«Пусть он умрет! Я так хочу! Пусть умирает медленно и мучительно, терзаясь от каждого вздоха и тщетно призывая милосердную смерть! Пусть он узнает отчаяние! Пусть страдает так же, как заставил страдать меня, пусть будет унижен так же, как посмел унизить меня, – нет, сильнее, гораздо сильнее! Пусть не будет конца его мучениям! Я так хочу – значит, так и будет!»

Так думала Кэтрин Говард, выходя из королевского кабинета и направляясь к покоям герцога Норфолка. Навстречу ей попался лорд-канцлер в черной мантии: он поклонился почтительно, помня, что перед ним – будущая королева, и пробормотал дребезжащим голосом какой-то замысловатый комплимент. Кэтрин с улыбкой ответила на поклон и поспешила прочь.

Ей еще многое предстояло сделать.

Постепенно обжигающий гнев в ее душе сменился презрением. «Ничтожество! – думала Кэтрин. – Он просто мне завидует! Еще бы: я невеста короля, а он несчастный младший сын, вынужденный охотиться за приданым, чтобы не умереть с голоду!» Однако этот ничтожный червяк посмел оскорбить ее – и жестоко за это поплатится.

Несколько минут назад Кэтрин беседовала с королем наедине. Она умело разыграла свою роль. Робко потупив глаза и, словно в нерешимости, теребя бахрому роскошного наряда, она поведала королю, что о ее кузене Эдварде ходят дурные слухи. Наверное, она не должна об этом рассказывать – ведь она сама из Говардов; но она не может молчать, зная, что ее повелитель расточает свои милости недостойному.

Нет-нет, она ничего не знает точно, но говорят, что Эдвард ставит личное обогащение превыше интересов короны. Государь предоставил ему корабль и деньги на каперскую экспедицию, а Эдвард отплатил ему черной неблагодарностью. Она слышала, что кузен предоставил казне лишь ничтожную долю захваченного в море: будто бы в сокровищнице Кеннингхолла хранятся неисчислимые богатства, попросту украденные у короля. Может быть, это и сплетни, но ведь будет лучше, если его величество все проверит, не так ли?

Для недоверчивого и подозрительного короля этого было больше чем достаточно.

Кэтрин понимала, что ее клевета может стоить Эдварду головы – но ни минуты не жалела о своем поступке. Он это заслужил. Наглый выродок! Подумать только, она предпочитала его всем прочим мужчинам, можно сказать, была им по-настоящему увлечена. И как же отблагодарил ее этот мерзавец? Гнусно оскорбил; использовал и выбросил, как грязную ветошь; почти изнасиловал. Нет, ни один человек, унизивший Кэтрин Говард, не сможет уйти от наказания. Ни один.

Месть удалась, но только отчасти. Выслушав невесту, Генрих вызвал к себе канцлера, объяснив, что собирается для начала отнять у Эдварда право на каперство. Если обвинения подтвердятся, он, возможно, отправит рыцаря в Тауэр – но пока не видит в этом необходимости. Довольно и того, что надменный и нетерпеливый молодой Говард окажется не у дел. Пусть отдохнет и подумает, чем заслужил такую немилость.

Но Кэтрин полагала, что этого мало.

Теперь она нападет с другой стороны. Очернить Эдварда перед королем, заставить его опровергать ложные обвинения – это хорошо, но не слишком. Он может вывернуться. Эдвард не из тех, кто легко смиряется с поражением, – что, если он представит королю убедительные доказательства своей невиновности? Нет, она поступит по-другому. Посмотрим, как запоет этот наглец, когда она рассмеется ему в лицо и скажет: «На этот раз я покончила с тобой, дорогой кузен!»

Эдвард Говард узнает, какова она в гневе! Он увидит, на какое коварство способна Кэтрин, когда задета ее гордость!

Отмщение! Возмездие! Одна мысль об этом наполняла Кэтрин радостным предвкушением. Но для исполнения своих планов ей придется вернуться в Кеннингхолл. Король уже дал разрешение, хоть и без большой охоты. Он не хочет расставаться с невестой – но понимает, что она должна подготовиться к свадьбе, которая состоится уже очень скоро.

Теперь предстоит убедить дядюшку.

У дверей в покои Норфолка Кэтрин оправила юбки, пригладила прическу и сделала знак привратнику, поспешившему отворить дверь.

В Кеннингхолле ее ждет сладкая месть. Она будет действовать через невесту Эдварда! Судя по его словам прошлой ночью, он и в самом деле неравнодушен к этой шотландской сучке. Что ж, в этом вся прелесть мести – найти слабое место в обороне врага и целить в него!

Сияя улыбкой, Кэтрин вошла в покои и присела перед герцогом в глубоком реверансе.

Мастер Грейвс задумчиво вертел в руках запечатанное письмо.

– Не понимаю, мистрис Джейми, почему вы хотите отослать его непременно через моих друзей?

– Мастер Грейвс, у меня нет другого выхода. Только так я могу быть уверена, что письмо дойдет.

Врач провел рукой по лысеющей голове.

– Но за прежние свои письма к родным вы не боялись, не так ли? Почему же вдруг испугались за это?

Джейми молчала, нерешительно глядя на врача. Он был еще в дорожной одежде, хранящей на себе следы красноватой дорожной пыли. Услышав о его возвращении из Кембриджа, Джейми поймала его буквально на пороге и повела в музыкальную комнату. Сокольничий Эван и другие простые люди в замке отзывались о докторе как нельзя лучше. По их рассказам Джейми и решила, что может ему доверять. Однако теперь она понимала, что должна объяснить, если не все, то хотя бы то; что возможно.

– Вы знаете, я живу здесь уже больше года, – медленно начала она, – но по-прежнему чувствую себя чужой. Хоть Говарды и называют меня кузиной, но ни на минуту не забывают о моем шотландском происхождении. Я уверена, что за мной присматривают. Несколько раз письма от родных приходили ко мне распечатанными. Я знаю, что мне здесь не доверяют.

– У Говардов есть причины не доверять вам, госпожа?

– Нет! – покраснев, воскликнула Джейми. – Я никогда и никому здесь не причиняла вреда и не собираюсь этого делать! В моем письме нет ничего такого, что могло бы навредить герцогу или его семье! Нет, я не сделала ничего дурного, но… – Джейми тяжело вздохнула. – До сих пор я не задумывалась о том, как все это выглядит в чужих глазах.

– Все это? О чем вы говорите, мистрис Джейми? – спросил врач, почесывая подбородок. Джейми молчала. – Послушайте, что я вам скажу. Я много лет знаю герцога. Он очень умный и осторожный человек. Я видел его и в милости, и в немилости у короля, но, заметьте, он жив, богат и влиятелен, тогда как многие его сверстники потеряли не только поместья, но и головы. В наше время, чтобы выжить, надо хорошо знать и своих друзей, и своих врагов. А главное – уметь отличать одних от других.

– Мастер Грейвс, это всего лишь письмо! Письмо к моим родным! Клянусь вам, оно не принесет беды Кеннингхоллу!

– Многие здесь считают, что с севера приходят только беды.

– А что приходит с запада, мастер Грейвс? – тихо спросила Джейми. – Из вашего родного Уэльса?

Старый врач задумался, прикрыв глаза рукой.

– Много лет назад, – заговорил он наконец, – я принес клятву. Клятву верности герцогу. Я здесь чужак, мистрис Джейми, еще больший чужак, чем вы, – однако его светлость доверяет мне и считает меня преданным слугой. И я горжусь его доверием. Госпожа, что заставило вас обратиться ко мне? Почему из всех в замке вы выбрали именно меня?

– Потому что вы – добрый человек, мастер Грейвс. Потому что вы не жалели сил, чтобы спасти пленника. – Она говорила прямо, не сомневаясь, что врач догадывается о содержании письма. – Вы не смотрели на него с ненавистью и не желали ему смерти только потому, что он родился в другой стране и принадлежит к иному народу.

– Я выполнял свой долг.

– Я слышала, – прервала его Джейми, – что ваша мать была родом из Шотландии.

– Она давно в могиле, – глухо отозвался Грейвс. – В юности я сражался в шотландских войнах.

– А я покинула отца и мать, решив никогда больше не возвращаться, – ответила Джейми.

– Кто рассказал вам о моей матери? – резко спросил врач.

– Не все ли равно, мастер Грейвс? Я просто объясняю, почему обратилась за помощью именно к вам.

Несколько секунд длилось молчание.

– В этом письме, несомненно, известия о пленнике, – заговорил наконец врач. – Что, если я сейчас же отнесу его герцогу Норфолку и открою ваше предательство?

– Вы этого не сделаете! – живо отозвалась Джейми. – И я не предаю герцога Норфолка!

– Уже предали, моя дорогая, – мягко ответил врач. – Ведь шотландец – пленник герцога.

– Нет! – возразила Джейми. – Эдвард взял его в плен. Теперь его жизнь в руках у Эдварда. – Джейми знала, что этот аргумент подействует. Хоть мастер Грейвс и относился ко всему семейству Говард с неизменным почтением, девушка догадывалась, что младший сын герцога, распутный и жестокий, не вызывает у него ничего, кроме неприязни.

– Мастер Грейвс, я была в замке Норвич. Думаю, что вы тоже.

Лицо врача исказилось: своими словами она задела его за живое. Однако он еще колебался.

– Что в этом письме, госпожа? – резко спросил он. – Можете ли вы ручаться, что оно не приведет сюда шотландские войска? Что, решившись исполнить вашу Просьбу, я не стану причиной гибели ни в чем не повинных людей?

– Мастер Грейвс, он же не король Яков! Для своего клана он и царь, и бог; но Шотландия никогда не начнет войну из-за небогатого лэрда с маленького островка.

– Однако лорд Эдвард надеется на хороший выкуп.

– Потому что верит моим словам.

– Очень любопытно! – Грейвс бросил на нее изучающий взгляд. – Но, так или иначе, я вижу, что ради спасения этого шотландца вы готовы рисковать всеми нами.

Джейми затрясла головой:

– Ни на минуту не поверю, что вы так дурно обо мне думаете! Как я могу подвергать опасности такого доброго и благородного человека, как вы?

Старик тяжело опустился в кресло. Перед ним на подставке лежала лютня: доктор провел рукой по струнам, и они отозвались печальным и нежным звоном.

– Вы правы, мистрис Джейми, – ответил он наконец. – Я не верю, что вы способны на такую бездумную жестокость. И скажу вам правду – не я один. Все простые люди в этом замке уважают вас и восхищаются вами. Вы не похожи на остальных господ: вы не чванитесь своей знатностью и в слугах видите людей, а не животных. Вы полны доброты и сострадания ко всем несчастным – редкие добродетели в наше жестокое время! Но… – голос его дрогнул, – но поймите же и меня. Вы втягиваете меня в какую-то интригу, которой я не понимаю. Один бог ведает, что из этого выйдет. Я не хочу, чтобы по моей вине гибли люди. Не хочу больше войн и безвременных смертей!

– Клянусь вам, мастер Грейвс, войн и смертей не будет, – торжественно пообещала Джейми, смахнув непрошеную слезу. – В моем письме – весточка для его родных: там сказано, что он жив, был ранен, но поправляется – и только. Подумайте, как они терзаются, не зная, где он и что с ним!

– Но они все узнают от лорда Эдварда!

Джейми покачала головой:

– Я слышала, что лорд Эдвард в таких делах торопиться не любит. Обычно он тянет до последнего, ожидая, когда родные пленника потеряют всякую надежду.

Грейвс промолчал, и ободренная его сомнением Джейми продолжала:

– Сколько раз несчастные родственники надеялись в обмен на выкуп вернуть домой своего брата, сына, мужа, а получали безжизненный труп! Мастер Грейвс, я не хочу освобождать его или устраивать ему побег – это невозможно. Я просто хочу, чтобы семья не тревожилась о нем.

– Госпожа, вы знаете его семью?

Не было смысла отрицать правду. Джейми сама удивлялась, почему Эдвард не расспрашивал ее о знакомстве с Малкольмом.

– Да, – коротко ответила она.

– Поэтому и рассказали о нем лорду Эдварду?

– Я не могла оставить его там! – горячо воскликнула Джейми. – Он бы умер в руках этих мясников…

– Но ведь он и умер, госпожа! Умер и вернулся к жизни. Там, на конюшне, во время операции. Поверьте мне, я видел в жизни немало смертей. Он не дышал, и сердце его перестало биться. – Врач встал со своего места и подошел к девушке. – Это вы, – прошептал он, – вы, мистрис Джейми, вернули его к жизни!

По телу Джейми пробежала дрожь, и она невольно поежилась.

– Что вы, мастер Грейвс! Я просто звала его по имени и молилась. Это воля божья спасла его, а вовсе не я!

– Может быть, моя дорогая, все может быть. Но скажите мне правду: кем вам приходится этот шотландец?

Джейми смело встретила его проницательный взгляд.

– Что значит – кем? Разве я не могу сострадать ему просто как человеку?

– Я видел достаточно смертей, госпожа. Сколько раз я звал умирающих по имени и молился, чтобы господь вернул им жизнь! Нет, мистрис Джейми, этот шотландец услышал ваш голос, а не мой. И вернулся к вам. Так кто он вам и кто ему – вы?

Джейми отвернулась.

– Когда-то, – еле слышно прошептала она, – я называла его своим суженым.