Зима опять была малоснежная и морозная. С дедом планировали трактором поля засыпать снегом, когда он выпадет. Может, урожая больше будет. А пока жизнь входила в привычное русло, согласно установленному расписанию. За исключением нашей инвалидной команды.
Мои лекарства помогли, жалко, что их было мало. Процессы гниения ран у Кнута, Ивара и Гуннара прекратились. Оставалось только ждать, пока они окончательно придут в форму. Основной проблемой было общение. Более-менее они могли изъясняться с дедом, на жуткой смеси слов из различных языков и жестов. Поэтому мы их стали привлекать к нашим учебным занятиям. Те сначал не понимали, чего от них хотят, особенно когда я мелких попросил заниматься с ними русским языком. Но авторитетом своим, да и всего рода продавили, мужики старательно учились говорить. Азбуку пришлось сильно расширить, дорисовывать картинок, чтобы им было понятней.
Проще всего было с Гуннаром. У того спина заживала быстро, особенно когда не рвался что-либо делать. А делать ему хотелось. Кукша бегал в свой спортзал, мы постоянно проводили учения, даже в непогоду, парень тоскливо наблюдал за нами из окошка. Тоже хотел поучавствовать в военных играх. Язык у него шел лучше других, молодость сказалась. В итоге, они с Кукшей спелись, лет им примерно одинаково, два года разницы было практически не видно. Кукша-то за три года отъелся, раздался вширь, а Гуннар наоборот, пока раненый был похудел, стал выглядеть как жердь. Жердь с белобрысой головой. По мере выздоровления стали его потихоньку привлекать к работам, не требующим сильной нагрузки на спину, да Кукша себе его в партнеры для спаринга взял. Теперь у нас в спортзале постоянно разносились удары деревянных мечей и копий о щиты. Гуннара к военному делу готовили серьезно, с раннего детства. Кукша у него учиться не стеснялся, тот к нашему вояке главному тоже тянулся. Ему со взрослыми, то есть нами, не интересно, а с детьми — он не хотел, типа взрослый. Юношеский максимализм, мать его так. Ну ничего, и не таких исправляли.
С оставшимися двумя мурманами было сложно. После отъезда товарищей они сидели мрачные, и всем своим видом показывали бренность бытия викинга-инвалида. Без руки и без ноги они теперь ущербные, на весла не сядешь, в бою не поучавствуешь. Только овец пасти. Это дед мне рассказал, он их расшевелить пытался.
Всем селом пытались разобраться в том, что на душе у взрослых мужиков. Постепенно пришло понимание. Бесполезность. Жизнь их крутилась вокруг походов, лодок, боев, а передышку зимнюю на берегу они воспринимали как отпуск. А тут вся жизнь почитай и рухнула. Теперь они себя ощущали полными париями, апатия завладела суровыми викингами. Это, кстати, вызнала Агна. Застал их как-то на кухне, уже после отбоя. Ивар ей оживленно что-то рассказывал на своем языке, та охала, ахала, прижимала руки к груди, да и чуть не плакала.
— Агна, — я отозвал ее в сторону, — он же по-нашему не бельмеса. Как ты с ним разговариваешь?
— Дык чего тут непонятного-то? — всплеснла руками та, — говорит, жил, семью кормил, детей у него трое, один уже по весне-другой в поход собирался. А теперь ни снарядить его не сможет, ни семью прокормить. Они-то в основном с добычи питались, а без ноги какая тут добыча? Жалко даже…
И пошла дальше слушать безногого вояку.
Я почесал затылок. Ну да, вон сидит, руками машет. От скандинава с их нордическим характером я такого не ожидал. Как итальянец прямо. Накипело у него, на одних эмоциях все передать умудрился. На утро собрал совещание из себя, девушек и деда. Погода не летная, дела на улице стояли.
— Так, товарищи. У нас наметилась проблема. Эти двое помрут до весны, от тоски и скуки. Надо занять их чем-то, да так, чтобы они себя полезными почувствовали. Агна, доложи, чего там он тебе втирал вчера.
Агна быстренько, за час, рассказала о том, что поняла из разговора Ивара. Про семью, бесполезность для общества, и мысль броситься на врагов, чтобы уйти к корешам в Вальгаллу.
— Нда, невесело, — констатировал дед, — надо подумать. Как погода встанет, можем Ивара на трактор посадить. Там руками у нас в основном. Хотя, нет, раздеребит рану, еще хуже будет…
— Пусть он нас с Гуннаром учит, — встрял Кукша, — на словах хотя бы. Нам наставник опытный не помешает…
— Так, а вот это уже дело. С этим разобрались. Надо толкьо объяснить ему правильно. Что с Кнутом делать будем?
Тут все замолкли. Кнут был корабел, специалист по лодкам. Он знал как их строить, как лес для них выбирать, как мачты ставить. Технолог, конструктор, инженер в одном лице. Но с одной рукой это делать было невозможно. Мне еще Торир говорил, мол корабел чуть не всю лодку сам делает, а остальные только помогают.
— Надо его привлечь, чтобы он нам лодку сделал, — сказала супруга, — ну не прям лодку, а нарисовал, как и что делать.
Началось обсуждение. Мы свой баркас рыболовецкий по наитию делали, он никакой получился. Хорошо, что не утонули. На воде нас спасала только моя параноя, из-за которой запас прочности в лодку закладывали бешеный. Поиметь на шару свое конструкторское бюро было бы неплохо. Но надо же и его как-то замотивировать! А как? Предложить смолы да тканей, железа? Оно ему до лампочки, сам бы в бою взял. Если бы рука была. Прделожить свою лодку? Как он ей управлять будет с одной рукой. Хотя…
— Надо его на паровые машины переучивать, — выдал я, — да и самих их совершенствовать. Тогда он и с одной рукой полноценным моряком станет.
— А не утянет секрет наш? — с сомнением поинтересовался Кукша, — Они потом сами таких настроят, да нас пограбят.
— Есть такая возможность, ты прав, — я опять задумался, — но она низкая. Во-первых, мы же ему не будем рассказывать, как паровики делать, только винт покажем и двигатель. Снаружи-то многие уже нашу шаланду видели. Его задачей будет только корпус сделать, да по весне лодку нашу опробовать. А там, может и к нам с семьей переберется. Он вообще как, семейный?
— Жена у него, и дочка, — сказала Агна, — Ивар рассказал. Больше детей не получилось.
— Ну вот, давайте его попробуем на свою сторону привлечь тем, что если он нас тут лодки делать научит, мы семейство его под крыло свое возьмем. А там, у мурманов, или тут, уже не важно. Вахтовым методом работать сможет.
Небольшое отступление и рассказ о вахтовых методах работы, все согласились, что было бы неплохо. Обсуждение перешло в русло притирки деталей, распределения ролей.
Быстрее всех уговорили Ивара. Он теперь сидел в спортзале, или на улице, и тонким дрыном избивал наших меченосцев, Гуннара и Кукшу. Учил, значит. Руки и новоявленных вояк были все синие от ударов, мечи пока только деревянные, учебные. Потом туда же добавились топоры учебные. Щиты были настоящие, мурманские.
С Кнутом было сложнее. Корабел у мурманов лицо, приближенное к богам, его на хромой козе не объедешь. Поэтому занимались им я и Веселина. Началось все с долгого, малопродуктивного разговора. Кнут понял, чего мы от него хотим, но процесс себе не представлял. Как так, дерево мы сами дадим? А вдруг оно порченное? Или духи злые в нем? Потонет лодка, как есть потонет. Объяснили, что дерево пусть сам как хочет выбирает, мы его спилим трактором. Не понял, как так не он спилит, а мы? Мы ж не знаем как деревья специальные для лодок пилить. Опять лодка потонет. Отставили этот вопрос, только пообещали что все он сам сделает. Кнут посмотрел с недоверием, но кивнул. Мы люди непонятные, мало ли что еще придумаем.
Стали его пытать по поводу размеров лодки, пропорций, как и что укладывать, мачт, киля, балласта. Все слова умные, которые знал в корабельном деле, я ему сказал — реакции ноль. Ну не то чтобы ноль, но мало. Нужно нагляднее. Чесали репу с дедом, придумывали что-нибудь. И вроде как придумали.
Привели его в нашу плотницкую мастерскую, усадили Кнута за систему моделирования поведения лодок. Система была простой, как пять копеек. Паровик закачивал в бочку воду, вода по специальному желобу стекала с наклонный чан, иммитировала течение. Из чана опять насосом наверх. И так по кругу. Можно было менять наклон желоба, прикрывать кран подачи воды, регулировать то самое течение. Кнут смотрел на нас, как на идиотов. Мол, про лодки говорили, а тут бочка какая-то. Достали три разных лодки, модельки, сантиметров по пятнадцать в длину. Просто струганные деревяшки, но разной формы, глубины, длины. Показали ему удивительное. Берешь модельку корабля, привязываешь к носу грузик, пускаешь по течению. В зависимости от формы корпуса и массы грузика, при разном течении, лодка от идет против течения, то спускается по нему, то стоит на месте. Вроде тупое развлечение, но Кнут-то загорелся! Играл до вечера, экспериментировал с грузиками, течением, лодками.
Пришел мрачный. Он попытался в запале игры ножом сдеалать более ровным корпус, но ткнулся культей, и сник. Мы подвели к нему Веселину. Она у нас на модельки самая талантливая. Девочка все сделала по науке, по нашей науке. Поэтому принесла кипу фанеры, отбеленой, ткани, чернил и угольков. И начла рисовать лодки в масштабе. Просто рисунки у нее получались хорошо, поэтому быстро накидала все три модельки, и вопросительно посмотрела на корабела. Тот взял уголек, задумчиво поводил по фанерке в углу, потом в несколько штрихов исправил корпус. Девочк взяла наждачку, набор свой для создания моделек, мы ей с дедом сделали такой, и начал исправлять. Процесс пошел!
Кнут пришел в себя. Начал уже сам рисовать лодки, Веселина или тот же Ивар ему их делали, он испытывал разные корпуса. Добивался минимального сопростивления воды корпусу. Он до этого сам дошел, даже не пришлось объяснять. Интуитивно ему все было понятно, проблема в языке, терминах, расчетах. Вот за них мы и взялись. Изучали его лодки, искали пропорции, делали свои рисунки, показывали корабелу. Он их браковал, исправлял. Основное непонимание было с кормой. Он делал лодки одинаковые спереди и с зади, мы — с плоской кормой, да еще и выемкой для винта. А то мы чуть не сломали его во время последне рыбалки. Пришлось делать модельки динамические.
Принесли к Кнуту чан побольше, и модельку с веслами! Правда, по три всего на борт, тонкие они сильно получались. Поставили, взвели веревочный мотор, сделали его по принципу резиномотора, и через набор небольших шестеренок весла пришли в движение! Взмахнули раз пять-семь, и встали. Потом поставили нашу модельку, с винтом, тоже на веревочном моторе, и запустили его. Лодка поперла! Недалеко, но поперла!
Корабел был в недоумении. Оставили его доходить самому. Пусть пока попробует, а мы пока паровик микроскопический сделать попробуем. Успели одновременно. Кнут пришел, и смеси жестов, русских слов, и мурманских заявил, что весла у нас не так ходят. Мол, по другому ими маать надо, и даже изобразил как. Мы согласно кивнули, и принесли ему еще одну модельку. Спиртовка, паровичек, винт, все маленькое-маленькое, часть даже с приближением от фотоаппарата делать пришлось. Медьи ушло на эту игрушку много, но результат того стоил. На ровной воде она спокойно ходила минут десять-двадцать по кругу, если ей завалить руль. Кнут проникся. А потом подозрительно посмотрел на нас. Думали, демонов в нас видит, но оказалось, нет.
Потребовал провести его к большой лодке, нашему сейнеру рыбацкому. Нам не сложно, мы повели. Помогли дядьке забраться на него, повели к машине. Он осмотрел, ни хрена не понял, но суть уловил. Да, тут стоит такая же, как в модельке. А работу этой машины он хоть издалека, но видел. Повели его в кабину.
Лучше бы не водили. Руль не вызвал удивления, как и фанерные стены, накрытые брезентом. А вот два наших механизма чуть не добили Кнута. Компас и измеритель расстояния. Еще и в темноте сначала шастали, льдом приморозило брезент. Поэтому наши фосфорицирующие приборы четко горели мистическим светом на панели. Да еще и датчик пара такой же. Кнут потянулся за амулетами, успокоили его, когда брезент отдвинули и дневной свет запустили в кабину капитана.
А вот когда объяснили, на пальцах, что это за приборы, в голову закралась мысль изобретать смирительную рубашку. «Он то плакал, то смеялся, то щетинился как еж. Он над нами издевался, ну сумашедший, что возьмешь», все по Высоцкому. Закрыли все брезентом, утащили буйного корабела к его моделькам. Там опять истерика, вот если мне еще раз скажут про выдержанный нордический характер, в морду плюну. Отпаивали Кнута алкоголем, под его причитания о том, сколько смелых и крутых моряков погибло из-за того, что потерялись. Вот так. Здесь ходят вдоль берега, или от острова к острову, и редко-редко выходят в открытое море. А если вышел, только чутье капитана сможет вывести обратно к суше. Или звезды и солнце. Но тут, на севере, солнце и звезды не так часто бывают, больше тучи. Вот и теряются морячки, иногда даже Торир со товарищи натыкался на лодки, в которых были умершие от жажды и голода люди. А тут компас и лаг! Ну или как там прибор для определения расстояний на море называется? Пусть будет ПИР (прибор измерения расстояний). Плакался нам Кнут до глубокой ночи, на следующий день оставили благоухающего мурмана, после такой-то попойки, спать. Еще через день он приперся ни свет ни заря к нам с дедом, и начал что-то вещать. Разобрались — хочет компас. Ну и ПИР. Мы кровожадно ухмыльнулись, пошел торг.
От Кнута нам надо три вещи. Точнее, три судна. Для рыбы, для быстрых разъездов, до Ладоги доплыть. И третье, на перспективу. Что-то вроде их универсальных лодок. Больше, чем разъездное, быстрее, чем рыболовное, с более высокими бортами и палубой, хоть на половину судна. И еще. Нам нужны паруса. Если Кнут нам построит — мы ему и компас дадим, и ПИР, и вообще — научим навигации, так сказать. Кнут погрустнел, мол, за зиму-то точно такое не сделать, и за год, и вообще — не факто что получится. Мы ему толкнули мысль о вахте. Кнут прокрутил мысль, начал уточнять. Му предлагали ему на вбор, или лето, или зиму проводить у нас, строить суда. Как все готово будет — мы ему компас, и ПИР, и плыви на все четыре стороны. Корабел сказал, что так он до компаса не доживет. Мы позвали Веселину — нам не нужно, чтобы он сам все делал. Пусть нарисует, в масштабе, да деревья выберет. Мы материал подготовим, он приплывет — соберем. Сначала, за зиму сделаем маленькую лодку. Во вторую вахту — рыбацкий сейнер, а в третью — большую лодку. Но все с парусами. Паровик мы сами приладим. Чтобы секреты далеко не ушли. Недолго уговаривали, корабел согласился.
Он еще не знал на что подписывается. Кнут-то думал, мы его обычный парус сделать просим, как у них, прямоугольное полотнище на мачте. Но я-то помнил, сколько их тех парусов вешали! Вот и воспользовался старым приемом моих заказчиков — нечеткая бизнес-логика называется. Поэтому принес ему еще набор моделек, на одной было три мачты, как на картинках из моего времени, на второй — косой парус как на яхте. Да еще и дед пылесос притаранил, насадку для паровой машины, для иммитации ветра. Все, корабела можно не трогать, он и так завис напрочь.
Январь село встречало деловито. Все были заняты, никто не хандрил. Кнут целыми днями возился со своими новыми игрушками, да половину дня проводил на занятиях. Учился чертить так, как мы хотели. Ну и язык, само собой. И арифметика. Это чтобы он нам мог сказать, сколько и чего для лодки надо. Ивар нашел себе другое развлечение.
После очередного занятия по фехтованию, Кукша пришел домой с синими руками, моя благоверная кудахтала над ним, как квочка. Да еще и всю ночь мне в уши дула, мол без рук бедный останется, как жить, жалко детинушку. Мама, что поделаешь. Сама детинушка относилась к этому спокойно, разве что руки мазями смазывала. Но мне такие приключения ни к чему, приделал к их мечам хороший такой эфес, вроде как у шпаги. Кукша и Гуннар пришли с довольными рожами, Ивар напротив, ругался как сапожник. Мол, обучение пошло прахом. Не достает он по пальцам, а по рукам, через стеганную одежду, не так педагогично. Предложил ему самому, сидя помахаться с пацанами новыми учебными мечами. Тот конечно меня послал, мол, ноги в этом деле нужны. И причем две. Мы с дедом посовещались, сделали ему протез. Саму культю конечно лучше пока не трогать, но вот на ремнях, да через колено привязать можно будет. Такая рамная конструкция получится, с кучей ремней и повязок. Сделали, нацепили под ругань Ивара. Даже ступни отрезанной некоторое подобие изобразили. Ну что, стоять он мог. Мечом махать — нет. Предложил отрабатывать медленно, чисто на технику. Вроде получалось.
Получалось то, что развитый эфес, хоть и мешал крутить финты, но руку берег хорошо. Пусть и на деревянных мечах. Кнут даже в сердцах сказал, что если бы раньше такую штуку, да стальную ему бы сделали, он бы тут не сидел. В смысле, руки бы не лишился. Ивар в свою очередь поставил вопрос про защиту для ног. Что, мол, она ему бы не помешала. На что Кукша, лекторским тоном, заявил, чуть ли не на чистом мурманском языке, что каждому бою своя тактика, и свое вооружение соответствовать должно. Наши курицы, Ивар и Кнут, вылупились на яйцо, то есть Кукшу, которое их учить вздумало. Тот не стесняясь, заявил, что согласно их тактике (!), самые уязвимые места — это ноги, руки, и голова. Остальное, мол, щитом прикрыть можно. Только щиты стремные, да и тактика ни к черту.
Ивар на эти слова выпал в осадок, Кнут тоже. Десятилетиями отработанные комплексы вооружения, одежда, оружие, строй, малолетний пацан назвал отстоем! Потребовали объясниться, сказал слово — докажи! Кукша повел их к нашему столу для игр, тех, стратегических. Мужики видели, как мы азартно рубимся, но не участвовали. Слишко уж сложными игры стали у нас за прошлую зиму.
Кукша начал учить своего наставника так, как я его в прошлый раз. Двигали фигурки, ругались, ссорились, Гуннар подключился, Кукша теперь сражался против двоих противников сразу. Причем сражался по-умному. На поле боя пользовался не только местностью, да силой войск, но и мелкими прибамбасами, которые давали ему преимущество. Напрмер, линией соединенных между обой щитов. Он вроде как отбегал от них, и отстреливал нападающих мурманов. Гуннар заявил, что они щиты те враз сметут. Такое заявление требовало подтверджения, поэтому на следующих учениях изобразили наш строй. Все вооружение было учебным, но и с ним Гуннару досталось тупыми стрелами по телу.
Настало время Ивару задуматься, Кукше он теперь меньше перечил, и больше прислушивался. И в процессе игр начал выдавать свои темы, вроде как улучшающие положение его игровых юнитов. Началось все с обвешивания их кольчугами, по всему телу. Кукша парировал массой защиты, и что если побегать в ней минут десять, сами помрут все. Посчитали, определили массу защиты, навешали на Гуннара и Кукшу. Те сдохли через пять минут. А пущенная в последствие стрела из арбалета в рукав той кольчужки, и пробившая его насквозь, окончательно поставила точку на этой идее. Ивар горевал над своей кольчугой, много труда в нее вложено было, мелкие колечки, тысячи их, сваривали кузнечно. Но стрелу они из нашего арбалета все равно не держали. Пришлось дядьке пообещать, что сделаем не хуже, уж больно жалостливый вид был у него.
И началось. Новая кольчуга стала похожа на разгрузку из моего времени. Наштамповали стальных пластин, девушки сшили кармашки перекрывающиеся, кармашки нашивали на наших стеганых куртках. Засунули пластины, дали поносить, еще раз пять переделывали, но получилось удобно. Удобнее, чем в кольчатой. А потом добавились такие же трусы, поножи, наручи, наплечники. Все это Ивар таскал сам, заставлял таскать пацанов, и бегал к нам, за переделками. В приватном разговоре с Агной, они сдружились хорошо, он рассказал, что раз уж ему пообещали защиту, то хочется ему взять по максимуму. Та сама ко мне пошла, просить за мужика.
Мы были не против, тем более что руды натаскали по снегу первому, кирпичей тоже. Достроили литейку, доделали покатный стан, из нескольких видов чугунных валов, залитых железом, и поэтому стали у нас по местным меркам было завались. Разве что с деревом и углем были трудности. Того, что успели натаскать за осень с лесоповала не хватало, пришлось еще пилисть. Причем пилить чуть ли не возле поселка. Мы обустраивали оборону.
Началось все с совещания, на котором присутствовали все, включая мурманов. Я скрывать от них ничего не хотел, надеялся переманить на свою сторону. Ну или сделать агентами влияния, чтобы нас если и посадили бы на дань какую, то несильную. Ибо маскировка наша после нашествия северян уже была не важна, место вскрыто. А терять настроенное за эти годы очень не хотелось. Вот и начал я описывать международное положение:
— Товарищи родственники! И друзья, — это к мурманам, — все вы знаете, что произошло этой осенью. Место наше, в котором мы так долго тихо сидели, и не высовывались, уже вскрыто. И теперь нужно готовиться к агрессии.
— С чего вдруг? — Кукша насторожился, — Мы же данов побили, да с муманами замирились. Клятвы дали. От кого прятаться?
— От остальных, тех, с кем не замирились.
— А они откуда узнают? — вступила Агна.
— А от наших мурманов и узнают, — сказал я.
Мужики мурманские оторопели, когда до них дошло с подачи деда, что я сказал, я поспешил объясниться:
— Не из-за злого умысла, а случайно. У вас по зиме торг есть? Ну там ярмарка? В гости ходите друг к другу?
Оказалось, ходят, добычей меняются, планы на лето обсуждают, собирают дружины в поход.
— Ну вот на таких стречах пиры наверно да? А на них под пиво языки развяжутся… А там кто и похвастается победой над данами, да селением нашим. Так?
Мурманы дождались перевода тех слов, которых не знали, и медленно, но кивнули. Все так. Найдется какой-нибудь балабол, который обязательно что-нибудь растреплет.
— А слова те могут не в те уши попасть? Могут. И значит что те уши будут делать? Да нас искать. И припрутся сюда. С головой, телом, ногами и дружиной.
Повисло тягостное молчание. Мурманы виновато как-то смотрели исподлобья на нас, наши помрачнели. Дед разрядил обстановку:
— Трактор новый взрывать не дам! — народ прыснул от смеха.
— Да и не надо. А вот стену какую, вокруг селения, надо бы сделать. Да так, чтобы нас с той стены с озера по прежнему не видно было, это раз. Чтобы лес вплотную не подходил, это два. Да и выскоую такую, чтобы сразу залезть не смогли, это три. Ну и препятсвия там, проволока колючая…
— Какая? — Кукша заинтересовался.
— Колючая, потом нарисую. Вообщем, надо вокруг села расчистить место. Да склады на случай осады сделать. Да так, чтобы и заводь наша внутри той стены очутилась.
Наш народ от масштаба представленных перспектив охренел. Да и мурманы впечатлились. Лишь дед начал считать. Достали карту села, нарочито развернули ее перед мурманами. Начали рисовать стены. Получалось, то нам надо отодвинуть лес от стены на метров сто. Иначе лучники могли достать. Да и высотой метров пять. Тогда стена начинала быть видна с озера. Особенно ее ближняя часть, там где вал. Вот жтот вал и решили включить в оборонительных рубеж, сделав так, чтобы не смогли на него с берега добраться, и с боков. А поверху — кусты сажать, маскировка.
Больше всего пробем вызвала заводь. Крутили и так, и эдак, не получалось у нас ее правильно включить в линию обороны и укреплений. Решение конечно было, учитывающее все наши пожелания, но связано оно было с большим объемом работ. Надо было расширить заводь, сделать ее глубже, сделать ее более вдающейся в берег. Тогда нормальную набережную, пирсы, да лодочные строения построить, чтобы разгрузку осуществлять. Да защить уже их. Тогда крепость получалась прямоугольная, одна сторона крепости должна была чуть ли не опускаться в воду, и вход был только через пирс. Оставалась пробелема, как своими судами пользоваться. Если лодку, предполагаемую для разъездов, мы могли втянуть тупо внутрь, то рыбацкую и ту, что больше предполагалась, никак не получалось пристроить. Ну или еще больше разрывать заводь.
Потом прикинули сроки строительства лодок, рыбацкой, большой, да и плюнули пока. Там еще что-нибудь придумаем. Решено, надо для начала освободить пространство, потом разметить крепость, потом уже ее строить. А чтобы не взрывать каждый раз трактор, решили сделать к нему еще насадку. Типа паровой катапульты получается, или пушки. Толстенная труба, набитая убойными элементами, да с заваренной крышкой. И лучше на своих колесах. Эти сооружения я расставил на плане так, чтобы можно было отбить атаку, вроде дановской. И еще пару стационарных арбалетов, большого размера, на чердаке.
На том и порешили. Мурманы, правда, потом меня поймали, и долго упорно рассказывали мне, что Торир мужик надежный, от него, да и дружины его, подлости ждать не стоит.
— Надеюсь, мужики, так оно и есть. И Ториру верю. А вот тем слухам, что разнестись могут, не доверяю. Сами понимаете, если Торир вас забрать не успеет до весны, а кто-то пограбить нас придет, вы тоже под нож попадете. И будет вам и компас, — взгляд на Кнута, — и латы новые, — взгляд на Ивара, — и дорога домой, — последнее к Гуннару, у него там вроде как даже невеста есть.
Мужики заявили, что мол все как один, встанут на защиту. Ну, как смогут, команда-то инвалидная все-таки. Я поблагодарил их, от души, и отправился к деду. Тот пошел в лабораторую свою, опытами заниматься.
— Что думаешь, Буревой? Получится?
— Да вот с паровыми теми метателями сомневаюсь я, — дед почесал бороду, — а ну как не сработает?
— Поэтому и делать мы их будем по-другому, — я перешел на шепот, — будем огнемет делать.
— Чего? — дед не понял меня.
— Жечь огнем будем так, что пар не понадобится. Для этого нужно нам с тобой смесь придумать, да систему саму. Я нарисую, но делать в тайне будем, чтобы наши мурманы пока не знали. Они вроде и мужики нормальные, но до конца им доверия нет. А ну как родственник их какой придет нас грабить? За кого они тогда встанут? За нас или за него?
— Тоже верно, стеречься надо. Рисуй свой чертеж, скажи как огонь жечь будем, да опробуем потом, на Рудном болоте, вдалеке.
— Смесь должна без примесей быть, ровная, да текучая. При этом температура большая быть должна, да прилипать она должна…
— Значит, скипидар и смола, и спирт, для текучести. Давай саму установку, я пока несколько вариантов подготовлю.
Вот в такой обстановке и пришла ко мне просить Агна за Ивара. Нам приходилось постоянно преследовать две абсолютно противоположные цели. С одной стороны, привлечь на свою сторону инвалидов. С другой — подмечать их слабые места, отслеживать разговоры, да планировать что делать, если они нам в спину ударят, или просто информацию сольют.
Агне я пообещал все сделать по высшему разряду. Благо, штампы лить мы уже научились с дедом, да и чугун переливать на сталь и железо тоже. Паровая наша механизация в этом нам сильно помогала. Доспех получался неплохой. Не полный рыцарский, а облегченный, так сказать. Кольчуга-бронежилет чуть преобразилась, приобрела граненные формы пластин, усиление проволокой. Проволока проходила через все швы, была сделана сеткой. Утяжеление конечно, но конструкция стала более усойчивой. Фартук для задницы и гульфика тоже был. Железные трусы никуда не делись, и тоже обрели сетку. Главное прикрыли, занялись головой, она у мурманов не главная. Поэтому добавился держатель для шеи, как на нашем камуфляже был, да шлем форму поменял слегка. Тот же кушак, но с маской отодвигающейся на всю морду, и защитой шеи. Ее делали как чешую, на проволочном основании, с подбивкой тканью чтобы не гремела. Причем с креплением таким, чтобы испорченное можно было снять и выкинуть, заменив на запасную. Защита была из четырех кусков — переднего, двух боковых, и заднего. Шлем вышел тяжелый, реально тяжелый. Поэтому сделали еще один вариант, полегче, из больших колец. Вроде кольчуги Ивара, только кольца сильно больше и овальные. Так стало намного лучше. Добавили наколенники, налокотники, защиту для рук, ног. Ноги и руки защитили по бедрам, лодыжкам, плечам и запястьям соответственно. Да обувку усилисли вставками из пластин стальных, как у новой кольчуги-бронежилета, и носком стальным.
Нарядили во все это Гуннара, поржали всем селом, наблюдая за тем, как он пытается бой вести с Кукшей. И пошли делать дальше. Кукше такие же доспехи. Вроде и смешно Гуннар в них двигался, и устал, однако не смог Кукша его поразить в сочленения, а остальные удары Ивар забраковал. Он каждую часть наших доспехов тыкал копьем, бил топором, мечом, искал слабые места. Мы ему даже деревянный манекен сделали, для испытаний. Вот он и бил, искал слабые места. Ремни, кармашки, замки — все это подвергалось непрерывной модернизации.
За зиму наши два молодых товарища, Кукша и Гуннар, втянулись в новое железо. Пусть вся защита и прибавляла килограмм двадцать-двадцать пять дополнительной массы, но получалось, что при должной подготовке наряженный воин мог противостоять трем-четерыем обычным, одетым в кожу. Таким, какими являлись даны и мурманы. Это не я сказал, это Ивар заявил. Мол, обычная тактика, разбивать щит, потом наносить пять-семь ран для ослабления противника, а потом его добивать, не проходила. А для одного точного, смертельного удара надо знать куда бить, иначе самого подрежут. А вот с тем, куда в наши доспехи бить, была проблема. Мы ж не забывали о маскировке! Поэтому помимо самого железа, к каждому элементу защиты прилагался набор чехлов разного цвета. Во-первых, тогда они не звенели друг о друга. Во-вторых, меньше натирали и впивалсь в тело, такое было даже сквозь стеганую подкладку. В-третьих, воины становились призраками.
Девушки сделали нашим двум воякам зимние маскировочные чехлы, и маскхалаты. Ивар с ними отрабатывал элементы передвижения, чтобы не слышно и не видно. Дело было в лесу, Кукша, опытный охотник, и знающий про маскировочный эффект, зашел за дерево, и пропал. Через пять минут чуть не пришлось спасать Ивара от инфаркта, когда ему в затылок уперся тренировочный арбалетный болт. Опытный вояка так и не услышал, как наш охотник зашел ему за спину.
Ивар стал бесценной кладезью знаний по современной тактике и вооружению. На вопрос, почему они сами не использовали доспехи, тот завел динную тираду, из которой мы выяснили о проблемах местного производства. Сами посудите, кузнец делает доспех. Индивидуальный, с подгонкой, делает около года, если такой как наш. Этот доспех дорогой, стоит чуть не как стадо баранов. И тут приходит к нему заказчик, и говорит: «А давай мы вот тут перекуем, тут уберем, тут добавим». Куда посылает его кузнец? Правильно, лесом. Ибо у него и так заказов полно. Да и тратить время на постоянную переделку никто не будет. Деньги должны крутиться! В смысле, доспехи должны воевать, и возвращать хозяину инвестиции. У нас же времени полно, и каждый человек на счету. А железа и стали — как грязи. Да еще и паровые механизмы наши позволяют штамповать эти доспехи да выковывать с потрясающей для этого времени скорости. Поэтому, когда Ивар понял, что любые его прихоти исполняются чуть не за час-другой, он закусил удила. Зачем безногому доспехи? А для сына. Он честно признался, что не хочет для старшего, ему пятнадцать, почти готовый дружинник, доли, как у него. Ногу там потерять, или руку, как Кнут. А доспехи помогут. А если есть возможность сделать их эффективными да полезными — почему нет? Мы шли на встречу.
Так и проходила зима. Мужики мурманские занимались своими делами, мы им помогали, да мотали на ус местные знания, добытые опытным путем. Сами за это время успели собрать еще один железный трактор, и занимались огнеметом. Точнее, для начала баллонами выского давления и редукторами. Сколько мы промучались! Хорошо, что успели доделать литейку и прокатные валки. Полученные изделия мы испытывали паром и компрессором. Его сделали из запчастей для трактора, производительность была мала, но для проверки хватало.
Испытания проводили на Рудном болоте. Когда уезжали за рудой и кирпичами, брали с собой баллоны, компрессор из одного цилиндра, толстенную трубу, самодельный распрыскиватель. Нагнетали воздух в баллонн, они у нас то летали как бешенные, ломая деревья, то рвались. Хорошо, что мы их не сваркой делали, а катали, а то так бы и не достигли успеха. Проблема была в управлении воздухом. Всякие клиновидные элементы были или тяжелы, или нефункциональны. Делали на винтовой резьбе — потоком воздуха было сложно управлять. Нужен был ниппель. А для него — пружина. И желательно хорошая. Решение пришло с неожиданной стороны, со стороны компаса.
Я пытался сделать магнит нужной мне формы. Вылил стрелку, установил ее в полурасплавленном состоянии на подогреваемое основание, разместил вокруг остатки минерала, который использовали при создании первого компаса. Ну и ушел, попросив Обеслава поддерживать огонь так, чтобы застывало медленно. Остывало почти весь световой день. Остывшая стрелка была слабомагнитной, нужно больше магнитной силы, подумал я, взял изделие в руку, покрутил, оттянул за один конец. Стрелка выскочила и впилась в стену. Пошел забрать ее — она даже не погнулась. Разве что чуть-чуть. Сел думать.
Когда плавишь железо, образуются маленькие кристаллики, которые потом объединяются в единый слиток. А значит, если в полурасплавленном состоянии держать его побольше, то кристаллики будут тоже побольше! И покрепче! Вот и получилась пружинка-то! Надо только режимы остывания подобрать. Привлек пацанов, начали экспериментировать, посменно. Сделал заготовку, плоскую пластину длинной с полметра, довел ее до состояния полурасплеавленного, и трое суток постепенно доводил до комнатной температуры. Даже некое подобие автоматики приделал — ведро на веревке, которое под собственным весом опускалось, крутило шестеренку, а та выдавала из наклоненной бутылки порцию скипидара на угли.
Пластинка получилась знатная. Правда, странный узор получился на поверхности, но то не страшно. Начал загибать ее — еле согнул, чуть не прибил быстро разогнувшейся и улетевшей полосой деда, вошедшего с Иваром делать новые изменения в доспехе. Я извинился, пошел доставать свою пружину. Не смог. Эта парочка смотрела на пластинку, как на новый Айфон. Глаза на выкате, слюна капает, руки трясутся.
— Чего такое? — распереживался я, — Вроде никого не задел…
— Булат… — произнес дед с благоговением, — Откуда? Как?
Мурман ласково гладил полоску. Я заявил, что так вот получилось, забрал, и пошел пытать мужиков. Что за булат? Я думал, «булатный меч» — это как «конь вороной», устойчивое выражение. Оказалось нет. Такая сталь ценилась чуть не на вес золота, не требовала заточки, гнулась и распрямлялась без остаточных деформаций, и ей можно было тупо порубить чужой меч из более низкокачественной стали. Тут уже я зачесался весь. Осторожно поинтересовался, как его делают-то? Сказали, секрет кузнечный, чуть не от отца к сыну передается. Разве что проскальзывали слухи, что его из кучи мелких прутков разных куют, да постоянно заворачивают их при ковке. Так и называют — крученный булат.
Ценность немалая, для всех. Кроме меня. Мне только пружина нужна, саблей я махать пока не собирался. Для пружин же такая сталь подходила неплохо. Первую полоску завернул в часовую пружину, и сделал усовершенствовал систему для поддержания температуры. На угли равномерно капал скипидар, пружина часовая медленно задвигала заслонку для воздуха. Повозился с новой печкой в литейке, для булатной стали, установил свои термометры, да и посадил мелких следить за конструкцией. Теперь остывал набор разных полосок, прутиков, микроскопических проволок. Будем делать пружины. Да, еще рессоры бы новые сделать из этой стали для трактора, а то старые сильно прогинаются. Но это потом.
Пружины дали ниппель, ниппель дал возможность нормально работать со сжатым воздухом. Экспериметы пошли веселее. Мы уже почти достигли тех параметров, которые хотели, когда у нас сорвало резьбу. Баллон грели, пытаясь увеличить давление без компрессора, да проверить на стойкость к огню, вот резьба редуктора и не выдержала. С хлопком улетел наш редуктор куда-то в небо. Дед пошел осматривать баллон, под причитания о том, что глубже резьбу надо делать. Я пошел искать редуктор. Буревой застал меня в задумчивости. Редуктор улетел не в небо, а воткнулся в дерево. На рсстоянии метров сто от места опыта. Причем вошел в дерево чуть не наполовину. И боком.
— Надо пилить, — произнес дед, — иначе не достанем.
Мои мысли были далеко. В районе тира, в который я ходил в детстве. Я как-то о боевых свойствах винтовок пневматических не сильно задумывался, стелял себе маленькими свинцовыми пульками. А если давление увеличить? А если пулька станет побольше? И не одна? Да и без убийства ближнего своего — баллон и пружина это что? Правильно, отбойный молоток. Пневматика, наличие которой на всех СТО моего времени я не мог понять, за исключением подкачки колес, заиграла новыми красками. Это ведь получается, что мы можем сохранить силу и энергию. Да, баллоны небезопасны, да, шлангов, выдерживающих серьезное давление у нас нет, но какие наши годы! Значит, надо пересмотреть подходы к производству и вооружению, исходя из вновь открывшихся обстоятельств. Ну и доделать огнемет.
Наш огнемет мы хотели сделать из того самого баллона. Залить смесь на две трети, вкрутить трубку, чтобы до дна доставала, и накачать воздухом. Вставляемая трубка была толстой, и загнутой дугой. На втором конце трубки был кран, при открытии которого жидкость под давлением стреляла из балонна. Стрельба предполагалась через маленький костерок, чтобы ее поджечь.
После отработки технологии производства баллонов, определения безопасносго давления в них, мы начали эксперименты. Сначала с водой. С водой получилось неплохо, тугая струя стрельнула на метров тридцать-сорок. По остаткам жидкости определили, что вылетело около семи литров воды. Со смесью из спирта и скипидара было хуже. Тренировались на малых баллонах, чтобы не взорваться. Правильно сделали. Сам баллон выдержал, а вот со струей подожженой была проблема. Она не хотела гореть. Я решил, что ей мало воздуха, и сделал подобие распылителя внутри трубки. Загорелось. Все. Баллон, трубка, место, где это все испытывали, полыхали огнем. Начались мучения с доводкой.
Сделали два баллона, один со смесью, второй — с воздухом. Их соединили трубками, и разнесли теперь процессы хранения огнесмеси и воздуха. Воздух при открытом кране начинал теперь поступать через редуктор в два места — в баллон со смесью, создавая давление, и в сам ствол. К февралю отработали решение с огнеметом. Решения представляло собой некую конструкцию, в которой воздух под давлением захватывал подступающую перпендикуларно потоку огнесмесь, и запуливал ее метров на пятьдесят-шестьдесят. Мы чуть лес не подожгли, когда уже боевую установку испытывали, не рассчитывали на такую дальность. Еле потушили вспыхнувшие кусты и деревья. И это еще хорошо что зима! Мы еще долго испытывали установку, добивались правильной работы кранов, запального огня, того самого устройства для распыления. Потом дед долго крутил его в руках, и выдал:
— Надо на паровик такую поставить, вместо насоса.
С этих слов у нас началась конверсия, то есть переход военных технологий в гражданское русло. Созданная часть огнемета прочно заняла свое место в наших паровых машинах, воду в котел теперь подавали давлением пара, через сужающиеся трубки. Мощность машин, избавленных от пятого колеса, насоса, возросла. Сами машины стали работать устойчивее. В основном этим занимался дед. Я продолжал заниматься пневматикой.
Как и принято у нас в деревне, первые опыты проводил на моделях. Вспоминал устройство пневматических винтовок, поршень там, место для пульки. Вспоминал устройство обычных винтовок. Ствол, нарезы, механизмы подачи патрона, ведущий поясок. Получил гибрид. Первое стреляющее ружье было стационарным, ствол — из трубки диаметром в семь миллиметров. Хотел 7,62 — но штангенциркуль еще не изобрел. Пулька была чугунная, с небольшим медным пояском. Нарезной ствол, патронник, удерживающий пулю, баллон с воздухом, поршень, и клиновидный механизм резкого открывания баллона. Отвезли с дедом все это на Рудное болото, поставили, и выстрелили. Хлопок, поршень улетел, ствол разорвало. Следующие опыты.
Стационарную стреляющую установку получили достаточно быстро. Дед не мог понять, зачем мы дурью маемся, если огнемет уже есть, и он реально впечатляет. Я пытался рассказать, но пока Бурвой не понимал. Понял он только тогда, когда я ему под конец зимы вытащил винтовку. Она была тяжелая, баллон тоже много весил. В винтовке было десять пулек в отъемном магазине, пульки были по десять-пятнядцать грамм, точнее я определить не смог. Но все были одинаковые, лил в специальных формах. Баллон крепился посередине ружья, я хотел сохранить баллансировку. Он представлял собой толстый, короткий цилиндр. Баллон позволял делать двадцать выстрелов на расстояние до ста пятидесяти метров — больше я не смог замерять, полняы такого размера глубоко в лесу не нашел. Убойность пули была непонятна, для этого я и хотел взять деда. Сколотили с ним щиты, ушли подальше в лес.
Сделали мишенное поле, я занял позицию. Дед смотрел в фотоаппарат на щиты. Пышшш! Я передернул скобу — она была как у винчестера, под курком, взводила пружины клиновидного затвора и подавала пулю в патронник. Пыш! Пыш! Пыш!
— Не попал, все в пустую, — разочарованно протянул дед.
Я тоже расстроился, кучу времени убил на эту стрелялку. Пошли к щитам.
— Ну ни х. я себе! Охренеть! Вот это да, — дед очумело рассматривал результаты поближе.
Пуля спокойно прошла через сырые доски первого слоя щита, второго, и вырвала кусок из третьего слоя. Найти удалось только одну, он после щита глубоко застряла в сосне.
— Ну что, теперь не в пустую? — я улыбался.
— Сколько там тех данов было? По пять десятков? А сколько ты выстрелил раз? Десять? — дед призывал свои познания в математике энергичным почесыванием бороды.
— Я еще могу выстрелить столько же, но дальность меньше будет, давление уже упало.
Вернулись на позицию, отстреляли остаток давления. Не так эффективно, но первый слой досок пробили.
— Надо редуктор, хреновину такую, которая давление поддердивать постоянное будет. Да еще пули облегчить можно, баллон по-другому поставить, — я уже планировал доработку ружья.
— Значит, без перезарядки, двадцать выстрелов — и двадцать данов к Одину, в чертоги, — дед резюмировал результаты стрельбы, — еще баллон есть? И стрелки эти?
— Пули их зовут. Баллон только один, их сложнее всего делать. Ну и ствол с нерезами, это дрын вот этот железный. Пуль я запасом наделал.
— А ну дай я.
Показал деду процесс, Буревой прищурился, и начал палить. Прицел пока был один, я его даже не выставлял по расстонию, поэтому дед попал не всеми зарядами. Особенно после первых десяти плохо пошло.
— На шестеро взрослых, да против строя с щитами, сколько успокоим? — Буревой деловито поглаживал ствол.
— Сто двадцать, если все попадут. Половина, правда, может в щитах застрять, — сразу предупредил я деда.
— А баллон менять как? Он на резьбе?
— Ага, вот с ним морока. Надо что-то придумать, а то десять-двадцать выстрелов, и минуту замена баллона.
Дед бережно упаковал винтовку в материю, перевязал веревкой.
— Надо на всех делать. На этой потренируемся, доделаем, и всем такую вместо арбалета. Тогда нам точно никто не страшен.
И мы двинулись в деревню.
Нас сопровождала первая весенняя капель, на дворе было первое марта.