Зимой у нас и начались изменения, согласно результатам предновогоднего совещания. Буревой ушёл с головой в мои записи по химии, ходил задумчивый, и даже не садился за опыты. Ему много чего надо было осмыслить, продумать, принять. Это на самом деле не так просто, как кажется. Всю жизнь живёшь и знаешь, что вода — это вода. Проще быть не может, она может быть грязная, солёная, чистая, замёрзшая. Но это всё — вода. А тут тебе на голову вываливают, что она — это два разных элемента, вещества, по сути, которые соединены вместе. Причём одно из них — прямо в воздухе есть. Который тоже не простейший элемент, а смесь каких-то газов. Ужас. И так со всем. Бревно теперь не дерево, просто разных пород, а набор жутких компонентов, про которые так у меня и написано — «набор жутких компонентов», подробнее я не знал. Уголь — углерод, причём уголь этот, углерод то есть, есть чуть не везде. А человек — так вообще не пойми чего состоит, включая светящийся фосфор! И веществ таких — около трехсот, я не помнил конкретнее, и хуже того — все они в свою очередь всего лишь различное сочетание трёх самых малых кусочков — протонов, электронов, нейтронов! Весь мир, такой разнообразный, красивый, непознаваемый превращался в набор из нескольких частиц. Это полностью переворачивало представления об окружающей Вселенной для деда. Буревой долгими вечерами допытывался у меня новых знаний, задавал уточняющие вопросы, пытался опровергнуть мои теории, выдвигал свои.

Трактор большой мы закончили, и получился он огромный. С большим коробом для топлива, с большим баком для воды, высокий, широкий, на гусеницах. Его автономность позволяла ему дойти своим ходом до торфяного болота, причём с грузом. Там его «заправляли» заново, и он мог идти обратно. Первым грузом, который он начал таскать, стали увеличенные сборно-щитовые бытовки. Новый домик был на десять человек, с печкой-буржуйкой. За раз очень тихим ходом трактор увозил три таких. В этом временном жилище обитали дорожники и будущие металлурги, что пока занимались исследованиями торфа.

Испытания нового трактора проводили долго, пытались максимальную надёжность и пределы эксплуатационных нагрузок определить, Мощь, выдаваемая машиной, гулкое её урчание, произвели впечатление на всех. Святослав, после того как трактор чуть не с корнем вырвал небольшую сосну, так и заявил:

— Бычара! Не, у него хм…, не торчит ничего — значит вол. Такими на юге пашут.

— Не, — я посмотрел на трактор, — вот же крюк торчит, значит, бык. Бычок…

Так вот у нас и появились названия для тракторов. Пока делали ГОСТы обозначили три подвижных механизма — малый, средний и большой трактор обрели чёткие описания и области применения. Да и порядок навели в остальном «зоопарке» машин да механизмов, закодировав их и закрепив в документах конструкцию для серийных изделий. Остальное, что не входило в уже существующие процессы или только ещё разрабатывалось и испытывалось, переходило в область экспериментальной техники. Ну а чтобы не ломать язык, произнося всякие аббревиатуры, с подачи Святослава ввели нормальные наименования. Малый трактор стал «Осликом», средний — «Жеребцом», большой — «Бычком». «Одушевление» таким вот образом тракторов, случайно причём, привело к интересному эффекту. За ними стали больше ухаживать и вообще, относиться как к домашним животным. Даже имена собственные давали некоторым. Началось наращивание количества наших тракторов. По плану надо двадцать «Осликов», десять «Жеребцов», пять «Бычков». Благо детали двигателей практически одинаковые. А вот вал — разный, да трансмиссия с рамой, но процесс шёл быстро.

А в конце января к нам пришли гости. Прискакал наш пограничник из заимки, что на юге была, и доложил о том, что в сторону Москвы движется небольшой отряд. По отдельным деталям, описанным наблюдателем, мы опознали, что это наш прошлогодний приятель — Златобор. Собственно, ждали его со дня на день.

— Государь! Государь! — ко мне спешил мужик, из тех, что строили стену, — Сергей!

— А? — я наконец понял, что это ко мне обращаются, не привык ещё, — Чего стряслось?

— Там этот, инсфектор пришёл, тебя хочет, — мужик с трудом выговорил новое слово.

— Кто? А-а-а, инспектор, Златобор.

— Ну да, сказал, Сергею скажите, мол, налоговый инспектор пришёл, — мужик помял в руках шапку, — мы его к воротам почти подпустили, ничего страшного? Они с вежеством пришли, ещё в лесу с коней слезли, да пешим ходом двигались сторожко.

— Спасибо, ладно, скажи — сейчас буду, — я пошёл собирать своё «правительство».

Пришли мы впятером, я, Лис, Торир, Святослав да Кукша. Буревой сидел в лаборатории, читал да проникался моими записями, отвлекать не стали. У ворот застали забавную картину. Пять мужиков, вооружённые мечами да копьями, держали под уздцы коней, и, раскрыв максимально широко рты, пялились на новую стену. В принципе, понять ребят можно. Живёшь ты такой в девятом веке, направляешься к деревянной крепости, а застаёшь каменную стенку. Причём такое ощущение, что стоит она тупо посреди поля. От кого та стена? Зачем в этом месте? Кого защищает? Может, вообще культовое сооружение? Но зачем такое большое? Тут народ практичный, просто так сооружать ничего грандиозного не станет, да и не сможет. Только текущие потребности сил обычно хватает закрывать, а остальное — только если нужда заставит. А тут просто стена здоровая посреди поля. Бред какой-то…

— Здорово, Златобор! Какими судьбами? Опять нас на мыто примучивать пришёл? — я поздоровался с парнем.

— И вам не хворать! Не, в гости в этот раз, без мыта, — тот чуть склонил голову, но без раболепия, так, отметился просто, покраснел малость, замялся, и пожал таки руку, — вот, пришли узнать, как у вас дела да отдариться за приём прошлый…

И опять покраснел… Хм, задумал что? Или это он разведку проводит? Надо бы понять, пока не поздно. Сказал ему, что сейчас мы домик выведем из крепости, в нём и поговорим. Дал команду мужикам, что на стене крепости маячили, те передали распоряжение внутрь крепости. Через десять минут из ворот с гулом вышел «Жеребец» с новым домиком щитовым, поставил его метрах в двухста от крепости. Я-то, признаться, забыл просто отдельно напомнить, чтобы технику не светили! Зато теперь отряд налоговой полиции можно брать голыми руками, окончательно народ охренел. Затопили буржуйку, принесли еды, засели в домике да и начали разговоры разговаривать:

— Как там мыто? Много ли собрал? Что Рюрик на Ладоге? — я переживал за потенциального правителя Руси, а то с моим появлением ему и места в истории может не достаться.

— Мыто в это раз мало, в том году больше взяли, да людей поубавилось, кто-то ушёл, кто-то под других лёг с землями, у меня, правда, как в том лете получилось, — инспектор охотно шёл на контакт, — Рюрик в Новгород сходил, с дружиной, но пока на Ладоге сидит. Там, в Новгороде, замятня так и идёт, да резать друг дружку начали. Рюрик войско собирает, по теплу опять пойдёт…

Златобор трепался, как будто на экзамене, все выдал. От чего удостоился неодобрительных взглядов меня, своих мужиков, Лиса, да и Торира с Кукшей. Инспектор увидел это, покраснел, пошли оправдания:

— Да то всем известно! Он же сам клич объявил, мол, кто хочет, пусть у него на Ладоге собираются. Я вот и думал, может и вы к Рюрику пойдёте…

— Не, мы пока не будем. Нас и тут неплохо кормят. Сам как, как семья, как жизнь?

Златобор расцвёл:

— Семья хорошо! Отец расторговался хорошо в этом году, — ну да, до весны ещё этот год получается у них, — хорошо дела шли. С мурманами, с хазарами, да и тут, на Ладоге мены хорошие были. Он у меня купец, меня мытником пристроил, чтобы освоился я, да потом тоже к делу приставит. Торговому. Женился я, душа моя — красавица! Соседская, давно нас родители засватали, ещё по детству.

— Ну раз такое дело, надо бы и отметить, — я достал настойку ягодную, да рюмки деревянные, — За здоровье молодых! У нас тоже вот Кукша женился, да и другие тоже. Святослав, ты лучше знаешь, надо бы нашему инспектору подарок сделать, на свадьбу. Да жене его новой. Нам для друзей ничего не жалко!

Собственно, мы хотели наглым образом купить себе источник информации о происходящем на Ладоге и в Новгороде. И сценарий новой встречи с мытником, или другими людьми с юга, разработали ещё прошлой зимой. Решили с кем-нибудь подружиться, подкупить чем-нибудь подспудно, не сильно раскрывая свои намерения, ну и тянуть сведения, коли такая возможность представится. Ну вот Златобор и попал под «дружескую раздачу подарков добрыми москвичами». Вроде, получается. Мытник довольный, лыбу тянет, мужики его степенно закивали, мол, да, хорошо когда друзья. Проговорили ещё часика два, пока Златобор, покраснев как девица, не выдал нам цель своего прихода. Меч он хочет. Булатный. Как у нас были. Рассмотрел в тот раз да и загорелся. Серебра принёс, десять гривен, тех, что на свадьбу собирал.

Мы с мужиками переглянулись, надо переговорить. Вышли по нужде со Святославом, да и в процессе обсудили по-быстрому.

— Как думаешь, продать стоит? — начал прямо за порогом Святослав.

— Не, продавать не стоит. Подарим! С доспехами да копьём и топором, наш комплект.

— Винтовку тоже? — Святослав недоверчиво смотрел на меня.

— Не, винтовка ему не нужна. Как и арбалет. С коня он как стрелять-то будет? Тем более, мы же не оружие дарим, а подарок, символ нашей дружбы. Такое продавать нельзя, только в подарок. Пусть рефлекс вырабатывают…

— Чего?

— Ну, рефлекс. Это такая штука, хм… вообщем, вот когда тебе соринка в глаз попадает, ты моргаешь. Так? Так. Вот рефлекс — это действие, которое ты без его осознания совершаешь. Ну там моргнуть, или руку одёрнуть от кипятка, или вот как мы сейчас вышли, нужду справить. То что само делается, а ты о том даже не думаешь.

— Понятно вроде. А тут какой этот рефлекс будет?

— Условный. Который получается, когда живёшь долго. Вот, например, ты за меч хватаешься периодически, а его у тебя на поясе нет. Вот такой рефлекс у тебя.

Святослав инстинктивно потянул руку к тому месту, где висел меч, но одёрнул, даже испугался чуть:

— Ишь ты, как оно! И впрямь получается… А я даже не думал!

— Во-во, инстинкт сработал, это тоже, что и рефлекс. Так вот, пусть рефлекс вырабатывают, что если с нами дружить, то будем куча всякого полезного, причём такого, что за деньги не купишь. Вот. И мужикам надо его подарить чего, да и бабам их. Они ж не виноваты, что женились не в этом году? — я улыбнулся, Святослав тоже.

— А дарить что будем?

— Вот я тут у тебя спросить хотел, в чем потребность может быть у них? Чему порадуются больше всего? Да, ещё бате его надо что-то присмотреть, чтобы значит уважить.

— Тут думать надо…

Засиделись за полночь. Попросили мужиков остаться на день, пока мы им подарки приготовим. На утро отправили к ним Агну, та обмеряла Златобора, да выбрали ему доспехи из запасных. Юркины как раз по размеру подошли. Мужикам, тут не стали оригинальны, сделали деревянных ящиков для перевозки бутылок, по два штуки, да и распотрошили наши запасы с настойкой. По четыре бутылки вышло на брата, чуть не треть запасов алкоголя. А бабам — ткани сосновой, благо, её много было, ниток таких же, да иголок и прочих швейных принадлежностей. Жене Златобора — набор из женской настойки, она не такая крепкая, тоже ткани, только льняной, её у нас тоже накопилось про запас, и такие же швейные наборы, что продавали крепостным в лавке.

Весь день мужики пришлые пялились на нашу стройку. А как тут не глазеть? Толпа народу в фуфайках заливает стену, трактора туда-сюда бегают, отбойный молоток прикопанный в траншее, с жутким грохотом бьёт скалу. Дабы не приняли нас за колдунов и не получили инфаркт, Кукша отвёл их на экскурсию на Перуново поле. Там зачитал таблички, показал идолов. Мужики малость отошли от шока, боги общие, значит, без их воли тут не обошлось. А кто знает, чего они хотят на самом деле, силы те мистические? Может, как раз вот паровых тракторов им и не хватает. Вот и успокоились ребята. Вечером вручили торжественно подарки.

Златобор в шоке, такого точно не ждал, бегал в доспехах и орал, что, мол, не расплатится. Мы успокоили — это подарок, на свадьбу. Жёнам воинов его рюкзаки выдали с тканями да иголками, им самим — подарочный набор с выпивкой. Вояки в ещё большем шоке. Не от бухла — от стекла! Взяли и просто так подарили ценнейший ресурс! Было от чего впасть в задумчивость. Златобор пробовал совать деньги, мы гордо отказались, за такое, за подарки, мы денег не возьмём. Златобор приуныл, отдарка не смог дать. Лис разрулил ситуацию:

— Ты как на Ладогу придёшь, к бате подойти с теми деньгами, да вот с этой штукой, — Лис достал короб с подарком для отца Златобора, — ему передашь, на словах скажешь, что государь России благодарит за то, что сына нормального воспитал, умного, и передаёт подарок ему, соответствующий.

В подарок отцу Златобора мы оформили канцелярский набор. Ну там чернила, записные книжки, скрепки всякие. Короб получился в виде чемоданчика небольшого, там всё и поместилось. Презент делали с мыслью о том, что раз купец дела торговые ведёт, значит, пишет много. А учитывая масштабы его деятельности, Злаботором нам описанные, мужик должен быть не глупым, и подарок оценит. Показали на бумажке как пользоваться всем, Златобор сам проникся. Ему в довесок тоже вручили записную книжку небольшую да карандашей десяток. Нам не жалко, а ему приятно.

— А также бате передашь, — не унимался Лис, — что пусть на твои деньги, если отдариться хочет, присылает нам олова. Очень поможет нам.

Я посмотрел на министра торговли — молодец Лис! Все правильно придумал. Олова не хватает на консервные банки, запас один остался небольшой, мы в него стекло льём. А если нам на десять гривен олова пришлют — тут-то мы и развернёмся! Здорово придумал. Правда, серебро нам тоже надо, на фотографии. А то уже к концу подходит. И Лис не подвёл!

— Ну а если такая вот штука для записей ещё понадобится, бумага она зовётся, пусть не стесняется, серебра захватит, и тебя к нам отправит.

Вот так и вербовали мытника, провоцируя Златобора почаще появляться в Москве. За торговый интерес, я думаю, он и информацию нам сливать нужную станет, сам того не зная, просто в разговоре «с хорошими друзьями», и видеть мы его станем чуть не каждый месяц, чтобы данные не устаревали. Такие вот кренделя у нас в части международной политики. Добавим к словам Златобора сведения от корелов, что по озеру ходят, свои наблюдения — будем иметь картину происходящего в Новгороде и на Ладоге.

Расстались с мытникоми его людьми на рассвете. Проводили на конях патрульных до заметной речушки, обняли на прощание, и отправили восвояси. На обратном пути международную обстановку обсуждали. Если собрать все сказанное мытником да людьми его, то выходит следующее. Рюрик собрал бригаду, практически агитационную — обвешанную оружием, доспехами, мечами да топорами, и отправился на «выборы» в Новгород. Там свои разборки, желающих разместить зад на троне княжеском хватает и без Ладожских «сидельцев». Основных группировки в городе две, не считая Рюрика, бьются они уже серьёзно, со смертями да поджогами. Остальные мелкие группки по интересам пытаются угадать победителя и примкнуть к нему. Рюрику сказали, что, мол, вы конечно ребята бравые, но вас тут не стояло, да и отправили в пешее эротическое путешествие. Ну, в смысле, на Ладогу обратно. Мол, мы тут сами разберёмся — вам потом о результатах «выборов» отдельно доложим, под кого теперь ложиться скажем. Рюрик не будь дурак, в драку не полез, а принял Соломоново решение. Пусть два основных кандидата сейчас друг дружку попинают, а он придёт через год, и нагнёт всех под себя. Ослабеют-то, небось, группировки во время замятни. В таком деле спешка лишнее, вот и отправился варяг спокойно к себе на Ладогу, дальше собирать да обучать дружину, готовиться к летнему походу. Авось, там уже и биться не с кем будет. Красавчик дядька, уважаю.

Нам от тех новостей ни тепло, ни жарко. Жарко, или даже горячо станет, когда он окончательно сядет в Новгороде. Вот тогда надо суетиться. Пару лет он в дела входить будет, а потом — держись. Дружина-то здоровая уже, надо бы её куда послать, типа, в поход. Добычу возьмут — хорошо, вернуться вполовину от отправленных — ещё лучше. Сейчас, по рассказам, у него сборная солянка из кучи ратей, объединённая одной целью — посадить Рюрика на трон. Объединили их не на убеждении, а на обещании доли немалой да преференций различных. А Новгород-то не резиновый, чтобы кормить всех. Вот и «сольёт» он, скорее всего, союзников ситуативных, как мы все думаем. А куда отправит дружины — вот тут могут быть варианты. Лис придерживался мнения, что на юг. Там хазар нагнуть можно или дальше кого, византийцев каких-нибудь. А может и на север кого отправить, мы не исключали такого поворота. И тут они на Москву и выйдут. Вот этот момент надо чётко понимать и готовиться к нему. И информация от мытника да корел должна поступать своевременно, для того и спектаклю разыграли перед Златобором, задобрили мужика подарками да обещанием перспектив торговых. А сами пока продолжим крепить промышленность и оборону.

Провели парад на День защитника отечества. Народу понравилось, ходили строем с песнями, маршами, даже показали пару боев показательных на мечах да перемещения стрелков с поражением мишеней устроили. Тоже развлечение.

Первого марта состоялось небольшое радостное событие в нашей жизни. Дед наконец-то проникся новыми знаниями по химии, и засел в лаборатории. На текущий момент его задача — попытаться найти индикаторы для разных веществ. Из инструментов у него — все наработанные за это время реактивы, горелка, склянки-банки, нос да глаза. Надо Буревою сейчас узнать, где какое вещество у нас бывает, как их разделить и обнаружить в растворах, смесях, взвесях и прочем. И я ещё добавил новое изобретение — холодильник.

Появилось-таки время его соорудить из цилиндров и клапанов паровых машин. Было у машины два применения и режима работы. В холодильнике можно было охлаждать газ. Его подавали воздушным насосом в цилиндр с поршнем, те разогревались из-за увеличения давления. Стенки сосуда охлаждали проточной водой, и мы отпускали поршень. Совершая работу, газ сильно остывал. Если в нём была вода, мы на воздухе испытания проводили, то она стекала по стенкам вниз. Добавляешь новую порцию газа — и процесс повторяется. Если правильно рассчитать всё, то механическая работа расширяющегося газа шла на воздушные насосы, и энергии такой агрегат жрал мало. Бодро стекали по внутренним стенкам испаряемые Буревоем жидкости из различных смесей, вроде скипидара — уксус, спирт метиловый, вода. А вот когда мы перестроили чуть холодильник, то получили лёд. Сильно очень стенки цилиндра охладились, внутри и снаружи агрегата была изморозь. Пару часов работы — и большущий кусок льда образовался нам на радость, теперь сможем системы хранения продуктов сделать.

Ну а работа с газами — это уже исследовательская часть, она на Буревое. Он много всяких запахов получает в процессе опытов, вот пусть и попытается их сжижать, посмотрим на результат. Я же искренне надеялся на одно — у деда получиться разделить воздух на азот и кислород. Вторым попробуем домну продувать, может, более крепкие железо и чугун выйдут. А то периодически инструменты и запчасти на морозе давали, что называется, джазу, трескались в самый неподходящий момент.

Тогда же, весной, поменяли программу обучения для крепостных и мурманов. Раньше было письмо, счёт, эксплуатация машин и механизмов. А теперь добавилась новая наука — «Техника и экономика». Вот такой вот предмет. Два месяца я делал учебную программу, опрашивал народ исподволь, слушал, о чем они между собой в клубе говорят. Там у нас теперь тесно вечерами, особенно когда Держислав с детьми сценки всякие ставит. У него фантазия — на пятерых хватит, интересно придумывает, даже для меня. Ателье наше половину времени на него работает, костюмы шьёт и реквизит делает, за госудраственный, понятное дело, счёт, ибо для всех. По сути, сейчас Держислав в клубе главный, мужик-музыкант фактически самоустранился от такой нагрузки, не его это. А сын Святослава меня послушал, да и пошёл творить. Какие-то зайчики с волками у него добывают не то морковку, не то Золотое Руно, боги бьются да пируют, битвы на сцене происходят игрушечные. Молодец пацан, потому повесил на него ещё и оркестр.

Теперь у нас пяток мелких дули в трубы да дудочки, били в барабаны да литавры. Главная цель — выучить Гимн России. Получалось плохо, у меня со слухом проблема, а другие никто не слышал его. Сильно мудрствовать не стал, слова и музыку взял из современного мне гимна Александрова. А что, текст там нейтральный, явных противоречий нет, разве что моря южные упоминаются. Но то какие наши годы! А вот про «братских народов союз вековой» — так прям вообще в точку, у нас тут как минимум четыре разных народа — мурманы, мы, словене да корелы. Вот на таких представлениях да в буфете после них и слушал я разговоры, направлял их в нужное мне русло, да вечерами думал много. Причём вторым гимном, уже народным, была «Песня защитников Москвы», там где «В атаку стальными рядами…». Как дальше пойдёт, какая из песен приживётся — я не знаю, пусть будет две, про запас.

Новая программа обучения строилась на принципах наглядности, самостоятельности, практичности и построения причинно-следственных связей. Я их сформулировал, оценивая результаты учёбы детей и взрослых. Если мелким можно авторитетом да ремнём отцовским вбить знания, то взрослым теоретические знания казались бесполезными. Задал как-то стандартную задачку, у Васи было три яблока, одно он съел, второе потерял. Сколько яблок осталось у Васи? Мне один мужик выдал качественный ответ. Мол, дурак тот Вася, надо за яблоками следить. И ведь не поспоришь! Курс экономики, подсчёта ресурсов в нашем случае, и техники объединился в набор вполне себе практических задач, с которыми народ сталкивается каждый день.

Задал первую — наши трактора потребляют вот столько леса, когда опустеют окрестности? Народ задачу не понял, отправил их считать деревья. Побегали по лесу, пришли с результатом. Научил их расчётам площади. Прикинули москвичи результат — прослезились. Облысеют леса вокруг очень скоро. Усложнил задачу — мы сажаем деревья. Сколько леса можно брать, учитывая что растёт он лет пятнадцать до момента его использования? Засели надолго, выдали результат, вроде как десятую часть от растущего получается рубить невозбранно. Я усложнил ещё больше условия. Раз только десятую часть брать стоит, знать, площадь больше выйдет, лесоповалы на порядок в размерах увеличатся. А сколько в этом случае на доставку брёвен тракторами уйдёт дров? И на сколько при этом вырубки увеличатся, ведь топливо-то из того же леса будет.

Народ посчитал, пришёл в состояние лёгкой паники и в воскресенье рванул сажать дедовы саженцы. Дальше — больше. Расчёты по механике, по расходу ресурсов, по расстояниям и перевозимым грузам. Народ смотрел ошалело на окружающий мир — таким его они ещё не видели. Легче всего было тем, кто у нас в бригадиры да доверенные лица выбился, те подсознательно уже понимали то, что я донести хочу, и просто пополняли багаж знаний по математике и технике. Остальные, линейные, так сказать, рабочие, зачастую терялись.

К концу апреля вся работа в деревне встала. Не делали ничего из-за того, что народ теперь мозгом начал понимать то, что он творит, сколько на это тратит, к чему это может привести. Подключил Кушку, своих родичей, задачки пошли ещё сложнее. Добавилась военная составляющая, типа расчёта возможного ущерба от нападения, количества ресурсов на случай осады и прочего. У крепостных началась ломка сознания. Все, что раньше порой казалась блажью, вроде торфоразработок, обрастало цифрами, аргументами, тоненькие ниточки связей между всем, происходящим в деревне начинали ложиться на взбудораженные умы людей.

Задачи им давались плохо, не хватало знаний. Начали устраивать лабораторные работы, вроде тех, что сами проводили. Эксперименты давали новые данные, часть задачек двигалась вперёд, до новых затруднений. Опять эксперименты. Потом — расчёты затрат на эксперименты, опять шок, снова новые данные.

Из задач на простые подсчёты перешли к сравнительным. Что лучше? Чего больше? Как быстрее? Народ окончательно закипел, сломался, и… Начал задавать вопросы! Они сыпались, как из рога изобилия. Что, почему, как, сколько — неслось со всех сторон. Улыбался, отправлял в библиотеку с документацией. Её пришлось перенести в клуб, да ещё и сделать по несколько копий, благо типография на стальных лентах уже была, и заново набирать шрифты не пришлось. Наступала эра любопытства.

Бытовые работы, такие как посадка урожая, шли незаметно, как и другая повседневная деятельность. Народ сидел над задачками, новыми глазами смотрел на всё вокруг. От массовых решений перешёл на групповые — теперь каждой группе давал кусок задачи, потом — совместное решение, потом — выводы, результаты, новые задачи. В упражнениях было всё. Не там поставил запятую, каков перерасход по глине? Не та марка стали указана в задании на работы — сколько придётся переделывать? Все это двигало грамотность. Ошибся в направлении дороги на пару градусов, на сколько дольше придётся делать путь? Указал не тот азимут — куда она вообще выведет? Арифметика шла на ура, физику двигали механикой, экономику усваивали на примере нашего хозяйства, всё шло в ход, сдвигая мозги наших людей с привычной им колеи. Наконец, под самую осень, у нас случился прорыв.

Задача, из-за которой он произошёл, была практическая. Надо посчитать трудозатраты на постоянное закапывание отбойного молотка для разрушения скалы, с последующей утрамбовкой земли на месте ямы от отбойного молотка. Скала тянулась почти под всей предполагаемой северной стеной, и сильно мешала строительству. Группа мужиков пришла ко мне с предложением. Вот так, решали задачу, а пришли с предложением. Они хотят сделать трубу с молотком на конце. Мол, по трубе с отбойником на конце пусть идёт сжатый воздух, а трактор тогда и закапывать не надо, на земле пусть стоит. Напряг их подумать над тем, как менять высоту молотка — труба-то фиксированной длинны, а скала «пляшет» по уровню. Пришли через два дня с проектом гибкой трубы, шлангом. Мол, если сделать, тогда мужика с тем шлангом да молотком поменьше в яму, пусть ковыряется. Мужикам — премию за рацпредложение, и задачу — делать тот шланг. Народ воспрял! Да так, что я и не рассчитывал!

В принципе, понять людей можно. Работа в течении полутора лет была строго по технологическим картам. Ни на миллиметр влево или вправо от них отступать не позволялось. И такой труд, несмотря на все наши новинки, стал уже натуральной текучкой! Да, с новыми и удивительными для здешних мест инструментами, да, с паровой тягой, но по сути — однообразный и монотонный процесс. А проявить себя, сделать лучше что-то, мужикам не хватало знаний. Они появились в этом году, и позволили аргументировано оспаривать технологические процессы. И мы, Игнатьевы, охотно в этом шли на встречу. Выделится теперь в Москве мог каждый, если не усердием в труде, так изобретениями и рацпредложениями. Вместо тупого следования уже готовым описаниям, народ получил возможность самостоятельно влиять на производительность своей работы. Из простой и ограниченной жёсткими рамками эксплуатации готовой техники мы сдвинулись в сторону осознания её устройства и понимания процессов производства. И главное — на окружающую действительность теперь мог повлиять практически каждый, в меру своих знаний и образования. Ну а если к тебе при этом ещё и прислушивается начальство, скрупулёзно анализирует любые, самые безумные идеи, никого не гонит и активно включается в процесс обсуждения изменений, помогает и наставляет, выделяет премиями, ресурсы пускает на разработки — мотивация рабочих возрастает со скоростью взлетающей ракеты.

Аккурат к Дню Знаний закончили гибкий шланг, правда, с нашей помощью. Но идея-то — их! На базе существующих для воды, армированных проволокой, из ткани, пропитанной смолой, делали трубки для отбойных молотков. Гибким его назвать можно весьма условно, править приходится после и перед использованием. Воздух такая конструкция пропускала тоже с завидной периодичностью. Но мужики свою задумку отстояли, причём чуть не драться ко мне пришли, когда я им на качество указал сего продукта. Махать кулаками то стали, но с расчётами! Выдали мне технико-экономическое обоснование использования ткане-проволочной поделки, да рядом проставили затраты на раскопку ямы для тракторного отбойного молотка. Вот, мол, сравни сам. Я сравнил — мужикам премия, Обеславу — работа по созданию новых механизмов.

Это Первое сентября встречали в совершенно другой атмосфере. Ну, во-первых, наш сводный оркестр таки изобразил подобие гимна. Во-вторых, люди, пришедшие на него, на этот раз прониклись торжественностью момента. Ещё бы! Своими знаниями и трудом они меняли окружающий мир под себя. Строчка из гимна, по поводу «предками данная мудрость народная», легла на удобренную почву, народ смотрел гордо да детям своим назидательно рассказывал про пользу от знаний и образования. В этом году у нас школьников не так много новых, а вот через лет пять ожидается натуральный бум — толпа беременных и недавно родивших женщин стояла на торжестве довольно большая. У нас в семье, в широком её смысле, тоже скоро пополнение — Агна с пузом ходит. Под Новый Год аккурат ей срок выйдет рожать.

Муж её, правда, вместе с Лисом, Ториром и Кнутом ушли на лодке по озеру плавать. Основная задача прежняя — путём взаимодействия с корелами, идущими с торга, держать руку на пульсе событий, происходящих в Новгородских землях. Ну и чуть торговать — опять соль нужна. Дополнительно было оговорено, что если появиться возможность, попробовать взять на Волхове сирот для пополнения населения Москвы — в этот раз зона действия разведывательного судна была расширена чуть не до Новгорода. Такие поездки мы осуществляли раз в месяц-два, в качестве судна всё также использовалась старая лодка Торира. Её чуть модернизировали под наши нужды, но не сильно, судно не должно было сильно выделяться из числа других, шатающихся по озеру. Единственно, экипаж вооружили хорошо, винтовками, и даже пулемёт один им выдали с компрессором небольшим для пополнения запасов сжатого воздуха.

После Дня знаний прорывы в нашей жизни продолжились. Пришёл первый караван из тележек с торфом. Всю весну и лето Добруш восстанавливал дорогу, её попортило во время весеннего половодья. Потом мужики отрабатывали добычу торфа, думали, как выгоднее его резать, сушить, где завод ставить, как руду забирать. Бригада, что рыла канал на Рудном болоте, наконец-то, встретилась с теми, кто работал над дорогой и новым топливом. Непрерывным потоком по новой водной артерии шла глина, грунт, руда к небольшой пристани на месте старой разработки, той, что ещё Первуша делал. Оттуда сырьё шло в Москву тракторами. До озера пока не стали продолжать канал, чтобы не светиться лишний раз перед снующими на нём лодками. Три типа тракторов, определённые нами как серийные, чётко заняли свои ниши в нашем хозяйстве.

Мелкий и юркий колёсный «Ослик» стал, по сути, передвижной платформой для навесного оборудования — отбойных молотков, экскаваторов, промывочных лотков, подъёмных механизмов и прочего. Наравне с ним трудился и более крупный «Жеребец», который при этом выполнял ещё и функции перевозки на небольшие расстояния тележек с грузом, работал в полях. Ну а «Бычок», здоровый гусеничный трактор, был у нас магистральным транспортным средством. Этот «терем на колёсах», как его прозвали мужики, тянул чуть не десять тонн груза на крюке за собой. На обычном грунте, не подготовленном, машина чувствовала себя не очень, а вот на дорогах — вполне выдавала два-три километра в час. Зимой эффект обещал быть ещё больше, замена колёсных тележек на салазки должна дать хороший прирост производительности. Но опять же — только на дороге.

По поводу наших путей и маршрутов и пришёл ко мне Добруш. Тестовый участок, что они с мужиками соорудили и постоянно совершенствовали, дал, наконец-то, нам рецепт приличного дорожного полотна. Однако количество стройматериалов и технология их укладки для получения нужного результата, была негуманная. По всему выходило, что надо вырыть в земле широкую и глубокую траншею, и слоями укладывать в неё, постоянно утрамбовывая, гравий разного размера, песок, грунт, пропитывать это разбавленной цементной смесью, сооружать канавы и водоотводы, бордюры. Километр такого пути выходил чуть дороже, чем километр стены! Правда, другого варианта пока не было — все теоретические потуги на ниве железнодорожного строительства упирались в отсутствие необходимого количества стали и чугуна. А для ликвидации этого дефицита надо строить металлургический завод. Потому пока рисунки паровозов да рельсов пылятся на дальней полке, ждут своего часа. Сперва надо обычный путь сухопутный сделать, для тракторов. Добруш поведал мне о всех перипетиях, возникших в процессе разработки технологии дорожного строительства. Он сказал:

— Ты, дядя Сережа, вещал про системы сложные по зиме. Я думал, ты про машины хитрые говоришь. А тут вон дорога простая — а тоже сколько всяких мелочей учесть надо.

— Ага, дорога она такая, сложное это сооружение, нельзя к нему легко относиться. Запомни, Добруш! Любое, абсолютно любое, дело требует вдумчивых размышлений. Как лучше сделать? С чего начать? Как себя в процессе поведёт механизм или постройка? Поверь мне, лучше лишний месяц потратить да побольше всего предусмотреть. Всё не предугадаем, всякое в жизни бывает, но продумать получше ты должен всегда. Сперва — думаем, потом — ещё раз работаем головой, а потом — ставим опыт. И после него размышляем, и ещё эксперимент ставим. И когда исследования да испытания покажут, что решение верное, тогда строим.

— А что ж мы город наш постоянно строить по-разному хотим? Не додумали, видать? — подначивает пацан, но ему можно, родственник да и дело говорит.

— А ты заметил, как мы меняем стройку? У нас проект из частей состоит, разных. Мы их каждую отдельно сделать можем. В таком случае порядок не так уж и важен, можно проиграться. Но у тебя ж и проекта не было!

— Так заняты все были!

— И то верно. Тут наша вина — бросили тебя, как кутёнка в воду, авось выплывешь. Я себе да и Буревою штраф за то выпишу, а твоя вина только в том, что дело взялся делать без проекта. Понял?

— Понял, — Добруш улыбнулся, — деда пожалей, изверг!

— У него отработка на производстве будет, ему понравится! — я тоже улыбнулся.

Вот таким Макаром и делалась наша дорога. Теперь у Добруша новая задача — оценить все возможности и посчитать, что проще — поверх существующего пути делать новую магистраль или рядом сооружать? И новый экспериментальный участок определили, длиннее и ответственнее. Им выступал путь от Москвы до Ближней пристани Рудного болота. Большой поток сырья у нас оттуда идёт, пока «Бычки» на этом маршруте ходят со сниженной нагрузкой. Основной перевозимый материал сейчас — торф.

Его трактором малым да плугом боковым разрывали в мелкие комки, он на солнце сушился, пока дождя нет, потом его собирали ленточным погрузчиком. Дождь — вся работа насмарку. Опять надо разрывать его в комья да сушить. Пробовали сушить торф самим торфом, в печках — эффективность такого труда оставляет желать лучшего. С этим возились бывшие копатели болотного канала, включая Власа. У них наиболее энергоёмкое производство будет, металлургическое, вот пусть и обеспечат себя ресурсами, да и нас заодно. Мужики бьются над решением, теперь не я им, а жизнь сама задачки подбрасывает, я нарочно не вмешиваюсь — знания, самостоятельно приобретённые, лучше в голове сидят. Разве что подсказываю иногда.

Торфа привезли тонн сорок. Это, если на дерево рубленное перевести, будет по энергетике почти сто кубометров. Много, но не так чтобы сильно. Нужен поток, непрерывный. По каналу и по сухопутной дороге подвоз его занимает чуть больше день. Рано утром выходит «Бычок» на старую дорогу, или плоты с баржей на водную артерию, поздно вечером мы имеем в Москве партию топлива. Причём пока паровые механизмы работают на дровах — двигатели под торф не предназначены. Начались мучения с переделкой котлов и топок под новое топливо.

За основу взяли идею уже используемых древесных пеллет. Только в этот раз они не как дрова типовые выглядят, а в виде шариков. Два раскалённых барабана с полусферическими выемками прогоняют через себя чуть сырой торф, получая заготовки. Потом эти шарики поступают на металлический конвейер, где их досушивают раскалёнными газами. И вот, казалось бы, задача простая. А смазка? А оптимальный размер шарика? А как его правильно обжечь? А сбрасывать после этого да не повредить? Причём я сознательно от процесса отстранился, только идею, считай, подкинул, а Обеслав да мужики доводили до ума её. Как и автоматику подачи топлива в машину и саму топку — возились много, муторно получилось.

Но зато новое топливо вышло — просто сказка! Вместо грандиозных коробов да рычагов для подачи дров — шнековый податчик с отбором мощности от двигателя, там пришлось отдельную передачу делать, правда. Но места для бака теперь в два раза меньше, энергии — в два раза больше, удобства — так вообще неоценимо! Засыпай в короб шарики торфяные, врубай передачу, пошла работа. Мы ещё и «пускач» сделали — хитрую скипидарную горелку. Теперь можно, как белому человеку, садиться за руль, путём кручения малого штурвала, к которому приделан кремний с огнивом, поджигать фитилёк, нагнетать ручкой специальной давление в баллоне со скипидаром, и тот через конструкцию, напоминающую паяльную лампу, подаёт огонь в топку. Включаешь подачу торфа, сначала руками, потом на автоматику переводишь, куришь какое-то время, и алга!

Но самое главное — это делалось без меня! Я только задачу ставил, Обеслав с мужиками изобретал, потом утыкался в непознанное, шёл ко мне за советом. А самое страшное — я всё меньше тех советов был готов дать! Ресурс знаний по механике, химии, физике я почти исчерпал. Не, конечно могу ещё грандиозных мыслей подкинуть, но это потом. Пусть для начала то что есть освоят, потом и другое постигать начнём.

Приехали наши разведчики. Дождливым днём в воздухе появилась ракета, пора открывать нашу защиту заводи. Мужики попрыгали с лодки, пообнимались мы, и пошли в баню. После помывки доклад. Кроме наших мужиков на лодке была группа новых жителей, которые пока там и остались, под брезентом, связанные. Об этом мне Лис поведал по дороге к дому. Я не то чтобы удивился, мы сами рыбаков в таком вот виде возили, но все же интересно было, почему так. Вроде вербовка должна была быть добровольная, а тут, считай, как пленников людей привезли.

— Мы в сторону Ладоги пошли, корелов ловили — начал свой рассказ Лис, — тех мало в этот раз было. Сведений от них только чуть получили. Пришлось на Ладогу ехать сторожко, чтобы информацию добыть. Там, на торге — беспорядок. Рюрик дружину здоровую собрал, да по лету в Новгороде сел крепко. Мы на Ладоге прошлись по рядам ремесленным, по торговым, по окрестным деревням. На нас внимания никто не обратил особо, потому людей поискали, сирот, как ты и говорил. Большинство после мора разобрали по родичам, да может кто и сгинул уже. Мы только троих мальчиков попрошаек нашли. Они на торге промышляли, да воровали по мелочи. Им за то руку отрубить могли, дружинники их взяли. Мы за мзду малую их и выкупили, бардак там сейчас, при мне такого не было.

В словах Лиса чувствовалась лёгкая тоска по Ладоге. Сколько он труда и сил в неё вложил! А теперь там другие люди хозяйничают. Бывший начальник словенского торга продолжил:

— По посёлкам прошлись, что на Ладоге стоят, до Невы, да и дальше, к корелам ходили. У тех никого не взяли, из-за замятни все на стороже сидят да по лесам в случае чего разбегаются. Вернулись на Ладогу, по Волхову прошлись, никого не нашли. А вот приятель твой, Самуил, помнишь такого? Ага, тот самый хазарин. Тот помог. Он, оказывается, насмотрелся на твои соревнования, ну те, на лодках, да и организовал свои такие же! Команду на вёсла собрал, с ней по рекам ходит да на спор состязается.

Я рассмеялся. Вот как жизнь иногда поворачивается! Был спекулянт-барыга, а стал первым владельцем профессиональной спортивной команды в этой части географии. Тем временем Лис продолжил:

— Мы его чуть прижали, мол, помнишь людей, что добро тебе сделали? Тот отпираться не стал, помог, за долю малую. Вообщем, это… Ты баб просил — получай. Привёз я тебе их. На всех хватит.

Леда инстинктивно нащупала сковородку, моя Зоряна тоже глазами искала ухват. Лис поменялся в лице, быстро начал исправляться:

— То не нам! Мужикам нашим! Их-то много без баб осталось, где их тут по лесам брать? Вот и привёз я, значит, чтобы не оставались бобылями. Два десятка привёз. Все — девицы.

Лис таки заработал по «кумполу», под высказывание Леды про то, что, мол, наверно сам уже проверил. Посмеялись, не сильно Лис пострадал, зато для общей пользы. Наши барышни успокоились, мы пошли смотреть девиц. По дороге Лис продолжил рассказ:

— Хазарин Самуил людей знает. Ну, знал. Они товар живой, пленниц, в основном, возили на юг. Там на такое спрос есть. Ловят их по селищам или после грабежа, кто жив да здоров остаётся, берут. Мы задержались-то потому, что ждали пока их привезут. Судно у тех неприметное, ходят боязливо, за такое, торговлю девицами, в словенских землях можно и головы лишиться. Ну и ночью на Ильмене уже застали знакомцев Самуила, его с собой взяли, и того… Нет, короче, у него теперь приятелей…

— Хм, вот значит как… — я посмотрел на мужиков-разведчиков.

Те стоят с видом неприкаянным, как будто ничего не случилось.

— Видоки, свидетели тому делу были? Нет? Хорошо. А куда лодку да остальное дели?

— Самуил лодку взял, то его доля получилась. Лодья-то у людоловов тех был неприметная, продать такую будет просто и никто не опознает. Ну а мы барахло и девиц взяли. Самуил молчать будет, застращали его тем, что выдадим его соплеменникам. Словенам же прибыток с того — грабителей на реке меньше. Мы даже пару баб, которых на Волхове брали, назад вернули, к семьям. Остальных с меча захватили, на Варяжком море да у корелов, им возвращаться некуда. Такие вот дела…

— А бабы отпущенные не растреплют о вас никому?

— Не должны. Мы же осторожно всё провернули, ночью. Да и связаны он были все во время боя. Хотя какая там битва — убийство одно. Подошли на лодке, врубили прожектор, пулемётом да винтовками всех перебили. Дорезали хазар, баб к себе перебросили на ладью. Допросили по темноте, выяснили, кто да какими судьбами попал в плен. Глаза всем девкам завязали, ну и потом, на обратном пути, в паре мест ночью следующего дня высадили их. Отвели по домам, радости было! Ну и родителям их сказали, что, мол, Москва их кровиночек из плена достала, пусть о том помнят. Так что теперь у нас есть ещё пара деревенек рыбацких на Волхове, где москвичам будут рады, сведениями да ещё чем помогут.

— А чего и их в Москву не привезли? Зачем отдали? Добыча честная, по вашим меркам, могли бы и забрать, — спросил я.

— Ну мы так подумали, ссориться со словенами да Новгородом нам не с руки, — прояснил Святослав ситуацию, — а то привезём их сюда, они потом кому-нибудь расскажут, как их силой в наш город отволокли. А если отбивать или мстить придут? Зачем? А так и дело хорошее сделали, и людей получили преданных, запомнят-то добро, что им от Москвы пришло.

— И то верно, — согласился я, — правильно всё придумали. Ну что, показывай товар лицом!

Мужики начали по одной вытаскивать с лодки пополнение. Мелкие пацаны — это те, сироты да попрошайки, кого сами нашли, а вот стайка девиц, возрастом от двенадцати до шестнадцати, судя по виду, это и есть товар от хазарина. Девчушки разные есть, даже рыжая одна, чернявых парочка, остальные — русые, различных оттенков. Стоят, несчастные все такие, над судьбинушкой воют.

— Слушая, я больше баб не повезу, — Лис мне показывал пленниц, продолжал рассказ, — воют, что твои волки, да причитают. Откуда только силы берутся! Всю дорогу «у-у-у-у» да «у-у-у-у», как будто мы их на съедение везём!

— Ну дык а чего ты им рот не завязал?

— Ну так это… жалко, мелкие ещё. Хорошо хоть Толика с собой взяли, тот им всю дорогу рассказывал, что сам такой был, а теперь вот славный воин, вольный гражданин. Те послушают-послушают, успокоятся, он уйдёт — опять воют! Не, не повезу больше! — Лис шутливо махнул рукой, — Хоть режьте, хоть долю в бабах обещайте… Ай!

Лис опять получил по «кумполу», не усмотрел супругу со спины. Поржали, он жену обнял, поцеловал, пошёл с ней в сторону дома. Пленницы на это посмотрели и опять завыли. Пацаны же, те, которые мелкие, наоборот, даже с вызовом некоторым нас взглядом буравят. Ладно, разберёмся.

— Так, пока их в бытовке заприте. Барак в нашей, первой крепости, соорудить надо, на две половины разделённый. Первая — для девочек, этих там поселим, — я ткнул пальцем в девиц, пленницы опять завыли, — пацанов в другую. Будет у нас институт благородных девиц, ну и суворовское училище. Строгого режима.

Наши ржут, Зоря и другие москвички загалдели, обсуждая, что надо в такой барак принести да подготовить. Пленницы воют, пацаны что-то пафосное орать, мол, выходи на честный бой, кто тут смелый? Битвы не получилось, увели их, болезных, под руки, им лет по восемь-десять всем, худущие, грязные. Ну а девиц отдали Брунгильде. Те её увидели — вой чуть не до небес поднялся. У нас смех, у них — слёзы в три ручья. Может мы и сволочи, но правда смешно, тем более что мы-то знаем, что ничего плохого им не будет. А эти пусть пока поплачут, может, хоть ночью выть не будут.

Начали оформлять пленников на правах зависимого населения — ни самообслуживания, ни труда полезного, который бы мог наше пополнение хотя бы в крепостные вывести, от них ждать смысла не было, малы ещё. Думали, хоть теперь успокоятся подростки. Расчёт не оправдался. С пацанами просто. Собрать в охапку, в баню, побрить налысо от вшей и прочей живности, медосмотр, биография, отпечаток пальца в графе «С моих слов записано верно», фотографирование, паспорта, выдача фамилии, оформление личных дел, документы на руки выдали — и всё сопротивление прекратилось. Фотки пацаны рассматривают, удивлению нет конца и края. Вот в таком виде, с раскрытыми ртами, отвели их на новое место жительства, интернат у нас тут теперь появился.

Девки же — это просто ужас. Кусаются, царапаются, воют! Их вроде ласково просят, помойтесь, барышни, а то амбре глаза режет, а они ни в какую, честь, значит, девичью берегут. Пришла Брунгильда, по девице в руку взяла — процесс пошёл. Брить не стали, а то точно на себя руки наложат. Помывка, фото, документы, одёжка. Опрос — сущее наказание, сквозь слезы ничего не слышно, вой стоит и хлюпанье. По одной — стоят в печали, как большим количеством собираются — воют. Выдали на руки паспорта, там фото. Там все зарёванные, но себя узнали. Опять вой, ещё пуще прежнего — «Я не красиваа-а-а-ая!!!». Подвели к зеркалу, сказали, что если в порядок себя не приведут — так и останутся в паспорте зарёванными. Подействовало! Но устроили свару возле зеркала! Они все и разных мест, воют — вместе, а тут — чуть не драка. Опять Брунгильда взялась за дело, разнимает их. Теперь у нас есть две зависимые жительницы с паспортами, где на фото они с «фонарями» под глазом. Крику было — ужас. Сказали, если себя хорошо вести будут — заменим. Эти две чуть успокоились. Остальные — нет. Привели весь кагал в столовую, накормили под пристальным взором Брунгильды, те наелись горячего, по нарам в интернате устроились и вырубились — много нервничали и переживали за последние дни.

Эти жуткие истории рассказывали наши девчонки, которые их обустраивали. Ржач стоял такой, что стены актового зала тряслись. Ещё и в лицах москвички доносили особенности интимного процесса помывки и опроса. Брунгильда рожи страшные корчит, которыми их пугала, Смеяна смехом заливается, рассказывая как пыталась о травмах-переломах узнать, Зоряна про драку у зеркала, захлёбываясь смехом, вещает. А Держислав сидит и пишет, похрюкивая в углу! Поинтересовался, чего он там корябает. Ржач поднялся ещё больше — он пьесой разродился, смешной. По мотивам вот этих вот событий.

— И главное, есть кому играть, — заливается Лис, — вон, целый барак.

— Ага! Господа! Сдаётся мне, это будет комедия! — я сквозь слезы смеха вспомнил фразу из старого фильма, все опять покатились со смеху.

Три дня развивались у нас по одному и тому же сценарию. Побудка от воя в интернате, отправка Брунгильды к подопечным, потом рыдания в обед, затем — под вечер. Мне даже мужики жаловались, которые с вахты со строительства дороги приехали. Мол, никакой жизни от тех баб нету, воют, как волки, ни заснуть, ни подумать, даже во второй крепости слышно причитания. Я только руками развёл, мол, терпеть придётся. А что делать? Девицы вместе только выть могут, половина русских слов не понимает. Все нервы они нам вымотали.

Четвёртый же день начался нестандартно. Опять я проснулся от воя, услышал хлопанье дверей в соседней квартире, выглянул в окно. Заспанный голос Юрки громко сказал:

— Лада! Да оставь ты их! Привыкнут!

— Задолбали они меня! — беременная Лада с фуфайкой на плечах, прохладно уже, и с каким-то свёртком под мышкой пошла в направлении интерната.

Оделся, отправился посмотреть зачем туда корелка выдвинулась в такую рань. Лада на пятом месяце, нервная, мало ли что. Пока подходил к институту (на интернат кто-то вывеску уже с моих слов прибил «Институт благородных девиц») вой прекратился, только командный голос Лады раздавался. Прокрался мимо дежурного, Добруш их ночью всех охранял, заглянул в приоткрытую дверь.

— …Вы, дуры, счастья своего не понимаете! Вас из грязи вынули, отмыли, накормили да жилье с одёжкой выдали, — вдоль барака прогуливалась, чеканя шаг, Лада, с пузом наперевес, — сейчас побудете тут, привыкните. Потом вас на работы будут водить, потом — на учёбу, там и вольности следующий уровень получите.

— А это?… — рыжая ткнула пальцев в живот Лады.

— А что — это? — Лада не понимала о чем её спрашивают.

— Ну… тот, чёрный, говорил что нас на полдень повезут, там продадут в наложницы. Пальцем во всякие места лазил! Срамные… — со всех сторон занимался вой.

— Молчать! — Лада тряхнула животом, все замолкли и уставились на неё, — Какой тут срам, если от мужа это законного! У меня даже штамп в паспорте есть, вот, глядите.

Все уставились в документ. Непонятно ничего, но какой-то знак в паспорте девицы увидели.

— Я такой же была… Дурой! Нас у данов отбили да в зависимые определили. Потом, как обвыклись, свободы чуток дали, потом — больше. Теперь вот я гражданка свободная, с мужем! Мне тут свадьбу сыграли, вот, глядите.

Свёрток у Лады оказался фотоальбомом со свадьбы. Фоток там мало, но и того хватило. Девки вцепились в него, там наш коллектив, Лада в платье красивом, муж её в камуфляже, красота. Потом пара фоток ужа за столом, потом — у идолов.

— Значит, честь девичью никто забирать не станет? — тихим голосом поинтересовалась рыжая.

— Да ты чего! — Лада замахала руками, на манер мельницы, — У государя с этим строго, насильно — ни-ни! Мы с Юркой чуть не два года ждали, пока заявление подали. А кто возьмёт насилием, того под суд — и в тюрьму! Уголовный кодекс потому что, и Закон! Вот! Так что выть прекращайте, а то я рожу тут от вас раньше срока. И давайте делайте, что говорят.

— А что за знак повесили над дверями? — это про табличку над входом, — Никак, ведунство какое-то, чтобы не сбежали! Или чтобы в жертву нас богам страшным…

Опять занимался вой…

— Так! Молчать! Дуры вы, как есть дуры! Там же написано, русским языком, «Институт благородных девиц»! Девиц! Поняли, дуры воющие! Пока вы тут — девицами останетесь. Положено так, а то у вас родителей нет. Куратора вам дадут.

— А что за инсхринтут такой? — это мелкая, чернявая.

— Это место такое, — отмахнулась Лада, — где девиц благородными делают. Понятно? А теперь по делу. Ещё раз услышу как воете — вон у меня где будете! На отработках мне весь вечер проводить будете! Житья от вас нет никому! Или вы думаете вам одёжка да продукты с неба падают? Мужики да бабы работают, рук не покладая! А вы, нахлебники, им спать мешаете! Пользы ноль, а вой как от стаи волчьей! А тут это дело не любят, волков в смысле, спросите потом. Выть можно только у Держислава, у него место специальное есть для этого, клуб называется. Там все кто хочет — воют!

— Дак как же так, мать да отца родного убили, украли, изверги… — начала причитать светловолосая.

— Мы, что-ли украли-то? — Лада уставила руки в боки.

— Не, другие… — светловолосая притихла.

— Да ради вас воины наши жизнью рисковали! Чтобы у чёрных тех отбить, у хазар! Лодку специально посылали, чтобы на юг вас не отправили да ждали, пока вас привезут!

— Что, прямо нас ждали? — усомнилась рыжая.

— Ну, не только вас, а всех, кого те изверги продать решили бы. Закон того требует, — Лада пошла фантазировать, — чтобы людьми не торговали. У нас вон Святослав так попробовал с одной — чалился потом за это! Ему срок ломился, да адвокат отмазал, прокурор только руками развёл. На нарах за торговлю людьми парился, тоже выл жалостливо…

Вот язык мой — враг мой. Я прикалывался на Святославом — а теперь этот жаргон чуть не официальное описание пребывания Святослава в психоневрологическом диспансере. А он-то теперь чуть не премьер-министр! Ой, позор…

— … Святослав тот к нам девицу отправил, — продолжала нести «отсебятину» Лада, — чтобы, значит, блуд устроить да выведать всякое. За то и сел. А девица та замужем теперь, в ЗАГС её отвели.

— А что за ЗАГС? — девки успокоились.

— ЗАГС-то место такое, где штамп в паспорте ставят, о том что замужем ты по Закону. Запись о гражданском состоянии, во!

— А что за состояние то?…

— Когда вы счёт да письмо освоите, — терпеливо начала описывать свой нелегкий путь Лада, — тогда вам облегчение выйдет…

Я оставил Ладу общаться с новыми зависимыми. У девушки получилось — больше не выли. Да и смотреть по сторонам стали заинтересованно, примечать что да как. Тракторов пугались, поначалу, потом мы их в клуб отвели, с людьми пообщаться, да сценку про Красную Шапочку посмотреть в исполнении мелких. Там девки поговорили с народом, я даже несколько взглядов заинтересованных уловил со стороны молодых мужиков да парней на новых воспитанниц. Те старались держаться стайкой, не отходя далеко от Брунгильды и Лады, вдвоём они теперь им «жизнь сладкую» устраивают. Брунгильда — по части дисциплины, Лада — по части внушений. Нормально получилось.

С пацанами несколько проще. Вояки у нас есть — бывшим попрошайкам это знакомо, да и относятся мелкие к воинам уважительно. Надпись про «Суворовское училище» над их дверью повесили, я рассказал кто такой Суворов.

— Воин знатный, и вы такими стать можете. Но он ещё и молодое поколение воспитывал, много мудрости от него осталось. Тяжело в учении — легко в бою. Каждый воин знай свой манёвр. Водка без пива… Так, это не то. Если вы вести себя хорошо будете, дисциплину, порядок соблюдать, будет вам и послабление, и воинами стать сможете.

— А если я не хочу? — это самый активный мелкий, хотя и не самый старший.

— Нет так нет — можешь профессию другую, дело значит, освоить, да им заниматься. У нас дел много, на ваш век хватит.

— А если я, к примеру, вот той железякой понукать хочу, которая у вас тут огнём да дымом дышит? — не успокаивался мелкий.

— Хочешь быть трактористом — будь, только учиться сначала надо, сложная та железяка.

— А если…

— Так, вот вам дядька, Толик, вы его знаете. Да старший у вас Торир будет, воин знатный, мурман он, — мелкие понятливо закивали, — вот ему эти вопрос и задавайте, строго по Закону. Желательно, в письменном виде, и в двух экземплярах. Понятно? Ну так вот, пока у вас период кормёжки да привыкания, потом — учёба пойдёт, в класс с другими детьми сядете. Потом — на ремесло, там и вольными станете. Как стать свободным — то в Законе написано, вот чтобы первое послабление вышло, надо уметь его прочесть. Я всё сказал.

В школе в первый день занятий случилась драка между «суворовцами» и нашими ребятишками. Драку разняли, пошили им шлемы и другую защиту, капы сделали, правила объяснили, да разбили на две команды. «Суворовцы» в чистую проиграли мордобой, все также ласково называемый боксом. Переделили команды, перемешали. Дело пошло, подружились даже.

Вот в таких «развлечениях» провели мы время до Нового года. Держислав, после моего совета, собрал себе женский институтский хор. Мол, глотки луженные, так выть целыми днями не каждый сможет, чего добру пропадать? Теперь у нас есть ансамбль песни без плясок, ориентированный на грустные печальные слезодавительные тексты. Ну там «У ЗАГСа стояла карета, там пышная свадьба была…», «Подмосковные вечера», «То не ветер ветку клонит», «Ой то не вечер то не вечер» — я много грустного разного вспомнил. Вся Москва наблюдала за тем, как на работу на кухню и на ткацкое дело, простейшее, идёт под предводительством Держислава и Лады хор, завывая трагически:

Наблюдая за этим трагичным воем, Лис, едва сдерживая смех, отвесил мне комплимент:

— Я смотрю, Серега, хорошо у тебя ресурсы использовать получается. Даже такие, как глотки луженные.

— А что делать, — у меня у самого слезы выступили от смеха, — и это тоже — ресурс…

Суворовцы больше налегали на спорт, талантов других пока не проявилось, а вот лупцевали друг дружку мелкие неплохо. Без травм, по правилам, в защите — нечего синяками отсвечивать. Кстати, те девицы, которые с «бланшами» на паспорт попали, преодолев страх, подошли ко мне, такому грозному, и попросили слёзно поменять фото. Мы пошли на встречу, чай, не звери.

Тридцатого декабря традиционно провели совещание, правда, в нетрадиционном месте. На башенке, что стояла в углу между восточной и северной стеной. Наши мужики вывели стену почти до озера, вот с высоты птичьего полёта, правда, скорее парения хорошо подготовленной курицы, и проводили рабочее совещание, с видом на местность. Вид, кстати, открывался замечательный. Две дороги, от рудного болота и от торфяного, сходились в перекрёсток как раз под башней. Стена буквой «Г», заводь льдом покрылась, там дети на самодельных коньках катаются. По дороге, что идёт к будущему металлургическому заводу ползёт «Бычок», везёт сырьё и закрытые брезентом платформы с людьми. Установку по подготовке торфа перенесли прямо туда, чтобы принимать в Москве готовое и формованное уже топливо. На платформах ехали строители, дорожники и металлурги, кто не доехал на своём транспорте.

— Приступим, с божьей помощью, а то вон идолы смотрят, — я махнул рукой в сторону Перунова поля, — с кого начнём? Буревой, давай с тебя. Как там успехи в химии?

— Не очень, если честно, — дед поёжился слегка, — плохо идёт. Особенно с газами. Мы часть научились определять, что по запаху, что по горению, что по охлаждению сгораемого, как водород этот твой. А часть и не знаем как понять, что это такое. Я ребят в школе взял, из тех что посмышлённей, в помощь. Они сейчас там нюхают да греют все. По жидкостям — по запаху, цвету да плотности, по твёрдому всякому — тоже вопросов много. Мы золу сейчас от торфа берём, из неё поташ другой выходит, делить пытаемся его на всякое разное, да с тем, что от сена получается, сравниваем. Я даже микроскоп под это дело себе соорудил.

Дед похвастался самостоятельной работой, молодец.

— Ты растения всякие не пробовал, как определители? А то у них всякое может быть, разное, сложные вещества, которые мы в лаборатории и не сделаем. Как вон селитра та.

— О! По селитре, мы тут попробовали… Вообще… Короче, хороший выход селитры идёт, когда запах этого, мочи, одним словом, пропадает, тогда можно вываривать. А если запах тот задерживать — выход больше получается.

— Запах, говоришь? Мочи, говоришь? Аммиак, наверно, вот так он пишется, — я написал формулу, конкретных цифр не помню, только что азот и водород в нем есть, — его много куда в моё время пихали, даже трубопроводы огромные, на тысячи километров строили. Буревой, попробуй его как-нибудь получить. Жидкость с запахом тем противным, полезной может оказаться.

— Попробую, — дед сверялся со своими уже записями, творческой переработкой моих, — значит, в составе то, что воду родит и азот этот твой?

— Воду родит? Хм, ну да, получается так, — я ухмыльнулся, в голову такое толкование наименования «водород» раньше не приходило, — надо бы тебе ещё центрифугу сделать, на ней вроде делить можно жидкости, а может и смеси, быстро вращающаяся пробирка вот такая, после праздников сделаем, ну или сам попробуй.

— Попробую, отчего нет. Мне бы ещё печку посильнее, чтобы жара больше было, а то я тут воду сильно-сильно нагрел, по углям её пустил, так вспыхнуло! — дед руками обвёл шар, который вспыхнул, — может, что полезное тоже…

— Да у нас сейчас все полезное, лишь бы понять, что это. Сделаем, как металл пойдёт — сразу приступим. А то у нас опять дефицит железа. Да, кстати, Буревой, как там холодильник поживает? Получается с ним чего?

— Проблем много, но толк есть, — оживился дед, — воду можем доставать из воздуха, и потом жидкость тоже выходит. Но другая, никуда не годная. А дальше льдом всё забивается, и машина не работает. Сейчас пробуем осушать воздух так, сливать жидкости, потом в другие поршня воздух пускать и сжимать также. Но там возни ещё много.

— Вторая жидкость это, наверно, углекислый газ. И лёд там у тебя сложный, и сухой, и водяной. Не смейся! Так и зовётся — сухой лёд. Он так тает, что жидкости не получается, сразу газ в воздух идёт при нагреве. Дышать им нельзя, правда. Зато в воду можно, газировка тогда получиться. О! И в пневматику у нас такое заливали, чтобы баллоны меньше делать. Тоже надо попробовать. А с последовательным сжатием и сливом попутной жидкости — это вы хорошо придумали, осушитель получается. Но помочь, вам, правда, ничем не могу — не сталкивался с таким ранее.

Буревой удивлённо посмотрел на меня, пришлось прояснить:

— Холодильник я исходя из общего принципа сооружал. Давление, температура и объём газа связаны между собой, закон есть, то вы знаете. И по нему получается, что если воздух сжать да работу ему позволить совершить, поршень поднять, например, то газ охлаждается. Вот и всё. И если долго так делать, можно на жидкости разделить воздух, и кислород получить, в теории. А он у нас в домну пойти должен, без азоты чтобы. Пока такое не получилось? Нет? Жаль… ладно, то дело наживное, что там с заводом железным, Влас?

— Стены завода сделали, деревянные. Домну собираем. А потом пробовать надо, загрузки, режимы. Здоровая она сильно, мы таких не делали. Если правильно все подсчитаем да построим — за раз килограмм по двести-триста выливать будем, если руды и торфа хватит. По топливу сейчас Олесь, он расскажет.

— А чего там рассказывать? Катышки из торфа получаем, греем, идёт неплохо. Мы теперь не разрываем, пока зима, болото-то, а кусками его берём, воду выдавливаем, спрессовываем да потом храним. Вроде не разваливается и не расплывается. Большую установку для топлива только собираем. Построим — будем много торфяных шариков для тракторов, — пожал плечами сын Агны.

— По руде что? Я так понимаю, это Растимиру и Предвою досталось? Они где?

— Они дома, отмываются. Сказали, что с новым двигателем, насосом да на торфе, хорошо идёт. Вот только там мужики штуку такую придумали, как на тракторе торф подаёт, только для руды, — за кузенов ответил Влас, — вот. С плота руду сюда вываливать, а тут уже и мыть, только металл нужен, да паровик побольше, руда тяжёлая.

На рисунке детском была попытка изобразить шнековый податчик в сетчатой трубе. Вода через него пойдёт, промоет руду. Глину да землю промытую в лоток, в нем — ленточный конвейер выгребает это на стройку, таких конвейера два, под углом, чтобы в разные месте выгребать руду и глину.

— Добро, в план производства, — Обеслав сделал запись, он у нас теперь план этот ведёт, — теперь по путям транспортным. Добруш?

— Мы дорогу к Ближней пристани на Рудном болоте новую начали, рядом со старой. По этому пути больше груза за раз возить можно будет. Если не встретит больших препятствий, может, весной и закончим. Тогда за большую, ту, что к Торфяному болоту да заводу будущему идёт, примемся. Техники новой надо, мужики говорят. Для утрамбовки, выглаживания, смеси готовить…

— Ну так пусть изобретают! Мы-то — только за!

— Да они и изобретают, — заулыбался племянник, — рисунков мне стопку кинули, мол, разбирайся на праздниках. И ещё, нам бы надо что-то придумать быстрое, для перемещения людей, — Добруш обвёл народ взглядом, — сложно мужикам вдали от семей по три-четыре дня проводить. Если бы утром туда, а вечером обратно — лучше бы работали, там ещё беременные у некоторых. Переживают.

— А вот по этому поводу Обеслава заслушаем, — я сделал пометку, — что там у нас с машинами и механизмами?

— По тракторам начну. Мы их на торф все перевели…

— Вот и славно, — подал голос Буревой.

— Славно, да, и работают теперь лучше. Остальные механизмы, стационарные, тоже будем после праздников переделывать, готова оснастка, металл нужен. По тракторам вроде все. По машинам для лодок…

— Погоди, ты ими тоже занимаешься? Вроде. Пока отложили же всё?

— Это я попросил проработать, — вступил Лис, — нам для разведки и перевозки людей нужна другая, на старой не удобно и долго.

— А кого ты возить собрался? — я не совсем понимал слов Лиса.

— Мы в тот раз неправильно поехали, — разъяснил наш министр иностранных дел, — уже на обратном пути это поняли. Надо не девок искать, вон сколько от них вою…

Народ заулыбался, даже сейчас девицы выли, правда, на репетиции хора.

— Так вот, надо вдов с детьми собирать, таких много и живут из последних сил. Семей, что без отцов да родичей обитают, нам по селищам штук тридцать попадалось. Но места нет, их-то не выкупать, а добровольно привлекать станем. Негоже таких связывать и силком в Москву тащить. Но хоть выть не будут. Вот под это дело и надо лодку.

— Мысль правильная, дельная, — после недолгих раздумий сказал я, остальные согласно закивали, — каюты на новой лодке надо сделать, ну, места для пассажиров, кухню малую, сортир нормальный, гальюн зовут его, это предусмотрели? Нет? Блин, граждане! Мы же людей повезем, причём добровольно, надо им сразу показать наше отношение. По верфи после завершения стены подумаем. С каменной крепостью у нас как, Святослав?

— Если всё нормально пойдёт, то к концу зимы сделаем полностью, но мы тут прикинули с Ториром и Кукшей, — Станислав показал мне свои записи, — надо вот так загнуть, чтобы часть стены была вдоль берега. Тогда полкилометра будет вход в гавань, да тут две башенки, берег чуть изменить, срыть, чтобы неудобно высаживаться было. Получится защита неплохая, потом насыпь сделаем, от штормов, и можно рыть гавань. А потом только верфь.

— Ладно, стену доведём до ума, а там подумаем что в первую очередь мостить — верфь, производство или дома? Согласны? Да, придётся, возможно, ещё несколько раз на старой лодке сходить на разведку. Но и верфь в режиме «тяп-ляп» никто, я надеюсь, делать не собирается? Вот то-то и оно. По закруглению стены — делайте, как считаете нужным. По военной части что там у нас?

— Подготовка ополчения идёт своим ходом, наша — хромает, времени нет, — начал Торир, — если стену доделаем — нас отсюда не выковырять.

— По защите завода и пути к нему, надо бы нам четыре башенки сделать, вдоль дороги, да часовых там поставить. Им ракеты сигнальные, и такую же башню на заводе. Друг за другом если пускать будут — как раз и увидим. Смена на троих будет, башня, соответственно, тоже, — Кукша, как начальник штаба, строил планы, — потом надо продумать, как мы будем туда добираться. Раз железной дороги ещё долго не будет, нужно в замен что-то быстрое, лёгкое, человек на десять…

— …И с пулемётом, — добавил я, — транспортёр тебе нужен. Из трактора сделаем, требования только определи. Скорость, запас хода, вместимость, что за оружие будет, сколько человек, кто управлять станет, время на подготовку к движению… Ведь транспортёр этот под парами не всегда стоять будет? Значит, надо и на заводе так все сделать, чтобы они продержались до подхода подкрепления. Надо по зиме прогуляться, посмотреть, что там у нас вообще твориться, да оценить, сколько там нападающих может прийти.

— Понял, сделаем, — Кукша внёс пометки в записи.

— Если все закончили, я доложусь по остальному. Год этот прошёл у нас очень результативно. И я не стройку имею ввиду, и не заводы. Это тоже важно, но не до такой степени. Главное, как у нас в Конституции записано, если кто забыл — это люди. Так вот по москвичам. За год народ стал более самостоятельным да образованным. Подход наш оправдался, практически все улучшения, которые вы наблюдаете в технике — это их заслуга…

Вот тут народ действительно удивился. Особенно Торир и Кукша — они как-то меньше вникали в жизнь города.

— Да-да, именно их. Молоток отбойный видели новый? Их работа. А через два дня мужик пришёл, с чертежом уплотнителя для грунта, из того же самого отбойника. А потом — вообще как насадки это всё стало. И всего-то за неделю-другую.

— Такими темпами и мы им скоро не нужны будем, — мрачно подметил Святослав.

— Не, без нас они долго ещё обходиться не смогут. Сейчас я могу разбить всех наших рабочих на три категории. Головастые, глазастые и рукастые. Соотношение между ними, в процентах, шестьдесят, тридцать и десять. Рукастые — это те, которые инструментом полученным наиболее плодотворно работают по указанной технологии. Глазастые они видят много, подмечают, где можно сэкономить или выиграть, но на это время уходит у них, поэтому и выработка чуть меньше. А головастые это те, которые с подачи глазастых новое что-то измыслить могут. Вот так вот. У женщин это менее заметно, там работы однотипная больше, а у мужиков — прямо сильно выделяется. И вот приходим мы к странному выводу — План наш надо делать гибче.

— Как! Ведь План — закон? — ахнул народ.

— Ага, только рассчитан он на самого слабого, получается. Мы тут с Ледой смотрели, считали. У рукастых выработка без дополнительной нагрузки на оборудование может на пятую часть больше быть, у глазастых — по плану, а вот у головастых — иногда меньше. Они вдумчивее работают, что ли, много осмыслить пытаются. Вот и предлагаю я установить возможность премий за перевыполнение плана. Причём план тот снизить на десятую часть.

— Получится, что руками, если они из нужного места растут, чуть не на треть зарабатывать больше можно будет. Глазами — столько же, плюс премия за рацпредложение, а вот если головой, то как?

— А для них сделаем выплату, такую, которая от всего эффекта внедрения зависит. Не на одно изделие, а на всё решение или концепцию. Но так, чтобы при добросовестной работе все могли получать тоже хорошо. То есть, от качества работ заработок зависеть станет. Рацпредложения-то сыплются у нас как из рога изобилия, мелкие, но много. А вот более-менее продуманные решения, как новый отбойный молоток, те реже. Но и эффект-то какой! Вот и будем премировать, согласно наиболее сильным сторонам отдельных людей.

— Это получается, если изобрёл, например, новый трактор, посильнее, то и получил премию как за все такие трактора? Ну, если их новыми сделать? — Лис прикидывал деньги.

— Что-то вроде. Только ведь разработки-то долго живут, вот и будем премировать исходя из года использования нового устройства. Например, сейчас мне один товарищ, он на лесе в основном работает, по плотницкой части, толкает идею про «забивалку» для гвоздей по типу отбойного молотка. Поставил гвоздь, и бей с малой силой по нему, но часто. Я ему предложил гвозди приделать впереди, чтобы их не держать да стучать так, чтобы сразу по шляпку вгонять их в древесину. Ничего не напоминает?

— Винтовку! Да он винтовку изобрёл! — Кукша даже подпрыгнул.

— Это что же получается, взял ту машинку, да стол или шкаф за пять минут и сколотил — Буревой почесал репу.

— Вот бы такую ещё чтобы дырки для кораблей вертела, — задумчиво произнёс Кнут.

— А можно! Там не сложно, вот так получится, — Обеслав открыл новый лист.

Я засмеялся. Народ посмотрел на меня недоумённо:

— Вот вам рукастый, глазастый и головастый!

Засмеялись теперь все. Все, кроме Власа:

— Надо бы мужика того под замок, чтобы не утёк секрет…

— А вот и госбезопасность подтянулась! — я хлопнул парня по плечу, — Правильно мыслишь, надо сделать так, чтобы секреты не ушли. Но при этом знаниями внутри меняться можно чтобы было, а то если каждый на своей задумке сидеть будет, так и в мракобесие скатиться не долго. Я думаю, надо тебя, Влас, на это дело поставить. С Зоряной продумайте, как, чего, документы, чем привлечь, как сделать, чтобы люди не ушли да не растрепали.

— Подумаю. Завод на кого оставить? — просто сказал младший пасынок.

— А вот с него и начни. Там к людям присмотрись, с Лисом побеседуй, с Ладимиром, но только так, чтобы не раскрывать намерений. Понял?

— Научим, дело нужное, — Лис с ухмылкой посмотрел на пасынка.

— Это хорошо. Теперь дальше. У нас нехватка людей…

— Опять!? — хором высказались мужики.

— Ага. Только вот нехватка та странная. На основные направления хватает, а вот на мелочь всякую, иголки там для шитья, напёрстки всякие, канцтовары, отвлекаться нам постоянно приходится. Даже вон туалетную бумагу не знаю когда делать сяду!

Народ понятливо закивал, проблема была известна. И вот странное дело, раньше лопухом пользовались, а теперь и бумага серая не устраивает!

— Я предлагаю на такое посадить школьников. Буревой, ты с ними по химии контакт наладил, надо и остальных привлечь к ремеслу. Можно даже парового привода не делать, чай, руками карандаши-то накатают?

— Это можно, — дед прикинул в уме, — только как мы их привлекать будем? На оклад?

— Не, на зарплате мужики у нас работают. А этих как предпринимателей будем оформлять. Артелями. Направления придумать, инструмент выдать им в аренду от государства, помещение в бараке, госзаказ, сырье со склада. Цены им поставим, с возможностью чуть больше-меньше их делать да через лавку нашу продавать всё это будем. Прибыль, что останется, пусть на доли делят, между людьми в артели. Ушёл из команды — приработок потерялся. Тарифную сетку только надо продумать…

— Да мысль понятна, сделаем, — дед спрятал блокнот, — игрушки бы ещё, а то народу прибавляется, а дети чуть не молотками играют.

— Это, о прибавлении, — Обеслав отвлёкся от записей и покраснел, — я тут, дядя Сережа, думаю… Вообщем, свадьба будет у меня… И у Толика… И у Отара… Спросить хотели мы тебя, разрешишь ли…

— И кто у нас счастливые невесты? — только и смог я выдавить из себя.

— Вера, Роза, Сати, — Обеслав помялся, — Мы тут это… Давно уже… Вот так вот.

— Племянничек, да я только за! Что ж ты о таком разрешения просишь! Радость-то какая! — я обнял парня, мужики тоже одобрительно зашумели, — Только вот с жильём, в бараки то вроде как вас не хочется…

— Так, мужики! — дед повысил голос, — Думаю, придётся нам тряхнуть стариной. Народ брать со стройки не будем, но надо ещё домов поставить. По стеклу у нас запасец небольшой есть, да если что, ещё наделаем. Надо нам дома поднять для нового поколения.

— Это правильно, — Торир поддержал сразу, за ним и остальные.

— Значит, после праздников и начнём, — подытожил я.

— Тут только вот ещё какое дело, — замялся уже дед, — Веселинка наша. Ну, я думаю, тоже скоро под венец…

— Хм… — девочка после смерти Ярослава занималась большей частью картографированием да медициной, мы её не трогали, сильно зацепила снайпершу потеря первой любви, — И есть кандидат?

— Тут вот что вышло… — дед почесал бороду, — Одним словом, с Горшком нашим они сошлись. Я так понял, где-то в лесу спелись, да так и пошло. Он вроде парень неплохой, да и она к нему хорошо.

— А чего не подошла? И я чего не в курсе?

— Да с Ярославом-то, как-то нехорошо получится. Вроде как память предала… — дед развёл руками, — А ты с ним в друзьях был…

— Так, Буревой, ну ты-то взрослый человек, понимаешь, что жизнь продолжается. И вечно думать о Славике тоже не получится. Он ушёл — но мы-то остались! Ярослав для того и старался, чтобы мы жили, и Веселина особенно. Поэтому пусть по подворотням не прячутся, я своё благословение, как глава рода, даю. Свадьбу только… На Восьмое марта, короче, назначайте. Праздник будет. Праздник жизни.

— И то ладно, — дед заулыбался, — а то бабы шепчутся…

— Ну что, граждане, вроде всё. Пойдёмте, завтра день длинный будет, — я начал сворачиваться, и спутники мои со мной.

Этот Новый Год действительно был немного другой. Во-первых, в клубе было аж несколько представлений. Традиционное, детсадовский утренник, потом школьное выступление. Хор благородных девиц подготовил на праздник несколько песен. Вишенкой на торте должна стать новая комедия Держислава, первая. Она в нескольких актах.

Опять установили Ёлку, нарядили её всякими игрушками. Под вечер началось действо. В клуб набились чуть не все, еле влезли. Детский сад давал сегодня «Колобка», школьники — «Снегурочку». После детей вышел наш хор воспитанниц. Лица красные, кокошники синие, сарафаны — зелёные, платочки в руках. Половина воспринимала хор как суровое испытание в плену, но глядя на Ладу и Брунгильду, затихали, и печально несли творческую нагрузку. Пели все, даже те кто словенского не знал, голосить протяжно на чужом языке было проще, чем говорить на нём. Спели для разогрева «В тот день когда ты мне приснился», жалостливо получилось, но красиво. Я аж захлопал. Народ посмотрел на меня — тоже повторил. Про «Всегда быть рядом не могут люди» пошла ещё лучше. «Потолок ледяной, дверь скрипучая» — так вообще классно вышло! Народ неистовствовал, требовал ещё! Закончили про «Три белых коня» — два раза на бис спели. Ушли девчонки гордые — куда только стеснительность делась! — и присоединились к нам в зале. Брунгильда их, как цыплят из-за сцены вывела и усадила толпой на лавку.

Началось шоу Держислава. Вышли мелкие с большим плакатом «Приключения иноземных пленниц в России». Минуты две постояли на сцене с ним, народ чуть потерялся — такого на представлениях ещё не было. Понеслись разговоры, которые притихли после сигнала дудки. Пафосным голосом из-за сцены в рупор начал вещать Держислав. Мол, в году восемьсот шестьдесят четвёртом суровые воины Москвы отправились по делам своим на Ладожское озеро. На сцену выплыла картонная ладья, через борт её было видно головы наших мужиков да подростков, что изображали вояк. Забавно, но руководил всем Торир! Как тянули эту конструкцию, я не знаю, ибо воины натурально махали картонными вёслами, а вождь мурманов возвышался над ними, громко командуя. Голос Держислава вещал о том, что узнали москвичи о торговле бабами, которых у родителей умыкнули, ярость обуяла воинов из-за такой несправедливости. В «лодье» на сцене натуральный митинг, народ машет картонными мечами и орёт грозно. Держислав описал, как долгими ночами ждали воины в засаде злоумышленников, как настигли их и разгромили. На сцене уже две лодки, идёт кровавый бой, за макетом пулемёта беснуется Гуннар. Сдобренная очередной порцией пафоса речь Держислава вещает о том, что баб забрали, парочку вернули к родителям, а остальных привезли в Москву. Это сопровождается представлением, и довольно крутым, надо сказать!

Вот «лодья» с москвичами ушла за сцену, на ней остались школьники, изображающие Лиса, Святослава, москвичей и… меня! Растимир играет Государя, осматривая толпу связанных в один «пучок» девочек-школьниц, что изображают наших пленниц. Те плачут, воют, кокошниками трясут и причитают. Образ пленниц, после выступления хора более чем узнаваемый, народ покатился со смеху. Воспитанницы же покраснели, узрев себя на сцене. А дальше понеслось…

Сцена в бане, всё та же толпа, обвязанная веревкой, истошно кричит, срываясь на визг. Веселина, уговорили-таки, изображает Брунгильду. Причём наряжена она не как жена Атли, а вычурно, как в мультиках жён варваров в моё время рисовали. Грудь чуть не седьмого размера, шлем с рогами, один обломан наполовину, косички рыжие из под шлема. Народ катается по полу, Брунгильда с деланным возмущением смотрит на меня, понимает, откуда ноги растут. Воспитанницы хрюкают на лавках, не в силах сдерживать смех. Ещё бы, такую грозную воспитательницу — и в таком виде преподнесли.

Следующая сцена — драка возле зеркала, с воем и прочими атрибутами. Пара «пленниц» на сцене обзавелась фингалами нарисованными, народ опять ржёт. Итог сцены — увод под «закадровый» голос всё также связанных толпой пленниц в «пещеру тёмную» — дверь барака с надписью «Институт дурных девиц». Воспитанницы ничего не понимают, читать не могут, а народ плачет от смеха. Большие часы на сцены показывают ход луны и солнца — из двери барака на сцене доносится вой по утрам и вечерам, на вой выходит Веселина в наряде Брунгильды. Заходит, вой смолкает, только выходит — опять начинается. Надпись на бараке меняется на «Институт дурных (зачеркнуто) воющих девиц». Зрители ползают по деревянному полу, смеха нет, вместо него — стон. Сил у народа больше нет.

На третий «сценический» день выходит народ на сцену «народ». Он начинает толкать идеи, под непрекращающийся вой. Кто-то достаёт пачку кляпов, кто-то предлагает бросить им «чесночную» гранату, кто-то — бежать отсюда, куда глаза глядят. Надпись над дверью меняется на «Институт дурных (зачеркнуто) воющих (зачеркнуто) девиц (зачеркнуто) завывалок, всех доставших». Опять ход солнца и луны, утро, вой, и с криком «Да вашу ж мать!» в барак двигается Лада! Только Лада — это Смеяна, у неё все как у сценической «Брунгильды», только ещё и пузо! «Лада» выводит воспитанниц. У тех — разводы на щеках нарисованы, да по ведру в руках, для слез. «Лада» с видом прапорщика Дыгало из «Девятой роты» ходит вдоль девиц и толкает речь:

— Вы все — Дуры!..

Зрители срывают сцену, аплодисменты не смолкают минут двадцать, Смеяна ждёт. Речь её срывает ещё одни овации, появляется «Брунгильда» и все уходят. Затем из-за кулис показалась колонна в кокошниках, во главе — «Лада», в конце — «Брунгильда», с гигантским бумажным топором. У Смеяны в руках знамя, на нем — надпись, дублирующая ту, что на двери, про дурных девиц. Первый проход как попало, под «Моя милая мам я тебя не ругаю, что меня ты так быстро под закон отдала». Это из фольклора тюремного, что для Святослава пел я. Обратный проход — надпись на знамени меняется на «Институт девиц», без уточняющего прилагательного. Песня другая, «Во поле берёзка стояла». Третий проход — знамя красное, посредине серп и молот в звезде, обрамленные кокошником, и уже «Институт благородных девиц» написано. Колонна останавливается, к ней присоединяются все актёры. Толпа исполняет новую песню:

Занавес. Всё, Новый год можно отменять — праздновать некому. Люди валяются на лавках и по полу, ржут как кони, причём воспитанницы — тоже. Им переводить начали надписи, зрелище стало более полным. Держислав с видом именинника выходит на сцену, тут уже даже я не выдерживаю:

— Качай его, ребята! — все хватают режиссёра и сценариста в одном лице, подбрасывают на руках, чуть не убили об потолок пацана, и выносят на улицу.

Там стоит наряженный Буревой и Новожея, под самый конец они из клуба вышли Деда Мороза изображать со Снегурочкой. Народ орёт, радостно всем, даже часовой на вышке, бедолага Добруш, и тот поддался всеобщему веселью. Четыре фото только сделать смогли, да и то непонятно, получатся ли — при свете скипидарных светильников может не проявиться. Праздник продолжился моей речью и закончился традиционным салютом. Воспитанницы тоже радостные, даже Дед Мороза не испугались. Подарки традиционные, книжки да сказки с историями. Такой вот получился праздник, хороший…