Продолжение глав 62 и 109

Ты соглашаешься работать на радио. Комната, где записывают новости, похожа на мрачный цирк во время пожара. Тридцать людей, толпящихся в тесной комнатке, мечутся в разные стороны, чтобы новости с разных проводов пошли в эфир. Они торопятся, чтобы успеть к крайнему сроку, торопятся, чтобы смонтировать отрывки, торопятся, чтобы попасть на бесконечные встречи. У тебя нет своего стола — там нет свободных столов. Ты делишь тесный прилавок, на котором стоят шесть телефонов, еще с шестью интернами. Ни у кого нет времени тебе что-нибудь объяснить, здесь явно не будет обучающего семинара и не будет подходящего места, где можно задать вопросы. Здесь применяется метод «утони или выплыви», поэтому тебе решать, учиться ли чему-то, просто впитывая информацию, или положиться на удачу.

Корреспонденты берут диктофоны и микрофоны с собой и записывают звук. Потом они приносят назад сырую запись, загоняют ее в компьютер и нарезают звук на маленькие отрезки, там и сям добавляя свои голоса, дающие пояснения к сюжету. Это довольно просто, вот только диктофоны непрочны и сложны в обращении, а компьютерные программы, которые используются для монтажа, на санскрите. К тому же как только ты заходишь в монтажную, чтобы попытаться разобраться, как работает система, один из репортеров обязательно делает при взгляде на тебя страшные глаза и/или отправляет тебя к твоему начальству, чтобы ты не мешала им монтировать свои репортажи.

Поэтому, чтобы самой чему-то научиться, ты остаешься после работы. После того как все уходят домой, ты забираешься в монтажную и учишься работать с невозможно сложными программами, которые они используют. Ты добираешься до одного из проигрывателей мини-дисков и практикуешься в записывании. В записи твой голос звучит странно. Мягко и глупо. По-девчачьи. Поэтому ты репетируешь. Понижаешь голос на октаву и пытаешься звучать более профессионально. Получается немного лучше, но настоящая проверка наступит, когда ты будешь брать у кого-нибудь интервью.

Ты решаешь взять с собой диктофон на ночь, когда он никому не будет нужен. Но у кого взять интервью? В этом городе после десяти относительно безобидными вещами занимаются только детки в кофейнях. Ты не решаешься взять оборудование в бар, где на него могут пролить ром или его может отнять какой-нибудь пьянчуга. Поэтому ты отправляешься в маленькую кофейню возле студии, убогое эклектичное местечко с тамтамами вместо столиков и рядами старых сидений из самолета вместо стульев. Ты разговариваешь там с парнем по кличке Мышь, худым, жилистым, с водянистыми глазами. Он нервничает, но ему нравится идея говорить в микрофон, а потом слушать, что получилось. Вы сидите и болтаете, когда к нему подходят люди и заговаривают с ним. Он всех здесь знает.

Оказывается, что неприятности на свою голову можно найти даже в кофейне. Мышь — мелкий торговец метом, один из нескольких городских «лошадок». После того как ты обещаешь не называть его имя, он рассказывает тебе, каково это торговать, как работает цепочка. Он даже не знает, откуда приходит дурь: он забирает ее позади автобусной остановки, где старик по кличке Моисей продает пакеты как кирпичики хлеба, полные кристалликов, за наличные. Он выставляет немалый счет, часть которого оставляет себе, а часть отдает своему поставщику, кто бы он ни был.

Ночь за ночью ты ходишь за Мышем, разговариваешь с торчащими детками, с их приятелями и даже со стариком Моисеем, которому нравится внимание. Оказывается, он забирает кирпичики с дерьмом у издателя библий в промышленном пригороде. Страницы из библий вырываются, на их место кладется мет, а потом это все для него упаковывают в коробки. Дома он расфасовывает их по хлебным пакетам для «лошадок». Ты идешь по следу. В выходные ты устраиваешься поработать в типографию, печатающую библии, и проносишь с собой микрофон. Ты говоришь с рабочими, которые раскладывают библии по коробкам, и через несколько месяцев узнаешь, что лаборатория находится на севере в крошечном городке Монтевидео.

К тому времени, когда ты сообщаешь редактору новостей, что у тебя есть история, которую он захочет послушать, у тебя больше шестидесяти часов записи, нарезанной так, что в ней последовательно появляются персонажи. Редактор берет твои записи и велит тебе убираться, потому что он занят. Ты ждешь. Проходит неделя, прежде чем он ставит твой диск в проигрыватель и слушает, но то, что происходит потом, удивляет даже тебя. Они берут твои записи, немного их подчищают, нарезают, берут еще несколько интервью, в частности у мэра и начальника полиции, а потом ставят твою серию, которую называют «Унесенные», в эфир в течение трех недель.

Из интерна ты превращаешься в корреспондента, и за тобой закрепляют тему подпольной жизни города. Наркотики, убийства, коррупция среди полицейских. Забавные штуки. Ты записываешь историю за историей и с годами становишься редактором, работающим с биографиями других людей. Но ты не счастлива, сидя за столом. Ты хочешь вернуться на улицу, поэтому устраиваешься на другую радиостанцию в Нью-Йорке, где возвращаешься к работе корреспондента и присоединяешься к элитной команде журналистов, путешествующих по всему миру и работающих над такими серьезными темами, как терроризм в столицах, торговля наркотиками в Африке, правительственный шпионаж, беспредел фармацевтических картелей.

Ты не выходишь замуж, у тебя нет детей, но в книге своих воспоминаний (бестселлере, озаглавленном «Далеко за пределами: тридцатилетнее путешествие женщины в мир журналистских расследований») ты признаешься, что твои сюжеты для тебя как дети. Некоторые из них успешны, другие борются за свою жизнь, но все они настоящие, делают свою работу, хранятся в архивах Всемирной паутины, влияют на мысли и мнения людей спустя много лет после того, как ты перестала над ними работать.

За месяц до смерти известный журнал новостей посвящает тебе номер, и корреспондент спрашивает тебя, что ты лучше всего помнишь из своей жизни. Ты отвечаешь ей, что все самое важное всегда было прямо за углом. «Я никогда не прекращала следовать за тенями, — говоришь ей ты. — Всегда освещала темноту».

«А теперь, когда вы на пенсии?» — спрашивает она.

«А я не на пенсии, — говоришь ты. — Я все еще освещаю. У меня все огни включены».

Ты умираешь в возрасте восьмидесяти лет, подавившись косточкой от маслинки. Это неловко.