– Черт побери! – Шеллон резко, втянул воздух и заставил себя лежать неподвижно. – Тамлин, две недели уже прошли. Тебе обязательно продолжать эти ежевечерние мучения?

Не обращая внимания на его протесты, она прижала примочку из сладкого клевера, черники и лещины к его спине. Она была ледяная – поэтому он и жаловался. Каждый день она посылала его оруженосцев на гору Бен-Шейн, где никогда не таял снег, приносить корзины утрамбованного снега. Она чередовала ледяные примочки и очень горячие припарки, чтобы вылечить страшные ушибы, полученные в битве.

– Бесса сказала, что я могу прекратить после этой ночи. – Тамлин наклонилась и поцеловала его в плечо.

– Думаю, старой Бессе нравятся мои мучения. Я отказался пить то омерзительное пойло, которым, она меня пичкает.

– Зато, ты не заболел, – заметила Тамлин. Он повернулся и сурово посмотрел на нее.

– Да, но оно оказывает на мое тело другое, вредное влияние.

Она усмехнулась:

– Бесса не говорила, что есть побочный эффект, но тебе надо спокойно: спать, пока не выздоровеешь.

– Проклятие, оно делает меня совершенно безвольным – о чем ты прекрасно знаешь. Ты каждую ночь посмеиваешься, желая мне спокойной ночи. Позволяя ей травить меня, ты мстишь мне за поединок с Пендегастом.

Тамлин нежно коснулась рукой его спины.

– Джулиан, обещай мне, что никогда больше не будешь сражаться.

Он завел руку назад, сорвал примочку со спины и швырнул в противоположную стену. Перевернувшись, он схватил Тамлин за плечи и прижал к своей груди.

– Твоя спина, Джулиан…

– Она давно в порядке. Хватит квохтать надо мной. Я скоро сойду с ума. Это скучно, Тамлин.

– Скажу Бессе, чтобы больше не давала тебе никаких снадобий.

Он убрал выбившуюся прядь волос с ее лица.

– Спасибо за заботу, но я действительно в порядке, Тамлин. Я сражался больше и бывал в гораздо худшем состоянии, а через день или два возвращался к своим обязанностям. Конечно, приятно, что ты так заботишься обо мне. Раньше никто обо мне не заботился. Пожалуйста, перестань суетиться. Я здоров.

– Я не хочу, чтобы ты снова дрался, Джулиан.

Он посмотрел на нее с кривой улыбкой.

– Почему, когда ты чего-то хочешь от меня, я Джулиан? Когда ты хочешь игнорировать меня и поступить по-своему, это «да, Шеллон» или «нет, Шеллон». Я раскусил твои хитрые уловки, девочка.

– Я действительно хочу заслужить твое снисхождение. И хочу, чтобы ты пообещал никогда больше не драться. Я не смогу пройти через это еще раз. Смотреть, как тебя убивают… – Тамлин всхлипнула и прижалась головой к его груди.

– Тамлин, я воин. Всю жизнь я только и делал, что воевал. Если в силу необходимости мне снова придется сражаться, чтобы защитить тебя или Гленроа, я вновь возьмусь за оружие. Принимай меня таким, какой я есть.

* * *

Джулиан устал и хотел поскорее лечь спать. Вопреки тому, в чем он накануне уверял Тамлин, после долгого дня спина у него все еще болела. Он стал старше, и выздоровление шло медленнее. И все же у него оставалось еще одно дело, которое нужно было закончить, прежде чем пойти на ночь в башню.

Ночь? Он усмехнулся. В Шотландии так называют жутковатые бледные сумерки. Казалось неестественным ложиться спать, когда еще светло. Завтра день летнего солнцестояния. Тамлин предупреждала его, что в самый длинный день в году вообще не стемнеет.

Приближалась гроза, ветер раскачивал деревья. Джулиан двинулся к конюшне, собираясь убедиться, что лошади в порядке. Впереди он заметил Тамлин, которая тоже направлялась к конюшне.

Его девочка отважна. Многие женщины за версту обходили бы место, где с Тамлин случилось такое несчастье. С решимостью воина она заявила, что не намерена прятаться от кого бы то ни было в собственной крепости.

Бансид была в паддоке. Несколько дней назад у кобылы началась течка, и жеребцы Джулиана переполошились. Но Джулиан знал, что кобылу нужно вернуть в стойло, иначе Тамлин придет в ярость. Наверное, поэтому она и пришла сейчас в конюшню, не желая, чтобы кобыла осталась под дождем. Она любила эту упрямую кобылу. Джулиан остановился, увидев ее перед стойлом Язычника скармливающей ему что-то с руки. Кивнув Джервасу, который охранял ее, Джулиан приказал молодому человеку оставить их.

Джулиан прошел туда, где стояла Тамлин, угощая Язычника.

– Что за колдовские чары ты наводишь на моего коня? Ты его балуешь. Он жиреет.

Тамлин пожала плечами.

– Я каждый день приношу ему яблоко и горсть орехов. Теперь появилась морковь, так что ношу и морковь.

– А ты не опасаешься, что Лашер и Кровь Дракона будут ревновать?

– Они жалуются, так же, как Бансид и Колдунья. – Тамлин улыбнулась и погладила коня по лбу. – Я прослежу, чтобы из этого урожая только для твоего коня припасли две бочки яблок. Даже в разгар зимы он будет получать свое яблоко. Он спас тебя, Шеллон. Если бы ты не смог вовремя подняться, Дирк нанес бы тебе смертельный удар. Язычник сделал то, что ты учил его делать, – спас в бою твою жизнь.

– Напрасно ты сомневаешься в моих силах. Я победил бы. Еще два движения, и мой меч вошел бы прямо в шов его кольчуги. Но я все равно горжусь Язычником. – Он похлопал коня.

Из паддока, где возбужденно гарцевала Бансид, донеслось ржание. Язычник мгновенно ответил на ее зов. Тамлин переводила взгляд с одной лошади на другую, затем, подняв деревянную задвижку, распахнула дверь стойла. Язычник высунул голову и с горящими глазами огляделся. Джулиан, в свою очередь, открыл дверь в паддок и выпустил Язычника. Хвост вороного жеребца взвился вверх, он шумно нюхал воздух, призывая кобылу. Бансид стала бегать по кругу загона, изображая неприступность. Черный жеребец помчался за кобылой.

Джулиан посмотрел на Тамлин.

– Я думал, ты не хочешь сводить свою кобылу с одним из моих жеребцов.

Она пожала плечами и прислонилась к дверному косяку.

– Кобыла хочет его.

Налетел порыв ветра, растрепав ее длинные волосы. Тамлин, как всегда, была одета очень просто: в платье из тартана и старую рубашку. Так же, как ее подданные, однако выглядела она по-царски, никакая одежда не могла испортить ее красоты.

Молния расколола темнеющее небо, когда Язычник и Бансид начали свой брачный танец соблазнения, отказа и опять соблазнения. Горная магия кипела в крови Джулиана, когда он смотрел на Тамлин.

С каждым днем он желал ее все сильнее и сильнее и все больше ею восхищался.

Он в шутку сказал, что зелье Бессы подавляет его естественные желания, но это было правдой. Джулиана это радовало. Он все еще не был уверен, что после случившегося Тамлин готова к занятиям любовью. Она уверяла Джулиана, что Пендегаст не изнасиловал ее. И все же Джулиан подозревал, что она просто стыдится рассказать ему правду.

Джулиан решил поговорить со старой Бессой, в надежде, что она рассеет его сомнения. Для Джулиана это не имело значения и никак не повлияло бы на его чувства к Тамлин. Просто он хотел знать, как ему следует теперь обращаться с женой, может ли он заниматься с ней любовью после случившегося, или лучше повременить.

Старуха зло уставилась на него.

– Что сказала девочка?

– Я ее не спрашивал.

– Тогда спроси! – отрезала Бесса и вышла из комнаты.

Джулиан чувствовал себя негодяем. Зачем он полез с расспросами?

– Джулиан, твои глаза выдают твои мысли. Почему не высказать их вслух и не покончите этим раз и навсегда? – печально спросила Тамлин, прислонившись спиной к двери.

Он подошел к ней и оперся рукой о дверь над ее головой. Он не прижался к ней, хотя желал этого всем своим существом, а просто навис над ней, впитывая тепло ее близости.

– Какие мысли? Я размышлял о том, что ты передумала насчет Язычника и Бансид. – Он отвел глаза и стал смотреть в темнеющий паддок.

– Джулиан, никогда не лги мне, это бесполезно. Я чувствую твои мысли здесь. – Она положила ладонь на его сердце. – Посмотри на меня.

Он повернулся, чтобы посмотреть в ее колдовские глаза. Всю жизнь ему удавалось контролировать свои эмоции, тщательно скрывать их. С Тамлин это не получалось. Она обладала волшебной способностью проникать в его разум.

– Пендегаст не изнасиловал меня. Ты вовремя появился. – Она посмотрела на двух лошадей, резвившихся в брачном танце. – Когда моя мать умерла в соседнем помещении, я перестала любить эту комнату. Она вызывала слишком много болезненных образов в моей душе. Потом в мой мир пришел ты, а вместе с тобой радость, красота соседней комнаты, которую мой отец построил из любви к моей матери. Я не хочу думать о печальном, я счастлива.

Тамлин улыбнулась. Ее глаза сияли.

– Та омерзительная сцена не стоит того, чтобы о ней вспоминать, – продолжила она. – Сейчас я вижу двух красивых животных и мощь их возбуждения. Пожалуйста, поверь мне. Вижу силу приближающейся грозы. И сама испытываю возбуждение и страсть, которые вызывает во мне необыкновенно красивый мужчина. Случившееся со мной не идет ни в какое сравнение с тем кошмаром, который мне пришлось пережить, когда ты дрался на поединке.

Джулиан прижался к ней и поцеловал слезы в ее глазах. Что особенного он сделал в печальной истории своей жизни, чтобы заслужить Тамлин? Когда-то он хотел иметь спокойный дом, жену, сына, хотел так отчаянно, что готов был жениться на любой женщине. Это все, чего он просил у жизни. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что принесла ему Тамлин.

Теперь его разум уже не блуждал в темноте. Джулиан больше не переживал кошмары Берика и смерть Кристиана. Не боялся за свой рассудок. У него появилась надежда, что Тамлин его исцелит. Главное, чтобы с ней ничего не случилось. Чтобы она всегда была рядом.

Он коснулся губами ее губ, собираясь углубить поцелуй. Однако кокетка увернулась и бросилась к лестнице, ведущей на чердак. Подхватив подол платья, она подняла его и заткнула за кожаный пояс на талии. Колдовской взгляд, который она бросила на него, говорил «следуй за мной». Тамлин поднималась, покачивая бедрами, и несколько мгновений Джулиан любовался ее округлым задом, а потом последовал за ней. Краем глаза он заметил, что Язычник зажал в угол Бансид и вскочил на нее.

Жизнь прекрасна; подумал Джулиан.

На чердаке стояла тишина. Штабеля сена и соломы глушили все звуки, создавая уникальный волшебный антураж. В бытность свою оруженосцем Джулиан заходил на чердак, но не мог припомнить этого восхитительного уюта.

– Ты заметил, что крыша покрыта не соломой, а свинцом? Хадриан говорил, что в городах, в домах дворян, крыши кроют свинцом, как в соборах. Он не хотел, чтобы крыша в конюшне была крыта соломой. Ведь может вспыхнуть пожар, а лошади слишком ценны, чтобы рисковать ими. Раньше, еще когда была жива моя мать, он разводил лучших лошадей в Шотландии.

– Именно это я собираюсь делать здесь. Язычник, Лашер и Кровь Дракона станут родоначальниками моих табунов.

Она взяла его за руку и потянула в угол.

– Те же мастера, которые строили церкви, сделали витражные окна для господских покоев. Они же построили и конюшню.

Тамлин бросила на пол копну соломы, таща его за руку, чтобы он присоединился к ней. Шум на крыше был похож на топот марширующих эльфов.

– Начинается дождь.

Джулиан сел, прислушиваясь к умиротворяющему ритму.

– Ты уверена, что это дождь, а не твой волшебный двор собрался танцевать, приветствуя Иванов день?

Тамлин растянулась на спине, как ленивая кошка.

– Мне все равно. Я предпочла бы всю ночь лежать здесь с тобой и слушать дождь. Чувствуешь, какой воздух? Пахнет дождем.

Джулиан лег на бок, подперев голову рукой, чтобы смотреть на нее в полумраке.

– Когда цветет вереск?

– Белый вереск зацветает вскоре после Иванова дня. Остальной – с середины лета до начала осени. А что?

– Я представлял, как буду заниматься с тобой любовью среди фиолетовых цветов.

Она громко рассмеялась.

– Вряд ли тебе это понравится. Вереск не цветы, а низкорослый кустарник. Фиолетовые цветы, которые ты увидишь, растут в сухих местах. В болотистистых они розовые.

Джулиан взял жену за руку, играя золотым-кольцом Белтейна на ее пальце. Он желал ее. Это желание возникало в любой момент, когда она была рядом. А сейчас он наслаждался этим уединением с Тамлин, близостью, когда все заботы мира были далеко-далеко и остались только они.

Он обнаружил, что жаждет большего, чем просто их соединение в плоти. Он провел пальцем по ее темной брови. Хотя волосы ее были золотые, ресницы и брови у нее были темно-коричневые, так же как и волосы на лобке. Этот контраст интриговал его.

– Почему ты отклоняла все брачные предложения? – поинтересовался Джулиан.

Она положила руку ему на грудь, чувствуя сильное, уверенное биение его сердца.

– Ты единственный тронул мою душу.

– Ах, девочка. – Он прижался к ней, легко скользя губами по ее мягким губам, наслаждаясь ее ощущением, ее вкусом.

Их страсть всегда горела белым пламенем, но в этот раз он хотел любить ее медленно, утонченно. Его ладонь слегка подрагивала, когда он коснулся ее щеки.

Все, что он мог позволить себе, – это благоговейно целовать ее полные губы.

Тамлин старалась лежать неподвижно, но была так счастлива, что ей хотелось петь и плясать. Очень осторожно она потянула к себе рубашку Шеллона и накрыла ею свое обнаженное тело. В воздухе стоял предрассветный холодок, хотя всю ночь она спала, прижавшись к горячему телу мужа. Повернувшись на бок, она стала смотреть в его прекрасное лицо. За последние несколько недель он стал казаться гораздо моложе во сне. Когда он приехал, на лице его было страдание. Теперь ночные кошмары прекратились, и спад он спокойно. Она осторожно провела пальцем по его черным, выразительно изогнутым бровям и залюбовалась ими.

Шелл он принадлежит ей.

Эвелинор права. Тамлин сделает все, чтобы удержать его. Заслужить его любовь.

Она качнула бедрами и улыбнулась. Их брак принес покой его душе. Положив руку на живот, она подумала о своих подозрениях. Как он отреагирует, когда она скажет ему? У нее задержались месячные, грудь стала тяжелой, чувствительной.

Глаза Тамлин округлились, она бросилась вниз по лестнице, и только успела выбежать из конюшни, как ее вырвало.

– Похоже, каждый раз, когда я отворачиваюсь, мы устраиваем празднество, – поддразнил Джулиан, когда они с Тамлин шли за его братьями, ее сестрами, Деймианом и Эйтин, направляясь на высокий холм, где участников праздника ждали еда и напитки.

– Наши люди много работают. Мы устраиваем праздники восемь раз в году – четыре великих праздника огня, Имболг, Белтейн, Лугнасад и Самайн, потом Иванов день, Святки и весеннее и осеннее равноденствие. Это все отметки в нашем цикле урожая.

– Надеюсь, вы не бросите меня в костер, – рассмеялся Джулиан, обнимая ее за плечи.

Две хихикающие девочки подбежали к Эйтин и потянули ее за руки.

– Присоединяйся к нам, Эйтин, мы идем собирать тысячелистник. Положим его под подушки, чтобы во сне явился суженый.

Эйтин покраснела, стараясь не смотреть на Деймиана. Но он подошел и встал рядом с ней.

– Да, Эйтин, разве тебе не интересно заглянуть в будущее?

Она посмотрела на Тамлин.

– Не бросай своего милого мужа в костер, Тамлин. Лучше брось Сент-Джайлза.

Деймиан обернулся к Тамлин.

– Вы с кузиной как две капли воды, но она сварливая, чего не скажешь о тебе.

Вскинув подбородок, Эйтин наигранно захлопала ресницами на Рейвенхока, а потом возвела глаза к небу.

– Бедняжка, его, должно быть, в детстве несколько раз уронили головой вниз. Он так похож на своего благородного родственника, лорда Шеллона, но в то же время свинья.

Когда они приблизились к вершине холма, Джулиан заметил людей, которые оплетали три колеса соломой и вереском и покрывали смолой.

– Они превращают ночь в утро. – Тамлин улыбнулась его недоумению. – Колеса огня предназначены дать нашему богу света больше силы, чтобы противостоять зиме. Колеса оплетаются соломой и вереском, потом их поджигают и скатывают с холма. Если колеса горят, пока катятся, а потом долго пылают, когда остановятся, жди богатого урожая. Когда огонь на колесе прогорает, люди прыгают через угли. Пары, держась за руки, прыгают вместе, чтобы благословить свою любовь, другие – чтобы очиститься и получить хорошее здоровье. Молодые мужчины берут факелы из вереска, зажигают от этих углей и бегают вокруг полей и через Гленроа, очищая их.

К Тамлин подбежали несколько мальчишек.

– Поспешите, миледи, Скайлар идет со священным огнем. Вы должны взять его и зажечь колеса.

Джулиан смотрел, как они потащили Тамлин к колесам. Молодой горец, который танцевал с Тамлин перед костром в Белтейн, учивший его обращаться с клеймором, взбежал на холм, высоко держа вересковый факел. Он подбежал к Тамлин, которая взяла факел и подожгла три колеса, а молодой человек столкнул их со склона холма. Джулиан видел, как люди радуются, потому что все три скатились с холма, продолжая гореть, а это значило, что древние боги благословили предстоящий урожай.

Джулиан почувствовал на себе чей-то взгляд. Он увидел Тамлин, все еще державшую факел, чтобы зажечь костер. Резко обернувшись, в нескольких шагах он заметил старика. Заинтересовавшись, почему тот пристально смотрит на пего, Джулиан направился к нему.

Хилый старик смотрел на Джулиана глазами, так похожими на глаза Эвелинор, почти мертвыми и в то же время видящими больше, чем нормальные глаза. Его одеяние было похоже на древнего друида – длинная мантия, сандалии, в руках палка в человеческий рост вместо трости.

– Приятная встреча, Джулиан Шеллон, Повелитель Долины.

– По-моему, мы не знакомы. Добро пожаловать в Глен-Шейн… – Джулиан замолчал, не зная, как обратиться к незнакомцу.

– Томас Лирмонт из Эрсилдана, – ответил он дрожащим старческим голосом, протягивая правую руку для рукопожатия.

Когда Джулиан взял ее, старик сжал его руку с удивительной силой и не отпустил.

– У тебя задатки короля, милорд. Та же сила, тот же магнетизм, но я чувствую, что эта долина – единственное королевство, которое ты хочешь. Жаль, этой земле подошел бы такой король, как ты. Эдуард Длинноногий никогда не обратил бы взгляд на эти северные земли, если бы ты сидел на троне, лорд Шеллон. Утрата для Шотландии.

Тут Джулиана осенило. Томас Лирмонт.

– Томас Стихотворец, так вас называют?

– Одни называют так, другие – Правдивый Томас. Человека называют разными именами на его пути – сын, отец, муж. Тебя называют Дракон, Шеллон или Джулиан. Сейчас. Когда-то ты ходил по этим холмам и отзывался на другое имя. Fitheach. – Закрыв глаза, старик умолк, а потом продолжил: – Время, время, прилив и объединяющая любовь, Дракон ступает по тропе древних ветров.

По спине Джулиана пробежал холодок. Разве Тамлин не говорила этого раньше? «Я узнала тебя, но ты не помнишь меня».

– Когда-то, на рассвете времен, ты был великим воином-королем. Ты взял невесту, дочь Анны, и пришел в эту долину. Древние боги пожаловали тебе редкий дар, лорд Шеллон. Береги любовь, которая пришла снова, держи ее крепко, ибо кое-кто попытается украсть ее у тебя.

Их отвлек крик. Джервас галопом скакал вверх по холму, что-то выкрикивая.

Когда Джулиан повернулся, чтобы поподробнее расспросить старика, тот исчез. По спине Джулиана побежали мурашки.

Джервас остановил коня, к нему подбежали Тамлин, Деймиан и Эйтин. Его братья тоже поспешили к нему, так же как Рейвен и Ровена.

– Милорд, гонец, – выдохнул Джервас. – Сам… король Эдуард.

У Джулиана упало сердце. Одного упоминания имени Эдуарда было достаточно, чтобы его сердце сковал ужас. Все глаза были направлены на Джерваса. Шеллон приказал:

– Давай сюда, сынок.

Он протянул ему свиток. Джулиан посмотрел на него, как на змею. Он не хотел касаться этого свитка, противился вторжению Эдуарда в эту идиллическую долину. На свитке была королевская печать. С тяжелым вздохом Джулиан сломал печать и, развернув пергамент, пробежал глазами послание. Оно подтвердило его худшие опасения.

– Всех видных шотландских землевладельцев, священников и свободных горожан вызывают для принесения клятвы верности Эдуарду. Они должны собраться в двадцать восьмой день августа сего года в Берике, – прочел вслух Джулиан.

Саймон фыркнул:

– У Эдуарда, наверное, вместо мозгов пробка! Собирать всю Шотландию в этой гниющей помойной яме?

– Так мы все отправляемся в землю смерти? – спросил Гийом.

– Вы с Саймоном останетесь здесь и будете защищать долину. Похоже, Эдуард особенно настаивает на присутствии лорда и леди Шеллон, лорда Рейвенхока и леди Койнлер.