Джима похоронили во вторник. Похороны прошли очень тихо – на них присутствовали только я, Мэри и несколько самых близких друзей Джима. Я всегда испытывал отвращение к пышным похоронам и чувствовал, что Джим так же предпочел бы быструю и тихую церемонию. Но на меня она очень повлияла: я не мог думать ни о чем ином, кроме утраты, и на следующий день уехал бы из города, если бы не получил повестку от большого жюри.

Мэри сообщила мне, что ее тоже вызвали, так что я заехал за ней. Она очень нервничала и была испугано от мысли о даче показаний. Мэри засыпала меня вопросами о том, что у нее могут спросить и как ей следует отвечать. Я успокоил ее, сказав, что окружной прокурор был дружен с Джимом, и что, я уверен, – наши показания о словах Хелен смогут отсрочить обвинительное заключение до тех пор, пока Хелен не оправится до той степени, что сможет сама дать показания.

– Но, Уоррен, ведь она бредит, а это не ахти, какое свидетельство, не так ли?

– Да, это так. Но я не думаю, что они вынесут обвинение, пока Хелен больна. Понимаешь, обвинение сейчас все равно нельзя вынести, и, я думаю, что наши показания убедят всех в том, что есть сомнение в вине Хелен.

Кажется, она успокоилась, по крайней мере, до тех пор, пока не увидела здание суда, и страх не охватил ее с новой силой.

– Ох, Баппс, не могу ли я избежать допроса?

– Нет, через это нужно пройти. Помни, все зависит от тебя и от меня.

– Но что, если они спросят меня, о чем говорили Джим и Хелен перед поездкой в загородный клуб?

– Говори как можно меньше, но говори правду. Мы знаем, что Хелен невиновна, так что правда никак ей не повредит.

В холле мы встретили инспектора Робинсона, его полуулыбка меня раздражала. Это его сообщение смутило большое жюри. Он хорошо знал, что «Сан» поддержит его, а предъявленное обвинение будет воспринято широкой публикой, как доказательство вины.

У входа в вестибюль мы обнаружили дворецкого Уикса, на котором просто лица не было.

– Я ничего не могу поделать, сэр. Они заставили меня прийти.

– Уикс, я понимаю. Не волнуйтесь! Это просто формальность, – утешил я его.

– Надеюсь, сэр, но не нравится мне это.

– Никому не нравится, но ничего не поделаешь, – ответил я. – Энни пришла с тобой?

– Нет, сэр. Как ни странно, но ее не вызвали.

Ну, надо же! Это очень поможет нам. Мы с Мэри прошли через вестибюль и стали ждать нашей очереди. Здесь же ждал и коронер. Уикс последовал за нами и сел радом. На лице Мэри читалась нервозность.

– Баппс, не можешь ли ты войти со мной?

– Нет, Мэри. Большое жюри проводит свою работу тайно.

Клерк вызвал коронера, и пока он проходил в зал, появились Робинсон и Пикеринг. Робинсон не смотрел в мою сторону, но Пикеринг подошел к нам и пожал мне руку.

– Старина, чертовски сожалею, что все так обернулось, – сказал он.

– Ты имеешь в виду мою сестру?

– Да. Кажется, Робинсон считает, что у него есть все доказательства. Я постараюсь помочь тебе...

– Большое спасибо, – ответил я.

Через несколько минут его позвали давать показания. Пока коронер выходил из зала, я пытался определить его показания по лицу, но оно было бесстрастно. Пикеринг вышел меньше, чем через десять минут, и был вызван Уикс. Он прошел в зал на трясущихся ногах, а в его брошенном на меня прощальном взгляде читалось полублагоговение, полустрах.

Робинсон ходил взад - вперед, его походка выражала уверенность и удовлетворение. Всякий раз, поворачиваясь к Мэри, он окидывал ее таким взглядом, как будто пытался прикинуть, к какой категории преступников она относится.

В конце концов, Уикс вышел – он вспотел, как будто после бани. Робинсон презрительно фыркнул, взглянув на него, после чего прошел в комнату присяжных. Я хотел задать бедняге пару вопросов, но он убежал прежде, чем я успел привлечь его внимание.

Мэри встала и прошла к большому окну, через которое в комнату врывался теплый сентябрьский солнечный свет. Какой-то миг она рассматривала площадь, заполненную народом, после чего внезапно обернулась и всхлипнула:

– Баппс, я не вынесу этого! Вдруг я скажу что-то такое, что навредит Хелен!

Рыдания сотрясали ее тело. Подойдя к ней, я попытался успокоить ее.

– Мэри, дорогая, Хелен не делала этого. Когда она оправится, мы узнаем больше. Даже если ей вынесут обвинение, то Хелен сможет доказать свою невиновность.

Рыдания уменьшились, превратившись во что-то вроде насморка, а затем в отдельные вздохи. Она вынула из сумочки пудреницу и уткнулась в нее. Я понял, что шторм миновал.

– Я з-знаю, что п-плакать глупо, но ничего не м-могу поделать.

Клерк отворил дверь и назвал фамилию Мэри. Она бросила на меня испуганный взгляд, ее лицо побледнело. Я подумал, что она может сорваться вновь, но тут она вызывающе вскинула голову, с некоей искоркой гнева в глазах. Захлопнув сумочку, она смело прошла в зал, подобно смело идущему на смерть солдату.

Лишь после того, как она ушла, я задумался о собственных показаниях. В конце концов, многое свидетельствует против Хелен. Она угрожала убить Джима. Она поругалась с ним перед поездкой, сама выбрала заднее сиденье, взяла с собой револьвер и знала, что едет посмотреть на то, как муж будет унижать ее любовника и угрожать ему. Против этого у меня была лишь братская уверенность в сестре да полдюжины слов, сказанных в бреду. Мной овладел страх того, что они могут обвинить Хелен. А если это она? Что, если она признается?

Как бы то ни было, мне нужно спасти Хелен, хотя бы ради матери. В конце концов, Вудс тоже угрожал Джиму. Он знал, что у Джима есть свидетельства против него. Он назначил встречу, заявив, что Джим должен прийти один. Подумав об этом, я решил рассказать жюри все. Даже если Вудс провел в клубе весь вечер и сможет подтвердить алиби, а мои показания не причинят ему вреда, то все равно их может быть достаточно для того, чтобы удержать жюри от вынесения вердикта до тех пор, пока Хелен не сможет дать показания. Услышав шаги, я обернулся и увидел, как входит тот, о ком я думал.

– Вудс, вы здесь? – спросил я.

– Да. Слуги вашей сестры рассказали полиции о той вульгарной стычке между мной и Фельдерсоном; полагаю, меня вызвали, чтобы расспросить об этом, и вот – я здесь.

Он казался взволнованным и раздраженным. Я впервые понял, через что он прошел за последние несколько дней: деловые проблемы, травма Хелен. Не знаю, как он разберется со своими делами без ее денег.

– Полагаю, ты был бы рад спасти Хелен от обвинения.

Вудс обернулся ко мне.

– Томпсон, неужели ты хочешь сказать, что есть такая возможность? Ведь она не делала этого, она не могла сделать такое... Это ужасно. Я читал тот бред в «Сан», но не думал... я не мог подумать, что кто-то воспринимает их всерьез, – его лицо покрылось мрачной тенью.

– Фельдерсон был убит выстрелом сзади, а Хелен была его единственным пассажиром, – заявил я, присматриваясь к Вудсу – я хотел приметить, как он это воспримет. Он выглядел так, будто знает о преступлении больше, чем мне казалось.

– Знаю! Но разве они не понимают, что Хелен не способна на такой поступок? Они там что, слепые?

Голос, называющий мое имя, поразил меня будто громом. Должно быть, они вывели Мэри в другую дверь – когда я вошел в зал, ее там не было. Жарко, душно, запах табака пропитал всю обивку. Я приметил, что присяжные выглядят глубоко заинтересованными, и к тому же интеллигентными. Старшина присяжных был близоруким человеком, его очки словно излучали сочувствие. Окружной прокурор, Киркпатрик, хорошо знал Джима и был одним из его лучший друзей.

– Ваше имя? – спросил он.

– Уоррен Томпсон.

– Ваш адрес?

– Грант-авеню, одиннадцать - тридцать два.

– Профессия?

– Юрист.

Окружной прокурор сел за стол, разложив перед собой какие-то документы.

– Кем вы приходились покойному?

– Он был моим зятем.

– Мистер Томпсон, – начал прокурор, склонившись над столом, – пожалуйста, расскажите жюри, были ли проблемы в семейной жизни вашего зятя и сестры?

– До недавнего времени мистер и миссис Фельдерсон были счастливы вместе. Но последние три месяца их счастье было не так велико.

– Что стало причиной их разногласий?

Я решил сразу же атаковать Вудса.

– Человек, который не нравился мистеру Фельдерсону – он не хотел, чтобы тот приходил к ним домой.

– Вы можете назвать имя этого человека?

– Это Фрэнк Вудс.

Прокурор посмотрел в свои записи.

– Этот Вудс стал любовником миссис Фельдерсон?

– Не могу сказать. Но он был очень внимателен к ней.

– Миссис Фельдерсон просила мужа о разводе?

– Да.

– И мистер Фельдерсон отказал?

– Нет. Мистер Фельдерсон согласился.

– Вы в этом уверены?

– Да. Я присутствовал, когда он сказал, что может дать ей развод.

– Вудс также присутствовал?

– Да.

Старшина присяжных прервал допрос:

– Можете ли вы рассказать присяжным, что тогда произошло?

Я коротко пересказал события того дня, не забыв упомянуть о том, что Вудс угрожал жизни Джима, если тот не отпустит Хелен.

– Этому человеку отправили повестку? – спросил прокурор.

– Да. Он ждет в приемной, – ответил клерк.

– Мистер Томпсон, вы слышали, как ваша сестра угрожала убить мужа? – спросил Киркпатрик.

– В тот раз моя сестра разволновалась, и наговорила...

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос! – выпалил окружной прокурор.

– Я не помню, – ответил я.

Киркпатрик снова сверился со своими бумагами.

– По словам свидетелей, в тот вечер, когда между мистером и миссис Фельдерсон произошло разногласие, она сказала: «Я бы убила его». Это было сказано о ее муже. Вы слышали эти слова?

– Я не думаю, что она подразумевала буквальное убийство.

– Я не спрашиваю, каково ваше мнение. Вы слышали, как она сказала, что может или хочет убить его?

– Да.

Прокурор выглядел удовлетворенным. Я заметил, как старшина присяжных откинулся на спинку стула.

– Перейдем ко дню убийства. Мистер Томпсон, вы видели, как миссис Фельдерсон отъезжала вместе с мужем?

– Нет.

– Вы не знаете, она села на заднее или переднее сиденье?

– Не могу сказать.

Киркпатрик взял со стола револьвер Джима.

– Вам знаком этот револьвер?

– Я не знаю.

– У мистера Фельдерсона был похожий револьвер?

– Да.

– Вы не знаете, взял ли мистер Фельдерсон его с собой в день трагедии?

– Я не уверен.

– А как обычно – мистер Фельдерсон носил с собой оружие?

– Нет.

– У миссис Фельдерсон был револьвер?

– Нет, – ответил я. – Я даже не думаю, что она умела стрелять.

– Пожалуйста, отвечайте на вопросы! – резко буркнул Киркпатрик.

– Вы заявили, что мистер Вудс угрожал жизни мистера Фельдерсона, заставляя того дать жене развод. Когда же мистер Фельдерсон собирался его дать?

– Я не думаю, что он на самом деле собирался дать развод.

– Но вы заявили, что он согласился на него?

– Да, но с оговоркой, – ответил я.

– С какой оговоркой?

– В прошлом мистера Вудса не должно обнаружиться ничего такого, что могло бы причинить миссис Фельдерсон неприятности после того, как она выйдет за Вудса.

– Мистер Вудс знал о том, что мистер Фельдерсон не собирался разводиться?

– Я не знаю. Знаю лишь, что мистер Фельдерсон сделал важное открытие о прошлом Вудса.

– Это открытие давало основание отказать в разводе?

– Да!

– Вы можете сообщить жюри, что это было за открытие?

– Нет, не могу.

– Мистер Вудс знал об открытии мистера Фельдерсона?

– Думаю, да.

– Но вы не уверены?

– Нет.

– Мистер Томпсон, это важно. Вы можете рассказать жюри, почему вы думаете, что мистер Вудс знал об открытии мистера Фельдерсона?

– Поскольку вскоре после этого открытия мистер Вудс попросил мистера Фельдерсона побеседовать с ним в загородном клубе.

– В тот злополучный вечер мистер Фельдерсон на­прав­лялся как раз на эту встречу? – спросил окружной про­курор.

– Да, – ответил я.

– Вы не знаете, не собирался ли мистер Фельдерсон объявить мистеру Вудсу, что не станет разводиться с женой?

– Думаю, он собирался обвинить Вудса в нечестности.

– Миссис Фельдерсон знала о цели этой встречи, разве не так?

– Не могу сказать.

Киркпатрик обернулся к жюри.

– У жюри есть какие-либо вопросы?

Я ухватился за возможность.

– С позволения жюри, я хотел бы сказать еще несколько слов.

Увидев соглашающиеся кивки, я, стараясь быть покороче, рассказал им о своей уверенности в невиновности сестры, о ее крике, предупреждавшем мужа об опасности, и о появлении на дороге черного лимузина как раз в то же время, когда произошла трагедия. Также я рассказал о неприязни Залнича к Джиму, и о том, что он находился в том лимузине. Старшина присяжных подался вперед:

– Вы можете повторить слова вашей сестры?

– Она крикнула: «Джим, берегись!».

– Она тогда бредила, так?

– Да. Но по тону ее голоса я почувствовал, что она явно ссылается на события той ночи.

– Вы думаете, что она имела в виду черный лимузин, крикнув «Джим, берегись!»?

– Да.

– А как же вердикт коронера о том, что Джима убила пуля выпущенная сзади и сверху?

Я почувствовал, что иду по зыбкой почве.

– Пуля могла быть выпущена из другого автомобиля и срикошетить от какой-то части машины мистера Фельдерсона.

Лицо прокурора расплылось в улыбке.

– Мистер Томпсон, достаточно, – объявил Киркпатрик, и я вышел из душной комнаты в коридор. Вернувшийся Уикс стоял подле Мэри. Они смотрели на меня огромными от волнения глазами.

Увидев мое изнеможение, Мэри взяла меня за руку.

– Уоррен, что случилось? – спросила она.

– Пока ничего.

– Но они собираются?..

– Не знаю, не знаю.

На глазах Мэри выступили слезы.

– Ох, Уоррен, этот человек был ужасен!

– Какой человек? – спросил я.

– Тот, что задавал вопросы, – всхлипнула Мэри. – Не нашлось ничего, о чем он бы не расспросил меня.

– Он спрашивал о содержании разговора между Хелен и Джимом?

– Он спрашивал меня обо всем! Он так и сяк вертел все сказанное мной, как будто в нем было что-то ужасное.

Отчаявшись, я пошел к машине. Выезжая из поселка, я думал лишь о том, что свежий воздух может успокоить нервы Мэри. Дважды я пытался завести разговор о каких-нибудь мелочах, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей, но у меня не вышло. Снова и снова он возвращался к присяжным. Так что большая часть нашей поездки прошла в молчании. Когда мы, наконец, повернули обратно и вернулись к дому Мэри, из него вышел ее отец, сжимая в руках газету.

– Уоррен, это ужасно.

– Что это? – воскликнул я, всматриваясь в газету.

Это был специальный выпуск «Пресс» – нашей единственной приличной газеты. Броский заголовок гласил:

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЛИДЕР ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ!

Затем мелким шрифтом:

«Фрэнк Вудс, хорошо известный бизнесмен, освобожден под залог в 10.000 долларов»

Выходит, что заподозрены были и Хелен, и Фрэнк Вудс.