Маклин, Виргиния

Март 2005 года

Сердце Морин учащенно билось, пока она ехала по главной магистрали через Маклин. Она оказалась совершенно не подготовлена к странному приглашению Рейчел Мартел, но оно ее очень взволновало. Так было всегда; такая уж у нее жизнь — связанная со странными и часто значительными событиями, необыкновенными стечениями обстоятельств, которые должны были навсегда изменить ее. Не будет ли это одним из таких сверхъестественных происшествий? Особенно ее интересовало любое открытие, которое могло иметь отношение к Марии. Интересовало? Пожалуй, недостаточно сильное слово. Влекло к себе? Вот более точное выражение.

Связь с легендой о Марии Магдалине стала для нее главной движущей силой в жизни, с самых первых дней, когда она приступила к исследованию для «Ее истории». Даже еще раньше, начиная с первого видения в Иерусалиме, Морин прочно воспринимала Марию Магдалину как женщину из плоти и крови. Работая над окончательным вариантом своей книги, она чувствовала, как будто защищает подругу, которую оклеветала пресса. Ее отношение к Марии было вполне реалистичным. Или, если выразиться точнее, сюрреалистичным.

Книжный магазин «Священный свет» оказался маленьким, хотя и с большим эркером на фасаде, где находились всевозможные ангелы любого вида и практически любого размера. Там были книги про ангелов, статуэтки в виде ангелов и множество сверкающих кристаллов, окруженных современными произведениями искусства, изображающими столь популярных херувимов. Морин подумала, что Рейчел сама похожа на ангела: пухленькая, со светлыми кудряшками, обрамлявшими милое лицо. Она даже носила костюм из струящегося белого газа, как заметила Морин, когда сегодня днем подписывала ей книгу.

Мелодичный звон колокольчиков объявил о приходе Морин, когда она толкнула дверь и шагнула в магазин, представлявший собой увеличенную версию витрины. Рейчел Мартел склонилась над прилавком, шаря в витрине, чтобы выудить из нее какое-то ювелирное изделие для покупательницы.

— Это? — спросила она у молодой девушки, вероятно, лет восемнадцати-девятнадцати.

— Ага, оно самое. — Девушка потянулась, чтобы рассмотреть кристалл, прозрачный камень бледно-лилового цвета, оправленный в серебро. — Это аметист, правда?

— На самом деле, это — аметрин, — поправила Рейчел. Она только что заметила, что Морин заставила звенеть дверные колокольчики, и одарила ее быстрой улыбкой. — Аметрин — это аметист, содержащий внутри кусочек цитрина. Вот, если вы поднесете его к свету, то сможете увидеть чудесную золотую сердцевину.

Молоденькая покупательница, прищурившись, посмотрела кристалл на свет.

— Какая прелесть, — воскликнула она. — Но мне сказали, что мне нужен аметист. Будет ли аметрин действовать так же?

— Да, и даже более того, — терпеливо улыбнулась Рейчел. — Аметист, как считается, заставляет раскрыться вашу духовную сущность, а цитрин уравновешивает эмоции. Это довольно мощное сочетание. Но у меня здесь есть и чистый аметист, если вам угодно.

Морин слушала разговор краем уха. Гораздо больше ее интересовало, о каких книгах говорила ей Рейчел. Книги на полках оказались расставлены в предметном порядке, и она быстро пробежала по ним взглядом. Там были тома, посвященные американским индейцам, раздел о кельтах, на котором Морин задержалась бы, будь у нее время, и непременный раздел об ангелах.

Справа от ангелов стояло несколько книг по христианскому богословию. Ага, уже теплее. Она пригляделась и внезапно остановилась. Там стоял толстый белый том, на котором большими черными буквами было написано — «МАГДАЛИНА».

— Вижу, вы и без меня все прекрасно нашли!

Морин подпрыгнула от неожиданности; она не слышала, как сзади подошла Рейчел. Юная покупательница, выходя, звякнула дверными колокольчиками и покинула магазин, сжимая в руке бело-голубой пакетик с выбранным ею кристаллом.

— Это — одна из книг, о которых я вам говорила. Остальные, на самом деле, больше похожи на брошюры. Вот, взгляните на эту.

Рейчел достала с полки перед собой тоненькую, не толще буклета, брошюрку розового цвета, выглядевшую так, будто ее отпечатали на компьютере. «Мария в Маклине», — гласило название.

— Какая Мария? — спросила Морин. Во время работы над книгой она наткнулась на множество интересных гипотез, но они относились к Пресвятой Деве, а не к Магдалине.

— Ваша Мария, — сказала Рейчел с понимающей улыбкой.

Морин, в свою очередь, слегка улыбнулась в ответ женщине. «Действительно, моя Мария». Она уже начала воспринимать ее таким образом.

— В этом нет ничего удивительного, потому что она написана здесь. Духовная община в Маклине знает, что речь идет о Марии Магдалине. Как я вам раньше говорила, у нее здесь есть последователи.

Рейчел продолжала объяснять, что на протяжении многих поколений у жителей этого маленького городка в Вирджинии отмечались видения.

— В прошлом веке документально зафиксировано около сотни случаев, когда здесь видели Иисуса. Странно то, что его часто видели стоящим на краю главной дороги — той самой, по которой вы приехали сюда. Иногда Христос являлся распятым на кресте. А несколько раз Христос шел рядом с женщиной. Ее постоянно описывают как маленькую фигурку с длинными волосами. — Рейчел перелистала буклет, показывая на разные главы. — Первое такое явление было отмечено в начале двадцатого века; женщину, которая его видела, звали Гвендолин Мэддокс, и это случилось с ней в саду. Она настаивала, что женщина с Христом — это Мария Магдалина, хотя ее приходский священник настойчиво утверждал, что, на самом деле, это были Христос и Дева Мария. Полагаю, вы бы предпочли точку зрения Ватикана, если бы увидели Ее. Но старая Гвен была тверда, как скала. Это была Мария Магдалина. Она сказала, что не знает, откуда ей это известно, просто знает — и все. И Гвен также заявила, будто видение полностью излечило ее от особенно мучительной формы ревматоидного артрита. Именно тогда она устроила святилище и открыла свой сад для публики. До сих пор местные жители молятся Марии Магдалине об исцелении. Интересно отметить, что никто из потомков Гвен не болел ревматоидным артритом, который, насколько мне известно, является наследственным заболеванием. Я особенно благодарна за это, как и моя мать, и моя бабушка. Я — правнучка Гвендолин.

Морин посмотрела на буклет в руке Рейчел. Ранее она не обращала внимания имя под заголовком брошюры. Рейчел Мэддокс Мартел.

Рейчел протянула буклет Морин.

— Возьмите в подарок. В нем есть история Гвен и некоторые другие подробности, касающиеся видений. А вот другая книга, — Рейчел показала на большой белый том с кричащим черным заголовком «Магдалина», — ее тоже написала уроженка Маклина. Автор потратила много времени, изучая местные явления Марии, но она также провела огромную работу, исследуя предмет в целом. Книга действительно охватывает весь спектр теорий о Марии Магдалине, и я бы сказала, что некоторые из них заходят слишком далеко, даже на мой вкус. Но читать очень интересно, и вы нигде больше такую не найдете, ибо ее никогда не распространяли.

— Конечно, я возьму ее, — сказала Морин немного рассеянно. Мысли разбежались. — Почему Маклин, как вы думаете? Я имею в виду, почему она появляется именно здесь?

Рейчел улыбнулась и пожала плечами.

— У меня нет ответа на этот вопрос. Может быть, в Америке есть и другие места, где такое тоже происходит, но они просто скрывают это. Или в этом месте есть что-то особенное. Я знаю только одно: люди, испытывающие духовный интерес к жизни Марии Магдалины, рано или поздно стремятся попасть в Маклин. И сказать вам не могу, сколько людей прошло через наш магазин в поисках особых книг о ней. И, как и вы, до этого момента они не знали о связи Марии Магдалины с городом. Это ведь не может быть совпадением? Я верю: Мария привлекает преданных себе людей сюда, в Маклин.

Морин подумала минуту, прежде чем ответить.

— Знаете ли, — начала она медленно, все еще собираясь с мыслями. — Готовясь к поездке, я твердо решила остановиться в округе Колумбия. У меня там живет друг, и оттуда можно легко приехать в Маклин. Округ Колумбия кажется более разумным выбором даже с точки зрения близости к аэропорту, но в последнюю минуту я решила остановиться здесь.

Рейчел улыбалась, слушая, как Морин объясняет, почему изменила свои планы.

— Понимаю. Мария привела вас сюда. Просто пообещайте, что если вы увидите ее, пока будете ехать по Маклину, то не забудете позвонить мне и рассказать о ней.

— Вы когда-нибудь видели ее? — Морин не терпелось узнать.

Рейчел постучала ногтем по розовому буклету в руке Морин.

— Да, и это действительно объясняет, как видения передавались в моей семье из поколения в поколение, — рассказывала она удивительно обыденным тоном. — В первый раз я была еще очень маленькой. Думаю, лет четырех или пяти. Все произошло в бабушкином саду, у святилища. Мария была одна. Второе видение случилось лет через десять. Вечером в пятницу я сидела в машине вместе с другими девчонками, и мы возвращались со школьного футбольного матча. Итак, моя старшая сестра Джудит вела машину, и когда мы повернули, то за поворотом увидели, что к нам идут мужчина и женщина. Джуди притормозила, чтобы узнать, не нужна ли им помощь. Тогда-то мы и поняли, кто это. Они просто стояли там, замерев на какое-то время, но их окружало сияние. Потрясенная Джуди начала плакать. Тогда девочка, сидевшая рядом с ней на переднем сидении, стала спрашивать, в чем дело и почему мы остановились. Вот тогда я поняла, что другие девочки их не видят. Только мы с сестрой. Я постоянно задаю себе вопрос, играет ли генетика какую-то роль в этих видениях. Моя семья так часто их видела, и я на своем опыте доказала, что мы можем видеть скрытое от других. Точно я еще не знаю. Наверняка здесь в Маклине есть люди, не имеющие ко мне никакого отношения, с которыми это тоже случалось.

— Все ли видения случались с женщинами?

— Ой, да. Я забыла этот момент. Когда Марию видели одну, насколько я знаю, это всегда происходило с женщиной. Когда она появлялась вместе с Иисусом, это видели и мужчины, и женщины. Но все-таки очень редко она являлась мужчинам. Или, возможно, они ее видели, но думаю, мужчины менее склонны рассказывать об этом публично.

— Понимаю, — кивнула Морин. — Рейчел, насколько отчетливо вы видели Марию? Я имею в виду, вы могли бы подробно описать ее лицо?

Рейчел продолжала улыбаться той блаженной улыбкой, которая странным образом успокаивающе, действовала на Морин. Разговаривать с кем-то о видениях так, как будто это была самая естественная вещь в мире, удивительным образом заставляло Морин чувствовать себя в безопасности. По крайней мере, если она — чокнутая, то находится в довольно приятной компании.

— Я могу сделать лучше, чем просто описать ее лицо. Идите сюда.

Рейчел мягко взяла Морин под руку и повела ее в глубь магазина. Она показала на стену за кассой, но глаза Морин уже обнаружили портрет. На картине, написанной масляными красками, была изображена женщина с золотисто-каштановыми волосами, необычайно прекрасным лицом и удивительными зеленовато-карими глазами.

Рейчел внимательно наблюдала за реакцией Морин и ждала, что она скажет. Ждать пришлось бы долго. Морин лишилась дара речи.

Рейчел спокойно предположила:

— Вижу, вы уже встречались.

Как бы ни была ошеломлена Морин, стоя перед картиной, еще больше ее потрясло то, что произошло дальше. После первого момента шока она задрожала и разразилась горькими рыданиями.

Она стояла там и плакала, минуту или две. Рыдания, сотрясавшие ее маленькое тело первые несколько секунд, перешли в более тихие всхлипывания. Морин чувствовала ужасное горе, глубокую и сильную боль, но сомневалась, что это ее собственное страдание. Как будто она переживала боль, которую испытывала женщина на портрете. Но потом все изменилось; после первого потока слез она почувствовала облегчение, боль отступила. Картина стала своего рода подтверждением; она сделала женщину, появлявшуюся в видениях, реальной.

Женщина из видений оказалась Марией Магдалиной.

Рейчел была настолько добра, что заварила немного травяного чая в задней комнате магазина. Она позволила Морин посидеть одной на маленьком складе. В магазин зашла молодая пара, разыскивающая книги по астрологии, и Рейчел выскользнула, чтобы помочь им. Морин сидела за маленьким столиком в задней комнате, прихлебывая чай из ромашки и надеясь, что заявление на коробке с чаем — «успокаивает нервы» — не просто рекламный трюк.

Когда Рейчел закончила свои дела, она вернулась к Морин.

— Вы в порядке?

Морин кивнула и сделала еще глоток.

— Сейчас хорошо, спасибо. Извините, пожалуйста, за мой срыв, я, просто… это вы нарисовали?

Рейчел кивнула.

— Художественные способности передаются у нас в семье по наследству. Моя бабушка — скульптор; она несколько раз лепила Марию из глины. Я часто спрашивала себя, почему Мария является именно нам — не потому ли, что мы можем тем или иным образом изобразить ее.

— Или потому, что художественные натуры более открыты, — вслух подумала Морин. — Что-то, связанное с правым полушарием мозга?

— Возможно. Я думаю, здесь, во всяком случае, есть и то, и другое. Но я скажу вам кое-что еще. Я всем сердцем верю: Мария хочет, чтобы ее услышали. За последние десять лет ее явления в Маклине участились. Она буквально преследовала меня весь прошлый год, и я нарисовала ее, чтобы обрести некоторый покой. Как только портрет был закончен и выставлен, я смогла снова спокойно спать. И действительно, с тех пор я ее не видела.

Поздно вечером, вернувшись в свой номер в отеле, Морин плеснула красного вина в стакан и уставилась на него отсутствующим взглядом. Она включила телевизор и настроилась на кабельный канал, с трудом пытаясь не принимать близко к сердцу высказывания ультраконсервативного гостя ток-шоу. Внешне казавшаяся сильной, Морин ненавидела любое противостояние. Даже мысль о том, что они могут обсуждать ее книгу, причиняла ей боль. Как будто наблюдаешь за ужасным дорожным происшествием — и все-таки она не могла оторвать глаз, неважно, насколько малоприятным было зрелище.

Рьяный ведущий обратился к своему уважаемому гостю со следующим вопросом:

— Не является ли это еще одной попыткой в длинной череде выпадов против Церкви?

Надпись «Епископ Магнус О’Коннор» появилась на экране под морщинистым лицом разгневанного церковника, когда он начал отвечать с явным ирландским акцентом:

— Конечно. Столетиями мы подвергаемся клеветническим нападкам со стороны испорченных личностей, которые пытаются разрушить веру миллионов ради своих собственных корыстных целей. Этим экстремистки настроенным феминисткам надо принять тот факт, что все признанные апостолы были мужчинами.

Морин капитулировала. Хватит с нее на сегодня — уж больно длинным и насыщенным был день. Нажав на кнопку пульта, она заставила церковника замолчать, желая, чтобы это можно было так же легко сделать в реальной жизни.

— Да пошли вы, ваше святейшество, — пробормотала она, падая в кровать.

Огни, сверкавшие за окном номера Морин, бросали лучи на ночной столик, освещая остатки ее сонного зелья: полупустой стакан с красным вином и коробочку со снотворным. В маленькой хрустальной пепельнице рядом с настольной лампой лежало древнее медное кольцо из Иерусалима.

Морин беспокойно металась в кровати, несмотря на все свои попытки погрузиться в безмятежный сон. Пришло видение, жестокое и непрошенное.

Оно началось, как всегда — суматоха, пот, толпа. Но когда Морин заметила женщину, все потемнело. На неопределенное время она погрузилась в пустоту.

А потом видение изменилось.

Прекрасный день на берегу Галилейского моря, маленький мальчик бежит впереди своей очаровательной матери. Он не унаследовал ее поразительных зеленовато-карих глаз и густых волос цвета меди, как его младшая сестра. Он выглядит иначе, темноволосый и смуглый, удивительно задумчивый для такого малыша. Бегая по берегу, он нашел интересный камешек, который привлек его взгляд, и теперь высоко поднимает его, заставляя сверкать на солнце.

Мать зовет его, предупреждая, чтобы он не заходил далеко в воду. Сегодня на ней нет обычного покрывала, и длинные распущенные волосы развеваются вокруг лица, когда она идет, держа за руку маленькую девочку, точную копию себя самой в миниатюре.

Голос мужчины с таким же добродушным предостережением обращается к маленькой девочке, которая вырвалась из рук матери и сейчас бежит к своему брату. Девочка не слушается, но мать смеется, бросая взгляд через плечо, чтобы нежно улыбнуться мужчине, идущему вслед за ней. На этой семейной прогулке со своей молодой женой и детьми он одет в свободную, неподпоясанную рубаху из небеленого полотна, а не в белоснежное одеяние. Он отбрасывает с глаз длинные пряди каштановых волос и дарит женщине в ответ улыбку, полную любви и радости.

Морин вернулась к реальности с жестокой внезапностью, как будто ее физически вышвырнули из сна и забросили в номер в отеле. Сны всегда тревожили ее, но этот особенно вывел из равновесия ощущением броска сквозь время и пространство. Она учащенно дышала и должна была собраться с силами, чтобы восстановить равновесие и начать дышать более спокойно.

Морин только начала приходить в себя, когда почувствовала в комнате какое-то движение. Она была уверена, что слышала шорох, и все же скорее ощутила, чем увидела, фигуру, возникшую в дверях комнаты. То, что она увидела в действительности, не поддавалось описанию — образ, фигура, движение. Это было неважно. Морин знала, кто это, так же уверенно, как и понимала, что больше не спит. Это была Она. Она была здесь, в комнате Морин.

Морин сглотнула. Рот у нее пересох от потрясения и нешуточного страха. Она знала, что фигура в дверях не принадлежит физическому миру, но именно это ее и беспокоило. Она собрала в кулак все свое мужество, и ей удалось прошептать призраку, стоящему в дверях:

— Скажи мне, как я могу помочь тебе. Пожалуйста.

В ответ раздался легкий шорох, как будто шелест покрывала или дуновение ветра в весенней листве, а потом ничего. Привидение исчезло так же быстро, как и появилось.

Морин вскочила с кровати и включила свет — 4:10 утра, если верить электронным часам. В Лос-Анджелесе на три часа раньше. «Простите меня, отец мой», — подумала она, хватая телефон с ночного столика и набирая номер так быстро, как только могли позволить трясущиеся пальцы. Ей нужен был лучший друг — и может быть, еще больше ей был нужен священник.

Настойчивый голос Питера, с его успокаивающей ирландской напевностью, вернул Морин обратно на землю.

— Крайне важно, чтобы ты проследила эти видения. Надеюсь, ты записываешь увиденное.

— Видения? Еще не хватало, Пит, чтобы весь Ватикан на меня набросился, — громко простонала Морин. — Я скорее умру, чем стану героиней шумного судебного дела с участием римской инквизиции.

— Фу, Морин, я бы никогда так с тобой не поступил. Но что если это действительно видения? Ты не можешь недооценивать такую возможность.

— Прежде всего, было всего два так называемых видения. Остальное — сны. Очень яркие и отчетливые, но все-таки сны. Может быть, дело в генах безумия. Передается по наследству, ты знаешь, — Морин тяжело вздохнула. — Проклятье, это пугает меня. Вроде бы ты должен был помочь мне успокоиться, помнишь?

— Прости. Ты права, и я действительно хочу тебе помочь. Но пообещай мне, что будешь записывать время и дату своих ви… — извини, снов. Просто лично для нас. Ты же историк и журналист. Сама понимаешь: документальное подтверждение информации имеет решающее значение.

Морин позволила себе легкий смешок.

— О, да, и это, несомненно, историческая информация. — Она вздохнула в телефонную трубку. — Ладно, я запишу. Может быть, это поможет мне когда-нибудь найти смысл. Я просто чувствую: происходит нечто, совершенно мне неподвластное.

…Сейчас я должна написать о Нафанаиле, которого мы звали Варфоломей, ибо я столь тронута его преданностью. Варфоломей лишь только вышел из юношеского возраста, когда впервые присоединился к нам в Галилее. И хотя его изгнали из дома знатного отца, Толмая из Каны, при встрече с ним было ясно, что нет в нем ничего порочного — несомненно, жестокосердый и неблагоразумный патриарх не оценил красоту и верность такой любящей и нежной души, такого прекрасного сына. Иса сразу же увидел это.

Варфоломея можно было понять, лишь только заглянув в его глаза. Кроме Исы и дочери моей, никогда ни в чьих глазах не видела я такой чистоты и доброты. В них проявлялась чистота его души — души, которая не знала грязи и порока. В тот день, когда он пришел в мой дом в Магдале, мой маленький сын забрался ему на колени и не слезал с них весь вечер. Дети — лучшие судьи, и мы с Исой улыбались друг другу через стол, когда любовались маленьким Иоанном и его новым другом. Иоанн подтвердил нам то, что мы оба знали, лишь взглянув на Варфоломея: он был членом нашей семьи и пребудет им вовек.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников