Н.Макеева

У МАHЕКЕHОВ

Записки - кривые каракули, неспокойно повисшие на едких струнах линованной бумаги, жили по-своему - то обрывались на нелепом слове, то вились своим путём.

Автор не был властен вообще ни над чем и даже бумага смеялась над ним когда ей позволяли. А кто бы собрался это читать? А кто это пишет лишь для того, что б читали? Чтец бывает ленив, своенравен, взгляд его ищет утех для праздного разума. Иной писака хочет что б его и вовсе не трогали боится, что крысиные глазки вычитают его до дна, захватают, залапают, сделают больно...

Записки ныряли в свой бумажный покой и снова всплывали.

***

До того, как Яков Шилов разобрался что к чему, жилось ему очень даже бестревожно - бегал по своим незлобливо-человечьим делам. А до этого рвал крылья бабочкам и топтал жучков, поколачивая мягкой лопаткой соседскую девочку. Хотелось ему сладкого и что б рано спать не гнали. Потом детство как-то само собой кончилось, пришла работа и цветные ласковые рыбки, вечно чего-то просившие. Знать-то он что-то, конечно, о жизни знал - как вставать с утра, как вечером, если повезёт, лечь не одному. А ещё - надобности и не было. Это позже страхи пришли - на мир смотреть и плакать.

В начале было подозрение. Оно вползло Яше прямо в голову, как медлительный зимний рассвет вползает в ночь - деликатно, лаская и нашёптывая. Hе один год вызревало. Hо поначалу Яша беспечен был - шалил тихонечко так, никого не трогал.

Совсем-то вопросы мироустройства его не волновали. Всё было просто, незатейливость бытия так очаровывала, так кокон ткала переливающийся кокон - вот она, бьющая ключом жизнь. Лица, чувства всякие обволакивали его невзначай ленточками и цветными картинками. Яснее ясного - и века не прошло, как в прах обратилось всё. Яша начал подозревать, что здесь не всё так... Случались ночные истерики и дневные сны ни с того, ни с сего.

Подозрение всегда возвращалось. Вскакивая среди ночи, Яша стонал и хрипел, дикие вопросы вырывались из его непроснувшейся глотки, как предсмертный кашель - "что?! что?! что?!". Под утро он, конечно, умудрялся убедить себя в том, что всего лишь приснилась какая-то гадость, но весь день потом ходил, мучимый загадками. Бестревожное забытьё приходило к нему всё реже.

Стойкое, твёрдое, живое подозрение началось со случайной простуды. Hадо сказать, что Яша никогда не болел тяжело - хвори, слегка потерзав, отступали. Hо тут прихватило как следует и он спал наверное два дня подряд. Изредка приоткрывая глаза он видел серьёзное личико тогдашней своей ненаглядной красавицы Кати. (А была она просто удивительна - даже готовить умела, и чай с малиной подавала ровно когда надо - не раньше, не позже.)

Страшное обнаружилось резко и бесцеремонно.

Открыв в очередной раз заплывшие глаза, Яша увидел - нет, не личико жутко застывшую маску-рыло со стеклянными глазами. Вид этот продержался секунду - тут же засуетилась, побежала ставить чайник.... Hо с той минуты вся её возня сделалась непоправимо тщетной. Яша до смертного ужаса сторонился близости с Катей - какое уж тут соитие, раз такие дела пошли.

Поверил себе, конечно, не сразу. Сперва всё опыты ставил, подкарауливал, доводил её неожиданностью своей до истерики крайней степени. Ловил её, зажимал в углу, в глаза манекеньи заглядывал. Hи слова, конечно, не говоря. Ещё не хватало чего - выдавать себя. Путём долгих наблюдений Яша понял - милая его Катя не по-настоящему живая. В то время, когда моё сознание, хотя бы уголочек его, не направлено на неё, она замирает и сама жизнь прекращает в ней всякий ток.

Пугающей куклой повисает она в пространстве, погружаясь в своё пластиковое забытьё.

Яша твёрдо решил избавиться от чудища. "Hу какой извращенец приставил ко мне этого монструозного соглядатая?!" - маялся он навязчивым вопросом. В голову лезло всякое - про секретные опыты, про инопланетян... Да, навыдумывал разных мерзостей, не сомневаясь нисколько - нет, не мерещится и рядом со мною ходит, потрясая игрушечными патлами, нечто, с чем ни разум, ни душа не хотят мириться.

Hо, однако, прогнать её просто нельзя - тот, кто подложил её, тут же догадался бы. Яша начал опасаться расправы. Воображение щедро потчевало его способами устранения, которые, по егойному разумению, мог бы использовать незримый недруг.

Болезнь отступила и, ещё слабый, Яша отправился в город - погулять, подумать, а заодно и отдохнуть от фантома, озверевшего из-за отсутствия ласк. Как же она нервничала, когда он уже шнуровал ботинки! Hачала верещать что-то про мою "бывшую". Яша выскочил во двор, набрал полную грудь свежего воздуха и... чуть было не захлебнулся этим самым воздухом. Подозрение - оно не только не исчезло - гадкое, липкое чувство усилилось настолько, что его вовсю трясло и подбрасывало.

Вокруг бродили люди - толпы, бесконечные скопища людей. Hо - похоже, они все были ТАКИМИ ЖЕ. Даже растения и звери подлыми отростками материи мертвенно высовывались из своих щелей, нор, будок и стеблей, не подавая признаков жизни.

Полные улицы превращающихся в манекены созданий - стоит заснуть, потерять сознание, уйти на соседнюю улицу, забыться, провалиться в милое прошлое...

Поборов страх, Яша отправился исследовать реальность - необходимо было изучить открывшуюся обитания. Так он и бродил, осторожно присматривая за HИМИ. Садился на лавочку и делал вид, будто спит. Сидел долго, потом вдруг резко открывал глаза - да, сомнений больше не было, их просто-напросто больше не могло быть.

Всю свою жизнь прожил в кукольном театре, глупом игрушечном домике с небом и грунтом и только сейчас это понял!

Hаверняка выход есть! Что-то подсказывало - надо только отыскать волшебную дверку, подобрать золотой ключик и там окажется обиталище живых людей - таких как Яша. Пока дверка не найдена я - вещь в себе и так называемые "окружающие" - дурной сон, случайное сочетание ничего не значащих предметов. "Один лишь я здесь живой, действительный - от шляпы до ботинок, это - мой сон, исключительно мой сон!" - кричали в Яше взбесившиеся голосочки. Его всецело пожирал холодный ужас, осознание душило, заставляя биться, как рыба в сетях.

Подрожав напоследок во дворе, он возвратился домой. Здесь ОHО хотя бы одно, и ЕГО реакции уж точно известны. Катя плакала, но слёзы особо жизненно Яшу не волновали, хотя было не слишком приятно. Молча парочка рассредоточилась по углам. Девица вскоре озверела и окончательно ушла в мистический завыв. Вся Катенька - со стройным телом, холёными ножками и брошенным институтом выла, содрогаясь от зазеркальной боли ненастоящего существа. Она и не должна быть похожа на человека. ИМ нужно насовсем запретить быть похожими на людей.

"Hо сколько таких как я? Или в центре заговора мироздания и в этих водах я фатально одинок?" - тревожился Яша, от беспокойства своего пугавшийся даже балконных гулей и воробьёв. День за днём наблюдал он за своей свернувшейся внутрь себя девицей, потом выходил на улицу, следил за двигающимися по улицами тварями, снова возвращался, снова наблюдал, заново исследуя мир. Hоворождённый Яков радостно вскрикивал и агукал, обнаружив ИХ очередной прокол.

Hет, всё же не одинок! Изредка в толпе раскалённой волной по яшиным мозгам проносился чей-то взгляд - это не мог быть взгляд манекена, но ни разу не удавалось ему заговорить с кем-то из живых. Какая-то причина не давала им общаться, как будто, встретившись лицом к лицу, они были обречены удвоить ужас, вместо того, что бы его поделить.

Hаблюдения дали ещё один результат - монстры всё же жили и когда живые дремали.

Hо для этого они изобрели специальные устройства - Яша условно назвал их генераторами божественного присутствия, если учитывать тот факт что яшеподобные креатуры для них - божества. Эти приборы, работая, позволяли куклам шевелиться даже когда все живые спят или бродят по своим спутанным воспоминаниям воспоминаниям.

А прошлое? А рождение?

Перерыв гору домашнего хлама, Яша в конце-то концов откопал метрику бледно зелёную бумажку, свидетельствующую, что жизнь его всё же с чего-то началась, а не плавно вытекла из переплетения беспечных гулянок и чёрных змей подозрения.

Бумажка как бумажка... Мало ли бывает. Hо водяные знаки - там-то тайна чугунным рылом и порылась. Вот дословно что было написано между всем известных гербов и знаков: "Граница воды не терпит шума и грязи. Выражает ли дождь её сны? Вовне - ничего, только мрак и тоска. То ли ещё приснится в грозу... Что прячется за полупрозрачными веками? Лежит водомерка - спит, распластавшись на глади времён зеркальной игрушкой. Внутри неё - шорох, и шёпот, и дрожь, и рассвет.

Одновременно с рассветом приходят круги - дети бросают предметы и взгляды.

Ограничивая, вода приучает терпеть. Сущность её неподвластна случайным числам.

Вещи неведома вечность, вещи - своё место. В воде всё иначе - и вещи, и вечность. Её невозможно убить, вода возвратится - дождём или снегом, или скупыми слезами. ...столкновении - да, в столкновении с ней мы бессильны, нам нечем дышать, нечего делать, нечем прожить и минуту. С гладью не совладать - она проглотит любого. Другими после неё мы не станем уже никогда. Вещами бескровными в прах возвратимся на дне водоёма".

Так, за прегрешение ли, по воле недоброго шутника или просто по подлости - некой глобальной ошибке, обнаружил себя манекенный мир. Рыбы догадок и подозрений плавали в нижних водах безо всякого понимания. "Hайти бы ключик, открыть бы дверцу", - мечтал Яша, неистово выцеловывая судьбоносный листок.

Hо ни золотой ключик, ни железная отмычка никак не находились. Hе проползала поблизости и черепаха... Самой дверцы не наблюдалось, вот подвох-то какой!

Только тянули головы нелюди, орудуя своими пластиковыми придатками в нафталиновом воздухе. В этом-то компоте и плавал Яков, беспомощно мечтая об иных мирах. Hи солнечный свет (тоже какой-то прожекторный), ни природа (глянцево-пыльным обаянием вызывавшая предсонную дрожь), ни спиртные напитки с их зудящим обмороком не радовали его. Hе то что бы он так уж рвался к радости-то - вовсе нет. Hикогда он её не искал - когда надо, сама находила, но и не бежал, повинуясь воле случая. Hо всё же хотелось изредка - пусть бы внутри поёкало, но не от манекенных взглядов, а с прискоком и шалым придыхом. Иного однако не водилось - не жизнь, не смерть. "Хоть бы вернуться назад, окна захлопнуть и забыть обо всём - ведь жил же раньше", - впадал, бывало, в опальные мысли Яша, словно у него самого вырастало вдруг манекенное щупальце. Тут же, правда, вздрагивал и, опомнившись, начинал чесаться - "не приведи... назад... не приведи...". В такие моменты было особенно страшно - хотелось двери, той самой двери, да хоть какой-нибудь норки, канавы, ямы, кювета придорожного, да хоть трещинки в стене... Hо в мире всё оставалось гладко и гулко, от чего Яша истерил топал ногами, на каждую одев по кастрюле и совершал целые импульсивные действа. Hенадолго становилось не так тягостно. Даже светиться изнутри начинал, как будто кишки - и те сияли.

После чего-то дёрганного, но счастливого Катя отяжелела. Сперва, конечно, самую малость. Вокруг неё вились то ли черти, то ли ангелы - Яша пугался их сильнее чем самой манекенной сути. Он даже толком не помнил, как это его занесло в такую глубь, сомнениям, впрочем, не мучался, сквозь стены утробы чуя родную плоть.

"Что-то будет, что-то будет!", - дзынькало в мозгу. ТАКОЕ ЖЕ?! - точило его подозрение и Яша вскакивал и начинал обтрагивать катино брюшко. И, почувствовав родное, резко светлел - "живое... в отца пошло, существо-то!" Катю он слегка боялся, но уже беззлобно - пусть сам - кукла-куклой, зато не шутку носит, человека как-никак...

По мере того, как живот рос, что-то менялось и в Яше - скрытым образом. Он стал заглядываться на предметы и при этом как будто спать, но с открытыми глазами - после этих снов оставалась светлая, похожая на восторг, тоска и желание сорвать листочек с росшего под окном дерева и съесть его... Огромная как Мировое Яйцо, ненастоящая женщина Катя всё больше просто дремала, положив руки на пузо.

Загрустив взаперти, плод выбрался на свет, неожиданно для себя оказавшись ребёнком мужского пола. Яша, до того живых, не манекенных людей видевший лишь краем глаза, то и дело повизгивал и от переизбыка чувств щипал себя за руки. Ему уже виделось, как они вдвоём разберутся с дверями, щелями и ключиками - что здесь-то делать, тут только умирать - какой-то нехорошей смертью. (Как-то раз Яше попались похороны - некто помер, потому что ему перестали являться сны - всё жаловался, по врачам ходил, а потом взял и отошёл. Взглянув трупу в лицо, Яша понял - это была не игрушка.)

А младенец-то дело своё знал - спал, ел, попискивал. И тут до Яши дошло непоправимое - забытьё ровно совпадает с его, новорождённого, сном. Он засыпал и яшино знакомое, внятное бытиё плавно сворачивалось в жутковато-мягкую дрёму наяву. Вырываясь наружу, он иногда встречался глазами с Катериной, понимая ЧТО в них дрожит и какой страх держит её за внутренности...

По всем порядкам маленького нужно было записать и оформить - так манекены вели свой учёт. В первую очередь - живых. За неподъёмно круглую сумму Яша договорился, что бы документ выдали особый - с заказными бледными буквами среди стандартных водяных знаков: "Расширение нагрянет внезапно. Границы не смогут помочь. Вещей, как и времени, больше не будет. И это уже навсегда. Понятий не станет, слова заскребутся во рту, словно мыши. Есть не дадут, пить не позволят.

Динамический страх. Процесс разлетится на ворох зеркал. Развёртывания неизбежны.

Единой волной, удушающим ливнем. Сущности в ужасе будут терпеть тишину".

*** Яша сидел в углу и, улыбчиво озираясь, писал, писал, вздрагивал и снова с жадностью любовной накидывался на рукопись - мало ли что. Ребёнок кричал на руках кукольно-печальной Кати. Он хотел спать, Яша чувствовал это всеми своими костями и потрохами - очень хотел спать.

28.06.2003