Все-таки я наверно не так тихо продвигался, как мне казалось. Сидевший резко вскочил, схватил что-то с земли и повернулся ко мне. Схватил он, как оказалось, лук. Сидящий успел наложил стрелу и нацелить свое оружие на меня. Я уронил арбалет, в нем все равно стрелы не было, и поднял руки. Он встал, загораживая собой тушу возле которой возился.

Немая сцена. Я с поднятыми руками. Какой-то мужик, хотя нет, скорее пацан, целится в меня из своей стрелялки. Я старался выглядеть мирно изо всех сил. Руки поднял повыше, отошел на шаг назад. Начал лихорадочно оценивать обстановку.

Стрелять он умеет — в глазу у животного, (олень, или лось, что-то копытное), торчала стрела. Передняя нога при этом у этого копытного была неестественно согнута. По ходу, копытный этот ее сломал, а пацан его добил. Но зато прям в глаз! Значит, надо еще меньше рыпаться, от греха подальше..

Пацан был примечательный. Одет был в какую-то рубаху и штаны, причем из одного материала. Серого цвета. Не мешковина, а скорее что-то более приличное. И серое не от того, что грязное, а скорее, не выбеленное. «Домотканое» какое-то, что ли. Я такой цвет только в этническом магазине видел, индийском. Там похожие вещи, из конопли, продавали какие-то растаманы. Подпоясан пацан был веревкой. На земле еще веревка. Причем такая же как одежда, самодельная на вид. Пацан был босой. Вот это было странно. Уж кеды китайские всяко купить можно, зачем ступни себе резать по лесу? Пацан был белобрысый, истинный ариец практически. На вид лет 14–15. При этом лицо было серьезное, у подростков такого не бывает. Уставшее и серьезное. Узкое худое лицо. Да и сам был худой, как жердь. Одежда на нем практически висела. Но роста достаточно большого, сантиметров на десять ниже меня.

— Уважаемый! У вас телефона позвонить не будет? Мой сдох…

— Др-быр-дыр-дыр-сохаты-дыр-быр! Дыр-быр!! — пацан сильнее натянул лук, состроил грозную рожу. Странно как-то говорит, вроде где-то там на подсознании слова отмечаются как знакомые, только не понятно ничего.

— Я ни хрена не понял. Do you speak English?

— Др-быр-дыр-дыр!

— Ладно… Шпрешен зе дойч? Парле ву франсе? Телефон? Коннект? SOS?

— Уходи-быр-дыр-дыр! Мое! — вот «уходи» и «мое» я понял, он за тушу боится. Та-а-а-ак, вроде русский, но какой-то странный. Старый, что ли, или такой диалект непонятный. Попробуем по-другому…

— Отче наш иже сие на небеси! Да святится имя твое, да прибудет царствие твое…. - пацан малость окосел от моих словесных экзерсисов, да еще и на распев, но не отреагировал. Повторил только: «Уходи!», и сжал покрепче лук.

— Да твое, твое, мне эта туша твоя, — кстати, по-моему это лось, только небольшой, — даром не нужна. Забирай. Мне бы связаться с МЧС, полицией. Ну или из взрослых кого позови. Взрослые где? Родители есть рядом?

— Уходи! Добыча дыр-быр, сам дыр быр, дыр-быр быр-дыр убью! — контакт начинает налаживаться, язык явно русский, только сильно искаженный. Надо как-то задружиться с этим юным Аполлоном, а то пристрелит ненароком. Вон какой серьезный и грозный стоит.

— Город или деревня есть рядом? Люди? Ты же сам не утащишь эту хреновину? Далеко нести? Тебе может помочь? Давай вдвоем.

Пацан что-то разобрал в моих словах, и начал кривиться. Ситуация получалась патовая. Сам он точно тушу не дотянет, надо идти за помощью. А уйдет — вдруг я его добычу оприходую? У него выход один — пристрелить меня. У меня внутри все похолодело. Он не выглядит убежденным гуманистом. Я бы наверно тоже не выглядел, если бы босой по лесу бегал долго.

— Меня Сергей зовут. Тебя как? — ткнул я сверху (руки-то не опустил) себе пальцем в голову, — Сер-гей, имя, нейм, намэ… Я — Сергей. Ты — …?

— Кукша, — пацан недоверчиво посмотрел на меня.

— Хм, Кукша? Ты — Кукша, я — Серей. Вот и ладненько. Мне добыча твоя не нужна. Еда — есть. Не нужно. Охотник — ты. Добыча — твоя. Не претендую. Помощь нужна. Мне нужна помощь. Потерялся. Где — не знаю. Людей ищу. Люди нужны, — говорил односложно, чтобы ему понятно было, — и на тебе подарок.

Арбалет было жалко, но стрелу в глаз, как у того лося, тоже не хотелось. Я пнул арбалет посильнее в сторону пацана. Тот опустил взгляд. Глаза расширились. Резко поднял голову, начал медленно двигаться ко мне. Встал теперь между мной и арбалетом. Ткнул стрелой в топор. О как! Да он меня боится! Так, ладно, это уже лучше. Одной рукой, медленно, начал двигать руку к топору. Взял его за лезвие, так чтобы он понял, что бросить в него топор я не смогу. Двумя пальцами взял, отбросил к нему. Он не глядя подвинул топор ногой себе за спину.

— Рюкзак можно сниму? — непонимание, — Сумку, говорю, сниму? — ткнул пальцем в рюкзак. Он кивнул. Я начал также медленно снимать с плеч рюкзак. Снял, поставил. Надо дальше что-то делать. Что — не понятно. Он мне явно не доверяет. Вспомнил про «Сникерс» в кармане. Медленно, чтобы он видел, начал тянуть его за упаковку из кармана. Он напряженно смотрел. Я рукой показал себе в рот, сделал несколько движений челюстью, типа ем. Он кивнул. Я вскрыл шоколадку, откусил половину. Протянул ему. Он смотрел также недоверчиво. Я положил на верх рюкзака шоколадку, начал пятиться назад. Отошел шагов на пять, сколько поляна позволяла. Он тоже отошел, присел, резко взял топор в руку. Лук отбросил. Подошел к рюкзаку, не спуская с меня глаз, взял сладость, съел. Судя по всему, он не ел такое никогда, ну или очень долго. Такая гамма чувств отобразилась на лице. От недоверия к восторгу, блаженству и полному кайфу. Я улыбнулся своей самой добродушной улыбкой.

— Ище? — вопосительно сказал он. Ище? А-а-а, еще. Я улыбнулся еще шире, закивал.

— Да, да, есть еще. Еще дам, к людям только выведи. Люди, город, деревня, село, весь?

Контакт начинал налаживаться. Пацан тоже убрал с лица свирепое выражение, слегка опустил топор.

— Един? — это наверно спрашивает сколько нас.

— Да, один, никого больше. Только я.

— Твое? — он ткнул в арбалет.

— Да, мое. Ну, не мое, друга, но его сейчас тут нет, — так, пацан опять залип, — Мое.

— Вей?

Что за вей? Вой? Вен? Воен? Я переспросил:

— Воин?

Пацан закивал на меня. Я отрицательно покачал головой:

— Инженер. Программист. Физик, — это я зря, он опять посмотрел недоверчиво.

— Нет. Не воин. Работа. Труд. — ткнул на топор, на дерево, изобразил рубку. Это все же ближе к инженерному делу, чем к военному.

С военным делом у меня сложные отношения. Отец-то военный, а у меня из воинских навыков только военная кафедра. Командир мотострелкового взвода на БТР. Раз в неделю два года занятия, да месяц полевых сборов. Но оружием, мемуарами, техникой, сражениями интересовался. Фильмы, литература, игры…

— Лес рубишь? — я закивал, побуду пока лесорубом.

— Дыр-быр делаешь? — это, наверно, спрашивает, что я тут делаю.

— Заблудился. Потерялся. По лесу ходил, — не посвящать же его в мои телепортационные приключения, — дорогу потерял. Блуждаю с утра.

Это ему было не понятно. Он состроил удивленную рожицу, вопросительно поднял топор.

— Лес рубил? Блуждал? — ну да, я же типа лесоруб, как мог заблудиться в лесу.

Но кстати, помогая жестами общаться проще. Я сделал еще более удивленное лицо, пожал сильно плечами. Показал, что шел, шел, изобразил падение, удар по голове. Еще раз пожал плечами, ткнул в голову, покрутил ей, сам состроил удивленную рожу. Косил под амнезию. Все сопровождал короткими словесными пояснениями:

— Шел. Упал. Ударился. Встал. Не помню, памяти нет. Почему тут — не знаю.

Кукша удивился, но не сильно. И, кажется, все понял. Я намеренно чуть протягивал гласные, обычный быстрый мой говор был для него непонятен. Надеюсь, поверил. Тем более, что топор мой говорил в пользу версии о лесорубе.

— Свей? Дан? Варг? Хазар? Финн? Норг? Карел? Гермнц? Ромей? — понимал я его плохо. Он гражданством моим интересуется. Свей? Дан? Финн? Швеция, Дания, Финляндия? Гермнц? Немец? А ромей — это ромалы? За цыгана меня принял? Он поднял топор, ткнул себе в волосы, потом мне, принял что-то вроде боевой стойки. Хм, его смущает что я темно-русый.

— Не, русский. Игнатьев. Русский. Москва? Петербург? Славяне мы…

А вот после «славян» он как-то слегка подуспокоился. Топор отставил. Наверно, славян он любит. Сам-то, судя по морде, тоже из наших. Решил его порасспрашивать:

— Славянин?

— Словен ильмен, — ответил парень.

Ильмен это что? Словен — это словакия? Или словения? Не ясно….

— Один охотишься — лось большой. Почему? — я словами и жестами поинтересовался причиной его одиночества в этом лесу.

Он начал опять лапотать что-то по своему. Говорил, по нашим с ним меркам, долго, секунд сорок. Понял мало, что-то про род, не род, смерть, не смерть. Веи какие-то… Смотрел на него и всем своим видам показывал недоумение. Он вздохнул, и произнес только одно слово:

— Голод.

Тут как-то все сразу встало на свои места. И то, как он отчаянно тушу свою защищал, на взрослого мужика, то есть меня, не каждый с луком полезет, и босота его — когда жрать нечего, какие уж тут китайские кроссовки? И то что он худой, и лицо измученное и серьезное. Не понятно только, где родители его, пацан ведь еще.

— Отец? Фазер? Папа? Родитель? — в ответ он отрицательно покачал головой, и погрустнел. Отца нет. Нда, не весело тут и них.

— Мать? Мама? Мутер? — тут веселее, уверенно, но серьезно кивнул. Значит, отца нет, мать одна, а он по всем признакам — добытчик. Может, они староверы какие? Еще в моем детстве была история, «Таежный тупик», вроде. Там семейство большое староверов в тайге лет сто жило без связи с внешним миром. Так, значит в плане дружбы будем упор делать на провизию — она им, судя по всему, нужна, и сильно. Можно будет подсуетить что-нибудь из моих запасов в обмен на информацию, мне бы хоть примерно определиться, где я, и как к цивилизации выйти.

— Еда еще нужна? Есть хочешь? — он медленно кивнул.

Я пошел к рюкзаку. Он внимательно за мной следил. Расстегнул его (у пацана удивление), порылся, достал печенье (у пацана радость мелькнула, упаковка на «Сникерс» похожа), банку с рыбной консервой… А вот тут как-то странно среагировал. Глаза выпучил, смотрит недоверчиво. Консервов, что ли не видел? Порылся еще — нож походный, консервный, ложка. Начал открывать — пацан окончательно охренел. Протянул ему банку, вскрыл печенье, отдал ему и его, сам взял только пару штук, протянул ложку. Кукша взял ее как бокал хрустальный. Я ткнул в банку — типа, ешь давай. Он сначала недоверчиво, потом все активнее начал трескать.

Умял все, печенькой подливу из консервы вымакал, чуть не вылизал бедную банку. Протянул мне. На хрена мне банка пуста? Может он, эколог, смотрит, чтоб не сорили. Хотя какой там эколог — оборванец какой-то. Дикий. В лесу. Ладно, помогу ему — он поможет мне. Взял банку, закинул в рюкзак. Ткнул пальцем в лося, мол, что делать собирался? Он сказал что-то вроде «несть», показал на ноги животного, на палку длинную, изобразил как кладет на плечо. Ага, он нести его хочет, за ноги привязать к палке и оттащить домой, где бы он не жил. Я кивнул, взялся за палку, типа, помогу. Он уже более радостно кивнул, но все равно, с каплей недоверия. Ладно, разберемся.

Пока Кукша привязывал лося к палке, я собирал барахло: обертки от печенья и шоколада, рюкзак застегнул, одел на себя, пошел за арбалетом, он возле туши лежал… Кукша успел его взять первым, и посмотрел выразительно на меня. Я пожал плечами. Ладно, пусть забирает. Ткнул в топор, спросил глазами, мол, его тоже возьмешь? Он напряженно кивнул. Я показал руки, типа, все нормально, забирай, и пошел к палке, к которой он привязал лося. Взялся за ближний конец, махнул себе за спину — если не доверяет, пусть с топором сзади идет. Если он на меня кидаться будет, рюкзак защитит, да и почувствую я, палка-то с плеча свалится. Рискнем.

Кукша обвешался, что тот Терминатор — лук на плечо, в руке арбалет (также без стрел, они в рюкзаке остались), топор заткнул за ту веревку, что у него была вместо пояса. Взялся за палку с лосем с другого конца, толкнул ее слегка вперед, и мы пошли.

Он палкой направлял меня — правее, левее, я впереди хромал сквозь кусты да траву, она была сильно выше, чем в том месте где было мое «плато». Так и шли, правда, не долго. Впереди услышали крик, девочка маленькая кричала. Потом еще один, кто-то заголосил, да не один. Кукша сильно дернул палку — надо поспешить. Я пошел так быстро, как мог. Вышли на еле видную тропинку, прошли метров пятнадцать, и при подъеме на бугорок перед нами открылась картина. Картина прямо из боевика.

Перед нами была деревня. Ну как деревня, штук семь строений деревянных, разбросанный на небольшой поляне, окруженной естественными валами. Мы стояли на одном из них. За другим краем поляны, сквозь редкие деревья и кусты, виднелось большущее озеро, которое я видел со своего плато. Левая сторона поляны упиралась в лес, правая — была более пологой, там виднелось то же озеро и заросли то ли травы, то ли камышей.

В деревне стоял крик. Толпа мужиков, натуральных гоповарваров, одетых в кожу, какие-то меховые причиндалы, шлемы (!), с мечами и щитами (!!), луками и копьями (!!!) сгоняла толпу одетых также, как мой спутник, в такие же серые шмотки, баб, детей, и высокого деда в кучу посреди деревни. Они, сгоняемые, собственно и голосили почем зря. Картина была страшная. Какие-то ретро-бандиты геноцидили деревню.

Палка с моего плеча упала, я обернулся. Кукша вытаскивал топор и уже начал бежать в сторону деревни. Блин, там агрессивных вооруженных мужиков человек двадцать, он один на них в атаку собрался, с топором. Сам погибнет, и меня подставит Еле успел остановить, практически запрыгнул на него, повалил на землю, заткнул рот рукой, придавил всем весом своего тела. Кукша вырывался. Блин, да он кусается! Вдавил голову в землю, пригнулся к уху и начал свистящим резким шепотом давить на психику. Он все равно меня через слово понимает, пусть хоть по интонации догадается:

— Ты чего творишь!? Их там толпа. Нас завалят даже пикнуть не успеем. Сами сгинем, людей не защитим, никого не спасем. Ты подумай, их там человек двадцать, все вооруженные, тихо сиди. Может обойдется. Заткнись и не вздумай кричать. Тихо, я сказал, не рыпайся. Ты со своим топором одного максимум завалишь, остальные тебя…. - ну и так далее.

Слов моих он не понимал, я больше на эмоции давил. Эмоции в голосе даже собаки понимают. Я продолжал яростно шептать, Кукша вырывался. Я наблюдал за происходящим в деревне. Вот мужик с черными волосами в каких-то унтах притащил в высокому седому военному с мечом на поясе отчаянно вырывающуюся девочку, лет четырех-пяти. Прикрикнул на нее. Седой спросил что-то у черноволосого, тот переспросил уже обращаясь к девочке. Там показала рукой на край деревни. Там чернели несколько холмиков. Черный отправил девочку к толпе, что стояла посреди деревни. Вернулся к седому, они поговорили. Другие гоповарвары в это время шастали по домам. Точнее нет, не шастали.

Они привычно, я бы даже сказал, профессионально шмонали хаты. Они привычно, древками копий, сдерживали людей. Они привычно, беззлобно, отвесили тумака какой-то тетке, которая порывалась бежать, и вернули ее в кучу. Они привычно, держали под контролем периметр деревни. Тут все было как-то привычно. Даже мечи, одежда, копья, дома-сараи. Все тут было к месту. Кроме меня.

Сердце бешено колотилось. Адреналин хлестал. Кукша практически перестал сопротивляться, и по моей руке потекло что-то мокрое. Наверно, он заплакал из-за бессилия перед происходящим. Адреналин подстегнул память. Я вспомнил! Вспомнил!! Вспомнил!!! Картина ярко всплыла перед глазами…

«… Сергей Валентинович закурил третью подряд сигарету, и продолжил что-то рисовать на бумаге. Я сидел пьяный, откинувшись на стуле.

— Так вот, Серега, смотри. Мы установку запустили, рассчитывали подтверждение моей теории получить. И получили! Но помимо прочего, там пошел какой-то странный процесс. Мы-то работали в направлении кварков, а тут вылезли эффекты, которые мы наблюдали у мезонов. А этого быть не должно! Вот смотри…

Я уткнулся в его каракули. Диффуры, формулы, графики, все карандашом на клочке бумаги. А он все продолжал:

— Вот тут на графике был пик. Он предсказан мною. Это правильно. Но вот дальше, тут вообще пошла пила, а этого никто не ожидал! Мы второй день лоб морщим, что это. По нашим расчетам, такое возможно только если предположить, что мы вышли на уровень структуры континуума, а эти пики — это какие-то «обратные» тахионы, отскок от нашего континуума с другим знаком! Ты прикинь?

— Так, дорогой мой ученный тезка! — язык у меня заплетался, — Ты по-русски сказать можешь? Я слегка запутался в твоих мюонах-мезонах-тахионах.

Ковальцов-старший засмеялся:

— Ну, если по-русски, то мы на квантовом уровне смогли остановить время, на какие-то микросекунды. Но частицы, которые должны были распасться за расчетное время, прожили дольше! Они как будто в пузыре каком-то очутились, где время идет медленней чем снаружи. Понятно, что прикладного смысла никакого нет, это все только на уровне квантов работает, но физика-то процесса! Это ж просто песня! Это ж как коньяк тридцатилетний!

— О! Кстати о коньяке. Еще по рюмашке?

— Заметьте, не я это предложил! Наливай…»

Тахионы, б. ть! На квантовом уровне, б. ь! Пузырь во времени, е. й в рот! Еще и энергию они на порядок увеличивают на второй этап. Б..ь! П. ц! Е. е все! Теперь все стало понятно. И Кукша, и голод, и гоповарвары эти. Это — викинги. А Кукша — местный, древний славянин, мать его так.

И меня скорее не столь далеко закинуло, сколько глубоко. Глубоко во времени, и глубоко в задницу!