Утро было спокойным и ясным. Ярко светило солнце, до горизонта простиралось матовое море, и ветер не качал траву. Весна еще не кончилась, был только ноябрь. Рут постучала по стеклу, отодвинув кружевную занавеску, и стучала до тех пор, пока Фрида не обернулась. Сидевшая на пороге Фрида казалась очень молодой, как будто ночь, проведенная на воздухе, стерла с ее лица все лишнее, что успело на нем скопиться, осталась только усталость и что-то детское. Она была свежа, как привозное молоко. Потом она отвернулась, и, хотя Рут опять постучала и позвала через стекло «Фрида!», сложив ладони рупором и округлив губы, как будто это могло усилить звук, Фрида просидела на пороге еще минут двадцать и только потом вошла в дом.

– Мне нужно позвонить по телефону, – угрюмо проговорила она, угрюмо прошла на кухню и там уставилась на телефон, словно тот был переодетым врагом. – Позвольте мне сделать один звонок, офицер, – сказала она и рассмеялась.

Оставшаяся в гостиной Рут снова выглянула в окно. Чемодан Фриды по-прежнему стоял на засыпанной песком траве. Он вполне мог сойти за огромный серо-белый плод.

– Твой чемодан, Фрида! – крикнула Рут, но Фрида не отозвалась.

Она расхаживала взад-вперед по кухне, прижав к себе телефон и наматывая на руку провод, пока в конце концов не прикрутила себя к стене и уже не могла ходить. Она, прислушиваясь, ждала. Потом, повесив трубку, набрала другой номер. На другом конце линии раздался голос, но даже отсюда – Рут опиралась на край обеденного стола, чтобы было легче стоять, – было ясно, что это запись. Рут направилась на кухню. Фрида, глубоко вздохнув, положила трубку на место и прижалась головой к стене.

Потом она обернулась и посмотрела на Рут.

– Джордж исчез, – сказала она.

– Я знаю, – ответила Рут.

– Да, но в этот раз он исчез на самом деле. По-настоящему. И прихватил с собой все мои деньги, а значит и твои, моя милая. Он забрал с собой все.

Но разве это было важно? Совсем не важно.

– Он сделал это, – сказала Фрида, опершись на диван. Она была настолько изумлена, что казалась почти счастливой. – Он в самом деле исчез вместе с деньгами.

Смысл случившего начал проясняться. Фрида утратила контроль над ситуацией. Она была напугана. Она победила тигра, но теперь, побледнев, опиралась на диван, потому что не доверяла своим ногам.

Как он мог забрать с собой все? Все осталось здесь: дом, кошки, море, Рут и Фрида.

– Он оставил нас в дураках, – сказала Фрида, все еще с оттенком удивления в голосе. – Этот мерзавец все погубил, – теперь ее голос звучал громче, – а я так тяжело трудилась. Посмотри! – Она вытянула руки. – Я мыла эти полы тысячу раз или больше, готовила и убирала, я поселилась здесь, потому что он сказал, что так мы сэкономим на квартплате и нам будет легче завоевать доверие… Я жила этим домом и тобой, Рути, тобой! Месяцами! А он всего лишь говорил: «Ты этого достойна, немного погоди, ты это заслужила» – и разъезжал на своем проклятом такси. И вот теперь он прикарманил все.

Фрида смотрела на Рут, как будто та могла исправить что-то или хотя бы посочувствовать ее несчастью. Рут робко улыбнулась. Она хотела сказать, что все будет хорошо, но ей стало трудно дышать. Вероятно, какая-то часть ее существа возмутилась, но какая? Ей полагалось рассердиться на Джорджа, и она рассердилась.

– Я говорила ему, что надо выбрать мужчину! – яростно проговорила Фрида и встала. – С женщинами лучше не связываться. Я говорила ему, что это гораздо сложнее. Женщин все опекают. К тому же у нее есть сыновья. Они всегда поднимают шум. Но нет, нельзя терять ни минуты, вот эта женщина, Фрида, вот она! Мне надо было… – она повернулась, чтобы посмотреть на телефон, словно он каким-то мистическим образом связывал ее с Джорджем, – мне надо было заставить его все это сделать, а самой сбежать, и где бы тогда он был?

– Ах, Фрида, я не могла поселить мужчину в доме. Что подумали бы люди?

– Вот именно! – крикнула Фрида. – Вы с ним давно бы поженились, любовь моя. Да, поженились бы. Не прикидывайся овечкой! И Джордж прогнал бы Ричарда палкой.

– Но я даже не знаю Джорджа, – возразила Рут.

– Зато я знаю, – сказала Фрида. – Господи боже, я знаю его как облупленного. Он трахнул бы золотую рыбку, если бы у той были деньги.

Она подошла к окну, хлопнула по нему ладонью, так что стекло и море затряслись, и топнула ногой, как будто ее приковали к столу. Потом она ненадолго затихла, и Рут попыталась решить, плачет Фрида или нет. Резко повернувшись, Фрида крикнула:

– И что теперь? Что теперь? – Ее глаза были сухими, но лицо исступленным и потерянным. Внезапно она согнулась пополам, как от боли. Закрыв лицо руками, она сказала уже мягче: – Что мне теперь делать?

– Выпрямись, – сказала Рут. – Мне трудно наклоняться. – Но она все же попыталась наклониться, и Фрида протянула руку, чтобы ее остановить.

– Не надо, – сказала Фрида и выпрямилась, а потом прижала Рут к себе, приподняв над полом. На ее лице застыло тихое отчаяние, тело дрожало. – Он бросил меня, Рути, – сказала она. – Я осталась ни с чем. Что мне делать?

– Опусти меня, – сказала Рут, хотя не была уверена, что хочет этого, и Фрида поставила ее на ноги.

– Мне снился сон, что море поднялось и пришло к нам сюда, на наш холм. – Фрида глядела из окна на воду, и на ее покрасневшем лице вновь появилось удивленное выражение. – И на волнах качались все эти корабли, знаешь, старые корабли, какие показывают по телевизору: с парусами, с клубами дыма из широких труб. Они плыли прямо к нашему холму, и люди на борту махали нам как сумасшедшие. Трудно сказать, зачем они махали: приветствовали или просили уйти с дороги.

– И что ты сделала? – спросила Рут.

Это зрелище показалось ей приятным, вроде кораблей, стоявших в Суве, на одном из них была королева. И королева плыла на корабле вместе с Ричардом до самого Сиднея.

– Я проснулась, – ответила Фрида.

– Вероятно, это самое лучшее, – разочарованно проговорила Рут.

Фрида направилась к задней двери. Она была в пляжных туфлях и пальто, но под пальто были коричневые брюки. Рут никогда не видела Фриду в коричневом. Должно быть, она переоделась ночью.

– Что нам делать, Рути? – озабоченно спросила Фрида. – Потому что мы можем делать что угодно. Понимаешь? Пойти в сад. Или спуститься к морю. Нет, подождем. Есть более важные вещи. Какие? Какие? – Фрида говорила сама с собой. Она вернулась на кухню. – Какой сегодня день? – спросила она себя. – Четверг? Сегодня четверг! Ты понимаешь, Рути, что Джордж меня бросил и украл все наши деньги?

И, выйдя из кухни, она направилась к наружной двери.

Так, значит, Джордж украл деньги у всех. Рут хлопнула в ладоши – раз, два. Так она делала, когда дрались кошки или дети плохо себя вели. Резкий звук успокоил ее. Спина не болела, и это было замечательно. Но все же: все наши деньги! Вспомнив пустой кошелек в мясной лавке и лицо Колбасного короля, она подумала: когда же Джордж успел это сделать? Они боялись тигра, тогда как реальной опасностью был Джордж. Рут пожалела, что с ней нет Гарри, потому что он был достойным и предусмотрительным и не позволил бы ей ночью оставлять дверь открытой. Это смутило бы и огорчило Гарри, будь он здесь. Но где же он был? Все наши деньги! Фрида вернулась с чемоданом:

– Я хочу тебе сказать, что, если бы мне пришлось выбирать между тобой и Джорджем, я выбрала бы тебя. Я хочу, чтобы ты об этом знала. – Фрида была очень серьезной. Поставив чемодан на обеденный стол, она отперла его и стала вынимать оттуда разные вещи: из стекла, золота и серебра, которые показались Рут знакомыми. – Если бы я знала, как все обернется, – пояснила Фрида, – если бы я знала, каким подонком он окажется.

Рут разглядывала вещи на столе.

– Посмотри на меня, – сказала Фрида, и Рут посмотрела, а потом опять на стол и опять на Фриду, потому что Фрида взяла ее за подбородок и деваться было некуда. – Скажи мне, что знаешь, что я бы выбрала тебя. – На лице Фриды не было ни любви, ни ненависти, была убежденность.

– Что это? – спросила Рут, отворачиваясь.

– Подарки.

– Мне?

– Они предназначались мне, – сказала Фрида, – но теперь ты можешь забрать их себе. Я не против.

Одна вещица была похожа на обручальное кольцо матери Рут. Рут протянула руку, и Фрида дала ей кольцо. Золотое, с россыпью бриллиантов. Обручальное кольцо ее матери.

– Красивое, правда? – сказала Фрида.

Насколько помнила Рут, Фрида никогда не употребляла слова «красивый», и Рут преисполнилась гордости. Она надела кольцо на палец, где плотно сидели другие кольца.

– Велико, – вздохнула Фрида. Потом она взяла Рут за руку, постучала по кольцам Рут, подаренным ей на помолвку и на свадьбу, и сказала: – Я сказала ему, что не возьму эти кольца. Они навсегда твои.

Рут сжала кисть в кулак:

– Они действительно мои. Мне подарил их Гарри.

– Так я ему и сказала. А теперь я тебе кое-что покажу.

– Ты не торопишься?

– Сегодня только четверг.

Фрида пошла в кабинет. Она вернулась с письмом на тонкой голубой бумаге и помахала им в воздухе, словно тонким голубым флагом.

– Теперь тебе можно это показать, – заявила она. – Какая разница? – Она осторожно передала листок Рут.

Письмо от Ричарда.

– Это последнее, – сказала Фрида. – Но есть и другие. После своего отъезда он писал тебе почти каждый день. Если хочешь, я дам тебе все.

– О! – Внутри у Рут что-то сжалось, очень сильно, но потом отпустило. Она посмотрела на письмо. «Моя драгоценная Рут…» – начиналось оно, но дальше читать она не смогла.

– Ты доверяла мне, – сказала Фрида. Это прозвучало не как вопрос.

– Никогда нельзя поручиться… – сказала Рут. Ей казалось вероятным, что она не доверяла Фриде. Но тогда она не доверяла самой себе.

– Вот именно. – Фрида что-то написала на листе бумаги и прикрепила его к телефону.

– Это номер Джеффа, прямо здесь, на телефоне.

– Чтобы позвонить Джеффу, нажимаешь звездочку, а после единицу.

– Забудь об этом. Я давно это стерла. Тебе нужно звонить по этому номеру, видишь его на телефоне? Ты помнишь, как работает телефон? Да, еще… Я убавила звонок, чтобы ты его не слышала.

– Зачем?

– Чтобы ты ни с кем не разговаривала. Хотя Джеффа я не могла остановить. Такие люди, как Джефф, всегда поднимают шум. Ты любишь меня, Рути?

– Да, – не размышляя, ответила Рут. И это означало, что она говорит правду.

– Я знаю, – сказала Фрида и взяла Рут на руки, как ребенка.

В руках Рут все еще держала письмо.

– Куда мы идем?

– Просто в сад.

– Ты знаешь, что ты будешь делать?

Фрида покачала головой:

– Не имею ни малейшего представления.

Рут не поверила. Когда они вышли из дому, Рут увидела в окнах столовой свое отражение: на руках у Фриды, с другими волосами.

Фрида отнесла Рут в тенистую часть сада и поставила в неровную траву. Спиной Рут слегка оперлась на ветку плюмерии.

– Я сейчас, – сказала Фрида.

Рут смотрела, как Фрида входит в дом. В ней что-то изменилось, но что? У нее были те же темные прямые волосы, она по-прежнему была высокой и плотной. По-прежнему была Фридой. Из-за того что в руках у Рут было письмо Ричарда, она посмотрела на него опять. «Моя драгоценная Рут, Фрида говорит мне, что ты идешь на поправку. Такие хорошие новости следует отметить». И ниже на странице: «Тебя не смутит, если я скажу, что ты самое очаровательное существо на свете?» Она вспомнила его почерк. Когда-то она хранила все его образцы, какие только могла найти. Ей нравились длинные t, h и l с уверенным наклоном. Он целовал ее на балу и потом, в спальне. Был ли он хорошим мужем? Или это был кто-то другой? Мужем был Гарри, но его больше нет.

– Гарри! – позвала она, и ветер подхватил ее зов. Где он? Возможно, в саду. Она прислушалась. – Гарри! Дорогой!

Сад был пуст. Там не было ни кошек, ни растений. Он был голым и дочиста отмытым. Листьев на деревьях тоже не было, как будто кто-то ободрал каждую ветвь. Солнца не было тоже. Только дюна, сероватая, и небо, сероватое, и вдали бело-черное море.

– Я здесь! – крикнула Фрида.

Она вышла в сад с креслом Рут и поставила его на плоскую площадку рядом с плюмерией. Потом подошла к Рут и обняла, как тогда, когда Рут вернулась из города с Эллен.

– А я здесь! – сказала Рут.

Она по-прежнему оглядывалась, ища Гарри. Наверное, он стоит на коленях у какой-нибудь клумбы, вероятно рядом с гортензией. Цветы гортензии не опадают. Они становятся бурыми – ведь так? – но остаются на кусте. Лучше бы они осыпáлись. Раньше Гарри приходилось их срезать. Возможно, она могла бы ему помочь, есть такие черви, которые едят головки цветов. Рут потопала ногами, чтобы вызвать червей из-под земли. Этот звук проник в дюну, и к нему присоединились другие звуки: рост корней, беготня крабов, шум насекомых, роющих ходы в песке. Фрида обняла ее крепче, успокаивая.

– Ну-ну, что случилось? – спросила Фрида и тихо запела колыбельную.

Рут узнала мелодию, но слова были незнакомые, не совсем английские. Но потом она узнала и их, не понимая. Это была фиджийская песня. Она и Фрида покачивались на дюне, слова кружились вокруг, и колыбельная поселилась где-то внутри у Рут вместе с другими вещами: изгибом губ ее матери и мертвой собакой, которую она видела на улицах Сувы. Они все собрались у нее внутри. Рут следила за ними, и за едва заметными движениями большого тела Фриды, и за движением воздуха около ее рук, когда они двигались. Сиделки в клинике пели иногда во время работы. Матери пели своим новорожденным детям. Ее мать с отцом пели псалмы. Отец читал им вечером, пока мальчик-слуга пел на кухне. «Посмотрите на полевые лилии, как они растут, – читал им отец, и Рут старалась их себе представить, – ни трудятся, ни прядут». Я тоже не тружусь и не пряду, думала Рут. Прижавшись к животу Фриды, она чувствовала себя облаченной в славу.

Для чего эта песня? Чтобы дети уснули. Филип спал урывками в своей кроватке. Какое красивое слово «плеврит». Рядом с его кроваткой «Кот в шляпе», «Я кролик», «Беги, пес, беги!». Рут лежала и пела. Сгиб Фридиной руки был влажным, и волосы Рут прилипли к щеке. Она вспомнила, что Гарри умер. Я помню это, помню, подумала она, слава богу, это трудно забыть. Она хотела воздать ему должное. Каждая последующая минута заявляла о себе, долгая и без Гарри. А потом вся ее жизнь, ее прошлое, соединились в этой последней минуте, целиком ее заполнив, она кончилась так быстро. Она настойчиво требовала чего-то, чего Рут не могла назвать, чего-то связанного со счастьем. Как грустно не быть счастливой, подумала Рут, в любой момент, когда ты на это рассчитываешь. Она могла бы быть счастливой здесь и теперь, но на это мало надежды.

Фрида, с Рут на руках, опустилась на колени. Она по-прежнему пела, но без слов. Фрида, ставшая теперь мелодией, теплым дыханием, опустила Рут на траву. Трава была гладкой и жесткой. Поцеловав Рут в лоб, Фрида подняла руку, чтобы заслонить глаза Рут от солнца. Прервав на секунду пение, она сказала: «Нет, так не годится» – и передвинула Рут немного дальше, в тень или под толстое серое кружево плюмерии с редкими листьями, еще не расцветшей в начале ноября. На верхушке дерева сидела чайка, она не бодрствовала и не спала, всего лишь простая чайка.

– Ну как тебе, удобно? – спросила Фрида, приподняв голову Рут и подложив под нее что-то мягкое.

– Спина не болит, – ответила Рут, как будто передавая прогноз погоды. – Это замечательно.

– Молодец, – сказала Фрида.

Та стояла над ней, уже без пальто, держа в руках стакан воды, который протягивала Рут. Она дала Рут голубую таблетку, потом еще одну, а потом, поколебавшись, еще. Фрида помогла Рут проглотить каждую из них.

– Теперь тебе будет хорошо, – сказала она. – Полежи здесь немного, а когда отдохнешь, немедленно позвони Джеффри и расскажи ему про Джорджа. Договорились? Ты мне обещаешь?

– Обещаю, – ответила Рут. Земля оказалась более упругой, чем она ожидала.

– Что ты про него скажешь?

– Перевозки Янга.

– Правильно, это такси, – терпеливо сказала Фрида. – Но что он сделал? Что он сделал плохого?

– Джордж сбежал со всеми нашими деньгами.

– Молодец. Скажи Джеффу, что я оставила бумаги на столе, чтобы предъявить их полиции. Хорошо?

– Фрида, – сказала Рут, улыбаясь, – я не могу позвонить отсюда Джеффу.

– Я знаю. Тебе надо будет зайти в дом. Как тогда, когда ты жила одна и делала все сама. На этот раз спина не заболит: я дала тебе таблетки и поставила рядом стул, чтобы легче было вставать. Просто обопрись о стул, и все получится. Сейчас я уйду, а потом, когда ты отдохнешь, поднимайся, иди к телефону и срочно звони Джеффу. Но сначала дай мне немного времени. Поняла?

– Но для чего тебе время?

– Пока не знаю.

Рут по-прежнему улыбалась. Фрида стояла рядом на коленях в розовой футболке. В розовой! Все ее лицо было залито этим цветом.

– Задняя дверь открыта, – сказала Фрида, погладив Рут по щеке, – а кошки у тебя в спальне. У них есть вода и корм. Просто зайди туда, когда захочешь их видеть. Ни о чем не беспокойся, хорошо?

– Хорошо, – сказала Рут. Фрида стояла на месте, глядя на нее. – Хорошо, – повторила Рут и, заметив, что Фрида держит ее руку, стиснула ей пальцы.

Но за этим ничего не последовало, Рут не ощутила ответного пожатия и не поняла, ответила ли Фрида. Вот Гарри всегда отвечал. Одно, два, три пожатия означали «Я тебя люблю». В другой руке Рут держала письмо от Ричарда.

– Я ухожу, – повторила Фрида, но по-прежнему не двигалась. Ее лицо было страшным – спокойным, но страшным, – полным решимости и терпения. Песок и трава могли испортить ее красивые брюки.

– Тебе надо чаще носить розовый, – сказала Рут, и Фрида, отпустив руку Рут, выпрямилась. Теперь ее лица совсем не было видно.

Она немного постояла – Рут видела ее ноги, брюки немного запачкались на коленях, но пятен не осталось. На лодыжке виднелись волоски́ и маленькая родинка. Фрида повернулась и пошла к дому. Чайка все еще сидела на плюмерии.