Той ночью они остановились в следующем безопасном доме. День прошел быстро, даже слишком быстро, решила Дилан, – похоже, Тристан пытался возместить потраченное на их ссору время.

Они подошли к домику за мгновение до того, как солнце опустилось за горизонт. На последней миле Дилан показалось, что она слышит вой вдали, но из-за ветра было сложно сказать точно. Тристан, однако, ускорился и потащил ее за собой, схватив за руку, значит, ее подозрения были небеспочвенными.

Взявшись за ручку двери, он с облегчением выдохнул. Мышцы челюсти расслабились, губы растянулись в улыбке, брови вернулись на свое место, разгладив все морщинки на лбу.

Дом был похож на все остальные: единственная комната с поломанной мебелью. Окна по обе стороны от двери и еще два у дальней стены. Стекла в квадратных рамах были частично разбиты, отчего по комнате со свистом носился ветер. Тристан схватил валявшуюся у кровати ткань и начал затыкать отверстия, а Дилан подошла к стулу и плюхнулась на него, желая отдохнуть после трудного перехода.

Если ей не надо спать, должна ли она чувствовать усталость? Неважно, подумала она. Мышцы болят или ей так кажется? Пытаясь избавиться от сбивчивых мыслей, она наблюдала за Тристаном.

Закончив с окнами, парень развел огонь. Он потратил больше времени, чем в предыдущий вечер, – перебрал дрова и сложил их в идеальную пирамиду, наломав веточек. Когда огонь оживленно затрещал, он остался у камина, не сводя взгляда с пламени.

Тристан избегал ее, в этом Дилан была уверена, – но в такой маленькой комнате держать дистанцию было почти невозможно. Она попыталась шуткой расшевелить его.

– Если это место – моих рук дело, тогда почему все эти домишки такие паршивые? Что, мое воображение не могло придумать местечко получше? Что-то с джакузи или телевизором…

Тристан повернулся и выдавил улыбку. Дилан скривилась в ответ, теряясь в мыслях, как вывести его из такого настроения. Он пересек комнату и устроился с другой стороны небольшого стола. Парень зеркально повторил ее позу, и теперь они сидели лицом к лицу в полуметре друг от друга, положив локти на стол, – сидели и смотрели друг на друга. Уголок рта Тристана дернулся, когда он заметил в ее глазах легкую неловкость, он искренне улыбнулся. Дилан тут же приободрилась.

– Слушай, – начала она, – насчет того, что было…

– Не волнуйся насчет этого, – резко перебил он ее.

– Но… – Дилан открыла рот, чтобы продолжить, и затихла.

Тристан увидел в ее глазах вину, сожаление и – что хуже всего – жалость. С одной стороны, он получал какое-то извращенное удовольствие от того, что ей не безразлична его боль, что она его жалеет, но с другой… из-за нее ему снова пришлось думать о том, что он уже давно принял. Впервые за долгое время он был недоволен своей судьбой. Бесконечной круговоротной тюрьмой, к которой сводилось его существование. Все эти эгоистичные души врали, изменяли, растрачивали жизнь, которую им дали, – а он мечтал о таком подарке, хотя и знал, что никогда не получит его.

– Каково это? – вдруг спросила Дилан.

– Каково что?

Поджав губы, она подыскивала слова, чтобы сформулировать вопрос.

– Переправлять всех этих людей, проходить с ними весь этот путь, затем смотреть, как они исчезают… ну или переходят на другую сторону. Наверное, это тяжело. Готова поспорить, некоторые этого не заслуживали.

Тристан уставился на нее, поразившись такому вопросу. Никто, ни одна душа из тех тысяч, что он переправил, не спрашивал ни о чем подобном. И как ответить? Правда была сурова, но он не хотел ей врать.

– Во-первых, я об этом даже не думал. У меня была работа, и я ее выполнял. Защищать каждую душу, оберегать ее – мне это казалось самым важным занятием в мире. Прошло много времени, прежде чем я начал видеть души такими, какими они были на самом деле. Какими они были людьми. Я перестал их жалеть, перестал быть добрым. Многие не заслуживали доброты. – Голос Тристана дрогнул, горечь окутала его язык. Он глубоко вдохнул, пытаясь дать отпор чувству обиды; ничего, он справится, за долгие годы привык скрывать свои чувства за фасадом безразличия. – Они переходят на другую сторону, и я должен за этим наблюдать. Вот как все происходит.

Так было уже давно. А потом появилась она. Дилан настолько отличалась от всех, что выбила его из роли, которую он обычно играл. Он достаточно ужасно обращался с ней – фыркал, проявлял высокомерие, высмеивал ее, – но ничего не мог поделать со своими чувствами. Она выбила его из равновесия, оставила в смятении. Она не была ангелом, он это знал – видел в миллионах воспоминаниях, что крутились в ее голове, – но было в ней что-то необычное… нет, особенное.

Он почувствовал, как внутри него зашевелилась вина, когда она заерзала на стуле и на ее лице отразились сочувствие и печаль.

– Давай поговорим о чем-то другом, – предложил он, чтобы пощадить ее чувства.

– Хорошо, – быстро согласилась Дилан, радуясь шансу сменить тему разговора. – Расскажи больше про себя.

– Что ты хочешь знать?

– Хм, – сказала она, перебирая список вопросов, весь день кружащих в ее голове. – Расскажи о самой странной форме, которую ты принимал.

Он тут же улыбнулся, и она поняла, что этим правильным вопросом подняла ему настроение.

– Санта-Клауса, – ответил он.

– Санты?! – воскликнула она. – Почему?

Он пожал плечами.

– Это был ребенок. Он умер на Рождество в автокатастрофе. Ему было всего пять, и Санте он доверял больше всех остальных. За пару дней до этого он сидел в магазине на его коленях, и это стало его любимым воспоминанием. – Его глаза весело засверкали. – Пришлось постоянно трясти животом и кричать: «Хо! Хо! Хо!», чтобы он радовался. Он очень разочаровался, узнав, что Санта не может спеть по нотам «Джинг беллс».

Дилан засмеялась, представив сидящего напротив парня в костюме Санты. А потом поняла, что он не просто оделся Сантой, он был Сантой.

– Знаешь, что мне кажется самым странным? – спросила она. Он покачал головой. – Смотреть на тебя и думать, что ты мой ровесник, но при этом понимать, что ты взрослый. Нет, старше, чем взрослый. Старше, чем все, кого я знаю.

Тристан сочувственно улыбнулся.

– Я не очень хорошо лажу со взрослыми; они любят мне приказывать. Прямо как ты.

Она засмеялась.

Он тоже засмеялся, наслаждаясь этим звуком.

– Ну если поможет, я не чувствую себя взрослым. А ты не кажешься ребенком. Ты кажешься самой собой.

Дилан улыбнулась.

– Еще вопросы?

– Расскажи мне… расскажи про свою первую душу.

Тристан ухмыльнулся. Он не мог ей отказать.

– Это было давно, – начал он. – Это был молодой человек. Его звали Грегором. Хочешь услышать его историю?

Дилан усердно закивала.

Это и правда было очень давно, но Тристан до сих пор помнил все подробности. Первым воспоминанием о его собственном существовании было, что он шел по белоснежно-белой местности. Там не было полов, стен, неба. Тот факт, что он идет, являлся единственным доказательством существования какой-то поверхности. А потом откуда ни возьмись начали появляться детали. Земля под его ногами оказалась грунтовкой. По обе стороны от него возникли кусты, высокие, непокорные и шепчущиеся, как живые существа. Была ночь, над головой бархатное черное небо с вкраплениями мерцающих звезд. Он мог назвать все эти вещи, он знал их. А еще он знал, куда идет и зачем здесь.

– Горел огонь. Густой столб дыма направлялся к небу, и именно туда-то мне и надо было. Я шел по тропинке, и тут мимо меня пронеслись двое мужчин. Они пробежали так близко, что я почувствовал, как воздухом обдало кожу, но меня они не заметили. Подойдя к источнику огня, я увидел, что эти мужчины пытаются набрать в колодце воду, но их усилия оказались тщетными. Они не могли победить огонь. Это было жестокое пламя. Никто не мог в таком выжить. Вот почему я оказался там.

Он улыбнулся, Дилан с пристальным вниманием смотрела на него.

– Помню, как почувствовал… не волнение, а неуверенность. Я должен был пойти туда и забрать его? Или стоять там и ждать? Поймет ли он, кто я такой, или мне придется убеждать его пойти со мной? Что мне делать, если он расстроится или разозлится? Но все оказалось легко. Он прошел сквозь стену горящего здания и остановился передо мной, не получив никаких ожогов. Мы должны были отправиться в путь. Но Грегор как будто не хотел уходить. Он чего-то ждал. Нет… кого-то.

Дилан озадаченно моргнула.

– Он видел людей?

Тристан кивнул.

– Я не могла, – пробормотала она и задумчиво опустила взгляд. – Я никого не видела. Я была… Я была одна.

На последнем слове ее голос затих.

– Души еще некоторое время могут видеть жизнь, которую они покинули. Это зависит от момента их смерти, – объяснил Тристан. – Ты была без сознания, когда умерла, и к тому моменту, как душа очнулась, было слишком поздно. Все остальные исчезли.

Дилан смотрела на него глазами, полными грусти. Затем громко сглотнула.

– Что случилось с Грегором?

– К дому начали подходить люди, и Грегор, хоть и смотрел на них печально, но от меня не отошел. А потом прибежала женщина, она подняла юбки, чтобы ноги не путались, когда она бежала, а на лице застыл ужас. Женщина кричала его имя. Это было душераздирающе, подобно пытке. Она пробежала мимо зевак и как будто хотела забежать в дом, но ее схватил мужчина. Поборовшись с ним несколько секунд, она обмякла в его руках, истерично рыдая.

– Кем она была? – выдохнула Дилан, увлеченная рассказом.

Тристан пожал плечами.

– Женой Грегора, наверное, или возлюбленной.

– И что произошло дальше?

– А дальше самое сложное. Я ждал, пока Грегор в агонии наблюдал за ее истерикой. Он протянул к ней руку, но точно понял, что не может успокоить ее, и остался рядом со мной. Через несколько секунд он повернулся и сказал: «Я умер, да?» Я лишь кивнул, ничего не мог сказать. Он спросил, надо ли ему идти со мной, и оглянулся на плачущую женщину, и я сказал – да. А потом он спросил, куда мы пойдем, и я запаниковал, – признался Тристан. – Я не знал, что сказать.

– Что ты ему сказал?

– Я сказал: «Я всего лишь проводник. Не я это определяю». К счастью, мужчина принял мой ответ, и я развернулся и пошел в темную ночь. Грегор последовал за мной, напоследок взглянув на женщину.

– Бедная женщина, – пробормотала Дилан, думая об оставленной жене. – Этот мужчина, Грегор, знал, что мертв. Он сразу же понял, да? – это прозвучало скептически.

– Ну, – ответил Тристан, – он только что прошел сквозь стену горящего здания. Кроме того, тогда люди были очень верующими. Они не сомневались в церкви и верили тому, чему она их учила. Они видели во мне посланника свыше – ангела, как вы их называете. И не задавали мне вопросов. Сейчас люди более недисциплинированные. Кажется, они все считают, что у них есть права.

Он закатил глаза.

– Хм.

Дилан подняла голову, не знала, задавать ли следующий вопрос.

– Что? – Тристан заметил ее сомнение.

– Кем ты был для него? – выпалила она.

– Всего лишь мужчиной. Помню, что был высоким и мускулистым, с бородой. – Он замолчал, заметив выражение ее лица: Дилан поджала губы, чтобы не засмеяться. – Что тут смешного? Тогда многие мужчины носили бороды, густые. У меня и усы были. И мне это нравилось – элегантно и тепло.

В этот раз она не сдержалась и расхохоталась, но смех быстро затих.

– А кто был самой худшей душой? – тихо спросила она.

– Ты.

Он улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз.