Поэт XIX в. Теннисон как-то сказал, что большинство англичан представляют себе Бога как священника-старца с большой бородой. Насколько верно такое представление о Боге, не известно, но это, несомненно, показывает, что нам необходимо мысленно видеть Бога. Некоторые богословы предпочитают говорить о Боге в абстрактных выражениях, часто создавая впечатление, что это единственно правильный путь для разумного человека думать о Боге. Многим из нас приходилось сталкиваться с их несколько риторическими рассуждениями об «основе нашего бытия», «конечном бытии» и т.д., и так, они часто сами не понимая, пытаются говорить о Боге. Поэтому мы с радостью обращаемся к Священному Писанию, которое предлагает нам несколько хорошо понятных образов Бога (как Бог Отец, Бог Пастырь и др.), взятых из повседневной жизни и дающих нам понятное, визуальное представление о Боге. Хотя ни один из этих образов сам по себе не создает правильной картины, вместе же они дают нам достаточно надежное и удовлетворительное представление о Боге.
В следующей главе мы рассмотрим эти модели Бога и увидим, что каждая в отдельности и все они вместе помогают нам правильно думать о Боге. Но прежде мы должны остановиться на некоторых вопросах, которые возникают в связи с использованием этих образов или моделей. По-видимому, самым очевидным из них является простой вопрос: почему вообще нам надо использовать эти модели? Почему мы не можем дать точное описание или точное определение Бога? В конечном счете, эти модели несколько элементарны, и мы можем обойтись без них и обратиться к более сложным путям размышления о Боге.
Прежде всего надо указать на конечность и греховность человека. Как можно надеяться, чтобы падшие люди могли оценить и понять, что такое Бог? Если только учесть, что значит слово «Бог», то совершенно абсурдно надеяться, что мы можем полностью описать или определить Его. Мы можем видеть только «очертания» Бога, как если бы мы смотрели на Него «через тусклое стекло» (1Кор.13.12). Для человеческого ума представить себе Бога во всей Его полноте — это все равно, что влить весь Атлантический океан в ведро!
Древние отцы христианской Церкви обычно сравнивали понимание Бога со смотрением прямо на солнце. Человеческий глаз просто не в состоянии выдержать интенсивный свет солнца. Точно так же, как человеческий глаз не может выдержать яркость солнца, так и человеческий ум не может вместить славу Божию. Здесь можно привести хорошо известные слова епископа Реджинальда:
Также можно вспомнить рассказ о языческом императоре, который посетил еврейского раввина Иешуя бен Анания. Языческий император попросил показать ему Бога Иешуи. Раввин ответил, что это невозможно, но такой ответ не удовлетворил императора. Тогда раввин вывел императора во двор и попросил его посмотреть на полуденное солнце. «Невозможно!», — возразил император. «Если вы не можете смотреть на солнце, которое создал Бог, — сказал раввин, — то как вы можете увидеть славу Самого Бога?»
Однако, смотреть на солнце можно через тусклое стекло или ранним утром через дымку, которые сильно снижают яркость солнечного диска. В подобных случаях человеческий глаз может воспринять предмет, который иначе он никак не воспримет. Почти таким же образом библейские модели или Бога позволяют думать о Боге, Который открывает Себя в доступных образах, чтобы человеческий ум мог воспринять Его. Великий реформатор Жан Кальвин часто считается довольно ортодоксальным богословом, но и у него были слабости. Одним из таких слабых моментов было его знаменитое утверждение, что «Бог приспосабливается к нашей немощи», иными словами, Бог знает предел нашему интеллекту и преднамеренно открывается нам так, чтобы мы могли воспринять Его.
Именно в этом отношении очень важно учение о воплощении (см. книгу: Алистер МакГрат. «Понимание Иисуса», стр. 91-119, о воплощении и понимании Бога). Мы могли бы сказать, что Иисус Христос — это Бог «уменьшенного масштаба», или, по выражению Чарльза Уэслея, «наш Бог уменьшился до пяти». Основная идея здесь в том, что что-то или кто-то является столь обширным и сложным, что предстает перед нами таким образом, чтобы мы могли воспринять и понять его. Бог пришел к нам в таком облике, который соответствовал человеческим условиям, в такой форме которую, можно было видеть и осязать (1Ин.1.1).
В молодости я пытался понять значение чисел. Что, например, означает понятие «три»? Я применил умозрительный образ мышления, глядя на три полки, три стула, три стола, и увидел, что понятие «три» присутствовало в каждом случае. Привыкнув к такому образу мышления, я вскоре научился представлять себе «три», не думая в то же время о столах или стульях. И во многих отношениях такой путь помогает понять Воплощение. Абстрактные идеи трудны для нашего восприятия, и Бог знает это. Поэтому Он открывается нам в форме, которая доступна для нашего понимания. Он открывается в образе человека, в образе того, кто подобен нам, кого мы можем мысленно видеть и с кем можем общаться. Так и в отношении Бога; мы можем научиться думать о Нем в образе Иисуса Христа. Как сказал знаменитый писатель II в., «Об Иисусе Христе вы должны помышлять, как о Боге и седее живых и мёртвых» (Второе послание Климента к Коринфянам 1.1). Конечно, воплощение — это значительно больше, чем путь, помогающий нам познать истину, как мы это видели в «Понимании Иисуса», но одна из его функций позволяет нам думать о Боге с трепетом и волнением.
Во многих областях жизни мы сталкиваемся с проблемой, когда пытаемся выразить или описать что-то значительное и глубокое и обнаруживаем, что доступные нам средства выражения очень ограничены. Так, предположим, что однажды вы пошли погулять и перед вами предстает изумительная картина, панорама, от которой вы не можете оторвать глаз и которую хотите запечатлеть в какой-то определенной форме. Возвратившись домой, вы берете простой карандаш и альбом и зарисовываете то, что увидели. Вы сразу же обнаруживаете, что не имеете средств изобразить на гладком листе бумаги трехмерный мир. Реальность имеет третье измерение, которое вы просто не можете изобразить на двухмерном листе бумаги. Вы можете попытаться изобразить иллюзию третьего измерения, но это не будет точное изображение. И хотя вы можете передать теневые и световые эффекты, но все равно вы рисуете черным карандашом по белому фону, создавая одноцветный вариант многоцветной реальности. Подчеркиваю, мы не можем точно передать цвет одной краской, даже если используем все имеющиеся у нас материалы и методы. То же самое можно сказать, когда мы думаем о Боге. Бог имеет особое измерение, которое мы точно не можем передать. Так же, как мы не можем точно передать многоцветный предмет одним цветом, так мы не можем точно выразить природу Бога в человеческих словах. Как заметил австралийский философ Людвиг Уиттгенштейн, человеческие слова абсолютно не в состоянии описать столь земную вещь, как аромат кофе. Как же трудно, следовательно, описать Бога! Ничто не может представить Бога таким, каким Он на самом деле является, и мы должны научиться лучшим образом использовать все, что нам доступно.
Вернемся еще раз к нашей аналогии альбома для рисования. Предположим, что всю жизнь вы жили в подземелье и были отрезаны от контактов с внешним миром. Вы ничего не знаете о деревьях, солнце или небе. Вы знаете только темную комнату, в которой оказались запертыми на всю жизнь. И вот однажды к вам в подземелье приходит незнакомец и говорит, что за пределами вашего жилища существует внешний мир, которого вы до сих пор совершенно не знали. Вас можно убедить в том, что должен быть лучший мир, чем тот, который вы уже знаете, но вы не можете быть уверены в его существовании. И, может быть, первое, что вы спросите, будет: на что он похож?
Тогда незнакомец вынимает карандаш и альбом и начинает рисовать. Он рисует пейзаж с солнцем, деревьями и небом; он рисует животных, растения и реки. Вы удивлены, потому что видите только карандашные линии на бумаге. Вам трудно понять, что перед вами рисунок, черно-белый рисунок, двухмерное изображение цветной, трехмерной реальности. Вам действительно трудно представить себе, что перед вами уменьшенных размеров картина реальности, которая простирается за пределами вашего жилища. Реально понимать это вы начнете, только когда осознаете, что рисунок является неадекватным и частичным изображением большей реальности, которая не может быть передана такими средствами. Конечно, если вы сами сможете выйти из вашего подземелья и увидеть внешний мир, то поймете, что рисунок изображает реальность. Но предположим, что вы не можете вырваться из вашего подземелья. Ваше знание внешнего мира останется таким, как он и отображается на этом рисунке.
Во многих отношениях мы оказываемся в аналогичной ситуации, когда пытаемся представить себе и изобразить Бога. Основная надежда здесь в том, что мы, которые никогда не покидали нашего собственного мира времени и пространства, все же обладает способностью предположить существование иного мира, который находится вне нас. Но наше знание иного мира дается нам посредством человеческих слов. Однако, хотя это и лучшее средство, которое мы имеем, оно не может адекватно описать Бога. Наше знание Бога имеет форму вербальных картин, т. е. форму словесного описания Бога. И мы должны знать, что эти словесные описания, хотя и никогда адекватно не передают славу, величие и красоту Бога, тем не менее могут дать нам представление о том, что такое Бог, точно так же, как карандашный рисунок незнакомца дает обитателю подземелья представление о том, что такое внешний мир.
Это еще раз показывает, что средство, которым мы пользуемся, не может адекватно передать все аспекты как деревьев, так и Бога. Бело-черный рисунок дерева показывает, что представляет собой реальная вещь и позволяет нам узнать эту реальную вещь, когда мы с ней встречаемся. Но этот карандашный рисунок не может адекватно отобразить каждый аспект дерева. Представим себе две ситуации. Предположим, что вы показываете этот рисунок тому, кто уже видел дерево. Он сразу же узнает, что вы нарисовали, потому что, как и вы, он видел деревья. Теперь предположим, что как обитатель подземелья, вы никогда в жизни не видели дерева. И когда вы в первый раз видите его, вы понимаете, что это. Вы видите явное сходство между карандашным рисунком и реальной вещью.
То же самое мы можем сказать и о средстве, описывающем Бога. Это человеческие слова. Но они не могут передать всего, что мы хотели бы сказать о Боге. Фактически, даже трудно себе представить, с чего начать. Единственное, что мы можем сделать — это дать словесный эквивалент карандашному рисунку, представить себе; что такое Бог. Мы можем использовать притчи, своего рода модели, о которых мы будем говорить ниже. И тот, кто уже знает Бога, поймет, что мы говорим о том же Боге, Которого он знает по личному опыту. Наши слова соответствуют этому его опыту, и он может провести параллель между нашими словами и своим опытом.
Теперь предположим, что вы разговариваете с человеком, который никогда раньше не знал Бога по своему личному опыту. Он «чувствует», чему должен быть подобен Бог, даже если никогда не встречал и лично не знал Его. И когда он встречает Бога, он понимает, кого и что он встретил. Он может провести параллель: «То, что я только что почувствовал, соответствует тому, о чем вы говорите». Важным здесь является то, что хотя человеческие слова не могут адекватно выразить богатство и глубину христианского опыта и знания Бога, они свидетельствуют о Боге точно так же, как рисунок дерева свидетельствует о самом дереве.
Можно провести еще одну аналогию с подземельем. Христиане всегда утверждали, что Священное Писание дает нам видения природы Бога, которые подтверждаются и развиваются Самим Богом, Который приходит к нам. В рождении, жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа мы можем видеть Самого Бога, Который приходит к нам в нашей человеческой ситуации точно так же, как незнакомец пришел в подземелье. Бог «посещает» (Лк.1.68) свой народ, давая ему возможность представить себе Его. Эти представления принимают форму словесных картин, моделей Бога в форме слов, которые дают нам возможность мысленно представить себе, чему Он подобен. Но самой главной картиной, или образом Божиим, является Иисус Христос, Которого вера признает никем иным, как воплотившимся Богом, живым Богом, Который пришел жить среди нас, как один из нас.
Эти словесные картины в Священном Писании и в памяти Церкви даются нам для того, чтобы мы могли на их основании в наше время и в наш век начать думать о Боге. Конечно, они не могут адекватно передать реальность живого Бога, но они указывают нам правильное направление и помогают нам думать о Боге единственно правильным путем. Христиане верят, что однажды они увидят Бога таким, каков Он реально есть, так что все эти вспомогательные пути размышления о Боге останутся навсегда в прошлом. Но до наступления этого дня мы должны полагаться на богатство библейского свидетельства о Боге, подтвержденного в личном христианском опыте, как на основу для наших размышлений о Нем. Мы должны признать ограниченность этого свидетельства, но мы радуемся, что мы имеем эти словесные картины, на которых можем основывать наше понимание Бога.
Как нам лучшим образом использовать эти словесные картины или модели Бога? Мы можем провести аналогию между нашим пониманием «моделей» Бога с моделями, используемыми учеными для углубления нашего знания естественного мира. Для ученого модели являются частичным, конкретным путем воображения или мысленного представления о том, что само по себе невидимо. Иными словами, это путь размышлений о том, что иным образом трудно увидеть и что позволяет нам проникнуть в сущность естественного мира. И действительно, столь успешными оказались некоторые из этих моделей, что многие считают их адекватным отображением реальной вещи. Этот момент столь важен, что мы должны остановиться на нем подробнее.
Представим себе ситуацию, знакомую многим, кто изучает науку в высшей школе. Если вы сжимаете газ в баллоне, то видите, что по мере увеличения сжатия объем газа становится меньше. Это наблюдение, выраженное в математической форме, известно как закон Бойля. Если представить себе молекулы газа в виде бильярдных шаров, постоянно сталкивающихся друг с другом, то вы обнаруживаете, что можете предсказать этот закон. Чем меньше пространство, в котором двигаются бильярдные шары (иными словами, объем), тем чаще они сталкиваются друг с другом и со стенками баллона (иными словами, они оказывают большее давление). Эту модель иногда называют кинетической теорией газов.
Никто не говорит, что газовые молекулы — это то же самое, что бильярдные шары. Прежде всего они в биллионы и биллионы раз меньше. Мы же говорим, что бильярдные шары являются хорошей моделью газовых молекул. Во-первых, они позволяют нам представить себе, что такое молекулы. Мы не можем видеть молекулы — они слишком малы, — но модель их позволяет нам представить себе их, создать мысленную форму, на что они похожи. Это не идеальная картина, но она позволяет нам думать о молекулах, представить себе их форму. Во-вторых, модели позволяют нам понять и изучить по крайней мере один аспект поведения этих молекул. Хотя это не позволяет нам объяснить каждый аспект их поведения, но помогает нам, по крайней мере частично, понять, что происходит, и позволяет попытаться предсказать некоторые другие свойства этой системы. Это напоминает аналогию, а мы хорошо знаем, что аналогии полезны при условии, если мы не забываем, что каждая аналогия в какой-то момент теряет силу. Так и с моделями. Они помогают нам думать о вещах, которые совершенно не могут быть видимыми, и позволяют нам опять хотя бы часть того, что происходит. Возвращаясь к кинетической теории газов, мы имеем в виду то, что «сложное поведение газов можно частично понять, если будем считать, что газовые молекулы похожи на твердые неэластичные сферы, как, например, бильярдные шары».
Интересно отметить, что многие члены университетских христианских групп, а часто и большинство, изучают естественные, а не гуманитарные и математические науки. Почему это? Может быть, одной из причиной является то, что они видят творение Божие таким, как оно есть в природе, тогда как студенты гуманитарных и математических факультетов изучают творения других людей. Но, может быть, другое и более важное — это то, что ученые привыкли говорить и думать о реальности посредством моделей, частичных и конкретных изображений реальности, и потому им нетрудно применять такие же средства, когда они говорят или думают о Боге.
Можно привести еще много примеров научного использования моделей, но мы полагаем, что основная мысль, которую мы здесь пытались развить, достаточно понятна. Мы также можем использовать такого же рода модели и для размышления о Боге. Например, мы можем представить себе Бога на модели пастыря, точно так же, как газовые молекулы — на модели бильярдных шаров. Здесь мы берем за модель то, что мы уже знаем (пастырь), и говорим, что она дает нам мысленную картину Бога и помогает понять Его поведение. В следующей главе мы подробнее остановимся на библейских моделях или образах Бога и на том, что они говорят нам о Нем. Но сначала надо указать на некоторые важные моменты, касающиеся моделей, чтобы избежать элементарных ошибок при их использовании.
Во-первых, мы можем случайно принять за модель то, что она моделирует. Возвращаясь к кинетической теории, мы можем случайно предположить, что газовые молекулы являются бильярдными шарами. Ведь говорится, что во многих отношениях газовые молекулы ведут себя так, как если бы они были бильярдными шарами. Когда мы предполагаем, что подходящей моделью для Бога является пастырь, мы говорим, что в определенных отношениях о Боге можно думать, как если бы Он был пастырем, например, когда Он заботится наставляет Своих овец. Мы всегда должны помнить, что модель как похожа, так и непохожа на то, что моделируется, и здесь важно видеть, в чем они схожи.
Многие отвергают христианство потому, что путают мысленные картины и визуальные средства с реальностью, которую они пытаются описать. Эти модели, однако, не являются реальностью, в которую верят христиане. Большинство христиан слишком хорошо понимают огромные трудности, с которыми они сталкиваются, когда пытаются описать Бога, и глубоко благодарны Богу, что Он «приспособился к нашим немощам» (Кальвин), дав нам такие полезные важные средства представления о Нем. Однако мы можем правильно использовать эти картины только тогда, когда понимаем, что сами они не то, во что верят христиане; христиане верят в Бога, Которого эти картины изображают. Мы можем часто слышать, как люди говорят: «Я не могу верить в какого-то пастыря на небе», или: «Вы не можете надеяться, что я серьезно поверю во всю эту чепуху о старом человеке, сидящем на облаке». Эти люди, однако, просто путают средство описания Бога с реальностью Самого Бога. Для ясности приведем еще одну аналогию.
Предположим, мы попросили трех художников нарисовать вазу с фруктами. Вы приглашаете их в студию, ставите перед ними вазу с фруктами и оставляете их работать. Спустя некоторое время, вы возвращаетесь и обнаруживаете три очень разные картины. На одной из них — очень точное изображение вазы с фруктами, которая сразу же узнается как таковая. На другой картине гораздо труднее определить, что это ваза с фруктами: все плоды непонятно почему имеют форму кубов и цвет их имеет разные оттенки синего. Третья картина совершенно непонятна: художник принадлежит к более абстрактной школе толкования, и рисунок его отдаленно напоминает что-то вроде стеганного одеяла из разных кусков. Затем мы приглашаем нескольких наших друзей посмотреть эти картины. Сначала показываем им третью картину и просим сказать, что на ней изображено. Через несколько минут томительного молчания мы показываем им вторую картину. Здесь молчание становится короче, так как некоторые начинают видеть очертания вазы с фруктами. Когда же они подходят к первой картине, то сразу узнают, что на ней изображено. И когда мы показываем им оригинал, они сразу же узнают, что нарисовано на первой картине.
Теперь проведем эту аналогию дальше. Означает ли, что на третьей картине не была узнана ваза с фруктами потому, что она была написана не с оригинала или же не изображала эту вазу? Оба вывода, конечно же, неверны. Их можно сделать, но они нелогичны. Единственно правильным выводом будет то, что не было сразу же понятно, что на картине изображена реальность — ваза с фруктами.
Почти такую же ситуацию мы имеем с моделями и визуальными картинами Бога. Нам может быть трудно понять их и даже признать их таковыми, но это не имеет никакого отношения к реальности, которую они изображают. Мы можем порвать третий рисунок и выбросить его в мусорное ведро, но ваза с фруктами из-за этого не перестанет существовать. Как в случае рисунков вазы с фруктами, так и в случае моделей Бога, мы должны избегать смешивания изображения реальности с самой реальностью.
Во-вторых, мы должны помнить, что объяснение сложных вещей может потребовать больше одной модели. Хорошим примером является свет. В начале XX в. стало совершенно ясно, что поведение света можно объяснить только предположив, что одни аспекты поведения надо объяснять на модели волны, а другие — на модели частицы. Иными словами, надо использовать две разные (и противоречивые) модели, чтобы объяснить всю сложность поведения света. Позже была выдвинута теория (знаменитая «квантовая теория»), которая позволила примирить эти модели. Каждая из них объясняла одни аспекты поведения света, но не могла объяснить другие. Но они были дополняющими друг друга, а не противоречивыми. Шире говоря, чем сложнее ситуация, тем большее число моделей требуется для ее объяснения. Время от времени появляются книги с таким названием, как «Модели человека», показывающие, как много разных моделей необходимо, чтобы только начать пытаться объяснить всю сложность людей. Итак, когда мы обращаемся к моделям Бога, неудивительно, что находим много этих моделей в Священном Писании, каждая из которых объясняет один аспект Бога, а все месте, дополняя друг друга, они позволяют создать впечатляющую и притягательную картину Бога.
В-третьих, можно предположить, что то, что необходимо для модели, также необходимо и для того, что моделируется. Формально говоря, по логике вещей какие-то черты модели неправильно проектируются на моделируемую систему. Для ясности приведем один пример.
Во второй половине XIX в. стало ясно, что в каких-то отношениях свет можно рассматривать, как если бы он был движением волны. Один пример движения волны хорошо известен — это звук. Таким образом звук рассматривался как модель света. Он помог ученым понять многие аспекты поведения света, если предположить, что свет ведет себя точно так же, как звук. Но для прохождения звука необходима среда. Иначе говоря, ему для этого нужно что-то вроде воздуха или воды. В школе нам показали эксперимент, как, создав вакуум вокруг колокольчика, можно остановить движение звука. Колокольчик был помещен в большой стеклянный сосуд, из которого постепенно выкачивался воздух. По мере того, как выкачивался воздух, звук колокольчика становился слабее и слабее, пока совсем не заглох. Так мы поняли, что для прохождения звука необходима какая-то среда.
На этом основании было предположено, что для распространения света также нужна какая-то среда, и так появилось слово «эфир» для описания среды, через которую проходят световые волны. Если вы почитаете старые радиожурналы или послушаете старые радиопрограммы, то встретите такое выражение, как «волны проходят через эфир». Но в конце века стало совершенно ясно, что для прохождения света не надо никакой среды. Логическая необходимость модели (звука) была применена к тому, что моделировалось (свет), но это предположение постепенно было признано неправильным на основании экспериментальных данных.
Так и с моделями Бога. Например, мы часто используем слово «Отец» в качестве очень хорошей модели Бога, подчеркивая тем самым зависимость нашего существования от Бога. Но каждый человеческий ребенок имеет человеческую мать, как и человеческого отца. Это, по-видимому, должно предполагать, что должна быть небесная мать, как и небесный отец. Но такое предположение основывается на неправильном перенесении логической необходимости аспекта модели (отца) на то, что моделируется (Бог), точно так же, как необходимость одного аспекта (необходимость среды для прохождения) модели (звука) переносилась на то, что моделировалось (свет). Это трудно, но это нужно понять, так как это помогает нам избежать ошибок, которые обычно возникают при библейском употреблении моделей при разговоре о Боге. Может быть, надо себя спросить, что данная модель, как «Бог Царь», не только говорит, но и не говорит.
И, наконец, надо заметить, что в этой главе мы подчеркнули, как можно, по крайней мере частично, передать всю сложность природы и характера Бога через простые визуальные образы, которые столь просты, что и ребенок может их понять, точно так же, как можно передавать научные истины. Однако людям часто, по-видимому, трудно таким образом думать о реальности. Когда вы говорите им: «Почему вы не можете представить себе атом как своего рода мяч для гольфа?», они отвечают: «Это слишком просто. Я не могу поверить в это. Предложите мне что-то более сложное». И тогда вы пытаетесь представить атом иным образом. Вы берете лист бумаги, пишите сложную математическую функцию и говорите: «Вот другой путь представить себе атом». А они тогда заявляют: «Это очень сложно. Вы просто заводите меня в тупик вашей наукой. Объясните мне это более простым путем».
Во многих отношениях это показывает, что вы не можете одновременно удовлетворить всех. Но это также показывает, как трудно для многих людей — и фактически для большинства — понять способ описания и изображения сложных вещей. Гольфовый мяч и функция волны («сложное математическое выражение»), приведенные выше, в одинаковой мере законные и правильные способы описания атомов, каждый из которых имеет свое применение. Так же и с Богом. Когда мы говорим, что «Бог похож на отца, такой же строгий и добрый к своим детям», мы очень часто слышим: «Не могу поверить. Это слишком просто. Мне не шесть лет. Объясните более сложным способом». Но когда вы говорите о «необходимости признать творческую диалектику между строгостью и добротой в парадоксе спасения», в ответ вы слышите: «Это слишком сложно. Если Бог действительно существует, то я уверен, что Он, конечно же, объяснил бы все гораздо проще, чем эта ваша абстрактная чепуха». Это почти что, как если бы христианство было придумано людьми и зависело от сложного или простого объяснения! Но на самом же деле мы стараемся описать Бога, как можно лучше на нескольких уровнях. Ребенок может представлять себе Бога, как любящего пастыря, а профессор университета как — «основу радикального творения», но оба они думают об одном и том же Боге разными путями на разных уровнях.
Одной из самых замечательных вещей в христианской религии является то, что она позволяет описать и представить Бога совершенно разными путями, каждый из которых позволяет и помогает нам глубже и правильнее понять Его. Критик, который не признает христианскую религию только потому, что она слишком простая или слишком сложная, уже, очевидно, составил свое мнение о христианстве и не хочет, чтобы его предубеждения оказались неправильными. Но для тех, кто хочет ее понять, но сталкивается с трудностями, использование научных моделей является очень полезным путем показать, что простые картины и модели могут передать самые глубокие истины.
В следующей главе мы рассмотрим богатство, живость, непосредственность и драматическую силу библейских моделей Бога, чтобы начать разговор о Боге.