потому, что мы мужики. А потому что с точки зрения дела — Общего Дела! — так лучше всего. Сколько мы за десять дней с лесоповала привезли? Сотня бревен будет? Будет. Сколько бы мы приперли, если бы каждый сам себе таскал? Штук двадцать-тридцать? Вот вам и «каждый сам по себе»! Веселина вас стрелять учит, да арбалет таскает не потому, что ей так захотелось, а потому что для общего дела надо! Я тут из вас самый старший, кроме Буревоя, но на охоту только Кукша ходит. Думаете, мне не хотелось по лесу шляться за зайцев бить? Хотелось. Только это плохо у меня получается, вот я и не лезу в это дело! А вы хотите, чтобы везде было все общее, а ткани только ваши? Не только ткани, но и ягоды!!?? Все что вы из леса несете!!!?? Буревой, дрова теперь только наши. Пусть сами носят. Не хотите? А чего так? Мы их тоже из леса принесли, значит, наши с Буревоем. Деньги сейчас наделаем, и устроим тут товарно-денежный отношения! Да-да, не надо так на меня смотреть! Я тут из кожи вон лезу, чтобы всем — Всем! — лучше было, а они по избам все растаскивают! Вам не стыдно вообще!? Чего еще я не знаю в жизни вашей? Давайте сейчас разберемся, чтобы сюрпризов не было. Единоличники, блин!

Таким меня тут еще не видели, задело за живое. Я воспитывался еще при Союзе, у нас такое ругательство как «единоличник» с детского сада было обидным. Да и потом, после развала страны, в школе, университете, старался всегда на общее дело работать, и не любил когда кто-то под себя греб, не обращая внимание на остальных. Наверно, потому и миллионов не заработал, и работы частенько меня. Не приживался в коллективах, где все озабочены были только наваром в личный карман. И с пацанами моими проект тот начал, потому что они такие же как я были. Увлеченные, и не про деньги думали, а как дело сделать. Кстати, потому наверно и получилось у нас проект тот реализовать.

Местные от моего напора местные впали в ступор. Но начали потихоньку приходить в себя. Первым заговорил Буревой.

— Ты чего разбушевался, Сергей? Бабы испокон веков так жили, мы в их дела не лезли. Да и остальные так — вместе разве что дом поставить, да поле высеять. И то, поле-то у каждого свое…

Дед еще долго монотонно рассказывал про ведение хозяйства и распределение работ в нем. Я успокоился, бабы смотрели на меня с опаской, напугал я их речью своей гневной. Переваривал то, что говорил мне Буревой. Переваривал, и многие вещи встали на свои места. Родовой строй, глава рода, все это тут было, но уже скорее номинально. То есть глава рода мог принять решение за весь свой род, но он было не обязательно для всех. И выполнялось в двух случаях — если действительно выгодно было всем, или глава рода имел непререкаемый авторитет. Переезд их в эту глушь поддержали все — прежде всего Первуша, ему тут сырье брать проще было, остальных прельщало отсутствие поборов. Но даже когда приехали сюда, каждая семья, вопреки казалось бы разумному решению построить большой отапливаемый барак на всех, начала сооружать себе дом. То есть бревна валили все, строили все — но дальше каждый обустраивался сам. Поэтому и печки у них были такие разные — большая, как на картинке из моего времени, у Зоряны, Первуша печи хорошо строил, а остальные низенькими, маленькими, каменными обходились. Мебель, утварь, крыши в срубах — все делали сами.

Вторуша сам себе делал лодку, и ходил за рыбой. Всебуд, самый младший, тот больше по сельскому хозяйству специализировался, меда много брал. Потом они менялись. Если кто со Вторушей за рыбой ходил — ее делили поровну, но в один котел никто не складывал. Бабьи все дела, к которым относились ягоды, ткани, грибы, и прочее, каждая делала только для своей семьи, и это воспринималось нормально. Даже мужики не лезли в их мир. Кудель тянула каждая себе, хоть и в одном доме, чтобы не скучно было, ткала каждая сама, выбеливала тоже. Это не было какой-то звериной конкуренцией, скорее, так было принято, и бабы этот порядок строго блюли.

Нападение данов все смешало, выжить по старинке не получалось, и все сгрудились вокруг Буревоя, который взял на себя обязанности главы рода и распределение ресурсов. Пережили зиму во основном его стараниями. По краю прошли. Мое появление опять внесло сумятицу в жизнь населения, но когда я начал приносить пользу, мои ресурсы и идеи из будущего позволили повысить уровень благосостояния села, бабы решили, что кризис миновал, и вернулись к привычному укладу. Поэтому и станок мой, ткацкий, рассчитанный на троих человек, который я расписывал бабам, они не восприняли с энтузиазмом, всячески отлынивали от участия в его создании. Ткать в одно лицо им было привычней. Одежду для меня, кстати, ткала только Зоряна. Деда обшивала Агна — они так поделили обязанности по количеству членов семей. У Леды и так четверо мелких было. Сборы ягод, крапивы, корешков, грибов — все сами, и только себе. Небольшую заминку вызвала наша новая технология по производству сосновой кудели — но и ее решили, собирая и выдавая деде для обработки равное от каждой бабы количества иголок, и равного же распределения кудели между собой. Такие вот пироги.

Буревой закончил свою нудную речь.

— Вот что, народ, — бабы обернулись ко мне, — как я уже говорил, жизнь у нас меняется, а значит и у вас, — я ткнул в девушек, — все тоже поменяется. У нас, в моем мире, для того, чтобы производить больше в пересчете на одного человека, отказались от такого способа работы. Каждый делал что-то одно, а потом менялись результатами труда. Даже в части женской работы.

Бабы ахнули, выпучили глаза.

— Как так-то! Ежели я только стирать буду, а кто-то только ягоды собирать, как же поровну-то все разделим? — Леда затараторила, остальные тоже ее поддержали, опять наш «курятник» завелся.

— Тихо! Да тихо вы! Женщины! Дайте договорить! Пока мы все тут один род, мы распределять обязанности и ресурсы, вы это слово уже знаете, самому авторитетному человеку — Буревою. Ему вы верите? У него тут вроде любимчиков нет, все по справедливости поделит — и работу, и продукты, и дрова. Пойдет так? Я вам обещаю, если все правильно сделаем, каждому — я подчеркиваю — каждому лучше станет. Поверите мне?

— Да поверить-то нетрудно, — за всех ответил дед, — ты нас не обманывал никогда, да и придумки твои на пользу были. Непривычно это просто, особенно им… — дед рукой обвел своих невесток.

— Ежели толк от этого будет, давай по твоему попробуем, — Леда, наш вечный скептик, сказала свое слово, — как ты там говоришь? Эксперимент проведем?

— А давайте. Начнем с того, на чем закончили. Со станка ткацкого. Я его доделаю — а там сравним, сколько ткани и какого качества понаделаете втроем на станке, или по одной, у себя дома. Все согласны? Срок нам неделю — хватит этого чтобы станок сделать и опробовать. По результатам недели — сравним что получится. После этого — опять думать будем, по-моему жить дальше или по вашему.

Работа закипела на следующее утро. Кукша делал навес над лесопилкой, пока временный, Буревой варил кудель. Бабы помогали сделать станок, чтобы им удобно было работать. Втроем. Открыли для себя много нового, когда начали задумываться, с моей подачи, над отдельными операциями в техпроцессе получения ткани из ниток. Станок я собирал из отдельных десятисантиметровых кусков, я на таких эксперименты проводил с выделкой ткани. Он обзавелся специальными битами для бросания челнока, причем челноков стало два, с каждой стороны, теперь «бросательницы челнока» не сами его кидали, а натягивали кусок доски, выступавший битой, ловили челнок, вставляли в специальный держатель, и отпускали биту из держателя. Челнок летел, с другой стороны его ловили, и проводили те же действия. Получалось, практически непрерывный процесс, пока одна готовила биту, вторая бросала челнок, потом наоборот. Лавки для девушек сделали, изменили форму челнока, балансиры приделали на станину с молоточками, которые держали нитки. Даже недели не потратили — за пять дней справились. Я вечером проверил все, подготовил станок к использованию. Кудели Буревой успел наделать много. Пока собирали станок, бабы наделали нитки, и накрутили их на катушки.

По утру, после сборки станка, все пришли к нему. Мы распределили роли между девушками, установили катушки с нитками, и начали делать ткань. Сначала по одной нитке, привыкали, долго шло. Потом приноровились. Потом барышням даже понравилось. Потом они вошли в раж. А потом закончились нитки. Я весь наш процесс, включая подготовку и саму работу записывал на дощечке, для последующего анализа, помечал получавшееся полотно.

Результат показал, что самая лучшая ткань выходила, когда за станком сидела Агна, а остальные ей помогали. А подсчеты показали, что девушки, привыкнув к процессу, выдавали на троих почти два метра ткани длинной при ее ширине в метр за полчаса. Это превосходило их выделку на троих по старинке многократно.

Утром застал все село под навесом. Я вроде никого не звал с утра — выспаться хотел, однако судя по всему тут ждали меня.

— С добрым утром, народ! Чего за собрание?

— Мы пришли на инструктаж, — твердо за всех ответила Леда.

Хм, инструктаж я проводил каждое утро во время создания ткацкого станка. Хотел сегодня сделать перерыв и обсудить результаты работы, но к вечеру. Думал, Кукше с навесом помочь, да дать им переварить то, что мы сделали. Но местные переварили быстрее.

— Хорошо. Инструктаж наш начнем с анализа, ну, понимания того, что мы сделали за это время. Станок наш работает — это плюс. Как вам результаты его работы?

— Хорошо получается, устаем меньше, да ткани больше получается, — Зоряна кратко подвела итог.

— Значит, поняли, что я говорил, тогда, когда злился на вас?

— Поняли, — Агна тоже решила поучаствовать в диалоге, — мы всю ткань Буревою отнесли, он пусть решает, кому и сколько выдавать.

— Я уже раздал все, — дед почесал бороду, — сейчас главное на зиму припасы заготовить, потом за одежду зимнюю примемся. У нас ткани хватает, но шить позже будем, когда дожди будут, чтобы время не терять. Детей поставим иголки обдирать с верхушек пиленых, что мы уже привезли, нам надо пилораму твою под крышу подвести, да потом за корчевание пней браться. Да еще бревен напилить.

Дед уже настроился прагматично, что не могло ни радовать.

— Так, я смотрю решили-таки делать, как я сказал? Жить по-новому?

— Да, так лучше получается, — опять твердо сказала Леда, — ты, Сергей, правильно говорил. Не время сейчас нам по избам прятаться. Мы бы столько ткани сами, без твоих придумок, только к зиме бы и наделали. Вечерами, при лучинах. Глаза болят после такого. Лучше один день потратить, да ткани, что мы за три месяца делаем, сделать. У Агны ткань лучше получается, плотнее и ровнее. Пусть у всех она будет. Нить лучше у Зоряны получается. Из ее нити ткань еще краше.

— А у меня нити лучше получаются, когда я их из пряжи Леды делаю, — подхватила Агна, — и быстрее, и плотнее, и крепче.

— Вот так, значит…. Разделение труда у нас намечается. Ну, это когда каждый делает то, что у него лучше всего получается, а значит результат совместный лучше выходит. И работа у вас получается, как у того станка. Как части одного механизма вы работаете. Буревой кудель вываривает, Зоряна пряжу из нее делает, Агна нитки, Леда — ткань. Теперь мы — Команда!

— Кто? — хором отозвалось из-за стола.

— Команда! Люди, объединенные общим делом, общими интересами. А значит, что каждый из нас, если мы командой работать будем, сделает больше, чем в одиночку.

Я внутренне ликовал. Еще в июле, когда я анализировал свои похождения в этом мире, пришел к выводу, что все мое планирование уходит в свисток. Сколько бы коварных и глобальных планов я ни строил, ни один не удался полностью. Причины искал не долго — я действовал один. Да, Буревой меня поддерживал, но скорее, как рядом работающий человек, не мой сотрудник, коллега, подчиненный или начальник — а сам по себе, но рядом со мной. Нужна была команда. Скрепленная не только родственными связями, а еще и безоговорочно мне преданная, верящая, и настроенная на совместную, именно совместную работу. Как создать эту команду? В голову пришла только фраза из фильма: «Объединить общим делом, поставить цель, показать чудо». Цель я им показал — паровой двигатель, чудо тоже было, мой паровой автомобиль-модель. Общим делом, которым я объединил людей, стало создание ткацкого станка. И ведь сработало! Сами пришли, сами инструктажа от меня просят, сами все поняли и посчитали. И меня это радовало.

— Значит тогда так, родственники мои, команда моя. Теперь будем жить так…

Говорил я до обеда, все слушали. Потом с дедом и Кукшей до вечера крыли временной крышей пилораму. Успели тютелька тютельку, ночью пошел дождь. Слушая капли дождя, барабанящие по крыше моего сарая, долго не мог заснуть.

На часах было два часа ночи, на календаре — первое октября. День рождения моего хорошего друга в том мире.