Лангедок, Франция

22 июня 2005 года

За окнами высокоскоростного поезда мелькала буйная растительность сельской Франции. Морин и Питер даже не думали любоваться пейзажем; их внимание полностью поглощала кипа карт, книг и бумаг, разложенных перед ними.

— Et in Arcadia ego, — бормотал Питер, быстро чиркая на желтых листках блокнота. — Et… in… Arca-di-a… e-go…

Его вниманием завладела карта Франции, та самая, с красной линией, исходящей из центра. Он показал на линию.

— Смотри, здесь Парижский меридиан пересекает Лангедок, прямо в этом городе. Arques. Очень интересное название.

Питер произнес название города, «Арк», которое звучало очень похоже на «Ark», то есть «ковчег» по-английски.

— Как Ноев Ковчег или Ковчег Завета? — Морин очень заинтересовалась, куда бы это могло их привести.

— Точно. Слово «Ark» на латыни имеет несколько значений — чаще всего оно означает сосуд, но иногда могилу. Подожди минуту, давай посмотрим сюда.

Питер снова взял блокнот и ручку. Он начал машинально чертить «Et in Arcadia ego». Вверху он написал большими черными буквами: «ARK». Под ним он такими же буквами написал: «ARC».

Морин пришла идея.

— Хорошо, как насчет этого? ARC. ARC — ADIA. Может быть, это не ссылка на мифическое место Аркадию; может быть, тут несколько слов, написанных слитно? На латыни в этом есть какой-то смысл?

Питер написал заглавными буквами: ARC A DIA.

— Ну? — Морин не терпелось узнать. — Это что-нибудь значит?

— Может означать «Ковчег Бога». Чуть больше воображения, и получится «и в Божьем Ковчеге я».

Питер показал на карте город Арк.

— Ты хоть что-нибудь знаешь об истории Арка? Если с городом связана какая-нибудь священная легенда, то это могло означать «и в Божьем селении я». Натяжка, конечно, но лучше ничего не могу предложить.

— Поместье Синклера находится в окрестностях Арка.

— Да, но это не объясняет нам, почему Пуссен нарисовал эту картину четыреста лет назад, разве нет? Или почему ты слышала голоса в Лувре, когда смотрела на эту картину. Думаю, мы должны хотя бы на минуту посмотреть на все, что с тобой случилось, не оглядываясь на Синклера.

Питер стремился ослабить впечатление, которое Синклер произвел на Морин. У нее уже несколько лет бывали видения Магдалины, задолго до того, как она впервые услышала о Беранже Синклере.

Морин кивнула в знак согласия.

— Ну, допустим, что Арк по какой-то причине был известен как священная земля, как «Божье селение». Тогда Пуссен говорит нам, будто здесь, в Арке, находится что-то важное? Чем не теория? «И в Божьем селении я»?

Питер задумчиво кивнул:

— Вполне вероятно. Полагаю, стоит посетить окрестности Арка, как по-твоему?

Был базарный день, и в Кийане, городке у подножия Пиренеев, царила суета, какая обычно бывает во время этого еженедельного события. Жители Лангедока торопливо переходили от прилавка к прилавку, запасаясь свежими продуктами и рыбой, привезенной сюда с берегов Средиземноморья.

Морин и Питер шли через рыночную площадь. В руке Морин держала эстамп «Аркадских пастухов». Торговец фруктами узнал его и засмеялся, показывая на картину.

— А, Пуссен!

Он начал что-то им советовать, быстро тараторя по-французски. Питер попросил его говорить медленнее, пытаясь разобраться в указаниях. Десятилетний сын торговца, заметив смущение Морин, пока его отец разговаривал с Питером по-французски, решил опробовать свой хоть и ломаный, но понятный английский.

— Вы хотеть идти к могила Пуссена?

Морин взволнованно кивнула. До сих пор она даже не знала, что могила на картине действительно существует.

— Да. Oui!

— О-кей. Идите к главной дороге и вниз. Когда видите церковь, налево. Могила Пуссена — на холме.

Морин поблагодарила мальчика, потом сунула руку в сумочку и вытащила банкноту в пять евро.

— Merci, merci beaucoup, — сказала она мальчику, вкладывая купюру ему в руку. Мальчик широко улыбнулся.

— De rien, Madame! Bon chance, — крикнул им вслед торговец, когда Морин и Питер покинули площадь.

Его сын оставил за собой последнее слово:

— Et in Arcadia ego! — Мальчик рассмеялся и помчался тратить на конфеты свои только что заработанные евро.

Указания, полученные от отца и сына, в конце концов вывели их на правильную дорогу. Питер медленно вел машину, пока Морин изучала окрестности с пассажирского сидения.

— Там! Это оно? Там, на холме?

Питер остановил машину около пологого склона, поросшего невысокими деревьями и кустарником. Из-за кустов виднелся верхний край прямоугольного надгробного камня.

— Я видел отдельно стоящие надгробия в таком же стиле в Святой Земле. Некоторые из них есть в районе Галилеи, — объяснил Питер. Он на миг остановился, пораженный внезапно возникшей мыслью.

— В чем дело? — спросила Морин.

— Мне только что пришло в голову, что одно из них стоит на дороге в Магдалу. Оно очень похоже на это. Может быть, даже точно такое же.

Они пошли вдоль края дороги, разыскивая тропу, которая привела бы их к могиле. Они нашли такую заросшую тропинку. Морин остановилась в начале тропы и встала на колени.

— Посмотри сюда, на заросли. Это не живые растения.

Питер опустился на колени рядом с ней и поднял несколько веток и пучков травы, прикрывающих начало тропы.

— Ты права.

— Как будто кто-то намеренно пытался спрятать тропу, — заметила Морин.

— Может, это просто дело рук землевладельца. Возможно, он устал от людей вроде нас, которые шастают по его земле. Четыреста лет туризма кого угодно доведут до бешенства.

Они двигались осторожно, перешагивая через заросли и следуя за тропой на вершину холма. Когда перед ними внезапно появилось прямоугольное гранитное надгробие, Морин достала эстамп картины Пуссена и сравнила его с ландшафтом. Обломки скал позади надгробия, как в зеркале, отражались на картине.

— Они одинаковые.

Питер подошел к сооружению и провел рукой по поверхности надгробия.

— За исключением того, что надгробие гладкое, — заметил он. — Здесь нет надписи.

— Так надпись была выдумкой Пуссена? — Вопрос Морин остался висеть в воздухе, пока она обходила саркофаг. Заметив, что задняя часть надгробия покрыта кустарником и травой, Морин попыталась раздвинуть заросли. Взгляд на открывшуюся заднюю поверхность надгробия заставил ее крикнуть Питеру:

— Иди сюда! Ты должен это увидеть!

Питер обошел надгробие и помог ей отодвинуть заросли. Когда он увидел источник волнения Морин, он покачал головой, не веря своим глазам.

На задней поверхности надгробия был высечен рисунок из девяти кругов, окружавших центральный диск.

Он был идентичен узору на древнем кольце Морин.

Морин и Питер провели ночь в маленьком отеле в Куизе, в нескольких милях от Арка. Тамми выбрала для них это местечко из-за его близости к загадочному месту под названием Ренн-ле-Шато, известному в эзотерических кругах как Таинственная Деревня. Она хотела прилететь в Лангедок вечером, и все трое согласились на следующее утро встретиться в гостинице, в комнате для завтрака.

Тамми ворвалась в комнату для завтрака, где в ожидании нее Морин и Питер пили кофе.

— Простите, что опоздала. Мой рейс в Каркасон был отложен, и когда я прилетела, было уже за полночь. Уснула как убитая и потом не могла встать.

— Я беспокоилась, когда ты не объявилась прошлой ночью, — сказала Морин. — Ты приехала из Каркасона?

— Нет. У меня есть еще друзья, которые завтра собираются на вечеринку к Синклеру, и я ехала вместе с ними. Один из них — местный, и он нас подбросил.

На столе появилась корзинка с хрустящими круассанами, и официант принял заказ на напиток для Тамми. Тамми подождала, пока официант удалится на кухню, прежде чем продолжить:

— Этим же утром нам надо попросить счет в отеле.

Морин и Питер озадаченно посмотрели на нее:

— Почему? — спросили они в унисон.

— Синклер в ярости из-за того, что мы остановились в отеле. Прошлой ночью он оставил для меня послание. Он приготовил комнаты в замке для всех нас.

Взгляд Питера стал подозрительным:

— Мне не нравится эта идея. — Он повернулся, чтобы привести свои доводы Морин: — Я бы предпочел остаться здесь; думаю, для тебя так безопаснее. Отель — нейтральная территория, место, куда мы можем отступить, если ты, по каким-то причинам, почувствуешь себя неловко.

Тамми выглядела раздраженной:

— Послушайте, вы знаете, сколько людей готовы убить друг друга ради этого приглашения? Замок — фантастический; он похож на живой музей. Вы действительно рискуете оскорбить Синклера, если откажетесь. Вряд ли вы этого хотите. Слишком многое он может вам предложить.

Морин была сбита с толку. Она переводила взгляд с одного на другого. Питер был прав: отель обеспечивал им нейтральную территорию. Но ее воображение разгорелось от идеи остановиться в замке и понаблюдать за загадочным Синклером с близкого расстояния.

Тамми почувствовала колебания Морин:

— Я тебе говорила, что Синклер не представляет опасности. Я думаю, что он удивительный человек. — Она посмотрела на Питера. — Но если ты чувствуешь иначе, посмотри на это таким образом: с точки зрения «Держи своих друзей близко, а врагов еще ближе».

К концу завтрака Тамми убедила их расплатиться за отель. Питер внимательно наблюдал за ней, пока они завтракали, отметив для себя, что она очень настойчивая женщина.

Ренн-ле-Шато, Франция

23 июня 2005 года

— Вы никогда не найдете это место с первого раза, если кто-нибудь не покажет вам, как туда добраться. — Тамми давала указания с заднего сидения: — Здесь поверните направо — видите ту дорожку? Она ведет вверх по холму к Ренн-ле-Шато.

Грубо вымощенная узкая дорога петляла, крутые подъемы сменялись резкими спусками. На вершине холма полускрытый в кустарнике указатель сообщал о названии крошечной деревушки.

— Вы можете припарковаться здесь, — Тамми показала на маленькую пыльную поляну у въезда в деревню.

Когда они вышли из машины, Морин взглянула на свои часы. Она дважды посмотрела на них, прежде чем прокомментировать:

— Как странно. Мои часы остановились, а я только недавно вставила в них новую батарейку, как раз перед отъездом из Штатов.

Тамми засмеялась:

— Видишь, веселье уже началось. Время приобретает новый смысл здесь, на этой волшебной горе. Я гарантирую, что твои часы снова нормально пойдут, когда мы покинем это место.

Питер и Морин посмотрели друг на друга и пошли туда, куда повела их Тамми. Она не потрудилась ничего объяснить, только саркастически бросила им:

— Леди и джентльмены, сейчас вы входите в Сумеречную Зону.

Деревня производила мрачное впечатление места, о котором время забыло. Она была удивительно маленькой и выглядела до странности пустынной.

Питер спросил:

— Здесь кто-нибудь живет?

— О, да. Это вполне действующая деревня. Население меньше двухсот человек, и все-таки оно есть.

— Жутковатая тишина.

— Тут всегда так, — объяснила Тамми, — пока не остановится автобус с туристами.

Когда они вошли в деревню, справа от них показались руины — то, что осталось от замка, который дал деревне ее имя.

— Это замок Отполь. Он был цитаделью рыцарей-тамплиеров во время крестовых походов. Видите башню? — Она показала на обветшалую башенку. — Пусть вас не вводит в заблуждение ее заброшенный вид. Башня Алхимии — одна из самых важных эзотерических достопримечательностей во Франции. Может быть, и в мире.

— Я полагаю, ты собираешься объяснить нам, почему именно? — Питер чувствовал раздражение. Он устал от этих игр, окутанных завесой тайны; он просто хотел, чтобы кто-нибудь дал осмысленные ответы на его вопросы.

— Я расскажу вам, но не сейчас. Только потому, что это не будет иметь для вас никакого значения, пока вы не узнаете историю деревни. Мы оставим это напоследок. Я расскажу вам на обратном пути.

Они прошли мимо маленького книжного магазина слева от них. Он был закрыт, но витрины украшали книги по оккультной символике.

— Не похоже на твою типичную католическую деревушку? — прошептала Морин Питеру, пока Тамми шла впереди.

— Явно нет, — согласился Питер, разглядывая странный подбор книг и украшения в виде пентаграммы, выставленные в окне.

Когда они шли вслед за Тамми по древним, вымощенным булыжником улицам необычной маленькой деревушки, на противоположной стороне узкой улочки внимание Морин привлекла еще одна странность. На стене дома, на уровне глаз было высечено что-то вроде солнечных часов. Металлический стержень давно исчез, оставив после себя осыпающуюся дыру в центре. При ближайшем рассмотрении оказалось, что знаки не имеют ничего общего с обычными часами. Они начинались с числа девять и продолжались до семнадцати, с отметками в полчаса между ними. Но над цифрами были выцарапаны загадочного вида символы.

Питер посмотрел через плечо Морин, когда она показала ему на странные знаки.

— Как ты думаешь, что они означают? — спросила она его.

Тамми подошла к ним сзади, улыбаясь, как кошка, съевшая сметану.

— Вижу, вы нашли первую из наших главных загадок здесь в РЛШ, — сказала она.

— РЛШ?

— Ренн-ле-Шато. Так все называют это место, потому что полное название чертовски длинное. Придется выучить местный жаргон, если хотите не ударить в грязь лицом на завтрашней вечеринке.

Морин повернулась обратно к рельефу на стене. Питер его внимательно изучал.

— Я узнаю символ планет. Вот Луна и Меркурий. А это Солнце? — он показал на круг с точкой в центре.

— Наверняка, — ответила Тамми. — А это — Сатурн. Остальные символы имеют отношение к астрологии. Вот Весы, Дева, Лев, Рак и Близнецы.

Морин пришла в голову мысль:

— А Скорпион есть где-нибудь? Или Стрелец?

Тамми покачала головой, но показала на левую сторону солнечных часов, где на нормальном циферблате находилась бы отметка для семи часов.

— Нет. Посмотри сюда. Видишь, где заканчиваются отметки? Это планета Сатурн. Если бы знаки продолжались в направлении против часовой стрелки, то вслед за Весами шел бы Скорпион, а потом Стрелец.

— Почему же они прекратились на таком странном месте? — спросила Морин.

— И что это значит? — Питера гораздо больше интересовал ответ.

Тамми подняла ладони вверх жестом, означающим: «Ничем не могу вам помочь».

— Наверное, указание на парад планет. Больше мы ничего не знаем.

Морин продолжала пристально разглядывать часы. Она думала о фреске Сандро в Лувре, пытаясь определить, есть ли здесь какая-то связь со скорпионом на картине. Она хотела понять, какой цели могли служить эти странные солнечные часы, если это вообще были они.

— Это что-то вроде «когда Луна в седьмом доме и Юпитер выстраивается в одну линию с Марсом»?

— Если вы обе начнете петь «Эру Водолея» из мюзикла, я уйду, — объявил Питер.

Они все рассмеялись, и Тамми пояснила:

— Тем не менее, она права. Вероятно, это ссылка на определенный парад планет. И поскольку его поместили сюда, на фасад дома так, что он бросается в глаза, нам следует предположить, что для каждого жителя деревни было важно об этом знать.

Тамми повела их прочь от солнечных часов и возобновила свою экскурсию, показав на особняк, возвышавшийся впереди.

— Центральная точка деревни — музей и вся территория вокруг виллы. Это там наверху, прямо перед нами.

В конце узкой улочки перед ними возник жилой дом — каменный особняк причудливого вида. Вдали возвышалась необычной формы каменная башня, прилепившаяся к склону горы.

— Тайна этой деревни сосредоточена в очень странной истории об известном — скорее, печально известном — священнике, который жил здесь в конце девятнадцатого века. Аббат Беранже Соньер.

— Беранже? Разве не так зовут Синклера? — спросил Питер.

Тамми кивнула.

— Да, и это не совпадение. Дед Синклера надеялся, что если его внук будет носить такое же имя, то унаследует некоторые качества своего тезки — Соньер бесстрашно защищал местные истории и легенды и был абсолютно предан наследию Марии Магдалины. Как бы то ни было, существуют разные легенды о том, что здесь обнаружил аббат, когда принялся за реставрацию церкви. Некоторые верят, будто он нашел потерянное сокровище иерусалимского Храма. Поскольку замок по соседству был связан с рыцарями-тамплиерами, возможно, что они использовали этот удаленный форпост, чтобы спрятать трофеи, привезенные из Святой Земли. Кто бы стал искать здесь что-нибудь ценное? А некоторые говорят, что Соньер обнаружил бесценные документы. Так или иначе, он стал очень богатым человеком, неожиданным и таинственным образом. За свою жизнь он потратил миллионы, хотя получал жалованье, равное примерно двадцати пяти баксам в год. Так откуда взялись все эти деньги? В 1980-е годы трое британских исследователей написали книгу о Соньере и его таинственном богатстве, которая стала бестселлером. В Штатах она вышла под названием «Святая Кровь, Священный Грааль» и считается классикой в эзотерических кругах. Плохо то, что эта книга породила повальную охоту за сокровищами. Природные ресурсы исчерпаны, и местные землевладельцы пострадали от нашествия религиозных фанатиков и охотников за сувенирами. Синклеру даже пришлось поставить вооруженную охрану на своей земле, чтобы защитить могилу.

— Могилу Пуссена? — спросила Морин.

Тамми кивнула.

— Конечно. Это центральная часть всей тайны, благодаря «Аркадским пастухам».

— Мы вчера ходили посмотреть на эту могилу. Я не видел никаких охранников, — сказал Питер.

Тамми рассмеялась своим глубоким грудным смехом.

— Это потому что вас с радостью принимают на земле Синклера. Поверьте мне: он знает, если вы там были. А если бы он не хотел, чтобы вы там были, вы бы узнали об этом.

Они подошли к большому зданию, которое возвышалось над деревней. Табличка объявляла: «Вилла «Вифания» — Резиденция Беранже Соньера».

Когда они вошли в музей, Тамми улыбнулась и кивнула женщине за конторкой, которая помахала им в ответ.

— Нам надо купить билеты? — спросила Морин, когда они проходили мимо объявления с ценами на билеты.

Тамми покачала головой.

— Да нет, меня здесь знают. Я использовала это место в качестве декорации для документального фильма по истории алхимии.

Она повела их мимо стеклянных витрин, в которых были выставлены священнические одежды, которые носил аббат Соньер в девятнадцатом веке. Питер задержался, чтобы посмотреть на них, а Тамми дошла до конца коридора. Она остановилась у древней каменной колонны, на которой был высечен крест.

— Она называется Колонной Рыцарей. Считается, что ее высекли вестготы в восьмом веке. Она использовалась как часть алтаря в старой церкви. Когда аббат Соньер сдвинул колонну во время реставрации виллы, он обнаружил какие-то загадочные зашифрованные пергаменты. Так говорят.

Выставка пергаментов была расширена кураторами музея, чтобы сделать шифр более очевидным. Отдельные буквы были напечатаны жирным шрифтом, но при ближайшем рассмотрении в их расположении не было ничего случайного. Морин показала на фразу ЕТ IN ARCADIA EGO, которая была выделена более темными заглавными буквами.

— Вот оно снова, — сказала Морин Питеру. Она повернулась к Тамми. — Так что это означает? Какой-то шифр?

— Я слышала не меньше пятидесяти различных теорий по поводу значения этой фразы. Она сама по себе породила почти целую отрасль кустарного производства.

— В поезде Питеру пришла в голову интересная мысль, — вмешалась Морин. — Он подумал, что фраза относится к деревне Арк. «В Арке, в Божьем селении я».

Казалось, на Тамми это произвело впечатление.

— Довольно правдоподобное предположение, падре. Наиболее распространенное объяснение — это латинская анаграмма. Если вы переставите буквы, она читается так: «I tego arcana Dei».

Питер перевел:

— «Я скрываю тайны Бога».

— Вот именно. Не ахти какая помощь, верно? — рассмеялась Тамми. — Давайте посмотрим на дом снаружи.

Питер все еще размышлял о могиле Пуссена:

— Подождите минутку. Разве не подразумевается, что что-то спрятано в могиле? Если вы сложите все вместе, получится что-то вроде «В Арке, селении Божьем, я скрываю тайны».

Морин и Питер ждали ответа Тамми. Она на минуту задумалась.

— Это такая же хорошая теория, как и те, что слышала раньше. К несчастью, могила вскрыта и много раз исследована. Дед Синклера перекопал каждый дюйм земли вокруг могилы, на площади в квадратную милю, и Беранже использовал все возможные достижения современной технологии для поиска спрятанного сокровища — ультразвук, радар, чего там только не было.

— И они ничего не нашли? — спросила Морин.

— Ничего.

— Может быть, кто-то добрался туда первым, — предположил Питер. — Как насчет этого священника Соньера? Не поэтому ли он так разбогател? Может быть, он нашел какое-то сокровище?

— Так думает большинство людей. Но знаете, что забавно? После десятков лет исследований, которые проводили очень решительно настроенные мужчины и женщины, никто не знает, в чем заключалась тайна Соньера, даже сейчас. — Тамми привела их в очаровательный внутренний дворик с мраморным фонтаном.

— Очень впечатляюще для простого приходского священника девятнадцатого века, — заметил Питер.

— Не правда ли? И есть еще одна странная вещь. Хотя аббат Соньер потратил целое состояние, чтобы построить этот дом, он никогда здесь не жил. На самом деле, он отказался здесь поселиться. В конце концов, он оставил его своей… экономке.

— Ты запнулась, — обратил внимание Питер, — прежде чем сказать «экономка».

— Ладно, многие считают, что для Соньера она была не только экономкой, но и сожительницей.

— Но разве он не был католическим священником?

— Не судите, падре. Вот мой постоянный девиз.

Морин бродила, не прислушиваясь к разговору, ее внимание привлекла обветрившаяся скульптура в саду.

— Кто это?

— Жанна д’Арк, — ответила Тамми.

Питер подошел, чтобы поближе взглянуть на статую.

— Да, правильно. Это ее меч и ее знамя. Но кажется, что она здесь не на месте, — прокомментировал он.

— Почему? — спросила его Морин.

— Она выглядит очень традиционной. Классический символ французского католицизма. Однако не похоже, что здесь есть еще что-нибудь хотя бы отдаленно соответствующее сложившимся традициям.

— Жанна? Традиционная? — Тамми снова разразилась смехом. — Ни в малейшей степени. Но главный урок истории нам предстоит позднее. Вы хотите увидеть нечто действительно неортодоксальное? Вы должны увидеть церковь.

Даже в разгар лета, среди солнечного света и тепла, Ренн-ле-Шато было странным местом, полным теней. Морин не могла избавиться от чувства, что за ней следят. Она постоянно оглядывалась по сторонам. Деревня заставляла ее нервничать. Как бы это ни завораживало, она была бы счастлива уйти отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Тамми провела их по саду и вокруг дома. Пройдя через еще один внутренний двор, они увидели вход в старинную каменную церковь.

— Это приходская церковь деревни РЛШ. В течение тысячи лет здесь стояла церковь, посвященная Марии Магдалине. Соньер начал реставрировать ее где-то примерно в 1891 году, именно в это время он, предположительно, нашел таинственные документы. Он отвез их в Париж и дальше, как мы знаем, стал миллионером. Он использовал свои деньги, чтобы добавить к церкви некоторые необычные детали.

Когда они подошли к церкви, Питер остановился, чтобы прочитать латинскую надпись над дверью: «Terribilis est locus iste».

— Terribilis? — спросила Морин.

— Страшно сие место, — объяснил Питер.

— Узнали эти слова, падре? — спросила Тамми.

Питер кивнул.

— Конечно. — Если Тамми хотела проверить, как он знает Библию, ей надо было выбрать что-то посложнее. — Бытие, глава двадцать восемь. Так сказал Иаков, когда увидел во сне лестницу, ведущую на небеса.

— Почему священник выбрал такую фразу, чтобы написать ее на церкви? — спросила Морин, смотря в поисках ответа на Питера и Тамми.

— Может быть, стоит посмотреть церковь изнутри, прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, — предложила Тамми. Питер согласился и вошел.

— Здесь темно, хоть глаз выколи, — послышался его голос.

— Ой, подождите минутку, — сказала Тамми, шаря в своей сумочке. — Свет включается, если бросишь монету. — Она сунула евро в коробку около двери, и вспыхнули лампы дневного света. — В первый раз, когда я пришла сюда, пришлось рассмотреть церковь в темноте. Во второй раз я принесла собой фонарик. Именно тогда один из сторожей показал мне монетоприемник. Таким образом туристы могут как-то расплатиться с церковью. Это дает нам около двадцати минут при свете.

— Что это? — воскликнул Питер. Пока Тамми объясняла ситуацию со светом, Питер повернулся и увидел статую отвратительного демона, скрючившегося у входа в церковь.

— О, это Рекс. Привет, Рекс, — Тамми игриво похлопала демона по голове. — Он что-то вроде официального талисмана Ренн-ле-Шато. Как и со всем остальным здесь, существуют горы теорий по поводу него. Одни считают его демоном Асмодеем, хранителем секретов и спрятанных сокровищ. Другие говорят, что это — Rex Mundi из катарской традиции, и я лично разделяю это мнение.

— Rex Mundi. Князь Мира? — перевел Питер.

Тамми кивнула и принялась объяснять Морин:

— В Средние века катары господствовали на этой территории. Вспомни, церковь существует здесь с 1059 года, когда катаризм достиг своего пика. Они верили, что хранителем земной поверхности является падшее существо, демон, которого они называли Rex Mundi — Князь Мира. Наша душа должна постоянно бороться, чтобы победить Рекса и достичь Царства Божьего, царства духа. Рекс воплощает собой все земные, все материальные искушения.

— Но что он делает в освященной католической церкви? — спросил Питер.

— Покоряется ангелам, конечно. Посмотрите туда, над ним. — Скульптуры четырех ангелов, образующие знак креста, стояли за спиной у демона, возвышаясь над купелью со святой водой в форме гигантской раковины моллюска-гребешка.

Питер вслух прочитал надпись, а потом перевел ее на английский:

— Par ce signe tu le vaincrais. Этим знаком я побеждаю его.

— Добро побеждает зло. Дух подавляет материю. Ангелы против демонов. Не ортодоксально, да, но очень в духе Соньера. — Тамми провела рукой по шее демона. — Видите? Несколько лет назад кто-то пробрался в церковь и отрезал голову Рекса. Это — замена. Никто не знает, был ли это охотник за сувенирами или разгневанный католик, который таким образом протестовал против дуалистического символа на освященной земле. Насколько я знаю, это единственная статуя демона в католической церкви. Правильно я говорю, падре?

Питер кивнул.

— Должен сказать, что не видел ничего подобного в Римской католической церкви. По существу это богохульство.

— Катары были дуалистами. Они верили в две противоположные божественные силы, одна стремится к добру и занимается очищением сущности духа, а другая стремится к злу и прикована к испорченному материальному миру, — объяснила Тамми. — Посмотрите сюда, на пол.

Она обратила их внимание на плитку, которая покрывала пол церкви. Плитки были двух видов — угольно черные и ослепительно белые — и лежали в шахматном порядке.

— Еще одна уступка дуализму со стороны Соньера — черное и белое, добро и зло. Более чем эксцентричный дизайн. Но я думаю, что Соньер был умен, как черт. Он родился всего в нескольких милях отсюда и понимал местный менталитет. Он знал, что его прихожане вели свое происхождение от катаров, и у них были веские причины не доверять Риму даже спустя несколько веков. Не в обиду будет сказано, падре.

— Не страшно, — ответил Питер. Он уже начал привыкать к колким замечаниям Тамми. Это было вполне добродушное подшучивание, и он не придавал ему значения. Язвительность Тамми действительно начинала ему нравиться. — Церковь сурово обошлась с катарской ересью. Я могу понять, почему это все еще задевает местное население.

Тамми повернулась к Морин.

— Единственный официальный крестовый поход в истории, когда христиане убивали других христиан. Папская армия устроила резню катаров, и никто здесь никогда этого не забудет. Так что, открыто дополняя свою церковь катарскими и гностическими элементами, Соньер создавал обстановку, где его паства чувствовала бы себя комфортно. Следовательно, росла посещаемость церкви и доверие к ней. Это сработало. Местное население любило его, почти преклонялось перед ним.

Питер прошелся по церкви, подмечая все. Каждый элемент внутреннего убранства был необычным. Все было кричаще ярким, чрезмерно пестрым и безусловно нетрадиционным. Там были раскрашенные гипсовые статуи малопривлекательных святых, таких, как Святой Рох, поднимающий свою тунику, чтобы показать раненую ногу, или Святая Жермена, вылепленная из гипса в виде юной пастушки с ягненком на руках. В каждой детали убранства церкви было что-то неправильное или необычное. Особенно бросалась в глаза изображенная почти в полный рост сцена крещения Иисуса с возвышавшимся над ним Иоанном Крестителем — нелепо одетым в совершенно римского вида тунику и накидку.

— Почему кому-то понадобилось одеть Иоанна Крестителя в римскую одежду? — спросил Питер.

На краткий миг тень пробежала по лицу Тамми, но она не ответила. Вместо этого она подвела их к алтарю и продолжила свой рассказ:

— Местная легенда гласит, что Соньер сам раскрасил некоторые скульптуры. Мы почти уверены, что он приложил руку, по меньшей мере, к части запрестольного образа. Он был одержим нашей Марией. — Морин последовала за Тамми к центральной части алтаря, которую составлял барельеф Марии Магдалины. Ее окружали обычные символы: у ног лежал череп, рядом — книга. Она пристально смотрела на крест, очевидно, сделанный из живого дерева.

Питер сосредоточил свое внимание на рельефных пластинах, изображающих остановки на Крестном пути. Как и статуи, каждое художественное произведение содержало странную деталь или отличительную черту, которая противоречила церковной традиции.

Они исследовали все причудливые элементы внутри церкви, и каждый новый камень только добавлял загадок к окружавшей их тайне.

Вдруг без предупреждения в церкви раздался резкий щелчок, и они погрузились в непроглядную тьму.

В абсолютной темноте Морин запаниковала. Тени, которые следовали за ней даже при солнечном свете, здесь начали ее просто душить.

— Питер! — закричала она.

— Я здесь, — крикнул он в ответ. — Ты где? — Акустика в церкви заставляла звук отражаться от стен, поэтому было невозможно понять, кто где находится.

— Я у алтаря, — отозвалась Морин.

— Все в порядке, — крикнула Тамми. — Без паники. Наше время только что истекло.

Тамми поспешила к двери и впустила внутрь дневной свет, позволив Питеру и Морин найти друг друга. Морин схватила Питера за руку и выбежала из церкви, предусмотрительно отвернувшись, чтобы ненароком снова не увидеть статую демона.

— Я знаю, что это дело техники, но у меня мороз пошел по коже. Вся церковь такая… жуткая. — Морин дрожала, несмотря на жаркое солнце Лангедока, которое приближалось к зениту. Эта потусторонняя деревня, о которой забыло время, вызывала у нее тревожное чувство, полностью выходя за рамки ее жизненного опыта. Здесь возникало ощущение хаоса, затаившегося в глубине. Хотя сама деревня выглядела почти пустынной, тишина этого места оглушала. Морин взглянула на свое запястье и вспомнила, что ее часы стоят с тех пор, как она приехала сюда. Этот факт усилил ее беспокойство.

У Питера были вопросы к Тамми, пока она вела их обратно через сад и вокруг виллы «Вифания».

— Не могу себе представить, что Соньер сделал все это без проблем с Церковью.

— О, у него было довольно много проблем, — объяснила Тамми. — Однажды они даже пытались лишить его сана и заменить на другого священника, но это не сработало. Местное население просто не приняло бы никого, кроме Соньера, потому что он был одним из них. Он был подготовлен к тому, чтобы занять это положение, вопреки тому, что вы можете прочитать в большинстве книг. Мне так смешно, когда так называемые специалисты по РЛШ говорят о появлении здесь Соньера как о какой-то случайности. Здесь задействовано слишком много могущественных сил.

— Ты имеешь в виду могущественные человеческие или сверхъестественные силы?

— И те, и другие. — Тамми жестом поманила их за собой. Она направилась к каменной башне на западной окраине владения, возведенной на самом краю скалы.

— Идите сюда, вы должны увидеть самое главное. Tour Magdala.

— Tour Magdala? — Морин была заинтригована названием.

— Башня Магдалины. Это была личная библиотека Соньера. Но оттуда открывается вид, который стоит посмотреть.

Они прошли вслед за Тамми по внутреннему помещению башни, коротко взглянув на некоторые личные вещи Соньера, выставленные в стеклянных витринах, прежде чем, преодолев двадцать две ступени, взобраться на верхнюю площадку. Оттуда открывался захватывающий вид на Лангедок.

Тамми показала на холм в отдалении:

— Видите, вон там? Это Арк. А через долину находится легендарная деревня Кустосса, где другой священник, друг Соньера, по имени Антуан Жели, был зверски убит в своем доме. Его дом ограбили, и считается, что искали не деньги. Они оставили на столе золотые монеты, но украли все, что напоминало документы. Бедный старик — ему было за семьдесят, и его нашли лежащим в луже крови. Его убили каминными щипцами и топором.

— Ужасно, — содрогнулась Морин, ее бросало в дрожь как от истории, которую рассказала Тамми, так и от окружающей обстановки. Каким бы захватывающим ни казалось ей это место, одновременно оно вызывало у нее отвращение.

— Люди готовы убивать ради этих тайн, — просто констатировал Питер.

— Ладно, это было сто лет назад. Хотелось бы думать, что с тех пор мы стали более цивилизованными.

— Что случилось с Соньером? — Морин снова сосредоточила свое внимание на странном священнике и его таинственных миллионах.

— Тут происходит еще более странная вещь. С ним случился удар через несколько дней после того, как он заказал для себя гроб. Местная легенда гласит, что для соборования привели священника, незнакомого с этими местами, но он отказал в Соньеру последнем причастии, после того как выслушал его последнюю исповедь. Бедняга покинул Ренн-ле-Шато в глубоком унынии и никогда больше не улыбался.

— Ого! Интересно, что же Соньер сказал ему?

— Никто в точности не узнал, кроме, возможно, его так называемой экономки, Мари Денарно, которой Соньер оставил все свое состояние — и свои секреты. Она сама загадочным образом умерла несколько лет спустя и в последние дни жизни не могла говорить, так что никто никогда не узнает наверняка. Вот почему эта деревня положила начало целой индустрии. Сейчас сотни тысяч туристов в год посещают это захолустье. Одни приезжают сюда из любопытства, другие стремятся найти сокровище Соньера.

Тамми подошла к краю площадки и посмотрела на обширную долину, простиравшуюся под ними.

— И мы не знаем наверняка, зачем Соньер построил здесь эту башню, но он явно что-то искал. А вы так не думаете, падре? — Она подмигнула Питеру, а потом повернулась к лестнице, чтобы спуститься обратно.

Пока они втроем шли к машине, Морин стала настаивать, чтобы Тамми выполнила свое прежнее обещание и рассказала про башню Алхимии, некогда величественное укрепление ныне разрушенного замка Отполь. Тамми помедлила, не зная, с чего начать. Об этом месте были написаны целые тома, и она сама провела годы в исследованиях. Изложить краткую версию было довольно трудно.

— В этой местности есть что-то такое, что тысячелетиями привлекало сюда людей, — начала она. — Должно быть, это что-то природное, что-то в самой этой земле. Как еще мы можем объяснить тот факт, что она так тянет к себе всех на протяжении двух тысяч лет человеческой истории невзирая на такие разные религиозные убеждения? Как и по поводу всего в этой местности, тут существует бесчисленное множество теорий. Конечно, всегда забавно, когда сталкиваешься с настоящими сумасшедшими — с теми, кто клянется, что все это связано с инопланетянами или морскими чудовищами.

— Морскими чудовищами? — Питер рассмеялся вместе с Морин, которая спросила:

— Я почти ожидала услышать про инопланетян, но морские чудовища?

— Я не шучу. В местных легендах постоянно появляются морские чудовища. Довольно смешно звучит здесь, вдали от моря, но далеко не так нелепо, как чепуха по поводу НЛО. Говорю вам, в этой местности есть что-то, заставляющее людей почти буквально сходить с ума. И еще вопрос о времени. Твои часы все еще стоят?

Морин знала ответ, но для подтверждения взглянула на часы, которые уже больше часа показывали 9:33. Она кивнула.

— Вероятно, так будет, пока мы не спустимся с горы, — продолжала Тамми. — Здесь есть что-то действующее на часы, а также на электронику. Поэтому так много людей здесь все еще пользуются солнечными часами, даже в двадцать первом веке. Это происходит не с каждым, но даже трудно сказать, сколько странных вещей я наблюдала лично.

Она начала рассказывать им одну из своих многочисленных историй, связанных с необъяснимым поведением времени в Ренн-ле-Шато.

— Однажды я ехала сюда с друзьями и проверила часы в машине у подножия холма. Когда мы поднялись на вершину, часы показывали, что прошло полчаса. Вы сами здесь ехали — сколько времени это заняло, даже если ехать так медленно, как мы? Пять минут?

Она спрашивала Питера, который кивнул в знак согласия:

— Не более того.

— Это не очень далеко, может быть, мили две. Мы подумали, что часы в машине просто сломались, пока не посмотрели на наши наручные. Действительно прошло полчаса. Сейчас мы все знаем, что не были в пути полчаса, но каким-то образом прошло добрых тридцать минут, пока мы добрались сюда. Могу я это объяснить? Нет. Это своего рода искривление времени, и с тех пор я говорила со многими людьми, которые испытали то же самое. Местные жители даже не беспокоятся по этому поводу, потому что они к этому привыкли. Спросите их, и они только пожмут плечами, как будто это самая обычная вещь в мире.

— Но люди наблюдают подобный феномен около Великой Пирамиды и в некоторых священных местах Британии и Ирландии. Так что это? Какое-то магнитное поле? Или что-то менее осязаемое и следовательно недоступное пониманию для наших слабых человеческих мозгов?

Тамми остановилась на многочисленных теориях, которые разрабатывались местными и международными исследовательскими группами, протараторив длинный список гипотез: лей-линии, временные воронки, полая земля, звездные врата.

— Сальвадор Дали сказал, что вокзал в Перпиньяне является центром вселенной. Именно там пересекаются магнитные энергетические линии.

— Как далеко отсюда Перпиньян? — поинтересовалась Морин.

— Миль пятьдесят. Конечно, достаточно близко. Я бы хотела, чтобы у меня был определенный ответ на все это, но его нет. Ни у кого нет. Вот почему меня так тянет в это место, и я все время сюда возвращаюсь. Помните меридиан, который Синклер показал вам в церкви Сен-Сюльпис в Париже?

Морин кивнула, пытаясь поддержать разговор:

— Линия Магдалины.

— Точно. И она идет из Парижа прямо через эту местность. Почему? Здесь есть что-то, выходящее за рамки времени и пространства, и я думаю, поэтому с незапамятных времен сюда привлекало алхимиков со всей Европы.

— Я все спрашивал себя, когда же мы вернемся к алхимии, — заметил Питер.

— Простите, падре. Я рискую показаться скучной, но здесь снова нет простых объяснений. Итак, башня, которая здесь стоит, названная башней Алхимии, очевидно, построена на легендарной энергетической точке, и через нее проходит Линия Магдалины. Башня является местом бесчисленных экспериментов в области алхимии.

— Под алхимией ты имеешь в виду средневековую науку превращения серы в золото? — это был вопрос Морин.

— В некоторых случаях — да. Но каково истинное определение алхимии? Если ты когда-нибудь захочешь затеять большую драку, задай этот вопрос на собрании эзотерических мыслителей. Они разнесут комнату раньше, чем ты получишь определенный ответ.

Тамми перечислила разные виды алхимии:

— Есть научные алхимики, пытающиеся физическими методами превратить исходное вещество в золото. Некоторые из них приезжали сюда, веря, что магия самой этой земли — это магический х-фактор, который они искали, чтобы завершить свои эксперименты. Потом есть философы, верящие, что алхимия — это духовная трансформация, занимающаяся превращением основных элементов человеческого духа в золото характера; есть эзотерики, которые одержимы идеей, что алхимические процессы можно использовать, чтобы достичь бессмертия и каким-то образом воздействовать на природу времени. Потом есть сексуальные алхимики, которые считают, что сексуальная энергия создает своего рода трансформацию, когда два тела сливаются, используя определенное сочетание физических и метафизических методов.

Морин внимательно слушала; она хотела узнать побольше о личных взглядах Тамми:

— А какую теорию ты предпочитаешь?

— Лично я большая поклонница сексуальной алхимии. Но я думаю, все они правы. Я действительно так думаю. Мне кажется, алхимия — название для большинства древних законов, какие только есть на земле. Когда-то древние понимали эти правила, как, например, архитекторы Великой Пирамиды в Гизе.

Следующий вопрос поступил от Питера:

— Так какое все это имеет отношение к Марии Магдалине?

— Хорошо, для начала мы верим, что она жила здесь или, по меньшей мере, провела здесь какое-то время. Что подводит нас к вопросу: почему именно здесь? Это довольно удаленное место даже сейчас, при наличии современных средств транспорта. Можно представить себе, каково это было — попытаться преодолеть эти горы в первом веке. Это была суровая земля. Так почему она выбрала это место? Почему так много людей выбирают это место? Потому что в самой земле есть нечто особенное. О, и я забыла упомянуть еще один вид алхимии, который здесь встречается. Я совсем недавно окрестила его гностической алхимией.

— Звучит как интересное название для новой религии, — все взвесив, сказала Морин.

— Или для старой. Но здесь существует представление, которое разделяли и катары: что этот регион был центром дуализма и сам Князь Мира, старый Rex Mundi, живет здесь. Земное равновесие между светом и тьмой, между добром и злом поддерживается в этой странной маленькой деревушке и ее ближайших окрестностях. И на каком-то уровне два этих элемента постоянно воюют друг с другом, прямо под нашими ногами. Думаете, днем здесь жутко? Мне хоть сколько заплати, я не выйду здесь на улицу среди ночи. В этом месте есть какая-то сила, и не вся она добрая.

Морин кивнула Тамми:

— Я чувствую то же самое. Так, может быть, Дали ошибся миль на сорок. Может быть, Ренн-ле-Шато — действительно центр вселенной?

Питер вмешался в разговор, уже более серьезно:

— Хорошо, это имело бы смысл для людей в средневековой Франции. Но неужели люди действительно все еще в это верят?

— Я могу только сказать, что здесь происходят странные вещи, и они случаются постоянно. Здесь, в Арке, и в его окрестностях, где были построены замки. Некоторые говорят, что катары строили свои замки как каменные крепости против сил тьмы. Они выбирали для строительства центры воронок или энергетических точек, где можно проводить священные церемонии для контроля сил тьмы. И все эти замки имели башни.

Питер внимательно слушал.

— Но разве башни не имели стратегического значения? Неужели их строили не в оборонительных целях?

— Наверняка, — многозначительно кивнула Тамми. — Но в каждом замке существуют легенды об алхимических опытах, проводившихся в башнях. Башни прославились как места, связанные с магией. Это прямо связано с девизом алхимиков «Как вверху, так и внизу». Башни олицетворяют собой землю, потому что они стоят на земле, но они также олицетворяют небеса, так как достают до неба и являются подходящим местом для проведения алхимических экспериментов. И, как и башня Соньера, все они построены с лестницей в двадцать две ступени.

— Почему двадцать две? — спросила Морин с возросшим интересом.

— Двадцать два — это число мастера, а нумерологические элементы имеют решающее значение в алхимии. Числа мастера — одиннадцать, двадцать два и тридцать три. Но двадцать два вы чаще всего увидите в этой местности, потому что оно имеет отношение к божественной женской энергии. Вы можете заметить, что день Марии Магдалины в церковном календаре…

— Двадцать второе июля, — одновременно вставили Питер и Морин.

— Бинго. Попробую ответить на ваш вопрос. Может быть, Мария Магдалина приехала сюда, потому что знала об элементах природной энергии или что-то понимала в борьбе между светом и тьмой, которая происходит здесь. Этот регион был известен людям в Палестине, как вы знаете. Семья Ирода владела поместьями не так далеко отсюда. Есть даже легенда, которая говорит, что мать Марии Магдалины была родом из Лангедока. То есть она просто вернулась домой.

Тамми посмотрела вверх на осыпающуюся башню замка Отполь.

— Чего бы я только ни отдала, чтобы стать бессмертной мухой на стене этого сооружения.

Лангедок

23 июня 2005 года

Они высадили Тамми в Куизе, где она за обедом должна была встретиться с друзьями. Морин была разочарована, что Тамми не будет вместе с ними до вечера; она нервничала, потому что появление в доме Синклера без их общей знакомой ставило ее в неловкое положение. И она чувствовала напряжение Питера. Он старался скрыть его, но безуспешно. Возможно, остановиться у Синклера все-таки было ошибкой.

Но они уже условились это сделать, и изменить планы сейчас было бы невежливо и оскорбительно по отношению к их хозяину. Морин не хотела так рисковать. Синклер был слишком важным кусочком ее головоломки.

Питер притормозил взятую напрокат машину, свернул с дороги и проехал через огромные железные ворота, украшенные большими золотыми геральдическими лилиями, переплетенными с гроздьями винограда. Извилистая дорога петляла вверх по холму через обширное и богатое поместье, каким был замок Синих Яблок.

Они остановились перед замком, оба на миг лишившись дара речи, пораженные огромными размерами и величественным видом этого здания, полностью восстановленного замка, построенного в шестнадцатом веке. Когда Питер и Морин вышли из машины, импозантный дворецкий Синклера, гигант Ролан, появился из парадной двери. Двое слуг в ливреях быстро подбежали к машине, чтобы взять багаж и выполнить другие приказы Ролана.

— Bonjour, Mademoiselle Paschal, Abbé Healy. Bienvenue1. — Ролан внезапно улыбнулся, и выражение его лица смягчилось, заставив и Морин, и Питера одновременно испустить вздох облегчения. — Добро пожаловать в замок Синих Яблок. Месье Синклер в высшей степени рад видеть вас здесь!

Морин и Питер остались ждать в роскошном вестибюле, пока Ролан отправился на поиски своего хозяина. Ожидание не было утомительным — комната была наполнена великолепными произведениями искусства и бесценным антиквариатом и напоминала музей.

Морин остановилась у стеклянной витрины, которая служила центральной точкой комнаты, и Питер последовал за ней. Витрину занимал массивный серебряный потир с орнаментом, а на почетном месте в ковчеге лежал человеческий череп. Череп был выбелен временем, хотя в нем отчетливо можно было видеть трещину. Прядь волос — поблекших, но еще сохранивших явный рыжий пигмент — лежала рядом с черепом внутри потира.

— Древние верили, что рыжие волосы являются источником великой магической силы, — подошел к ним сзади Беранже Синклер. Морин чуть не подпрыгнула, неожиданно услышав его голос, а потом повернулась и ответила:

— Древним не приходилось посещать среднюю школу в Луизиане.

Синклер рассмеялся своим глубоким кельтским смехом и игриво ткнул пальцем в волосы Морин:

— Что, в вашей школе не было мальчиков?

Морин улыбнулась, но, быстро отвернувшись, снова принялась разглядывать реликвию в витрине, прежде чем он смог увидеть краску, выступившую у нее на лице. Она вслух прочитала табличку в витрине:

— Череп короля Дагоберта II.

— Один из моих наиболее колоритных предков, — отозвался Синклер.

Питер был поражен и недоверчиво спросил:

— Святой Дагоберт II? Последний король из династии Меровингов? Вы — его потомок?

— Да. А ваше знание истории такое же блестящее, как и ваша латынь. Браво, святой отец.

— Освежите мою память, — Морин выглядела смущенной. — Простите, но мое настоящее знание французской истории начинается не раньше Людовика XIV. Кто были эти Меровинги?

Питер ответил:

— Древняя династия королей на той территории, где сейчас находится Франция и Германия. Правила с пятого по восьмого век. Линия прервалась со смертью этого Дагоберта.

Морин показала на зазубренную трещину в черепе:

— Кажется, он умер не своей смертью.

Синклер ответил:

— Правильно. Крестник ударил его копьем в глаз, пока он спал.

— Вот тебе и верность семье, — откликнулась Морин.

— Печально, но он предпочел долг перед религией семейным узам, дилемма, которая мучила многих на протяжении всей истории. Разве не так, отец Хили?

Питер, которого явно вовлекали в разговор, нахмурился.

— И что это должно означать?

Синклер величественным жестом показал на геральдический щит на стене: крест, окруженный розами, с латинской надписью сверху, которая гласила: «ELIGE MAGISTRUM».

— Мой семейный девиз. Elige magistrum.

Морин посмотрела на Питера в ожидании пояснений. Что-то происходило между этими двумя мужчинами, что-то, заставляющее ее нервничать.

— Что это означает?

— Выбери господина, — перевел Питер.

Синклер уточнил:

— Король Дагоберт был убит по приказу из Рима, поскольку папе не нравилась его версия христианства. Крестнику Дагоберта пришлось выбирать господина, и он предпочел Рим, таким образом став убийцей во имя Церкви.

— А почему версия христианства Дагоберта так беспокоила папу? — задала вопрос Морин.

— Король верил, что Мария Магдалина была царицей и законной женой Иисуса Христа и он является потомком их обоих, а это, следовательно, давало ему божественное право помазанника Божьего, которое превосходит любую другую земную власть. В то время папа посчитал, что это грозит ужасной опасностью.

Морин передернулась и попыталась перевести дискуссию в более веселое русло. Она слегка подтолкнула Питера локтем:

— Обещаешь, что не воткнешь копье мне в глаз, пока я буду спать?

Питер искоса взглянул на нее:

— Боюсь, не могу дать никаких обещаний. Elige magistrum и все такое.

Морин посмотрела на него с притворным ужасом и вернулась к изучению тяжелого серебряного ковчега, украшенного сложным узором из лилий.

— Для того, кто не является французом, вы очень неравнодушны к этому символу.

— Fleur-de-lis? Конечно. Не забывайте, что шотландцы и французы были союзниками на протяжении сотен лет. Но я использую ее по другой причине. Это символ…

Питер закончил его предложение:

— Троицы.

Синклер улыбнулся им.

— Да, да. Но я не знаю, отец Хили, это символ вашей троицы… или моей?

Прежде чем Морин или Питер смогли попросить объяснений, в комнату вошел Ролан и обратился к Синклеру, быстро затараторив на языке, который напоминал французский в сочетании с другими средиземноморскими диалектами. Синклер повернулся к своим гостям:

— Ролан покажет вам ваши комнаты, так что вы сможете отдохнуть и освежиться перед обедом.

Он изящно поклонился, подмигнул Морин и вышел из комнаты.

Морин вошла в спальню и раскрыла рот от восхищения. Апартаменты были великолепны. Главное место занимала огромная кровать под балдахином на четырех столбиках, с красными бархатными драпировками, расшитыми вездесущими золотыми лилиями. Остальная мебель была явно старинная, вся покрытая позолотой.

Одну из стен комнаты занимал портрет под названием «Мария Магдалина в пустыне» испанского художника Риберы. Мария Магдалина возвела очи к небесам. Тяжелые вазы из хрусталя «баккара», наполненные красными розами и белыми лилиями, были расставлены по всей комнате, напоминая цветочные композиции, которые Синклер прислал Морин домой в Лос-Анджелесе.

— А ты, девочка, могла бы к этому привыкнуть, — сказала она сама себе, когда слуги постучали в дверь и начали распаковывать ее багаж.

Комната Питера была меньше, чем у Морин, но тоже богато украшенная и достойная королей. Его собственный чемодан еще не прибыл, но у него была дорожная сумка, в которой лежало все необходимое на первое время. Он достал из этой черной сумки свою Библию в кожаном переплете и хрустальные четки.

Питер сжал в руках четки и опустился на кровать. Он очень устал. Его утомила поездка и изнурительное бремя ответственности, которую он нес за благополучие Морин, физическое и духовное. Сейчас он находился на неизвестной территории, и это заставляло его нервничать. Он не доверял Синклеру. Что еще хуже, он не доверял отношению своей кузины к Синклеру. Деньги и физическая привлекательность явно создавали ореол загадочности, которая так притягивает женщин.

Морин была не из тех, кому легко вскружить голову. На самом деле, Питер знал, что она очень мало встречалась с мужчинами. Желание романтических отношений у Морин разрушила та ненависть, которую мать питала к отцу. Из-за их неудачного брака, закончившегося трагедией, Морин сторонилась всего, что могло бы напоминать прочную связь.

Однако она была женщиной, причем очень уязвимой в том, что касалось ее видений. Питер считал своим долгом проследить, чтобы Синклер не воспользовался уязвимостью Морин и не начал манипулировать ею. Неизвестно, как много знает Синклер — и откуда он это знает — но Хили желал выяснить все как можно скорее.

Питер закрыл глаза и начал молиться, чтобы Бог указал ему путь, но его безмолвные молитвы прервало настойчивое жужжание. Сначала он попытался игнорировать вибрацию, но вскоре сдался. Питер пересек комнату, подошел туда, где лежала его дорожная сумка, сунул руку внутрь и ответил на звонок мобильника.

К счастью, комната Питера находилась чуть дальше по коридору от комнаты Морин, иначе они могли бы никогда не найти друг друга в огромном особняке Синклера. Морин была очарована домом, она впитывала каждую деталь убранства и архитектуры, пока они шли из одного крыла в другое.

По пути они оба изучали замок, поскольку оставалось еще несколько часов до обеда. Их поразила окружающая обстановка. Они вошли в широкий коридор, освещенный естественным светом, льющимся сквозь окна из свинцового хрусталя. Во всю стену тянулась огромная фреска необычного вида, изображающая что-то вроде абстрактной сцены распятия.

Морин остановилась, чтобы полюбоваться этой работой. Рядом с распятым Христом женщина, закутанная в красное покрывало, подняла вверх три пальца, по ее лицу катилась слеза. Она стояла у водоема — реки? — из которого выпрыгивали три маленькие рыбки, одна красная и две синие. Три рыбки и поднятые пальцы женщины абстрактным образом повторяли рисунок геральдической лилии.

В этом сложном и явно современном произведении искусства было множество деталей. Видимо, все они имели символический смысл, но потребовались бы часы, чтобы разглядеть каждую из них — и, вероятно, годы, чтобы понять.

Питер остановился позади нее, разглядывая сцену распятия, прекрасную в своей простоте. Небо над крестом потемнело, солнце казалось черным, и вспышка молнии прорезала небо.

— Напоминает стиль Пикассо, не правда ли? — сказал Питер.

Их хозяин появился в конце коридора.

— Это работа Жана Кокто, самого плодовитого французского художника и одного из моих кумиров. Он нарисовал ее, когда гостил у моего деда.

Морин была ошеломлена.

— Кокто останавливался здесь? Здорово. Этот дом, должно быть, национальное сокровище Франции. Все произведения искусства — феноменальные. Картина в моей комнате…

— Рибера? Это мой любимый портрет Магдалины. Он передает ее красоту и божественную грацию лучше, чем любой другой. Исключительная вещь.

Питер недоверчиво посмотрел на него.

— Но вы же не хотите сказать, что это оригинал. Я видел его в Прадо.

— О да, но это все же оригинал. Рибера нарисовал его по желанию короля Арагона. На самом деле, он нарисовал два. И вы абсолютно правы: меньший из них находится в Прадо. А этот портрет испанский король отдал одному из моих предков, члену семьи Стюарт, в качестве искупительной жертвы. Как вы увидите, изобразительное искусство тесно связано с Нашей Госпожой. Другие примеры этого я покажу вам позднее, после обеда. Но вы не возражаете, если я спрошу, что вы собираетесь делать сейчас?

Ему ответила Морин:

— Мы просто хотели прогуляться перед обедом. Я видела какие-то руины на холме, пока мы ехали, и хотела бы взглянуть на них поближе.

— Да, конечно. Но вы бы оказали мне величайшую честь, если бы разрешили стать вашим гидом. Если это приемлемо для отца Хили, конечно.

— Почту за честь, — улыбнулся Питер, но Морин заметила, как напряглись уголки его губ, когда Синклер взял ее под руку.

Рим

23 июня 2005 года

Солнце светило в Риме ярче, чем где-либо в мире, или, по крайней мере, так чувствовал епископ Магнус О’Коннор, пока шагал по священным ступеням собора Святого Петра. Он был близок к обмороку из-за чести, которую ему оказали, допустив в личную часовню папы.

Епископ задержался перед мраморной статуей Петра, держащего ключи от церкви, и поцеловал босую ногу святого. Потом, ковыляя, вошел в церковь и устроился на первой скамье. Он возблагодарил Господа за то, что оказался в этом святом месте. Он молился за себя, за свою епархию, за будущее Святой Матери Церкви.

Завершив свои молитвы, Магнус О’Коннор вошел в кабинет Томаса, кардинала Де Каро, неся несколько красных папок, которые были его билетом в Ватикан.

— Вот они все, ваше высокопреосвященство.

Кардинал поблагодарил его. Если О’Коннор ждал от кардинала приглашения к дальнейшему разговору, то он был глубоко разочарован. Кардинал отпустил его резким кивком головы и не сказал больше ни слова.

Де Каро не терпелось увидеть содержимое папок, но он предпочитал в первый раз сделать это без свидетелей.

Он открыл первую папку, на которой была черная наклейка: «ЭДУАРД ПОЛЬ ПАСКАЛЬ».

…Я еще не писала о Великой Матери, о Великой Марии. Я долго ждала этого, ибо сомневалась, найдутся ли у меня слова, чтобы воздать должное ее доброте, мудрости и силе. В жизни каждой женщины всегда будет присутствовать влияние и уроки той единственной женщины, которая стоит превыше всех. Для меня это могла быть только Великая Мария, мать Исы.

Моя родная мать умерла, когда я была еще очень мала. Я не помню ее. И хотя Марфа всегда заботилась обо мне и пеклась о моих мирских нуждах, как сестра, именно мать Исы дала мне духовное руководство. Она вскормила мою душу и преподала мне много уроков сострадания и прощения. Она показала мне, что значит быть царицей, и научила меня поведению, подобающему женщине предначертанной нам судьбы.

Когда пришло время для меня занять свое место под красным покрывалом и стать истинной Марией, я была готова. Благодаря ей и всему, что Она дала мне.

Великая Мария была образцом для поклонения, но Она поклонялась только Господу. Она слышала послания Божьи с предельной ясностью. Ее сын обладал такой же способностью, и вот почему они стояли в стороне от других, кто также происходил из знатного рода. Да, Иса был дитя Льва, наследник престола Давидова, и мать его происходила из рода священников, потомков Аарона. Она была рождена быть царицей, а Иса — царем. Но не только кровь отличала их от других; Они отличались духом и силой веры в послание Божье нам.

Будь мне суждено всю жизнь оставаться в ее тени, я была бы счастлива.

Великая Мария была первой женщиной в истории, одаренной ясным знанием божественного. Это был вызов первосвященникам, которые не знали, как принять женщину, обладающую такой могучей властью. Но не могли они и осудить Ее. Чистота происхождения Великой Матери была выше всяких сомнений, ее сердце и дух были безупречны. Ее незапятнанная репутация была известна во многих землях.

Власть имущие боялись Ее, ибо они не могли управлять Ею. Она отвечала только перед Богом.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников