Кошек приютила Эллен Гибсон. Она узнала об их бедственном положении от сестры, работавшей в приемной ветеринарной клиники. Джеффри позвонил туда, чтобы узнать адрес ближайшего приюта для кошек. Он говорил извиняющимся тоном, сообщила сестра Эллен, сослался на собак, международные перелеты и аллергию, и голос у него был виноватым и вместе с тем готовым дать отпор. Эллен знала, что Джеффри позвонил в клинику сразу после того, как вернулся из банка. Несколько человек, клиенты банка, стали свидетелями того, с какой яростью он набросился на управляющего и на Гейл Талитсикас; и в эти прохладные тревожные дни все только об этом и говорили. Куда бы Эллен ни пошла, она узнавала все новые подробности – например, что фамилия Фриды не Янг и власти никогда ее не присылали.

Подъехав на маленькой красной машине к вершине холма, Эллен оставила ее на дороге и направилась к дому пешком. Она не собиралась устраивать скандал или кого-то осуждать, хотя ей пришлось продираться через бурно разросшийся кустарник. Низкие чахлые деревца цеплялись за ноги и за волосы, а с дикой травы сыпались семена, от которых Эллен расчихалась. Джеффри поджидал ее у дома.

– Похоже на зачарованный замок, верно? – спросил он. Он был в старой одежде, должно быть еще отцовской, и в садовых наколенниках.

– Немного. – Эллен чихнула и смущенно рассмеялась. Она чувствовала себя незваным гостем и то же время была уверена в своей правоте. Словом, чувствовала себя глупо.

– Не надо было выходить из машины, – сказал Джеффри. – Просто едешь вперед, сметая все на пути.

Эллен подумала о том, что, помимо всего прочего, Джеффри должен стыдиться того, что участок его матери пришел в такое состояние. Но она также помнила, что всего неделю назад состояние дороги не показалось ей почти непроходимым. Как будто сад намеренно разросся, чтобы спрятать дом. Она быстро и неловко пожала руку Джеффри, а тот легонько похлопал ее по плечу, как будто говоря: «Успокойтесь!»

– Вы ангел-хранитель нашей семьи, – сказал он.

Ангел смерти, подумала Эллен. Ей уже приходило это в голову. Она была дурным предзнаменованием, птицей, кружившей над головой с вопросом: «У вас все в порядке?» – в то время как никакого порядка здесь никогда не было.

– Мне очень жаль, что так случилось, – сказала Эллен, и ее слова прозвучали как извинение, хотя на самом деле извиняться было не за что.

Одна часть Эллен, полагавшая, что Джеффри следовало бы прервать ее извинения и взять вину на себя, умолкла под влиянием другой, более сострадательной части. Джефф был худее, чем на похоронах отца, как будто эта смерть настолько поразила его, что он начал заботиться о сердце и сосудах. И он прижимал руку к пояснице, стараясь выпрямиться, как будто унаследовал больную спину Рут, но это обнаружилось только сейчас. Возможно, семейные проблемы всегда с нами и с каждой смертью просто переходят от одного к другому. Как глупо, ведь это генетика, верно?

– Мы очень вам признательны.

– Не стоит благодарности. Мне хотелось бы сделать больше. – На самом деле ей хотелось бы сделать меньше.

– Нам всем хотелось бы сделать больше, – заметил Джеффри, который был невыносим.

На минуту Эллен позволила себе, чтобы откуда-то из глубин ее души поднялось безграничное отвращение к Джеффри. Будь Рут моей матерью, подумала она, как не раз думала прежде. Но потом склонила голову в сочувственном кивке. Было трудно подобрать слова. У Джеффри был вид человека, еще не оправившегося от какой-то неизвестной болезни. Он двигался как будто под водой. Направившись к лежавшей возле дома тачке, он приподнял ее и снова бросил. Он страдал, и Эллен поняла, что именно этого от него ждала, и испугалась, что расплачется.

Из дома вышел Филип.

– Эллен! – крикнул он.

Он был похож на мать: те же легкие волосы, та же молочная округлость щек и широкая улыбка. Младший в семье, он так до конца и не покончил с недостойной защищенностью своего положения. При данных обстоятельствах его обязанность быть ласковым и веселым оказалась для него тяжкой ношей. Он обнял Эллен и не сразу ослабил объятия. От него пахло свежим бельем. Когда он ее отпустил, то улыбался – но грустно и приятно. Он протянул ей руку. Простить Филипа было гораздо легче, чем брата.

– Мне кажется, вы член нашей семьи, – сказал он, когда Джеффри ушел за дом. – Как будто вы наша сестра.

Эллен предпочитала эту роль роли ангела. Она пожала ему руку.

– Не могу себе представить… – начала она и замолчала, потому что могла себе представить.

Они зашли в дом посмотреть, там ли кошки.

В доме было чисто, но некоторые вещи исчезли: длинный диван в гостиной и плита на кухне. Потемневшая стена за ней потрескалась, как после пожара. Со стен исчезли картины и фотографии, гостиная была полна похоронными цветами. Эллен послала свои в похоронное бюро и теперь пожалела об этом. Любимое кресло Рут теперь стояло там, где раньше стоял диван. Оно казалось потрепанным и выцветшим, как будто долго простояло на улице в жару. Обеденный стол был завален бумагами. Филип обвел их рукой и сказал:

– Полиция все это не взяла. Хотите чаю?

Эллен видела через окно, как Джеффри возится в саду. Он не без труда выпалывал сорняки из травы или, возможно, саму траву. Море у него за спиной было мокро-зеленым.

– Вы продаете дом?

– Конечно. – Затем, чтобы смягчить бесповоротность приговора, Филип прибавил: – Да. – Он позвал кошек по именам, но без уверенности в голосе, и они не пришли.

На кухне он казался совершенно растерянным. Открывал и снова закрывал шкафчики, медленно хлопая дверцами, искал чашки, чай и сахар. Эллен села за обеденный стол, стараясь не смотреть на лежавшие там бумаги. Когда чайник закипел, она сказала:

– Я слышала, брата Фриды нашли. Это хорошие новости.

– Он был ее любовником, – уточнил Филип, возясь с молоком.

– Ох, я почему-то думала, что братом. Тогда все ясно.

– В каком смысле?

– Ну, почему она так просто… согласилась. Она не выглядела злодейкой.

Эллен показалось, что она напрасно упомянула имя Фриды, прозвучавшее как заклинание в этом пустеющем доме.

Но Филипа это, кажется, не покоробило.

– Вы ведь видели ее, верно?

– Один раз, – ответила Эллен.

Она вспомнила, как Рут и Фрида стояли рядом, словно влюбленные, и как эта близость смутила, а потом обеспокоила ее. Казалось, с того дня, когда она встретила Рут в городе, прошла целая вечность.

Филип поставил кружки на стол и локтем отодвинул бумаги в сторону. Потом выглянул в окно, выискивая глазами брата.

– Я прилетел только вчера, – сказал он. Потом, подойдя к двери, крикнул: – Джефф! Чай!

Джеффри выпрямился, поднес руку ко лбу и всем телом дал понять, что не придет. В руке у него был моток колючей проволоки.

Филип повернулся к Эллен, послушно пившей чай:

– Я вылетел из Гонконга первым же рейсом. А Джефф здесь с пятницы.

– Жаль, что я не знала. Я бы принесла ему поесть.

Филип сел:

– Знаете, что мы нашли среди этих бумаг? – Он указал на стол. – Письма от мужчины, которого она знала на Фиджи. Любовные письма, совсем недавние, большинство из них не распечатаны. Вы знали, что она жила на Фиджи? Наверное, поэтому она покрасила волосы. Джефф позвонил ему, он будет на похоронах. Вы придете, да? Его зовут Ричард. Он к ней приезжал и, конечно, видел Фриду. Все ее видели, кроме нас. – Он подул на чай. – Как она выглядит?

– Я видела ее совсем недолго, – сказала Эллен. – Очень высокая.

– С нами через полицию связалась ее мать. Похоже, она англичанка. Отец из Новой Зеландии, наполовину маори. Он умер несколько лет назад, ее сестра тоже умерла, от рака. Но мать – это нечто. Она хочет прийти на похороны.

– О господи, – сказала Эллен. – Она местная?

– Она живет в Перте, но уже вылетела сюда. Так что придется решать и эту проблему.

– Я говорила с ней всего несколько минут, – сказала Эллен. – Но мне показалось, что она по-настоящему любит вашу маму.

Некоторое время Филип молчал. Потом сказал:

– Знаете, она была уборщицей в доме для престарелых. В Сивинде? Сикресте?

– В Сикрес-Корте.

– Мы предположили, что там она и узнала о маме. Джефф звонил им в этом году, когда мама начала сдавать, звонила среди ночи из-за страшных снов и разных других вещей. В полиции думают, что Фрида с Джорджем ждали подходящей возможности, и она появилась.

Филип произнес эти слова так спокойно, что Эллен заподозрила, что он не из тех, кого терзают угрызения совести. Вместо этого его переполняло тупое горе, заслонявшее собой все. Он тер пальцем край чайной кружки, а его брат выдергивал сорняки. Все знали, что Джеффри нашел Рут в саду под деревом, но Эллен сомневалась, что его усердие объяснялось этим. Просто он хотел подготовить дом к продаже. Среди жителей города одни осуждали эту спешку, другие одобряли.

Конечно, все эти новости, события, страхи и слухи переполошили город. Одни утверждали, что поздно ночью или рано утром они видели такси Джорджа Янга в конце подъездной дорожки Филдов, другие вспоминали, как Фрида спорила по поводу чеков в супермаркете. Все звонили своим пожилым родителям или навещали их в домах для престарелых. После того как Рут нашли в саду, Эллен, как и все остальные, проверяла, хорошо ли заперты двери и окна, как будто кто-то мог прокрасться ночью в дом. А днем в воскресенье рыбак обнаружил тело Фриды, выброшенное на скалы у маяка, и горожане испытали некоторое разочарование: им хотелось бы, чтобы ее судили. Из-за того что тело было слишком тяжелым, одному человеку было не под силу его вытащить, и, когда приехала «скорая помощь», на берегу уже собралась толпа. Два дня все разыскивали эту женщину, а теперь ее вытащили из моря. Казалось, опасность миновала, но флаг над серф-клубом так и оставался приспущенным.

Пришедшие из сада кошки медлили у двери, не желая входить. Эллен наклонилась, причмокнув губами, и они осторожно подошли.

– Вы и вправду спасительница, – сказал Филип, и Эллен смутилась, потому что – по крайней мере, с кошками – это, наверное, было правдой.

Кошки с глупым выражением на мордах, суеверно ступая след в след, привели в порядок свои аккуратные коготки и со сдержанным любопытством принюхались к протянутым пальцам Эллен. Филип сообщил, что они ничего не едят.

– Если говорить начистоту, – прибавил он, – то котика рвет каждый день.

Полосатый котик безучастно смотрел на Эллен. Он позволил поместить себя в переноску, специально купленную Эллен; пестрая кошечка была столь же покорна. Под густым мехом они казались хрупкими комочками. Пока их несли к машине и помещали на заднее сиденье, они хранили молчание, но, как только машина спустилась с холма, разразились заунывными криками отчаяния. Миновав автобусную остановку, Эллен увидела стаю чаек, поднявшихся над морем. Они облаком взметнулись к небу и снова опустились вниз.