Той ночью Дилан почти не спала. Она лежала и думала о душах, о Тристане и других проводниках, о том, куда она направляется. Она предположила, что ее тело привыкает к отсутствию сна, в котором не было необходимости, но, по правде говоря, в ее голове крутилось так много мыслей, что сон все равно бы не пришел.

Она вздохнула и покрутилась на потрепанном комковатом кресле.

– Ты не спишь? – раздался слева от нее тихий голос Тристана.

– Да, – пробормотала Дилан. – Слишком много мыслей в голове.

Длительное молчание.

– Хочешь об этом поговорить?

Дилан повернулась к Тристану. Он сидел на стуле и смотрел в ночь, но, почувствовав на себе ее взгляд, развернулся.

– Может помочь, – сказал он.

Дилан задумчиво закусила губу. Она не хотела жаловаться на свое невезение, ведь ему было намного хуже. Но в ее голове всплывал миллион сомнений, и Тристан мог прояснить как минимум некоторые из них. Он подбодрил ее улыбкой.

– Я думала о том, что находится за пределами пустоши, – начала она.

– А… – На лице Тристана отразилось понимание. Он скривился. – В этом я тебе не могу помочь.

– Знаю, – тихо произнесла она.

Она старалась не выказывать свое разочарование, но ее это ужасно беспокоило. Куда она направляется? После тех демонов, что набросились на нее в темноте, готовые утащить вниз, она сомневалась, что ее ждало что-то плохое. Нет, это место должно быть хорошим, иначе зачем демонам мешать ей туда попасть? И оно должно где-то находиться. Если в пункте назначения ее ожидало забвение, какой смысл в пересечении пустоши?

– Тебя только это беспокоит?

Вряд ли. Дилан выдохнула смешок. Но быстро пришла в себя. Посмотрела на старый пол из потрескавшегося камня, на котором играли отблески пламени. Они танцевали до боли знакомый танец.

– Те демоны, – начала она.

– Тебе не нужно волноваться насчет них, – заверил ее Тристан. – Я не позволю им тебя тронуть.

Он говорил очень уверенно, а когда Дилан подняла голову, его широко раскрытые глаза мерцали, зубы были стиснуты.

Она верила ему.

– Хорошо, – кивнула она.

Между ними снова воцарилось молчание, но в голове Дилан вопросов не убавилось.

– Знаешь, что я не могу понять?

– Что?

– Что ты на самом деле не похож на себя. В смысле, – продолжила она, осознав, что ее слова лишены смысла, – я тебя вижу. Могу к тебе прикасаться. – Она подняла руку, но ей не хватило смелости дотянуться и действительно прикоснуться к нему. – Но то, что я вижу, чувствую, – это не ты.

– Мне жаль.

Невозможно было не заметить сожаления в голосе Тристана.

Дилан покусала губу, осознавая, что совсем не подумала, что ему больно слышать это. И добавила, желая загладить свою вину:

– Но мне не важно, как ты выглядишь. Не особо. Твоя сущность в твоей голове и сердце, понимаешь? Твоя душа.

Тристан уставился на нее с непроницаемым выражением лица.

– Ты думаешь, у меня есть душа? – тихо спросил он.

– Конечно, есть, – быстро, но честно ответила Дилан. Тристан увидел это по ее лицу и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, но улыбка перешла в громкий зевок. Она смущенно вскинула руку ко рту.

– Кажется, мое тело считает, что ему еще нужен сон, – застенчиво сказала она.

Тристан кивнул.

– Возможно, завтра ты будешь чувствовать себя ужасно, очень изможденной. Но это все психология… – Он замолчал.

Тишина стала оглушительной и почти осязаемой.

Дилан, обняв колени, свернулась в кресле и посмотрела мимо Тристана на огонь. Она гадала, стоит ли что-то сказать, но не могла придумать ничего, что не звучало бы глупо. Кроме того, может, он хочет подумать. Скорее всего, сейчас он был как никогда близок к тому, чтобы остаться наедине с самим собой.

– Мне кажется, в начале проще, – наконец произнесла она.

– Что ты имеешь в виду?

Тристан повернулся к ней. Она смотрела не на него, а на огонь, словно впав в транс.

– В самом начале, – сказала она, – когда души спят. Готова поспорить, приятно побыть в тишине и спокойствии. Ты, наверное, устал, что с ними постоянно надо говорить.

Она запнулась, потому что до нее внезапно дошло: она была одной из них.

Тристан некоторое мгновение не отвечал, и она поежилась, прочитав в его молчании самый худший вариант. Конечно, для него она была еще одной душой. На нее накатила досада, и она завертелась в кресле.

– Я перестану говорить, – пообещала она.

Губы Тристана дернулись.

– Тебе необязательно это делать.

Но она была права. Он действительно предпочитал начало путешествия, когда души погружались в сон, и он мог быть практически один. Сон напоминал занавески, которые загораживали его, пусть даже всего на несколько часов, – от их эгоизма, невежества. Он был потрясен, что эта… эта девушка обладала состраданием, что ей хватило великодушия подумать о его чувствах и нуждах. Он взглянул на нее, съежившуюся в кресле и словно желающую раствориться в древних пыльных подушках. Его тронул румянец на ее щеках.

– Ты хочешь услышать еще одну историю? – спросил он.

– Если ты не против рассказать, – скромно ответила Дилан.

Ему в голову пришла идея.

– Ты меня спросила про самую худшую душу, которую я переправлял, – начал он, – но я соврал. Это не ты.

Он замолчал и быстро взглянул на нее.

– Не я? – Дилан опустила голову на колени и изумленно смотрела на него.

– Не ты, – кивнул он. А потом из его голоса пропала шутливость. – Это был маленький мальчик.

– Мальчик? – спросила Дилан.

Тристан кивнул.

– Как он умер?

– Рак, – пробормотал Тристан, не желая озвучивать эту историю как-то иначе, чем шепотом. – Ты бы его видела, как он лежал там. Это было душераздирающе. Крошечный и хрупкий, с белым лицом и лысой головой после химиотерапии.

– Кем ты был для него? – осторожно спросила его Дилан.

– Доктором. Я сказал ему… – Тристан затих, он не был уверен, что может в этом признаться. – Я сказал ему, что могу заставить боль уйти, что он снова будет хорошо себя чувствовать. Его маленькое лицо озарилось. Он спрыгнул с кровати и сказал мне, что уже чувствует себя лучше.

Тристан ненавидел переводить детей. Хоть они шли добровольно и были самыми доверчивыми, с ними было труднее всего. Они редко не жаловались, но ему казалось, что дети заслуживают право на жалобу больше всего. Как несправедливо умереть, прежде чем сможешь вырасти, пожить, получить опыт…

– Тристан. – Голос Дилан заставил его поднять голову. – Можешь не рассказывать, если не хочешь.

Но он хотел. И не знал, почему; это не приятная сказка, и счастливого конца не будет. Он хотел поделиться с ней чем-то своим. Чем-то важным.

– Мы вместе вышли из больницы, и он так давно не видел солнца, что не мог отвести от него взгляда. Первый день прошел хорошо; мы легко добрались до островка безопасности, и я развлекал его фокусами: из ниоткуда разжигал огонь, заставлял вещи передвигаться, не дотрагиваясь до них. Делал все, что угодно, лишь бы его отвлечь. На следующий день он был уставшим. Его разум все еще говорил, что он болен, но мальчик хотел идти. Из-за болезни ему несколько месяцев не разрешалось ходить. Я не мог ему отказать. А следовало.

Тристан пристыженно опустил голову.

– Мы шли слишком медленно. К заходу солнца я уже нес его, но этого было недостаточно. Я побежал. Бежал как можно быстрее, и бедный ребенок забеспокоился. Он плакал. Чувствовал мою тревогу и слышал вой демонов. Он доверял мне. А я его подвел.

Дилан боялась спросить. Но не могла вот так оставить эту историю.

– Что случилось?

– Я споткнулся, – прохрипел Тристан, глаза заблестели в приглушенном свете огня. – Я споткнулся и уронил его. Отпустил его, чтобы смягчить падение. Всего на секунду. Но ее было достаточно. Они схватили его и затащили вниз.

Голос Тристана оборвался, но молчание сопровождалось неровным, тяжелым, прерывистым дыханием, словно он плакал, хотя щеки были сухими. Дилан всматривалась в него. Ее рука сама потянулась и обхватила его руку. В комнате было тепло, но его кожа казалась очень холодной. Дилан провела пальцами по тыльной стороне ладони. Он на секунду хмуро взглянул на нее, потом перевернул руку, и их пальцы переплелись. Потом он начал медленно выводить круги на ее ладони большим пальцем. Было щекотно, но Дилан скорее лишилась бы руки, чем убрала ее.

Тристан посмотрел на нее, тени от огня танцевали на его лице.

– Завтра – опасный день, – пробормотал он. – Снаружи соберутся демоны.

– Ты вроде сказал, они не могут войти? – сдавленно произнесла Дилан из-за внезапно охватившей ее паники. Он предупредил ее, а значит, действительно волновался. Получается, что опасность на самом деле реальна. У нее свело живот.

– Они не войдут, – пообещал он с серьезным выражением лица, – но они знают, что в итоге мы выйдем.

– Мы будем в безопасности? – голос Дилан превратился в писк.

– Утром, когда взойдет солнце, у нас все будет в порядке, – сказал он, – но днем придется пересекать равнину, а там всегда темно. Там они нас и атакуют.

– Откуда ты знаешь? Ты вроде сказал, что ландшафт создаю я?

– Это так, но то, что под землей, всегда остается таким же, а ты создаешь ландшафт поверх земли. Вот почему дома безопасности всегда в одном и том же месте. И впереди будет равнина. Она всегда там.

Дилан от любопытства закусила губу, но не выдержала и спросила:

– Ты… ты кого-нибудь терял на равнине?

Он посмотрел на нее.

– Тебя я не потеряю.

Дилан поняла и сжала губы, стараясь не выказывать беспокойства.

– Не бойся, – добавил он, почувствовав смену настроения. Его пальцы снова аккуратно сжали ее руку, и Дилан покраснела.

– Я в порядке, – слишком быстро ответила она.

Тристан видел ее насквозь. Все еще держа ее за руку, он поднялся со стула и присел перед ней. И посмотрел прямо ей в глаза. Дилан очень хотелось отвести взгляд, но ее как загипнотизировали.

– Я тебя не потеряю, – повторил он. – Верь мне.

– Я верю, – ответила Дилан, и в этот раз ее слова были правдивыми.

Тристан кивнул и поднялся, освободив ее глаза и руку. Дилан засунула ладошки между коленями и постаралась скрыть, что дрожит; кожу на руке, которую он держал, покалывало. Она попыталась успокоить дыхание, наблюдая за парнем, который подошел к одному из окон и уставился в ночь. Она хотела позвать его, оторвать от окна и демонов, притаившихся снаружи, но это было бесполезно – он знал о них больше, чем она, и вел соответственно. Дилан съежилась в кресле.

– Всегда одно и то же, – вдруг сказал Тристан, но не повернулся, и Дилан подумала, что он говорит сам с собой. Он поднял руку и прижал к стеклу. И тут же усилился шум снаружи.

– Что всегда одно и то же? – спросила Дилан, надеясь отвлечь его внимание от окна. Ее пугали этот вой и визг.

К ее облегчению, он повернулся и убрал руку.

– Демоны, – сказал он. – Они всегда более голодные и ненасытные, когда появляется такая душа… – Он замолк. – Душа, как ты.

Дилан нахмурилась. Он произнес это, словно с ней что-то не так.

– В смысле, не поняла?

Он задумался.

– Призраки с радостью заберут любую душу. Но чистые души для них подобно лакомству.

Чистые души? Дилан подождала, когда эти слова приобретут смысл. Вряд ли она назвала бы себя чистой – а мама уж точно нет.

– Я не чистая, – сказала она.

– Чистая, чистая, – заверил он ее.

– Нет, – не согласилась она. – Спроси маму, она всегда говорит, что я…

– Я не имею в виду, что ты идеальная, – перебил ее Тристан. – Чистая душа… она невинна. – Дилан покачала головой, готовясь снова отрицать его слова. Но потом он произнес слова, от которых комната в буквальном смысле вспыхнула огнем. – Душа девственницы.

Дилан несколько раз открыла и закрыла рот, но не произнесла ни звука. Тристан внимательно наблюдал за ней, но она не могла контролировать свое лицо, и к щекам хлынула кровь.

– Что? – наконец выдавила она.

– Душа девственницы, – повторил он.

Дилан изо всех сил старалась не закатить глаза, чтобы скрыть смущение.

Она не требовала, чтобы он еще раз повторил эти слова.

– Когда в пустоши появляется молодая девственная душа, призраки становятся более агрессивными и опасными. – Он посмотрел на нее, проверяя, насколько внимательно она его слушает. – Они хотят тебя – именно тебя. Твоя душа для них – лакомство. Более желанная и вкусная, чем горький вкус поживших душ.

Дилан уставилась на него, открыв рот. Слова Тристана никак не могли продраться сквозь туман в ее голове. Она застряла на единственном слове. Девственница. Откуда, черт возьми, он об этом знает? Это написано у нее на лбу? Но потом она вспомнила. Он говорил, что видит и знает каждую душу. Внутри и снаружи. Она поежилась. Судя по тому, как дергались его губы, он смеялся над ней. Может, именно об этом он думал, когда держал ее за руку: что она чиста и невинна? Девственница?!

Дилан заерзала в кресле, сгорая от стыда, но этого было недостаточно. Она все еще находилась в ловушке его взгляда, как муравей под увеличительным стеклом. Она сорвалась с места и устремилась к окну, в которое несколько минут назад смотрел Тристан. Подошла к нему, намеренно избегая отражения проводника, и прижалась лбом к холодному стеклу, пытаясь избавиться от смущения.