Богословская мысль Реформации

МакГрат Алистер

1. ВВЕДЕНИЕ

 

 

Многие студенты начинают изучение периода Реформации приблизительно с тем же чувством, с каким средневековые путешественники подходили к обширным дремучим лесам южной Германии — чувством волнения и нерешительности, опасения, как бы ожидающее впереди не оказалось чем-то непреодолимым, или местом, где, в лучшем случае, очень легко заблудиться. Они напоминают первопроходцев, исследующих новую землю, не уверенных в том, что они обнаружат, временами ощущающих свою потерянность в бескрайней пустыне, или, наоборот, приободренных неожиданно открывающимися панорамами. Подобно Данте, нуждающемуся в Вергилии, они ощущают потребность в проводнике. Для таких студентов представляется заманчивым полностью пренебречь идеями Реформации, чтобы сосредоточить свое внимание на ее социальных аспектах. Однако итогом упрощенного понимания Реформации становится неспособность понять ее сущность, как исторического феномена, и того, почему это явление остается существенным пунктом современной дискуссии как внутри религиозного мира, так и за его пределами.

Для студента, воспитанного в духе секуляризма современной западной культуры, вполне понятную трудность представляет понимание движения, мотивированного религиозными идеями. Заманчивой представляется возможность попытаться проигнорировать эти идеи и подойти к изучению шестнадцатого века с современным мировоззрением. Однако, как и любое историческое явление, Реформация требует, чтобы ее толкователи попытались принять ее мировоззрение. Мы должны научиться с пониманием относиться к ее идеалам и представлениям о мире, чтобы понять, как они влияли на течение истории. Реформация в Швейцарии и Германии была непосредственно основана на религиозных идеях, которые требуют и заслуживают рассмотрения. Даже в Англии, где местные условия привели к тому, что политические факторы оказывали на движение большее влияние, чем религиозные идеи, имелось значительное количество таких идей, которое лежало в основе произошедших событии. Настоящая книга ставит своей целью объяснить, какими же на самом деле были религиозные идеи, лежащие в основе Реформации, и какое влияние они оказывали на своих носителей.

Целью настоящей вводной главы является рассмотрение предварительных вопросов, чтобы подготовить почву для обсуждения богословской мысли Реформации в последующих главах.

 

Призыв к реформам

Уже сам термин «Реформация» прямо указывает на то, что нечто (в данном случае — западно-европейское христианство) подверглось реформам. Как и другие термины, используемые историками для обозначения периодов человеческой истории — такие, как «Возрождение» или «Просвещение» — он может быть подвергнут критике. Например, в двенадцатом веке была предпринята похожая попытка реформировать Церковь в Западной Европе, однако термин «Реформация» не используется для обозначения этого раннего движения. Возможно некоторые могут предложить другие, более приемлемые термины для обозначения рассматриваемого явления, которое имело место в шестнадцатом веке. Тем не менее остается фактом, что термин «Реформация» получил всеобщее признание как соответствующее обозначение этого движения частично ввиду того, что оно было связано с признанием необходимости коренных преобразований институтов, практики и идей Западной Церкви. Таким образом, термин удачно указывает на то, что обозначаемое им явление имело как социальные, так и интеллектуальные корни.

К началу шестнадцатого века стало очевидным, что Церковь в Западной Европе вновь стала испытывать острую нужду в реформах. Казалось, что кровь перестала течь по сосудам Церкви. Ее юридическая система остро нуждалась в преобразованиях, а недееспособность и коррумпированность церковной бюрократии была общеизвестна. Нравы духовенства часто были распущенными, что приводило в смущение паству. Духовенство (даже на самом высоком уровне) часто отсутствовало в своих приходах и епархиях. В Германии, например, лишь один приход из четырнадцати имел постоянно проживающего в нем священника. Француз Антуан дю Прат, архиепископ Сенский, всего лишь один раз присутствовал на службе в своем кафедральном соборе. Его роль во время этой службы была настолько пассивной, как будто это были его собственные похороны. Назначение на высшие церковные должности производилось сомнительными средствами: внимание, в основном, уделялось политическому или финансовому положению кандидатов, а не их духовным качествам. Так, в 1451 г. герцог Амадей VIII Савойский добился назначения своего сына на высокую должность женевского епископа. А если у кого-то и вызывал сомнение тот факт, что новый епископ не был рукоположен в священники, т.к. ему было всего восемь лет, то они благоразумно молчали об этом. Папа Александр VI, представитель семейства Борджиа (знаменитого своими смертоносными пирами), добился своего избрания папой в 1492 г. несмотря на то, что у него было несколько любовниц и семеро детей, в основном благодаря тому, что он открыто перекупил папство через головы своих ближайших конкурентов.

Макиавелли объясняет свободные нравы, царившие в Италии в конце эпохи Возрождения, дурным примером, показываемым церковью и ее духовенством. Для одних призыв к реформам был призывом к административной, нравственной и юридической реформации Церкви. Следовало изжить имевшие место нарушения и безнравственность, папа должен был меньше интересоваться мирскими делами, духовенство должно было иметь должное образование, управление Церковью должно было быть упрощено и очищено от злоупотреблений. Для других, наиболее насущной проблемой была духовность Церкви. Имелась срочная, жизненно важная нужда вернуться к свежести первооснов христианской веры. Многие оглядывались вглубь веков, завидуя простоте и духовности апостольского христианства. Нельзя ли было вернуть этот золотой век христианства, возможно, вновь осмыслив новозаветные тексты? Такой была программа реформ, являвшаяся заветной мечтой интеллектуалов половины Европы. Однако папы эпохи Возрождения, казалось, больше интересовались светскими, а не духовными вопросами, что привело к невиданному ранее уровню корыстолюбия, коррупции, безнравственности и поразительно неудачным результатам применения политики силы. Слова Гианфреско Пико делла Мирандола (которого часто путают с его дядей Джованни), произнесенные в марте 1517 г., крагко подводят итог мыслям, которые терзали многих образованных людей того времени: «Для того, чтобы одержать победу над врагами и вероотступниками, гораздо важном восстановить падшую нравственность до ее древнего добродетельного состояния, чем вводить флот в Черное море».

Были, однако, и такие, которые добавляли к этому списку еще одно требование — реформацию христианской доктрины, богословия, религиозных идей. По мнению таких мыслителей, как Лютер (Виттенберг) и Кальвин (Женева), Церковь потеряла из виду свое интеллектуальное наследие. Настала пора возрождения идеалов «золотого века» христианской Церкви. Плачевное состояние Церкви в начале шестнадцатого века было лишь симптомом более страшной болезни — отклонения от основных идей христианской веры, потери интеллектуальной подлинности, неспособности понять того, чем на самом деле являлось христианство. Нельзя было реформировать христианство, не поняв того, чем оно на самом деле должно было являться. Для этих мыслителей очевидные промахи Церкви в период позднего Возрождения были последней ступенью постепенного процесса, который продолжался в Церкви со времен богословского возрождения двенадцатого века — разложения христианской доктрины и этики. Те основные идеи, которые, по мнению Лютера и Кальвина, лежали в основе христианской веры и практики, были заслонены, если не полностью извращены рядом средневековых наслоений. По мнению этих мыслителей, настало время преобразований, направленных на то, чтобы вернуться к более «чистому и свежему» христианству, которое манило их из глубины веков. Реформаторы подхватили призыв гуманистов: «назад к источникам (ad fontes)», назад к золотому веку Церкви, чтобы вновь утвердить ее свежесть, чистоту и жизнеспособность, потерянную в период застоя и разложения.

Литература того периода, несомненно, рисует картину растущего церковного разложения и недееспособности, указывая на степень нужды в реформах, которую испытывала Церковь в период позднего средневековья. Однако, здесь следует сделать предупредительное замечание о манере толкования этих источников. Вполне возможно, что они отражают не столько ухудшение реального положения Церкви в указанный период, сколько увеличение требований, выдвигаемых к ней. Увеличение числа образованных мирян — один из наиболее значимых элементов интеллектуальной истории Европы позднего средневековья — приводило к возрастанию критики Церкви ввиду очевидного расхождения между тем, чем Церковь являлась в действительности и тем, чем она должна была являться. Растущая критика могла вполне отражать не реальное ухудшение состояния Церкви, а тот факт, что ввиду увеличения образовательных возможностей все большее количество людей были в состоянии ее критиковать.

Однако, кто же мог реформировать Церковь? К концу первого десятилетия шестнадцатого века коренной сдвиг власти был, в основном, завершен. Власть папы уменьшилась, а власть светских правительств Европы увеличилась. В 1478 г. была учреждена Испанская Инквизиция, имевшая власть над духовенством и религиозными орденами (и, в конечном итоге, над епископами), управление этой системой судов было возложено не на папу, а на испанского короля. Болонийский Конкордат (1516 г.) предоставил французскому королю право назначать высшее духовенство французской Церкви и тем самым непосредственно управлять этой Церковью и ее финансами. По всей Европе способность папы провести реформу его Церкви постепенно уменьшалась: даже если бы у пап позднего Возрождения и было желание провести реформу (имеется, впрочем, очень мало указаний на такое желание), реальная возможность сделать это ускользала от них. Это уменьшение папской власти, однако, не привело к уменьшению власти поместных или национальных Церквей, которые продолжали оказывать большое влияние на свои народы. Уменьшилась в этот период именно способность папы контролировать местную или национальную власть.

В связи с вышесказанным важно отметить то, как протестантские реформаторы вступали в союз с региональными гражданскими властями, чтобы привести в исполнение свою программу реформ. Лютер обратился к германскому дворянству, а Цвингли — к городскому совету Цюриха, указывая на взаимные выгоды от таких действий. По причинам, которые мы рассмотрим ниже (стр. 37—40), английская Реформация (в которой политические факторы были настолько важны, что богословские вопросы рассматривались как второстепенные) не является типичной для европейского движения в целом. Реформация на континенте проходила под знаком симбиоза реформаторов и государственной (или гражданской) власти, причем каждая сторона полагала, что Реформация принесет взаимную пользу. Реформаторов особенно не заботило то, что своими теориями о роли государства и «благочестивого князя» они увеличивали власть своих светских правителей: важно было то, что эти светские правители поддерживали дело Реформации, даже если цели, которые они при этом преследовали, были не всегда достойны похвалы.

Большинство реформаторов было прагматиками, людьми, которые были готовы для продвижения дела Реформации идти на некоторые уступки светским правителям. Точно так же противники Реформации без колебаний призывали на помощь тех светских правителей, чьим интересам наилучшим образом отвечало сохранение религиозного status quo. Ни одно исследование Реформации не может пройти мимо ее политических и социальных сторон, поскольку светские власти Северной Европы видели в ней возможность отобрать власть у Церкви даже ценой принятия нового религиозного порядка. Тем не менее остается фактом, что определенные характерные религиозные идеи получили широкое распространение в западноевропейском обществе шестнадцатого века и оказывали на него достаточно сильное влияние. Этими идеями не должны пренебрегать, кто заинтересован в глубоком изучении Реформации. Автор надеется, что в настоящей работе он сможет представить эти идеи, объяснить их в существующей контексте.

 

Концепция Реформации

Термин «Реформация» используется в целом ряде значений, и поэтому представляется полезным определить их. Его определение может включать четыре элемента, каждый из которых будет кратко рассмотрен ниже: Лютеранство, Реформатская Церковь (часто называемая «Кальвинизм»), «радикальная Реформация» (до сих пор часто называемая «Анабаптизм»), и «Контр-Реформация», или «Католическая Реформация». В широком смысле, термин «Реформация» включает все четыре течения. Он также используется в несколько более суженном смысле, означая лишь «Протестанскую Реформацию» и — исключая Католическую Реформацию. В этом смысле он относится к трем перечисленным выше протестантским движениям. В некоторых ученых трудах, однако, он используется по отношению к тому, что известно под именем «Магистрская Реформация» или «Реформация основного течения» — иными словами, к Лютеранской и Реформатской Церкви, исключая анабаптистов.

Необычный термин «Магистрская Реформация» требует небольшого пояснения. Он обращает наше внимание на то, как реформаторы основного течения были связаны со светскими властями, такими, как князья, магистраты и городские советы. В то время как радикальные реформаторы полагали, что эти власти не имеют никаких прав в Церкви, реформаторы основного течения утверждали, что Церковь является, по крайней мере в некоторой степени, подотчетной светскому правительству. Магистрат имел власть в Церкви, точно так же, как Церковь могла рассчитывать на власть магистрата в укреплении дисциплины, подавлении ереси и поддержании порядка. Термин «Магистрская Реформация» призван привлечь внимание к близкой связи между магистратурой и Церковью, которая лежала в основе реформационных программ таких мыслителей, как Мартин Лютер и Мартин Букер.

Читая книги по истории шестнадцатого века, вы столкнетесь во всеми тремя значениями термина «Реформация». Термин «Магистрская Реформация» все больше используется по отношению к первым двум значениям термина «Реформация» (т. е. Лютеранству и Реформатской Церкви), взятым вместе, а термин «Радикальная Реформация» — по отношению к третьему (т. е. Анабаптизму). Настоящая работа, прежде всего, посвящена идеям Магистрской Реформации.

Термин «протестант» также требует пояснений. Он происходит от реакции на решение рейхстага в Шпейере (февраль 1529 г.), который проголосовал за прекращение терпимости к Лютеранству в Германии. В апреле того же года шесть германских князей и четырнадцать городов протестовали против этих жестоких мер, защищая свободу совести и права религиозных меньшинств. Термин «протестант» и произошел от этого протеста. Поэтому, в строгом смысле, нельзя употреблять термин «протестант» по отношению к отдельным людям до апреля 1529г. или говорить о событиях, предшествующих этой дате, как о части «Протестантской Реформации». Термин «евангельский» часто употребляется в литературе по отношению к реформаторским фракциям в Виттенберге и других местах (например, во Франции или Швейцарии), которые действовали до этого события. Хотя слово «протестант» часто употребляется по отношению к этому, более раннему, периоду, такое использование является, в строгом смысле, некорректным.

 

Лютеранская Реформация

Лютеранская Реформация особенно связана с Германией и личностью Мартина Лютера. Лютера особенно волновала доктрина оправдания, которая занимает центральное положение в его богословском наследии. Лютеранская Реформация первоначально была академическим движением, озабоченным, в первую очередь, реформированием преподавания богословия в Виттенбергском университете. Это был третьеразрядный университет, и реформы, введенные Лютером и его коллегами на богословском факультете, привлекли поначалу мало внимания. Именно действия самого Лютера — такие, как вывешивание на дверях Виттенбергского храма знаменитых 95 тезисов (31 октября 1517 г.) и Лейпцигский диспут (июнь-июль 1519 г.) — привлекли значительный к себе интерес и обратили внимание широких масс на идеи, распространяемые Лютером в Виттенберге.

Строго говоря, Лютеранская Реформация началась лишь в 1522 г., когда Лютер возвратился в Виттенберг после насильственной изоляции в Вартбурге. В 1521 Лютер был осужден Вормским сеймом. Опасаясь за его жизнь, высокопоставленные сторонники Лютера тайно переправили его в замок, носящий имя «Вартбург», где он оставался, пока существовала реальная угроза для его безопасности. В его отсутствие Андреас Боденстайн фон Карлстадт, один из коллег Лютера по Виттенбергскому университету, начал проводить там программу реформ, однако делал это достаточно хаотично. Убежденный в том, что его присутствие необходимо для спасения дела Реформации от неумелых действий Карлштадта, Лютер покинул свое пристанище и возвратился в Виттенберг.

Начиная с этого момента программа Лютера по академической реформе превратилась в программу по реформированию Церкви и общества. Полем деятельности Лютера был уже не мир университета. Он принял на себя роль руководителя движения за религиозные, социальные и политические реформы, которое некоторым современным Лютеру наблюдателям казалось путем к новому социальному и религиозному устройству Европы. Фактически программа реформ Лютера была значительно консервативнее, чем программы его коллег по реформации, например, Цвингли. Кроме того, ее успех был гораздо меньшим, чем ожидалось. Движение оставалось привязанным к территории Германии и, за исключением Скандинавии, не получило поддержки за рубежом, на которую оно могло рассчитывать. Лютеранское понимание роли «благочестивого князя» (что обеспечивало монарху власть над Церковью), похоже, было менее привлекательным, чем ожидалось, особенно в свете республиканских чувств таких мыслителей Реформации, как Кальвин. Ярким примером этого является Англия: здесь, как и в Голландии, именно Реформатское, а не Лютеранское богословие добилось определяющего влияния.

 

Реформатская Церковь

Происхождение Реформатской Церкви связано с событиями, произошедшими внутри Швейцарской конфедерации. В то время как Лютеранская Реформация брала начало в академической среде, Реформатская Церковь обязана своим происхождением попыткам привести мораль и богослужение (но не обязательно доктрину) Церкви в большее соответствие с библейскими принципами. Хотя большинство ранних реформатских богословов происходило из академического окружения, их программы реформ не были академическими по своей природе. Они были направлены на преобразование конкретной Церкви в том виде, в котором она существовала в швейцарских городах, таких как Цюрих, Берн, Базель. В то время как Лютер был убежден в том, что доктрина оправдания имела центральное значение в его программе социальных и религиозных реформ, ранние реформатские мыслители проявляли относительно небольшой интерес к доктринам, за исключением одной конкретной доктрины. Их программа реформ была организационной, социальной и этической, и во многом она была похожа на требования, исходящие от гуманистического движения. Ниже мы подробно остановимся на идеях гуманизма (стр. 57-87). Пока что важно отметить, что все крупные богословы ранней Реформатской Церкви имели некоторую склонность к гуманизму — склонность, которую не разделял Лютер, настороженно относящий к гуманистическому движению.

По общему убеждению, консолидация Реформатской Церкви началась после стабилизации Цюрихской Реформации, наступившей вслед за смертью Цвингли на поле битвы (1531 г.) при его приемнике Генрихе Булингере и завершилась после становления Женевы как основного центра и Жана Кальвина как ее лидера в 50-х годах шестнадцатого века. Постепенный переход власти внутри Реформатской Церкви (первоначально из Цюриха в Берн, а затем из Берна в Женеву) происходил в течение периода с 1520 по 1560 гг. и привел к тому, что Женева, ее политический строй (республика) и ее религиозные мыслители (первоначально Жан Кальвин, а после его смерти Теодор Беза) стали превалировать в Реформатской Церкви. Этот процесс был закреплен учреждением Женевской академии (готовящей пасторов для Реформатской Церкви).

По отношению к религиозным идеям Реформатской Церкви часто используется термин «кальвинизм». В настоящее время употребление этого термина не поощряется, т.к. становится все более очевидным, что богословие Реформатской Церкви конца шестнадцатого века является развитием идей Кальвина. Называть реформатскую богословскую мысль конца шестнадцатого и семнадцатого веков «кальвинизмом» — значит предполагать, что это по существу мысли самого Кальвина, хотя в настоящее время общепризнанно, что идеи Кальвина были в значительной степени изменены его преемниками. (Мы рассмотрим этот вопрос в связи с доктриной предопределения на стр. 162-166) Термин «Реформатская» является более предпочтительным как по отношению к Церквам (в Швейцарии, Голландии и Германии), так и в отношении религиозных мыслителей (таких, как Теодор Беза, Уильям Перкинс или Джон Оуэн), которые основывались на признанном «Наставлении в христианской вере» или церковных документах (таких, как знаменитый «Гейдельбергский катехизис»), основанных на нем.

Следует упомянуть еще об одном факторе, имеющем отношение к употреблению термина «кальвинизм», фактор. Происхождение этого термина относится к шестидесятым годам шестнадцатого века, когда происходили значительные изменения политической обстановки на территории Германии. Страна была серьезно дестабилизирована в 1540-х и начале 1550-х гг. столкновениями между лютеранами и католиками. Такие конфликты наносили вред Империи. Аугсбургский мир (сентябрь 1555 г.) решил религиозный вопрос в Германии, выделив определенные области страны лютеранам, а остальные — римо-католикам (знаменитый принцип, часто называемый «cuius regio, eius religio» («твоя область определяет твое вероисповедание»). Не было сделано никаких оговорок о Реформатской вере, которая была объявлена «несуществующей» в Германии. Однако в феврале 1563 г. был издан «Гейдельбергский катехизис», что указывало на то, что Реформатское богословие приобрело большое влияние прежде всего в лютеранских областях Германии. Этот катехизис незамедлительно подвергся нападениям лютеран, назвавших его «кальвинистским» — иными словами, иностранным. Термин «кальвинистский» был использован германскими лютеранами, пытавшимися дискредитировать этот новый влиятельный документ и объявившему его непатриотичным. Учитывая полемические ассоциации термина, для историка желательно отказаться от него в пользу более нейтрального термина. Термин «Реформатский», несомненно, кажется нам более подходящим для этой цели.

Из трех составных частей Протестантской Реформации — лютеранской, реформатской (или кальвинистской) и анабаптистской — именно реформатская представляет особый интерес для англоязычного мира. Пуританство, которое сыграло столь значительную роль в английской истории семнадцатого века и имело столь важное значение для религиозных и политических взглядов Новой Англии, начиная с семнадцатого века и далее, является особой формой Реформатского богословия. Для того, чтобы понять религиозную и политическую историю Новой Англии или идеи таких мыслителей, как, например, Джонатан Эдварде, необходимо разобраться, по крайней мере, с некоторыми богословскими воззрениями Пуританства, которое лежит в основе их социальных и политических позиций. Автор надеется, что настоящая работа окажется полезной в процессе этого знакомства.

 

Радикальная Реформация

Термин «Анабаптизм» обязан своим происхождением Цвингли (дословно он переводится «перекрещенцы» и указывает на наиболее характерный аспект практики анабаптистов — настойчивое утверждение того, что крещены могут быть лишь те, кто лично прилюдно исповедал свою веру). Анабаптизм, по-видимому возник в окрестностях Цюриха как следствие реформ, проведенных в городе в начале 1520-х годов. Это движение возникло вокруг группы людей (среди которых мы можем назвать Конрада Гребеля), которые утверждали, что Цвингли изменил своим собственным реформационным принципам. Он проповедовал одно, а практиковал другое. Хотя Цвингли открыто заявлял о своей приверженности принципу sola scriptura («одним Писанием»), Гребель утверждал, что он сохранил ряд практик, включая крещение младенцев, близкую связь Церкви с Магистратурой и участие христиан в войнах, которые не разрешены и не освящены Писанием. В руках таких радикальных мыслителей принцип sola scriptura приобрел крайний смысл (см. стр. 179-182): реформированные христиане стали верить лишь в то и практиковать лишь те вещи, которым явно учит Писание. Цвингли был встревожен этим, видя в этом движении дестабилизирующий фактор, угрожающий отрезать Реформатскую Церковь от ее исторических корней и преемственности с христианской традицией прошлого.

У анабаптистов имелись все основания обвинять Цвингли в компромиссе. В 1522 г. он написал работу, известную как «Apologeticus Archeteles», в которой он признает «общность вещей» подлинно христианским принципом. «Никто не называет собственность своей, — писал он. — Всеми вещами владеют сообща». Однако к 1525 г. Цвингли изменил свое мнение и пришел к мысли, что частная собственность оказывается не такой уж плохой.

Хотя анабаптизм первоначально возник в Германии и Швейцарии, впоследствии он приобрел влияние и в других странах, например, в Голландии. Движение породило относительно небольшое количество богословов (общепризнанно, что тремя наиболее значительными являются Валтасар Губмайер, Пилграм Марбек и Мено Симоне). Такое положение частично отражает тот факт, что движение не имело какой — либо существенной богословской основы. Имелись и другие причины, среди которых не последнее место занимает насильственное подавление анабаптизма светскими властями.

Внутри различных направлений этого движения можно выявить ряд общих элементов: общее недоверие к внешней власти, отрицание крещения младенцев в пользу крещения взрослых верующих, общее владение собственностью и особый акцент на пацифизме и непротивлении. Так, в 1527 г. правительства Цюриха, Берна и Галлена обвинили анабаптистов в том, что они считали, «что ни один истинный христианин не может получать доход от капитала или платить процент на одолженную сумму, что все мирские блага являются бесплатными и общими и все имеют на них право». По этой причине анабаптизм часто называют «левым крылом Реформации» (Роланд Х. Байтон) или «радикальной Реформацией» (Джордж Хастон Уильямс). По мнению Уильямса, «радикальную Реформацию» следует противопоставлять «авторитетной (магистрской) Реформации», которую он отождествлял с лютеранским и реформатским движением. Эти термины получают все большее признание среди исследователей Реформации, и читатель, вероятно, столкнется с ними при чтении более современных исследований, посвященному этому движению.

Вероятно, наиболее значительным документом, оставленным этим движением, является Шляйтхаймское Исповедание, составленное 24 февраля 1527 г. Михаилом Саттлером. Исповедание берет свое название от небольшого городка в кантоне Шаффгаузен. Его целью было выделить анабаптистов из среды других окружающих их христиан — в первую очередь, отделить от тех, кого оно называет «папистами и антипапистами» (т. е. нереформированных католиков и магистрских евангеликов). По существу, Шляйтхаймское Исповедание являлось «статьями разделения», т. е. набором верований и мнений, которые отличали анабаптистов от их оппонентов внутри и вне Реформации и представляли собой ядро их единства, несмотря на возможные разногласия по другим вопросам.

 

Католическая Реформация

Этот термин часто употребляется по отношению к возрождению внутри Римо-Католичества в период после открытия Трентского собора (1545 г.) В более старых научных работах это движение называется «Контр-Реформацией»: как указывает сам термин, РимскоКатолическая церковь разрабатывала средства для борьбы с Протестантской Реформацией, чтобы ограничить ее влияние. Однако становится все более очевидным, что частично Римско-Католическая Церковь противодействовала Реформации, реформируя себя изнутри, чтобы лишить почвы протестантскую критику. В этом смысле движение было в равной степени и реформацией РимскоКатолической Церкви, и реакцией на Протестантскую Реформацию.

Та озабоченность, которая лежала в основе Протестантской Реформации в Северной Европе, была направлена на обновление Католической Церкви, в частности в Испании и Италии. Трентский собор, наиболее значительное событие периода Католической Реформации, прояснил католическое учение по ряду спорных вопросов и провел крайне необходимые реформы, касающиеся поведения духовенства, церковной дисциплины, религиозного образования и миссионерской деятельности. Этому движению способствовала реформация многих старых религиозных орденов и учреждением новых (например, ордена Иезуитов). Более конкретные богословские аспекты Католической Реформации будут рассмотрены в связи с ее учением о Писании и Предании, оправдании верой и таинствах.

В результате Католической Реформации многие злоупотребления, которые первоначально являлись основанием для требований реформации со стороны как гуманистов, так и протестантов были сняты. Однако на этом этапе Протестантская Реформация достигла той точки, после которой простое исправление злоупотреблений и нарушений было уже недостаточным: существенным аспектом ПротестантскоРимо-Католических споров стали уже требования реформировать доктрину, религиозную идеологию, Церковь. На этом этапе нашего исследования необходимо рассмотреть религиозные идеи, стоящие за авторитетной (магистрской) Реформацией, которые приобретали все большее значение в Протестантско-РимоКатолической полемике шестнадцатого века.

 

Значение книгопечатания

Недавние технологические достижения в области обработки и передачи информации революционизировали многие аспекты современной жизни. Важно осознать, что одно технологическое достижение, которому суждено было оказать огромное влияние на Западную Европу, было разработано как раз накануне Реформации. Речь идет, конечно же, о книгопечатании. Невозможно переоценить значение этого достижения для Реформации.

Хотя это изобретение было сделано за много веков до описываемых событий в Китае, первые европейские печатные документы, поддающиеся надежной датировке, вышли из-под печатного станка Иоганна Гутенберга в Майнце около 1454 г. В 1456 г. на том же станке была издана печатная латинская Библия. За ней в 1457 г. последовала т. н. «Майнцская Псалтирь», с выходом которой был установлен обычай указывать издателя, местонахождение печатной мастерской и дату публикации на титульной странице произведения. Из Германии технология книгопечатания была привезена в Италию: первые издательства были открыты в Субьяко (1464 г.) и Венеции (1476 г.). Кэкстон открыл свою печатную мастерскую в Вестминстере (Лондон, 1476). В 1495г. Альдус Манитиус Романус открыл знаменитую печатную мастерскую Альдин в Венеции. Этой мастерской принадлежит приоритет двух важных нововведений: строчных букв и наклонного шрифта «курсива» (Альдус называл этот шрифт «канцелярским»).

Почему книгопечатание имело столь большое значение для Реформации? Его важность определяется следующими основными факторами.

Во-первых, книгопечатание означало, что можно было быстро и дешево вести пропаганду Реформации. Более не нужен был трудоемкий процесс ручного переписывания рукописей. Кроме того, можно было избежать ошибок, которые возникали в процессе переписывания; после типографского набора можно было напечатать любое количество не содержащих ошибок экземпляров. Все, кто умел читать и кто мог себе позволить платить за книги, имел доступ к сенсационным идеям, приходящим из Виттенберга и Женевы. Так, в третьем десятилетии шестнадцатого века именно грамотные и обеспеченные слои английского общества больше всех знали о лютеранстве. Лютеранские книги, запрещенные властями как развращающие, незаконно привозились в Кембридж по ганзейскому торговому пути через Антверпен и Ипсвич. Лютеру не нужно было ехать в Англию, чтобы его идеи были услышаны — они распространялись посредством печатного слова.

Этот вопрос представляет интерес в отношении социологии ранней Реформации. Как в Англии, так и во Франции, например, первые протестанты, в основном, происходили из обеспеченных сословий именно благодаря тому, что эти сословия обладали возможностью читать и платить деньги за книги (которые, ввиду их незаконного ввоза, как правило, стоили достаточно дорого). Аналогичным образом большее влияние протестантизма в Кэмбридже, чем в Оксфорде, частью отражает близость первого к континентальным портам, через которые незаконно ввозились протестантские книги.

Во-вторых, Реформация основывалась на конкретных источниках: Библии и трудах христианских богословов первых пяти веков (часто называемых «Отцами Церкви» или «патриотическими писателями»). Изобретение книгопечатания оказало двойственное влияние на судьбы этих источников, имеющих большое значение для зарождения Реформации. Во-первых, стало возможным публиковать более точные издания этих произведений. Например, можно было избавиться от ошибок, допущенных при переписке. Сравнивая напечатанный текст произведения с рукописными источниками, можно было выявить наилучший вариант текста и использовать его как основу для богословских рассуждений. В конце пятнадцатого и начале шестнадцатого веков ученые-гуманисты перерыли все библиотеки Европы в поисках патриотических рукописей для редактирования и издания. Во-вторых, эти источники стали доступными как никогда ранее. К20-м годам шестнадцатого столетия практически все имели доступ к надежному изданию Нового Завета или творений Блаженного Августина (патристического писателя, пользовавшегося особым расположением реформаторов).

Одиннадцать томов избранных трудов Блаженного Августина были изданы в Базеле братьями Амербах после редакционного процесса, который продолжался с 1490 по 1506 гг. Хотя было издано всего 200 экземпляров каждого тома, они широко использовались для знакомства с надежным текстом сочинений этого важного для реформаторов писателя. В 1516 г. Эразм Роттердамский издал первые печатный текст Нового Завета на греческом языке. Названная «Novum Instrumentum omne», эта работа содержала три основных раздела: первоначальный греческий текст Нового Завета; новый латинский перевод этого греческого текста, который исправлял неточности существовавших переводов, особенно Вульгаты (см. стр. 75-78); и, наконец, распространенный комментарий текста в виде аннотаций. Эта работа широко использовалась теми, кто сочувствовал делу Реформации. Для реформаторов, особенно Лютера и его коллег в Виттенберге, религиозные идеи Реформации основывались на «Библии и Августине». Возникновение книгопечатания означало, что точные и надежные тексты этих источников стали широкодоступными, способствуя, таким образом, как первоначальному развитию, так и последующему распространению этих идей. Как в свое время отметил Гордон Рапп, «новые инструменты, новые тексты, какими бы «сырыми» они не были, какими бы некритичными и небрежными не были их редакторы, привели к сосредоточенному изучению Библии, результаты которого оказались поразительными и достаточно практичными. Реформаторы Виттенберга. Цюриха, Базеля, Страсбурга и Галлена знали, что они делали… Существуют свидетельства того, как в далеком Кэмбридже и Оксфорде молодые ученые страдали из-за них и, пренебрегая опасностями, искали эти инструменты библейской науки. Они положили основание религиозной, богословской Реформации. Торговец книгами Томас Геррард, а не политик Томас Кромвель, зажег свечу Николая Ридли».

Важность книгопечатания для распространения идей Реформации невозможно переоценить. Каталоги личных библиотек семей французской буржуазии указывают на их большой интерес к религиозным проблемам, французский Новый Завет Лефевре, напечатанный в 1523 г. и адресованный «a tous les chrestiens et chreatienes», а также его Французская Псалтирь 1524 года широко читались по всей Франции и даже бесплатно распространялись в реформационной епархии. Экземпляры этих работ, а также новозаветные комментарии Эразма, Меланхтона и самого Лефевре часто встречались на полках личных библиотек буржуазии в конце 1520-х годов. Если эти книги были прочтены их владельцами (а имеются все основания для того, чтобы так думать), то это в значительной мере способствовало движению за реформы.

Можно привести пример, иллюстрирующий важность книгопечатания для пропаганды идей Реформации за рубежом. Поворотный момент Французской Реформации отмечен публикацией в 1541 году франкоязычного издания «Наставлений в христианской вере» Кальвина. Последовательно изложенные и тщательно аргументированные радикальные реформационные доктрины стали доступны во Франции на языке, который лучше всего мог быть понят.

Однако вскоре произошло следующее: 1 июля 1542 г. парижский парламент издал распоряжение, согласно которому все книги, содержащие еретические доктрины, особенно «Наставления» Кальвина, должны были быть сданы властям в течение трех дней. Обыски книжных лавок стали важным элементом официальной попытки подавить растущее «еретическое» движение. В следующем году богословский факультет Парижского университета, которому король Франции поручил поддержание религиозной ортодоксальности, составил список книг, состоящий из шестидесяти названий, которые должны были быть немедленно запрещены. Из тридцати шести текстов, которые можно с некоторой степенью вероятности определить и датировать, двадцать три были напечатаны в Женеве.

Таким образом, «Наставления» Кальвина рассматривались как один из значимых элементов женевской атаки на Французскую Церковь, выраженных в печатном слове. 23 июня 1545 года был опубликован расширенный список запрещенных книг. Из 121 французского названия книг почти половина была издана в Женеве. Реакция парижских книготорговцев не заставила себя долго ждать: они протестовали, утверждая, что запрет продавать подобные книги разорит их. Очевидно, что существовал большой спрос на книги, названные богословским факультетом опасными. Это является дальнейшим свидетельством значения грамотных богатых мирян в деле распространения идей Кальвинистской Реформации. Действительно, друг Кальвина, книготорговец Лоран де Норманди, обнаружил, что контрабандная торговля книгами приносит такой доход, что он эмигрировал в Женеву, чтобы заняться изданием таких книг, а не просто их продажей.

Однако это не означает, что Реформация полностью зависела от технического изобретения! Имеющиеся свидетельства указывают на то, что изобретение книгопечатания способствовало изменению всего интеллектуального климата во времена, когда города, благодаря деятельности конкретных религиозных проповедников, стали, в основном, поддерживать дело Реформации. Следует помнить, что церковные проповеди имели большое влияние на общественность, бывшую в основной своей массе безграмотной — и неудивительно, что большую часть издаваемого типографиями материала составляли собрания проповедей.

 

Социальный контекст Реформации

Североевропейская Реформация базировались, в основном, в городах. В Германии население более пятидесяти из шестидесяти пяти «имперских городов» положительно отнеслось к Реформации, причем население лишь пяти городов предпочло полностью игнорировать ее идеи. В Швейцарии Реформация возникла в городской среде (Цюрих) и распространилась посредством публичных дебатов в такие конфедерационные города, как Берн и Базель, и другие центры — такие, как Женева и Галлен, связанные с этими городами договорными обязательствами. Французская Реформация также началась, в основном, как городское движение с корнями в таких крупных городах, как Лион, Орлеан, Париж, Пуатье и Руан.

Становится все более ясным, что успех или неудача Реформации в этих городах частично зависели от политических и социальных факторов. К концу пятнадцатого — началу шестнадцатого веков городские советы имперских городов добились существенной автономии. В итоге каждый город, похоже, рассматривал себя как миниатюрное государство, в котором городской совет исполнял роль правительства, а остальное население было подданными.

Увеличение размеров и значимости городов Германии является одним из наиболее значительных событий истории конца четырнадцатого и пятнадцатого веков. Длительный продовольственный кризис, связанный с опустошениями, принесенными Черной Смертью, привел к аграрному кризису. В период с 1450 по 1520 цены на зерно катастрофически упали, что привело к запустению сельских районов и переселению сельскохозяйственных рабочих в города Закрытие новому городскому пролетариату доступа в торговые гильдии и городские советы привело к его растущему недовольству.

Таким образом, начало шестнадцатого века стало свидетелем растущего социального волнения во многих городах, вызванного требованиями более представительного правительства. Во многих случаях Реформация стала связываться с этими требованиями социальных перемен, так что идеи о необходимости религиозных и социальных перемен шли рука об руку. Не следует думать, что религиозные заботы поглощали все другие мысли — они лишь являлись их сосредоточением. Экономические, социальные и политические факторы помогают объяснить, почему Реформация завершилась успехом, например, в Нюрнберге и Страсбурге, однако потерпела неудачу в Эрфурте.

Был выдвинут ряд теорий для объяснения привлекательности Реформации для этих городов. Берндт Мюллер утверждал, что городское чувство сообщества было нарушено в пятнадцатом веке растущей социальной напряженностью в городах и усиливающейся тенденцией опираться на внешние политические органы, такие как имперское правительство или папская курия. По его мнению, приняв Лютеранскую Реформацию, такие города смогли восстановить чувство общинного единства, включая понятие о единой религиозной общине, связывающей обитателей совместной религиозной жизнью. Мюллер обратил внимание на социальное приложение доктрины Лютера о священстве всех верующих (см. стр. 249-252), которая разрушила некоторые традиционные разграничения в городском обществе и способствовала возрождению чувства общинного единства.

Другое объяснение было предложено Томасом Брейди. Оно большей частью основано на его анализе истории города Страсбурга. Брейди утверждает, что решение Страсбурга принять протестантизм явилось результатом классовой борьбы. Коалиция патрициев и купцов пришла к выводу, что их социальное господство можно было сохранить присоединением к Реформации. Городская олигархия ввела Реформацию как тонкое средство сохранения своих экономических интересов, которым угрожало растущее народное движение. Брейди предполагает, что аналогичная ситуация сложилась и во многих других городах.

Третье объяснение сосредотачивается на доктрине оправдания верой (эта идея будет подробно рассмотрена в гл. 5). В исследовании, опубликованном в 1975 г., Стивен Озмент утверждал, что народное влечение к протестантизму объясняется его доктриной оправдания верой, которая предлагала избавление от психологического давления позднесредневековой искупительной системы и связанной с ней «полупелагианской» доктрины оправдания. Поскольку психологическое бремя было наиболее тяжелым и очевидным в городских сообществах, то именно в них Протестантизм нашел широкую поддержку. Озмент утверждал, что Мюллер преувеличил различия между Лютером и богословами юго-запада. Ранние реформаторы разделяли общую мысль, которую можно было свести к освобождению отдельного верующего от бремени, налагаемой на него позднесредневековой религией. Какими бы ни были их различия, магистерские реформаторы, такие, как Букер, Цвингли и Лютер, разделяли общую озабоченность провозглашением доктрины оправдания верой через благодать, опровергая, таким образом, богословскую необходимость и уменьшая народную популярность индульгенций, чистилища, почитания святых и т.д. Эта теория имеет особую важность для настоящей работы, поскольку показывает роль идей в зарождении социального движения за реформы и перемены: требования социальных перемен были, если прав Озмент, следствием, а не причиной возникновения новых религиозных идей.

Каждая из этих теорий имеет свое значение, а вместе они являются важным стимулом к более подробным исследованиям развития городского протестантизма на первом этапе Реформации. В равной степени каждая из них имеет свои слабые стороны, которые можно отыскать в любой амбициозной глобальной теории. В случае с Женевой, например, социальная напряженность, которая впоследствии привела к союзу с протестантским городом Берном и принятию Цвинглианской Реформации, возникла не из классовых различий, а из разделения внутри одного общественного класса по вопросу о поддержке Савойи или Швейцарской Конфедерации. Просавойские Маммелюки и пробернские Игеноты происходили из одной социальной группы, характеризующейся общими экономическими, семейными и социальными интересами. Аналогичным образом предположение Озмента о всеобщем интересе к доктрине оправдания находит мало поддержки в случае с городами Швейцарской Конфедерации или городами, связанными с ней — например, Цюрихе, Галлене и Женеве — и игнорирует явные сомнения в доктрине со стороны многих швейцарских реформаторов.

Тем не менее, из изучения происхождения и развития Реформации в крупных североевропейских городах, таких, как Аугсбург, Базель, Берн, Колмар, Констанция, Эрфурт, франфурт, Женева, Гамбург, Любек, Мемминген, Ульм и Цюрих, можно вывести некоторые общие черты. Поэтому представляется полезным рассмотреть этот вопрос.

Во-первых, Реформация в этих городах представляется реакцией на народные движения за перемены. Нюрнберг является редким примером города, в котором городской совет ввел Реформацию без предшествующих народных протестов и требований. Неудовлетворенность среди городского населения начала шестнадцатого века была не обязательно религиозной по природе; на волнения того времени, несомненно, оказывали влияние социальные, экономические и политические факторы. Городские советы, как правило, реагировали на народное недовольство, часто направляя его в нужное им русло. Это подспудное манипулирование было очевидным способом регулирования потенциально опасного народного движения и контроля над ним. Одно из наиболее значительных наблюдений, которые можно сделать относительно городской Реформации, заключается в том, что существующие городские режимы часто оставались относительно неизмененными после введения новых религиозных идей и практик. Это указывает на то, что городские советы были в состоянии реагировать на народное недовольство без радикальных перемен в существующем общественном строе.

Во-вторых, успех Реформации в городе зависел от ряда исторических обстоятельств. Принятие Реформации могло вызвать разрушительные перемены в системе политических союзов, поскольку военные, политические и коммерческие договоры с территориями и городами, которые предпочли остаться католическими, обычно в результате этого разрывались. Торговые связи города, на которых основывалось его экономическое существование, могли быть фатальным образом изменены. Так, успех Реформации в городе Галлене частично обязан тому, что льняное производство города не было существенно затронуто решением принять Реформацию. Точно так же город (например Эрфурт), находящийся вблизи католического города (Майнц) и лютеранской территории (Саксония) мог оказаться втянутым в военное столкновение с одной из заинтересованных сторон, с возможными катастрофическими последствиями для независимости города. Кроме того, решение ввести Реформацию могло вызвать серьезный внутренний раскол и сделать город уязвимым извне. Это была одна из причин решения городского совета Эрфурта о прекращении реформационных мероприятий в 1520-х годах.

В-третьих, романтическое, идеализированное представление о реформаторе, прибывающем в город проповедовать Евангелие и немедленно склоняющем жителей к принятию Реформации должно быть оставлено как нереалистичное. В течение всего процесса Реформации, от первоначального решения начать процесс реформ до последующих решений о природе и темпе реформирования, последнее слово всегда оставалось именно за городским советом. Цвинглианская Реформация в Цюрихе продвигалась значительно более медленно, чем ему бы хотелось, из-за осторожного подхода городского совета в критические моменты процесса. Свобода действий Букера в Страсбурге была точно так же ограничена. Как предстояло обнаружить Кальвину, городские советы вполне могли изгнать реформатора из своих пределов, если он действовал в разрез с их официально объявленной политикой или решениями.

На практике взаимоотношения городского совета и реформатора были, в целом симбиозом. Реформатор, представляя последовательное видение Христианского Евангелия и его применения в религиозных, социальных и политических структурах и практиках города, был в состоянии предотвратить перерастание потенциально революционной ситуации в хаос. Постоянная угроза возврата к католицизму или подрывная деятельность радикальных анабаптистских движений делала необходимость в реформаторе неизбежной. Кто — то должен был осуществлять религиозное управление движением, которое иначе могло переродиться в хаос с серьезными и неприемлемыми последствиями для существующих в городе структур власти и лиц, которые их контролировали. Со своей стороны, реформатор был подневолен, его свобода действий ограничивалась политическими хозяевами, пекущимися о своей власти, а реформационная программа, как правило, выходила за рамки, начертанные реформатором, и включала консолидацию экономического и политического влияния властей. Таким образом, отношения между реформатором и городским советом были тонкими и легко разрывались, причем реальная власть постоянно находилась в руках последних.

В случае Женевы между городскими реформаторами (первоначально Гильомом Фарелем и Кальвином, а затем одним Кальвином) и городским советом сложились очень деликатные отношения. Осознавая и оберегая свою добытую в трудной борьбе власть и свободу, городской совет не был настроен менять тиранию католического епископа на тиранию реформатора. В 1536 г. Женева только что добился независимости от Савойи и отстоял ее, несмотря на попытки Берна колонизировать город. Женева не была намерена принимать чей бы то ни было диктат, не подкрепленный сильным экономическим или военным давлением. В результате этого на действия Кальвина были наложены строгие ограничения Выдворение Кальвина из Женевы в 1538 году доказывает, что политическая власть твердо оставалась в руках городского совета. Мнение о том, что Кальвин был «диктатором Женевы», полностью лишено исторических оснований. Тем не менее, городской совет оказался не в силах в отсутствие Кальвина справиться с ухудшающейся религиозной ситуацией. Замечательным проявлением социального прагматизма и религиозного реализма явилось то, что городской совет вернул своего реформатора и позволил ему продолжить свою деятельность по реформированию Женевы. Женева нуждалась в Кальвине точно так же, как Кальвин нуждался в Женеве.

Здесь следует указать на существенное расхождение между лютеранской и реформатской мыслью. Лютер происходил из небольшого саксонского городка, находящегося под пятой местного князя, в то время как великие Реформатские мыслители Цвингли и Букер происходили из великих свободных городов Цюриха и Страсбурга. Для последних Реформация включала отождествление понятий «гражданин» и «христианин», с большим акцентом на политическом аспекте жизни, которое отсутствует в концепции Лютера. Так, Цвингли особое ударение делает на необходимости реформирования и искупления общины, в то время как Лютер сосредотачивался на необходимости реформирования и искупления отдельного человека. Своей доктриной «двух царств» Лютер разъединил религиозные идеи и светскую жизнь, тогда как Цвингли настаивал на их взаимной интеграции. Поэтому большое значение имеет то, что Реформатская Церковь добилась большого влияния в городах южной Германии и Швейцарии, более развитым социально, культурно и экономически, чем северные города, которым суждено было стать оплотами лютеранства.

Социальный контекст Реформации является сам по себе увлекательным предметом, однако в данной связи он приводится ввиду своего очевидного влияния на, по крайней мере, некоторые религиозные идеи реформаторов. Например, имеются все основания предполагать, что многие идеи Цвингли (особенно его мысли о социальных функциях таинств) были напрямую определены политическими, экономическими и социальными обстоятельствами в Цюрихе. Точно так же идеи Кальвина о структурах Христианской Церкви отражают учреждения, уже существовавшие в Женеве до его прибытия в город. В настоящей работе мы рассмотрим этот вопрос с различным точек зрения.

 

Религиозные идеи реформаторов

На данном этапе представляется целесообразным представить религиозные идеи реформаторов. Эти идеи будут рассматриваться на протяжении всей работы, и настоящий раздел призван служить лишь предварительным обзором. Как контурная карта, очерчивающая территории для того, чтобы позднее на них можно было наметить географические подробности, настоящий раздел имеет своей целью дать читателю представление об идеях, с которыми он столкнется при чтении данной книги.

Фундаментальной верой, двигавшей авторитетными (магистерскими) реформаторами, было то, что христианство можно было наилучшим образом реформировать и обновить, возвратившись к верованиям и практике ранней Церкви. Первые пять веков, часто называемые «патриотическим периодом», рассматривались как «золотой век христианства». Мысли многих реформаторов шестнадцатого века сводились к латинскому лозунгу «Christianismus renascenc» («Возрождение христианства»). Как могло осуществиться это возрождение? Реформаторы указывали на жизненную силу христианства в апостольский период, засвидетельствованную в Новом Завете, и утверждали, что возможно и необходимо воссоздать дух и форму этого значимого периода в истории христианской церкви. Нужно было вернуться к Новому Завету и его первым толкователям, чтобы научиться у них. Это были основополагающие документы христианского мира, первоисточник христианской веры и практики.

Основываясь на великой традиции ветхозаветных пророков, реформаторы бросили вызов религиозным лидерам своего времени. Последние были виновны в терпимости, добавлениям и искажениям христианской веры — добавлениям и искажениям, которые отражали интересы церковных казначеев и народных суеверий. Доктрины чистилища и индульгенции были выделены как субхристианские культы, эксплуатирующие надежды и страхи простых людей. Настало время избавиться от таких добавлений и искажений посредством последовательного обращения к верованиям и практике ранней Церкви, которые рассматривались как образцы. Их достижение должно было стать целью чистки, в которой так нуждалась Церковь.

Этот акцент на раннем христианстве как норме или точке отсчета представлений шестнадцатого века о «Christianismus renascens» позволяет нам понять, почему реформаторы уделяли такое большое внимание Новому Завету и ранним христианским писателям, обычно известным как «Отцы Церкви» или «патриотические писатели». Именно в этих писаниях можно было найти схему реформации и обновления Церкви. Здесь можно было найти первоначальные идеалы христианства. Таким образом, издание первого греческого Нового Завета и первого сборника трудов Августина (которого большинство реформаторов считало основным патриотическим писателем) были краеугольными камнями программы реформ шестнадцатого века и были широко распространены во всей Европе. Для Мартина Лютера программа реформ могла быть обобщена простой формулой: «Библия и С в. Августин».

Возникновение гуманизма Возрождения рассматривается многими как промыслительное, ибо огромные успехи, достигнутые еврейскими и греческими исследованиями в области классических текстов в Западной Европе, проложили путь непосредственному знакомству с текстом Писания, заменившего ненадежный латинский перевод — Вульгату. Новая текстуальная и филологическая техника, освоенная гуманистами, рассматривалась как ключ к новозаветному миру и, следовательно, подлинному христианству. Во втором десятилетии шестнадцатого века многие верили, что настает заря новой эры, в которой голос подлинного христианства, так долго неслышимый, будет вновь услышан.

Несмотря на кажущуюся простоту программы реформ, она сопровождалась огромными трудностями, которые будут исследованы в ходе работы. Цель Реформации была поставлена, и готовились средства, с помощью которых ее можно было бы достичь. Сейчас для того, чтобы понять фон этой исторической драмы, мы должны будем окунуться в бурный поток мысли начала шестнадцатого века.

Однако не все части Европы находились под одинаковым влиянием новых религиозных идей, зародившихся в горниле Реформации В некоторых случаях именно социальные и церковные последствия этих идей, а не сами идеи, оказались катализаторами изменений. Германия, например, находилась под прямым воздействием религиозных идей; в Англии, где Реформация принимала политическую окраску, их влияние чувствовалось значительно меньше. Как можем мы понять эти движения? Каково их значение? В попытке понять различные функции религиозных идей в этих двух контекстах мы более подробно рассмотрим ситуацию в Германии и Англии.

 

Социальная роль религиозных идей: Германия и Англия

Английская Реформация шестнадцатого века при Генрихе VIII имеет мало общего со своим германским аналогом. Историк Ф. У. Поуик отмечал, что «единственное, что можно сказать о Реформации в Англии, это то, что она была государственным актом», и что «Реформация в Англии была парламентской сделкой». В обобщении Поуика достаточно истины, чтобы увидеть основное различие между Германской и Английской Реформациями.

В 1530-х годах в Германии происходила длительная борьба между евангелическими и католическими писателями и церковными деятелями за влияние в оспариваемых регионах. В Англии Генрих VIII просто объявил, что в его государстве будет существовать лишь одна национальная Церковь. Поэтому реформированная Церковь Англии не испытывала необходимость в самоутверждении в связи с другой Христианской Церковью в регионе. Путь, по которому первоначально происходила Английская Реформация, не требовал какоголибо доктринального самоопределения. После Реформации социальная роль Церкви Англии оставалась точно такой же, как и до нее. Это не говорит о том, что во время Реформации в Англии не было богословских споров; просто они не были определяющими.

Лютеранская Церковь в Германии должна была определять и отстаивать свое существование и границы на уровне религиозных идей, потому что она откололась от средневековой Католической Церкви, Церкви, которая продолжала существовать вокруг лютеранских регионов, заставляя Лютеранство оправдывать свое существование, отстаивать свои идеи. В 1560-х и 1570-х годах обстановка в Германии еще более усложнилась после того, как Кальвинизм предпринял широкомасштабное проникновение в ранее лютеранские районы. Три крупных христианских вероисповедания — Лютеранство, Кальвинизм и Римо-Католичество — стали сосуществовать на одной и той же территории. Все три испытывали нужду в самоутверждении. Лютеране должны были объяснить, чем они отличались, с одной стороны, от кальвинистов, а с другой — от римо-католиков. Доктрина оказалась наиболее надежным способом определения и объяснения этих различий: «мы верим в это, а они верят в то». Период с 1559 по 1622 г., характеризуемый новым акцентированием необходимости чистоты доктрины, обычно называется «периодом ортодоксальности».

Лютеранство и кальвинизм были во многих отношениях похожи. Оба утверждали, что являются евангелическими, т. е. основывающимися на самом Евангелии, а не на человеческих преданиях и традициях. Оба отрицали более или менее одни и те же аспекты средневекового католицизма. Однако, несмотря на эту очевидную схожесть, лютеранство и кальвинизм должны быть различаемы. Германская политика требовала нахождения какого-либо простого способа определения лютеранства и кальвинизма. Доктрина оказалась самым надежным способом различения этих, во многом очень схожих, движений. По большинству пунктов доктрины между лютеранами и кальвинистами существовало согласие. Однако по одному вопросу — доктрине предопределения — их мнения коренным образом расходились. Ударение, которое ставили кальвинисты на доктрине предопределения в период 1559 — 1622 гг., частично отражает тот факт, что она отличала их от их лютеранских коллег.

Никлас Луман, вероятно, наиболее значительный из современных социологов, обращавшихся к вопросу о социальной функции христианской доктрины, подчеркивает, что доктрина возникает частично в ответ на угрозу религиозной самобытности группы, столкнувшейся с другими религиозными системами. По мнению Лумана, доктрина является самовыражением религиозного сообщества, посредством которого оно поддерживает свою самобытность и регулирует свои отношения с другими подобными сообществами. Лютеранство, сохраняющее свою характерную самобытность на германских территориях перед лицом кальвинистского и римокатолического противодействия, является хорошей иллюстрацией этого принципа. Становится также ясным, почему возникающая реформированная Церковь Англии не нуждалась в защите своей самобытности от внутренней оппозиции: по Акту о Единообразии такой оппозиции просто не существовало.

Таким образом, генрианская Церковь Англии считала себя достаточно хорошо определенной как социальная единица и не нуждалась в каком — либо другом определении на локтринальном уровне Ситуация оставалась во многом аналогичной и при Елизавете I. Согласно «Елизаветинскому Уложению» (1559 г.) в Англии могла существовать лишь одна Христианская Церковь — Церковь Англии, которая сохраняла религиозную монополию дореформационной церкви, но признавала королевскую, а не папскую власть. Фраза «Церковь Англии», как она юридически определена в «Законах Англии» Халсбури, рассматривается как преемница той Церкви, которая возникла в Англии в 597-686 годах. Римо-Католичество, Лютеранство и Кальвинизм — три Христианские Церкви, которые боролись за влияние в континентальной Европе — не допускались в Англию. Социальные волнения, сделавшие религиозные идеи столь важными в германском контексте, не были достаточно сильны в период Английской Реформации. Поэтому для Церкви Англии не существовало особых причин обращать внимание на доктринальные вопросы. Елизавета позаботилась о том, чтобы у нее не было соперницы в Англии. Одним из назначений доктрины является разделение, а Церкви Англии не было от кого отделяться. Англия была изолирована от факторов, которые делали доктрину столь важной в континентальной Европе в период Реформации и непосредственно после него.

Действительно, необходимость обеспечить то, чтобы все английские христиане (сочувствующие как Реформации, так Римо-Католичеству) чувствовали себя относительно свободно в Церкви Англии, привела к замалчиванию доктрины: акцент на доктрине мог привести к разделениям внутри новой Церкви и, следовательно, к внутренней слабости государства. Поскольку Елизавета пыталась обеспечить безопасность Англии в опасном мире конца шестнадцатого века, она никак не хотела, чтобы Англии была разорвана на части доктринальными различиями. Разделенная Английская Церковь привела бы к разделенной Англии, а разделенная Англия стала бы слабой и уязвимой Англией.

Таким образом, социальный контекст Реформации в значительной мере определял степень, в которой религиозные идеи влияли на события. В Германии эти идеи приобрели огромную важность; в Англии — значительно меньшую. Лишь после возникновения пуританства в конце шестнадцатого века религиозные идеи стали играть значительную роль в Англии.

И все же Германия является более надежным, чем Англия, примером для понимания огромного влияния, которым пользовались религиозные идеи во Франции, Голландии, Северной Италии и Швейцарии. Отрезанная от континентальной Европы Ла-Маншем и Северным морем, Англия находилась в нетипичной изоляции от влияния религиозных идей, которые витали над Европой, вызывая иногда даже религиозные войны. У изучающего Английскую Реформацию может сложиться впечатление, что религиозные идеи играли в то время второстепенную роль, однако в других местах обстановка была совсем другой. Англия не является подходящим примером для понимания роли и влияния религиозных идей в то время.

Рассмотрев предварительные вопросы, мы можем вплотную приступить к изучению Реформации. Лучше всего начать с рассмотрения мира позднесредневековой религии, к которому мы сейчас и обращаемся.

 

Для дальнейшего чтения

Полезные обзоры Реформации см.:

John Bossy, (Джон Босси) «Christianity in the West 1400-1700» (Христианство на Западе, 1400-1700 гг.) (Oxfoid/New York, 1987).

Euan Cameron (ан Камерон), «The Reformation» (Реформация) (Oxford, 1991).

Owen Chadwick, (Оуен Чадвик) «Pelican History of the Church» (История церкви издательства Пеликан), Vol. 3: «The Reformation» (Реформация) (London, 1972).

A. G. Dickens and John M. Tonkin (А. ГДикенс и Джон М. Тонкин), «The Reformation in Historical Perspective» (Реформация в исторической перспективе) (Cambridge, Mass., 1985)

Steven Ozment, (Стивен Озмент) «The Age of Reform 1250 — 1550» (Век реформ 1250 — 1550 гг.) (New Haven, 1973).

По поводу социального контекста Реформации, см.:

Hans Baron, (Ганс Барон) «Religion and Politics in the German Imperial Cities during the Reformation», (Религия и политика в германских имперских городах во время Реформации) «English Historical Review 52» (1937), pp. 405-27; 614-33.

Basil Hall, (Бэйзил Холл) «The Reformation City», (Город Реформации) «Bulletin of the John Rylands Library 54» (1971), pp. 103-48.

Bemdt Moeller, (Берндт Мюллер) «Imperial cities and the Reformation: Three Essays» (Имперские города и Реформация: Три очерка) (Philadelphia, 1972).

Steven Ozment, (Стивен Озмент) «The Reformation in the Cities: The Appeal of Protestantism to Sixteenth Century Germany and Switzerland» (Реформация в городах: Воззвание протестантизма к Германии и Швейцарии шестнадцатого века «(New Haven/London, 1975).

По поводу значения книгопечатания см.:

M. U. Chrisman, (М. У. Крисман) «Lay Culture, Learned Culture: Books and Social Change in Strasbourg, 1480-1599» (Мирская культура, ученая культура книги и социальные перемены в Страсбурге, 1480 — 1599 гг.) (New Haven/London, 1982).

Elizabeth L. Eisenatein, (Элизабет Л. Айзенстайн) «The Printing Press as an Agent of Change: Communications and Cultural Transformations in Early Modem Europe» (Печатный станок как фактор перемен: Связь и преобразования в Европе в начале нового времени) (2 vols: New York, 1979). Превосходное собрание иллюстрацией шестнадцатого века, связанных с Реформацией см:

Pierre Chaunu (Пьер Чауну), «The Reformation» (Реформация)