Кейти Макфоллз много лет не думала про Бретта. Сейчас она его вспомнила. Бретт и его группа следовали в кильватере мощной волны, поднятой «Битлз», и в своей неукротимой жажде вкусить британской рок-музыки американские подростки проглатывали и песни Бретта. Он не удостоился чести быть участником шоу Эда Салливана, но тем не менее Кейти видела его альбомы и слышала по радио его композиции. Она никогда не пыталась связаться с Бреттом — как и он с нею. Это не имело смысла. То, что случилось в Лондоне, было законченным эпизодом и не могло иметь ничего общего с их дальнейшей жизнью.

— Мы так и не встретились тогда в Венеции, — вслух подумала Кейти. — Чесс во время круиза вышла замуж за Вандерхофа. А Тимбер вскоре после этого вышла замуж за Джеймса.

— У меня сложилось впечатление, что ты чувствовала себя так, как будто твои подруги тебя предали, — сказал Рамон.

— Возможно. Но это несправедливо. Чесс и Тимбер страстно желали того, что для меня никогда не имело значения. Моя страсть была другой — не такой, как у большинства «пятидесятниц». Я хотела изменить мир, а не собственную фамилию. — Она улыбнулась Рамону. — Это звучит самодовольно?

— Немного. Вы поддерживали связь?

Кейти пожала плечами:

— Насколько могли, учитывая и нашу занятость, и расстояния, разделявшие нас. Чесс становилась знаменитостью в качестве ведущей модели «Дэйзи продактс». Тимбер прокладывала себе дорогу в артистическую элиту Юга. А ваша покорная слуга организовывала свою первую полномасштабную кампанию. Так что было не до встреч.

— Пока не состоялась эта.

Кейти вздохнула.

— Пока не состоялась эта. Да еще какая! — Она открыла принесенную Рамоном коробку конфет. — Да, между прочим, я сегодня утром говорила с Чесс и Тимбер. Они согласились с моим планом восстановить благотворительный фонд. Тут, правда, есть одна тонкость: администрация колледжа должна обещать, что не станет искать исчезнувшие деньги.

— Я бы сказал, что это предложение, от которого они не смогут отказаться. — Рамон цинично улыбнулся. — Для тебя так важно выгородить Джейсона Сэвилла?

— Не надо тревожить мертвецов. — Кейти вытащила из вазы увядшие маргаритки и бросила их в мусорную корзину. — Я собираюсь уходить, Рамон. — Она окинула взглядом больничную палату. — Конечно, это не «Вальдорф», но здесь я получила возможность серьезно поразмыслить насчет своей жизни. — Она села на кровать и посмотрела на Рамона. — Теперь я снова становлюсь честной, Рамон. И начну с того, что расскажу тебе правду о себе.

Рамон глубоко вздохнул. Он не был уверен, что хочет это услышать.

— Это официально, Кейти? Если да, то я должен вновь открыть дело, привести кого-нибудь сюда, чтобы…

— Нет. Нет, это неофициально, хотя ты услышишь все, что угодно, когда начнется следующая избирательная гонка. Видишь ли, у меня есть тайная договоренность насчет того, чтобы баллотироваться на пост вице-президента.

Рамон задержал дыхание.

— И Сэвилл об этом знал?

— Да. У него были неплохие связи в Вашингтоне. Ну, как бы то ни было, Пан решил, что он хочет руководить моей избирательной кампанией. Собственно, он этого потребовал. Я разозлилась и сказала, что он и так слишком долго контролировал мою жизнь, и черт меня возьми, если я еще уступлю его «просьбам».

— Вроде передачи трех миллионов долларов практически ему в руки?

Кейти покраснела:

— Мы все потом согласились с тем, что это была ошибка. Надо было тогда приложить Пана мордой об стол.

— В общем, ты сюда приехала, чтобы образумить Сэвилла, и взяла для подкрепления обеих подруг.

— Да, можно так сказать. Один за всех и все за одного. Хотя у Чесс и Тимбер были и свои проблемы с Паном. Он злился на Чесс за то, что она не пригласила его на какой-то важный для него прием…

— Звучит так, как будто он психопат.

— Ты уловил суть дела! Если бы ты слышал, что он говорил Тимбер, когда она сказала, что скорее подаст в отставку, чем рекомендует его в члены Национального совета по искусству! Он очень хотел занять этот пост — так же как хотел быть в списке приглашенных у Вандерхофа и водить дружбу с большими людьми в Вашингтоне в качестве руководителя моей избирательной кампании. Ну, — с мрачным выражением лица сказала Кейти, — мы решили, что с нас довольно, и вполне определенно сказали ему об этом. К тому времени его дурацкая яхта была уже в открытом море и, разумеется, попала в шторм.

Рамон вновь зажег свою потухшую сигару. Кейти была слишком возбуждена, чтобы протестовать.

— Должно быть, почувствовав себя в меньшинстве, он стал вам угрожать?

Кейти кивнула, ее глаза были полны гнева.

— Он сказал, что пришло время рассказать правду о том, как мы были созданы, о том, что богатые и надежные маленькие миры, в которых мы живем, явились прямым воплощением его замыслов. И что он клянется Богом — если мы с ним не поделимся, то он их разрушит!

Тяжело дыша, Кейти остановилась. Рамон подождал, затем тихо спросил:

— Как?

— Когда я училась на первом курсе, меня изнасиловали, — опустив голову, прошептала Кейти. — Я сделала аборт. Тогда это было незаконно, помнишь? Пан сказал, что напишет об этом в «Фейсиз» — знаешь, этот гнусный листок, который все презирают, но тем не менее читают?

Рамону пришлось сдерживать свои эмоции. Его элегантную милую Кейти изнасиловали! В нем кипел гнев.

— Бедная детка, — наконец сказал он. — Могу себе представить, что ты пережила…

— Ты можешь себе также представить, как этот скандал мог повлиять на мои позиции в Вашингтоне! Рамон, чтобы завоевать положение в консервативной фракции, мне понадобились годы! А теперь многие помогают мне проводить через комитет законодательство о правах женщин, подвергшихся насилию. — Она печально улыбнулась. — Ирония заключается в том, что за эту неделю я многое обдумала и пришла к решению, которое заставило бы Пана перевернуться в гробу. Я решила не участвовать в выборах. Я должна рассказать правду насчет изнасилования и нелегального аборта. Я твердо решила: не буду больше сражаться под фальшивым флагом.

Рамон обнял ее.

— Я надеюсь, ты позволишь мне быть рядом с тобой, когда станешь проходить через все это, — мягко сказал он.

— Я бы этого хотела.

— Ох Кейти, Кейти! Хотел бы я помочь тебе тогда, много лет назад. — Рамон поцеловал ее в макушку и крепче прижал к себе. — Никогда больше не вычеркивай меня из своей жизни.

— Не буду, — кротко сказала Кейти. — Теперь, когда я перестала рваться наверх, у меня будет больше свободного времени. Я даже подумываю о том, чтобы превратить дом, который оставили мне родители, в кризисный центр для женщин. — Глаза ее загорелись. — Рамон, ты можешь мне в этом помочь! Ты можешь отправлять их к нам из своего отдела и…

— Кейти, пусть это немного подождет. Сейчас я хочу, чтобы ты закончила начатое. Ты мне не рассказала насчет Тимбер и Франчески. Что на них было у Сэвилла? Это же неофициально, помнишь?

Кейти открыла было рот, но передумала.

— Я не могу выдавать их тайны — только свои.

Рамон очень хорошо знал этот упрямый взгляд. Он вздохнул:

— Ну ладно, по крайней мере расскажи мне, что ты знаешь о Джейсоне Сэвилле. Этот человек ускользает от меня. Иногда я даже сомневаюсь, что он в действительности существовал.

Кейти отстранилась и внимательно посмотрела на него.

— Ты говоришь странные вещи. — Она осеклась, но, справившись со своими чувствами, продолжала уже более естественно: — Ну, ты знаешь о годах, которые он провел в Эйвери-Волш, о его тете Лиле и его отношениях с нами. Кроме этого, я только догадываюсь, что он был в Корее.

— С изуродованной ступней?

— Минуточку! Мне кажется… он был чем-то вроде корреспондента. Да. Я помню, он говорил нам о том, что был в тылу или что-то в этом роде… Рамон, что ты делаешь в моем шкафу?

— Достаю одежду, которую прислала твоя помощница.

Глаза Кейти загорелись.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что все кончено. Ты можешь идти домой. — Рамон бросил на кровать костюм. — Здесь нет купальника. Ну, может, я смогу найти что-нибудь, что оставила моя… гм… сестра.

— Эй, минуточку! — смеясь возразила Кейти. — Если мы и вправду можем отсюда выйти, я должна вернуться в Вашингтон.

Из шкафа голос Рамона звучал приглушенно: капитан разыскивал там туфли Кейти.

— Черта с два. Вечером ты и твои подруги обедаете со мной в моем доме на берегу. Потом они могут лететь домой, а мы с тобой, Кейти Макфоллз, должны по мере сил наверстать упущенное. Сегодня для тебя не существует никаких авиарейсов на Вашингтон. — Он с торжеством выпрямился, держа в руках пару туфель из кожи аллигатора, и поцеловал Кейти в лоб. — Понятно?

— Кто сказал, что мне нужен купальник, сеньор? — Кейти лукаво улыбнулась.

— Мне лучше выйти отсюда, — с трудом сдерживаясь, пробормотал Рамон, — а то я нарушу еще одно их чертово правило. Бэбкок заберет вас через двадцать минут.

Он чуть не столкнулся с мужчиной, который только что вышел из лифта.

Питер Рэмси мрачно посмотрел на человека, чуть не сбившего его с ног, и принялся искать палату, в которой, как ему сказали, лежала Франческа.

Франческа с трудом оторвала взгляд от конверта.

— Где ты это взял? — наконец прошептала она.

Значит, отвратительная мисс Пиплз все-таки написала клеветнический отчет о поведении Франчески в Пенбакле. Франческа всегда сомневалась в том, что у Джейсона действительно есть «неопровержимые доказательства», но не хотела рисковать. Теперь она была этому рада.

— Это было нелегко. — Костлявое лицо Питера задергалось от волнения. — Мне пришлось соврать дежурному, что мне нужен ключ от сейфа Джейсона в отеле, чтобы забрать некие «посмертные распоряжения». — Питер закрыл глаза. — Господи Боже, когда я увидел, что там!.. — Он содрогнулся. — Когда я увидел микрофильм рисунков Тимбер, мне больше не захотелось ничего смотреть. — Питер протянул руки к Франческе, и она с благодарностью прильнула к нему. — Подонок! — потрясенно прошептал Питер. — И почему я раньше не замечал, какой он подонок?

— Он говорил Тимбер, что уничтожил ее так называемые «лечебные» рисунки; но на самом деле этого не сделал. На яхте он заявил, что рисунки все еще у него и что он пошлет их одному пронырливому дельцу, который будет рад заполучить кое-что из «примитива» знаменитой миссис Фортсон.

— Можешь сказать Тимбер, что теперь они действительно уничтожены. — Питер вздрогнул. — Как и конверт, адресованный «Фейсиз», — насчет Кейти.

Франческа подняла вверх залитое слезами лицо.

— Слава Богу, слава Богу! — Она тяжело опустилась на единственный в палате стул и устало сказала: — Все кончилось. Все действительно кончилось. — Она зажгла сигарету и с нежностью взглянула на долговязого скульптора. — Питер, мне очень жаль. Я знаю, как ты его любил. У нас было время привыкнуть к мысли, что Пана больше нет, но ты… Питер, мне правда очень жаль.

Питер вяло пожал плечами.

— Не стоит. Я всегда был для него слишком некрасив. — Его голос упал до шепота. — Когда он узнал о том, что болен, и о том, каким безобразным болезнь сделает его в конце, он стал настолько безжалостен… Он сказал мне, что наконец мы сравняемся с ним по степени уродства, что…

— Что ты сказал? — Сигарета Франчески замерла на полпути.

— Как жестоко он относился ко мне. — Питер готов был заплакать.

Франческа до синевы сжала ему руку.

— Ты хочешь сказать, что Пан умирал? — наконец выговорила она.

От удивления Питер вытаращил глаза:

— Он тебе не говорил? Именно поэтому он и не дал мне уехать, а заставил остаться, чтобы проследить за его делами. Он сказал, что это будет его — и ваша — последняя встреча.

Франческа посмотрела на него с недоверием:

— Ты хочешь мне сказать, что Пан поехал с нами на этой яхте, зная, что он смертельно болен и что… и что… — Она прижала ладонь ко рту, с ужасом глядя на Питера.

Тот кивнул.

— Мы попрощались, — отрывисто сказал он. — Джейсон сказал, что так будет лучше. Что я слишком эмоционален, что ему нужно одному встретиться с тремя ранеными птичками, которые не будут свободны до тех пор, пока он их полностью не освободит. Я не знал, у меня были только подозрения, что он вас чем-то опутал… Чесс! Боже мой, почему ты так на меня смотришь?

— Потому что мы его убили, — прошептала бледная как смерть Франческа. — Ты не понимаешь? Одна из нас его убила. А в этом не было нужды!