Замок Синих Яблок

27 июня 2005 года

Рот Морин пересох, и голова, казалось, весит тонны три. Где она находится? Морин попыталась повернуться. Ой! Боль пронзила голову, но во всем остальном было удобно. Очень удобно. Она лежала в кровати, в замке. Но как она здесь оказалась?

Туман, ничего не понятно. У нее промелькнула мысль, что ее напичкали лекарствами. Кто это сделал? Где Питер?

Голоса за дверью. Возбужденные. Расстроенные и встревоженные. Разозленные? Мужчины. Попыталась определить акцент. Окситанский, без сомнения. Ролан. Взволнованный голос… с шотландским акцентом? С ирландским. Питер. Она попыталась позвать его, но получился только слабый хрип. Все же этого оказалось достаточно, чтобы привлечь их внимание, и они вбежали в комнату.

Питер никогда в жизни не чувствовал такого облегчения, чем когда услышал шум из комнаты Морин. Он оттолкнул гиганта Ролана и обогнал Синклера, чтобы первым войти в комнату. Остальные двое ворвались вслед за ним. Ее глаза были открыты, она выглядела оглушенной, но явно находилась в сознании. Доктор остановил кровотечение и перевязал голову, что придавало ей вид жертвы войны.

— Морин, слава Богу. Ты меня слышишь? — Питер сжал ее руку.

Морин попыталась кивнуть. Голова закружилась, на минуту потемнело в глазах.

Синклер выступил из-за спины Питера, оставив Ролана молча стоять позади.

— Не двигайтесь, если можно. Доктор сказал, что будет лучше, если вы будете как можно меньше шевелиться.

Он опустился на колени рядом с Питером, чтобы быть поближе к Морин. Его лицо несло на себе печать страдания и заботы.

Морин резко моргнула, показывая, что понимает. Она хотела заговорить, но обнаружила, что не может. Ей удалось прошептать:

— Воды.

Синклер осмелился взять с ночного столика хрустальное блюдо с ложкой. Он сделал над собой усилие, чтобы его слова прозвучали бодрее.

— Пока никакой воды, приказ доктора. Но могу предложить кубики льда. Если вам станет лучше, мы попробуем что-то другое.

Вместе Синклер и Питер принялись ухаживать за Морин. Питер осторожно помог приподняться, Синклер поднес ложку с кубиками льда к губам.

Чувствуя, что во рту уже не так сухо, Морин снова попыталась заговорить:

— Что?..

— Что произошло? — произнес Питер. Он посмотрел на Синклера, потом оглянулся на Ролана, прежде чем продолжить свои объяснения. — Мы расскажем тебе, когда ты немного отдохнешь. Ролан здесь… в общем, он — твой герой. И мой.

Морин перевела взгляд на Ролана, который ей торжественно кивнул. Она испытывала теплые чувства к огромному окситанцу и была благодарна ему за все. Но Морин заботилась не о себе. Синклер угостил ее еще одной порцией кубиков льда, и она попыталась снова спросить:

— Сундук?..

Синклер улыбнулся, впервые за эти дни.

— Он в безопасности. Его доставили сюда вместе с вами, и он заперт в моем кабинете.

— Что?..

— Что внутри? Еще не знаем. Мы не откроем его без вас, моя дорогая. Это было бы неправильно. Сосуд дарован вам, и вы должны присутствовать при его осмотре.

Морин с облегчением закрыла глаза и позволила себе снова погрузиться в блаженное забытье, успокоенная тем, что ее не постигла неудача.

Когда Морин снова зашевелилась, Тамми сидела у ее кровати в одном из красных кожаных кресел.

— Доброе утро, красавица, — сказала она, отложив книгу, которую читала. — Сестра Тамми к вашим услугам. Чем могу быть полезна? «Маргарита»? «Пина колада»?

Морин хотела улыбнуться ей, но еще не могла этого сделать.

— Может быть, вас устроит несколько кубиков льда? А, я вижу, вы не против. Мы уже идем.

Тамми взяла хрустальное блюдо и подошла к Морин. Зачерпнув ложкой несколько кубиков, положила ей в рот.

— Вкусно? Они свежие, я приготовила их сегодня утром.

На это раз Морин удалось чуть-чуть улыбнуться. Но это все еще было больно. После нескольких полных ложек она почувствовала, что может говорить. «Уже лучше», — подумала она. Голова у нее гудела, но сознание прояснялось, память возвращалась.

— Что со мной случилось?

Весь юмор сошел с лица Тамми. Она снова села рядом с Морин, очень серьезная.

— Мы надеемся, что ты сможешь рассказать нам первую часть истории. Потом мы можем рассказать тебе вторую. Не сейчас, конечно, когда ты будешь готова говорить. Но полиция…

— Полиция? — прохрипела Морин.

— Ш-ш, не волнуйся. Мне не стоило этого говорить. Сейчас все в порядке. Вот все, что тебе нужно знать.

— Нет, не все. — К Морин возвращался голос, вместе с силам и. — Мне нужно знать, что случилось.

— Хорошо, — кивнула Тамми. — Я приведу мальчиков.

Все четверо по очереди вошли в комнату Морин — сначала Синклер, за ним Питер, потом Ролан вместе с Тамми. Синклер подошел к ее кровати и сел на единственный стул рядом с ней.

— Морин, вы не можете себе представить, как мне жаль. Я пригласил вас сюда и подверг этой опасности. Но мне и присниться не могло, что с вами случится нечто подобное. Я был уверен, что на территории замка мы сможем вас защитить. Мы не ожидали, что вы отважитесь выйти одна глубокой ночью.

Тамми придвинулась поближе к Морин:

— Помнишь, что я говорила тебе? О людях, которые хотят не дать тебе найти сокровище?

Морин кивнула, достаточно заметно, но недостаточно сильно, чтобы голова у нее закружилась.

— Кто они? — прошептала она.

Синклер снова вышел вперед:

— Гильдия Праведных. Группа фанатиков, столетиями действующая во Франции. У них сложные цели, которые лучше объяснить, когда вы поправитесь.

Морин начала возражать. Она хотела получить реальные ответы. Удивительно, но именно Питер пришел на помощь Синклеру.

— Он прав, Морин. Ты все еще слаба, так что давай оставим грязные детали до твоего выздоровления.

— За вами шли по пятам, — продолжал Синклер. — Они следили за каждым вашим движением с тех пор, как вы приехали во Францию.

— Но как?

Синклер выглядел бледным и усталым. Когда он потер руками лицо, Морин заметила фиолетовые круги под глазами — следы бессонной ночи.

— Вот где я подвел вас, моя дорогая. Они проникли к нам. Я и представления не имел, но среди наших собственных людей был шпион, предатель, и так продолжалось годами.

Боль от этой неудачи и стыд за нее отразились на лице Беранже Синклера. Но, каким бы несчастным он ни казался, Ролан, стоящий позади него, выглядел по-настоящему грозным. Морин обратила свой вопрос к нему:

— Кто?

Гигант яростно сплюнул на пол.

— Де ла Мот. — Он выругался на родном окситанском. Синклер продолжил с того места, где остановился.

— Жан-Клод, — объяснил он. — Но вы не должны чувствовать, что вас предал ваш собственный родственник. На самом деле, в нем нет крови Паскалей. Это, как и все в его жизни, была ложь. Черт бы его побрал, я ему полностью доверял, иначе никогда не позволил бы приблизиться к вам. Когда он вчера приехал, чтобы забрать вас, то оставил своего шпиона в моих владениях.

Морин подумала об обаятельном Жан-Клоде, который был таким внимательным и милым во время их поездки. Как же может быть, что этот человек все время замышлял навредить ей? Это трудно понять. Есть еще одна странная вещь. Она попыталась уточнить свой вопрос:

— Откуда они могли узнать? Подгадать время…

Ролан, Синклер и Тамми посмотрели друг на друга с виноватым видом, Тамми подняла руку, как ученик, готовый выйти к доске.

— Я ей расскажу.

Она опустилась на колени у кровати Морин, потом посмотрела на Питера, давая понять, что объяснение предназначено и ему тоже.

— Это часть пророчества. Помните странные солнечные часы в Ренн-ле-Шато? Они указывают на астрологический парад планет, происходящий приблизительно каждые двадцать два года, в течение примерно двух с половиной дней.

Синклер продолжил:

— Каждые двадцать с небольшим лет, когда происходит этот парад планет, местные жители ведут постоянное наблюдение за этой территорией в поисках какой-либо необычной активности. Именно для этого первоначально были построены башни — Соньера и моя собственная. Вот где я был прошлой ночью. На самом деле, я, должно быть, просто упустил вас. Я несколько часов вел наблюдение из Причуды Синклера, прежде чем поехать в РЛШ и наблюдать оттуда. Это традиция моей семьи.

С Tour Magdala я увидел яркое пятно света, растущее на горизонте в районе Арка, и понял, что мне нужно немедленно вернуться. Я позвонил Ролану на мобильный, но он уже отправился искать вас. Видите ли, земля вокруг могилы находится под постоянным контролем при помощи современных средств слежения, и там есть датчики перемещения, которые посылают сигнал тревоги в комнату Ролана. Конечно, он смотрел за ними особенно внимательно из-за парада планет — и потому что Тамми сообщила о наших противниках. Ролан вышел немедленно, как только сработал сигнал тревоги около могилы, и прибыл туда несколько секунд спустя после нападения на вас. Я не слишком отстал от него на машине. Я бы сказал, что напавший на вас… чувствует себя сегодня не так хорошо, как вы. И когда его выпишут из больницы, он будет лечить свои сломанные кости в тюрьме.

Теперь Морин поняла, почему башня была не заперта и дверь открыта.

— Жан-Клод рассчитал время так же хорошо, как и мы, потому что до вчерашнего дня он был членом внутреннего круга наших наиболее доверенных людей, — продолжал Синклер. — Когда мы обнаружили вас и вашу книгу во время двухлетнего периода парада планет, мы были почти уверены, что время пришло. Нам нужно было просто доставить вас сюда на время противостояния.

Питер задал вопрос, который также крутился в голове у Морин. Он обвиняюще посмотрел на Тамми:

— Подожди-ка минутку. Как давно ты знаешь об этом?

Пришла очередь Тамми выглядеть несчастной. Глаза у нее покраснели от стресса, бессонницы и невыплаканных слез.

— Морин, — голос у нее дрогнул, но она продолжала. — Мне так жаль. Я не была с тобой честной. Когда я впервые встретила тебя в Лос-Анджелесе два года назад, мне стоило только раз взглянуть на тебя и твое кольцо и выслушать истории, которые в своей полной наивности ты рассказывала мне… Да, тогда я не предприняла никаких действий, а просто постаралась остаться в круге твоих знакомых и наблюдать за тем, как развиваются твои взгляды. Как только вышла твоя книга, я послала экземпляр сюда, Берри. Мы долгие годы были близкими друзьями, и я знала, что он ищет. Что все мы ищем.

Питеру не понравилось это последнее откровение, потому что Тамми уже начинала ему нравиться. Сейчас, когда он узнал, что она использовала Морин, его чувства изменились.

— Ты все время лгала ей.

Тамми дала волю слезам.

— Он прав. И мне жаль. Тем более жаль, что я никому из вас ничего не могла рассказать.

Ролан успокаивающе обнял Тамми, но именно Синклер выступил в ее защиту.

— Не судите ее слишком строго. Вам может не нравиться то, что она сделала, но у нее для этого были причины. И Тамми рисковала гораздо сильнее, чем вы можете себе представить. Она настоящий самоотверженный борец за дело Пути.

Морин пыталась сложить все это в своей голове — ложь, тщательно спланированный обман, исполнение странных пророчеств и снов, продолжавшихся годами. Но это было слишком в ее нынешнем состоянии. Ее волнение, должно быть, отразилось на ее лице, поэтому Питер быстро вмешался:

— На сегодня этого достаточно. Когда ты поправишься, они смогут заполнить для тебя все пробелы.

Морин помедлила минуту. Оставался еще главный вопрос.

— Когда мы откроем сундук?

Она была искренне удивлена, что они этого еще не сделали. Эти люди посвятили большую часть своей жизни поискам сокровища. Несколько поколений семьи Синклеров потратили миллионы долларов, преследуя эту цель. Хотя они считали ее Долгожданной, она едва ли чувствовала, что заслуживает увидеть это раньше их. Но Синклер настаивал, чтобы никто даже не прикасался к сундуку до тех пор, пока Морин не будет готова, и Ролан лично караулил около него всю ночь, ложась спать между дверью и сундуком.

— Как только вы будете готовы спуститься вниз, — ответил Синклер.

Ролан заерзал — интересное зрелище для такого крупного человека. Тамми заметила это и заботливо спросила:

— Что такое, Ролан?

Увалень-окситанец шагнул ближе к Морин.

— Сундук. Это священная реликвия, мадемуазель. Я думаю… Я верю, если вы прикоснетесь к нему, может быть, это излечит ваши раны?

Морин была глубоко тронута его верой. Она протянула руку и коснулась его руки.

— Не исключено. Давайте посмотрим, если я смогу встать…

Питер встревожился.

— Ты уверена, что готова попробовать это сделать так скоро? Предстоит долгий путь по коридорам и несколько пролетов лестницы.

Ролан улыбнулся Питеру, а потом Морин.

— Мадемуазель, нет нужды идти.

И когда Морин показала, что готова, Ролан без всяких усилий поднял ее с кровати и осторожно понес через весь замок.

Отец Питер Хили молча следовал за гигантом, который, как тряпичную куклу, нес его кузину по коридорам замка. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным, полностью лишенным контроля за ситуацией. У него было чувство, что Морин сейчас находится где-то далеко, куда он не может дотянуться. Находка сундука произошла благодаря божественному вмешательству; он видел это по ней и знал, что остальные тоже так думают. В огромном доме царил дух провидения. Происходило какое-то великое событие, и никто из них не мог пройти через него, не изменившись.

Потом еще состояние Морин. Доктор был потрясен ее раной на затылке; он сказал, что она чудом осталась жива. Питер обдумывал, насколько буквальным может оказаться это заявление. Возможно, Ролан прав. На самом деле, Питер доказывал, что его кузину следует отправить в больницу. Именно Ролан — а не Синклер — воспротивился этому предложению. Гигант категорично утверждал, что Морин нельзя уносить слишком далеко от сундука. Контакт Морин с сундуком уже мог послужить своего рода божественным исцелением.

Подойдя к двери кабинета Синклера, Питер обнаружил так сильно сжал четки в своем кармане, что цепочка врезалась ему в руку.

Сундук стоял на полу, рядом с роскошным диваном. Ролан осторожно положил Морин на бархатные подушки, и она тепло его поблагодарила. Тамми села по одну сторону от нее, Питер — по другую, Синклер и Ролан остались стоять. Долгую минуту никто не шевелился и не говорил. Тишину разорвало тихое рыдание, которое вырвалось у Морин.

Никто больше не пошевелился, когда Морин потянулась вперед. Она положила обе руки на крышку большого сундука и закрыла глаза. Слезы выкатывались из-под ее закрытых век и текли по лицу. Наконец, она открыла глаза и посмотрела в лицо каждому, кто находился вокруг нее.

— Они здесь, — сказала она шепотом. — Я чувствую их.

— Вы готовы? — мягко спросил Синклер.

Морин улыбнулась ему спокойной, понимающей улыбкой, которая преобразила ее лицо. На минуту она перестала быть Морин Паскаль. Она стала кем-то совсем другим, женщиной, до краев наполненной внутренним светом и покоем. Позднее, когда Беранже Синклер вспоминал этот момент, он мог бы сказать, что видел саму Марию Магдалину, сидящую на месте Морин.

Морин повернулась к Тамми с улыбкой, сияющей состраданием. Она потянулась к своей подруге, на миг крепко сжала ее руку, потом отпустила. В эту секунду Тамми поняла, что прощена. Все они пришли сюда ради какой-то божественной цели, какого-то высшего добра, и каждый в комнате знал это. Знание преобразило каждого из них. Тамми спрятала лицо в руках и тихо заплакала.

Синклер и Ролан опустились на колени рядом с сундуком и взглядом спросили подтверждения у Морин. Когда она кивнула, мужчины ухватились за крышку и приготовились к тому, что поднять ее будет тяжело. Но петли не заржавели от времени, как ожидалось. Крышка открылась без усилий, настолько легко, что Ролан чуть не потерял равновесие. Но никто этого не заметил. Все они были слишком поглощены зрелищем двух прекрасно сохранившихся больших глиняных кувшинов, лежащих внутри сундука.

Питер находился в большом напряжении, сидя на своем месте рядом с Морин, но он первым прервал молчание:

— Кувшины — они почти идентичны тем, в которых хранились Свитки Мертвого моря.

Ролан встал на колени рядом с сундуком и благоговейно провел рукой по пробке одного из кувшинов.

— Целый, — прошептал он.

Синклер кивнул.

— Действительно. И посмотри, никакой пыли или эрозии, никаких признаков разрушения или времени. Как будто для этих кувшинов время остановилось.

Ролан прокомментировал:

— Они чем-то запечатаны.

Морин провела рукой по пробке одного из кувшинов, отдернув ее, как от удара электрическим током.

— Может быть, это воск.

— Подождите минуту, — прервал их Питер. — Нам надо это обсудить. Если эти кувшины содержат то, что вы ожидаете, у нас никакого права открывать их.

— Нет? Тогда у кого оно есть? — тон Синклера был резким. — У Церкви? Эти кувшины никуда не отправятся, пока мы все не сможем проверить их содержимое. И последнее место, куда им стоит попасть, это подвалы Ватикана, где они будут скрыты от мира еще на две тысячи лет.

— Я не это имею в виду, — сказал Питер спокойнее, чем он на самом деле себя чувствовал. — Я имею в виду, что внезапное попадание воздуха может повредить бесценные документы, даже разрушить. Я всего лишь предлагаю, чтобы мы нашли подходящее нейтральное место — возможно, через французское правительство — где можно открыть эти кувшины. Если мы их разрушим, все ваши годы поисков пойдут прахом. Это будет преступно и в буквальном, и в духовном смысле.

Лицо Синклера отразило дилемму, стоящую перед ним. Мысль о том, что содержимое кувшинов может быть уничтожено, была слишком ужасной. Но искушение увидеть мечту всей своей жизни, которая находилась в каких-то дюймах от кончиков его пальцев, было трудно побороть, как и его внутреннюю подозрительность к чужакам, вмешивающимся в дела его семьи. На минуту он лишился дара речи, в то время как Ролан встал на колени перед Морин.

— Мадемуазель, — начал он, — это ваше решение. Я верю, что она привела вас к нам и что через вас выскажет нам свою волю.

Морин начала отвечать Ролану, но остановилась, когда ее охватила волна головокружения. Питер и Тамми одновременно рванулись, чтобы поддержать ее. Все померкло для Морин, но только на миг. А потом оно пришло к ней с кристальной ясностью. Когда появились слова, они прозвучали как приказ:

— Открой кувшины, Ролан.

Указание вылетело из ее уст, но голос, который произнес его, не был голосом Морин.

Синклер и Ролан осторожно вытащили кувшины из сундука и положили их на большой стол из красного дерева.

Ролан обратился к Морин с исключительным почтением:

— Какой первым?

Морин, которую с одной стороны поддерживал Питер, а с другой — Тамми, положила палец на один из кувшинов. Она не могла сказать, почему выбрала именно этот, она просто знала, что это правильный выбор. Ролан последовал ее указаниям, обхватив пальцами горлышко кувшина. Синклер нашел на своем письменном столе старинный нож для вскрытия конвертов и начал трудиться над восковой печатью. Тамми стояла рядом, замерев и не отводя глаз от Ролана.

Питер, казалось, окаменел. Среди них он был единственным, кто знал, как надо работать с древними документами и бесценными предметами из прошлого. Возможность полного разрушения была огромной. Даже повреждение кувшинов было бы ужасным несчастьем.

Как будто чтобы подчеркнуть его мысль, отвратительный треск раздался в напряженной атмосфере комнаты. Нож Синклера разбил край кувшина и отломил кусок пробки. Питер сжался и закрыл лицо руками. Но он не мог долго так оставаться, резкий вздох Морин заставил его поднять голову.

— Мои руки слишком большие, мадемуазель, — сказал Ролан Морин.

Своими дрожащими ногами Морин сделала шаг вперед и засунула руку в поврежденный кувшин.

Она вытащила — медленно и осторожно — две книги, написанные на древней, похожей на льняное волокно, бумаге. Черные чернила представляли собой яркий контраст с пожелтевшими страницами. Буквы были маленькими, четкими и вполне разборчивыми.

Питер наклонился над Морин, неспособный сдерживать свое собственное возбуждение перед тем, что сейчас лежало на столе перед ними. Он посмотрел на восторженные лица вокруг него, но вынес свой приговор, обращаясь прямо к Морин. Его голос дрогнул, когда он произнес:

— Свитки. Они написаны на греческом.

У Морин перехватило дыхание. Она с надеждой спросила его:

— Ты можешь что-нибудь прочитать?

Но она знала ответ заранее; вся краска схлынула с его лица. В этот момент каждому в комнате было ясно, что мир, который знал отец Питер Хили, никогда больше не будет для него таким же.

— «Я — Мария, прозванная Магдалиной», — медленно переводил он. — И… — Он остановился не для драматического эффекта, а вследствие сомнения. Но один взгляд на лицо Морин — и Питер понял, что обязан продолжать.

— «Я — законная жена Иисуса, прозванного мессией, который был царским сыном из дома Давидова».