Седовласый больничный врач из Кортеса осторожно копался пинцетом в плече Уолкотта, глядя на рану поверх проволочной оправы очков. Несмотря на укол морфия, операция ему причиняла непереносимую боль. Пот ручьями лил со лба, заливая глаза и сбегая по щекам. Роланд уже готов был впасть в беспамятство, когда врач вдруг выдернул пинцет.

– Есть! – доктор со шлепком вложил пулю в ладонь Роланда. – Держите. Сувенир на память.

– Благодарение Господу, – вымолвил англичанин.

– Ваш случай не такой уж скверный. Я вытаскиваю свинец почти сорок лет. Навидался всякого. – Бинтуя руку Уолкотта и пристраивая ее на перевязи, доктор рассказал пару баек об огнестрельных ранениях, но Роланд не обращал на его воркотание ни малейшего внимания, сосредоточившись лишь на том, что из больницы надо выбраться как можно быстрее.

– Вы не сможете действовать этой рукой еще пару недель, – сообщил врач, покончив с перевязкой.

– Но мне не придется валяться на койке, а?

– Ну, сегодня вам определенно будет не до танцулек, молодой человек. Можете быть уверены, некоторое время вас будут мучить боли, а то и лихорадка потрясет. Ничего страшного. Ладно, оставайтесь тут. Помощник шерифа хочет послушать ваш рассказ.

– Я же сказал вам, это несчастный случай. Видите ли…

– Извините. Вы должны рассказать это помощнику шерифа. А я только вытаскиваю пули и штопаю дырки, – с этими словами доктор вышел из комнаты.

Уолкотт не хотел говорить с блюстителями порядка; они ни за что не поверят, что он случайно ранил себя – тем более, когда узнают, что стряслось в Меса-Верде.

В комнату вошли двое санитаров в белых халатах и усадили его в кресло-каталку.

– Куда вы меня везете?

– Отсюда, – бросил один.

В облике санитаров есть что-то знакомое, отметил Уолкотт, когда кресло быстро повезли по больничному коридору. Оба громилы выглядят жителями средиземноморья. Гвардейцы Кальдероне! Это его телохранители. Обернувшись в кресле, Уолкотт хотел то-то сказать, но один громила жестом велел ему хранить молчание.

Его вывезли на крыльцо, перед которым уже ждал автомобиль с распахнутыми дверцами. Руки телохранителей подхватили Роланда и повели к автомобилю.

– Осторожнее с рукой. Ох!

Дверцы захлопнулись. Прошло меньше пяти минут со времени удаления пули, а Уолкотт уже покинул больницу и мчится прочь.

– Мистер Кальдероне! – воскликнул Роланд, увидев сидящего на заднем сидении человека. – Я, я… думал, что вы уехали.

Кальдероне легонько постучал набалдашником своей черной трости по колену Уолкотта и откашлялся.

– Я полагал, что лучше задержаться еще немного, чтобы посмотреть, как идет дело, – при разговоре родинка на его щеке легонько морщилась. – Хотел убедиться, что вы не удерете… и не уйдете в запой, пока ваша работа не сделана.

– Мы влипли в передрягу. На нас напали.

Кальдероне отмахнулся, словно его это не интересует.

– Где она?

– Не знаю. Там творилось дерьмовое черт-те что. Но я найду ее, обещаю.

* * *

– Инди, проснись!

Инди заморгал глазами, пытаясь прийти в себя. Он весь взмок, и дышать трудно, но явно жив и лежит в постели. Все тело ноет, а возле кровати стоит Шеннон.

– Что происходит? Где я?

– Успокойся. Ты вопил во сне.

– Погоди секундочку! Мы были в Меса-Верде. Это-то мне не приснилось?

– Да уж какое там приснилось! Услышав пальбу в долине, ты свалился в киву и ударился головой.

Притронувшись ко лбу, Инди нащупал бинты и пластырь. Забинтованная рука Шеннона покоилась на перевязи.

– И давно это было?

– Вчера.

Инди сел, сморщившись: острая, пронзительная боль прожгла затылок. Поднеся туда руку, Инди наткнулся пальцами на громадную шишку и обернулся к темным окнам.

– Который час? Где солнце?

– Скоро полночь. Ты проспал почти сутки. Я уж начал тревожиться, но док велел дать тебе отоспаться. Помнишь, как он осматривал тебя?

– Ага, вроде бы. – Ему смутно мерещился темноволосый усатый мужчина с черным чемоданчиком. Откинувшись на подушки, Инди подперся локтями. – А как же меня вы притащили меня в Крутой Утес?

– И не спрашивай. Мы со Смитти намучились, выволакивая тебя из этой дыры. В конце концов просто обвязали тебя кнутом под мышками и вытянули. Потом пришлось почти полмили нести тебя на руках наверх по тропе. И, скажу я тебе, он крепкий старик.

Наверно, этим-то и объясняется та часть кошмара, в которой он попался в силки и висел вниз головой. Но ситуацию это не прояснило.

– Что стало с Мейрой и Уолкоттом?

– Мы не знаем. Смитти хотел ее искать, но я отговорил его. Я сыт чокнутыми ковбоями и индейцами по горло, и хотел убраться оттуда поскорее. Думал, что ты ранен по-настоящему.

– Значит, вы ее там бросили?

– Мы вернулись туда утром. Конная полиция там кишмя кишела. Они слыхали про переполох и нашли пять трупов. Но ни Мейры, ни Уолкотта.

– Кстати, из-за чего разгорелся сыр-бор?

– Те же типы, что захватили меня и Мейру, закололи деда одного из этих юта. Я тебе уже говорил об этом. Ты разве не помнишь?

– Все как-то смазано, – Инди потер лицо и вдруг заметил полоску пластыря, наклеенную сбоку на шею Джека. – А это что? Я думал, тебе угодили в руку.

– Оказывается, меня зацепило дважды – поцарапало шею и легко ранило выше локтя. Жить буду.

– Тебе везет.

– Есть и хорошие новости – мы нашли твой «Форд». Сюда я довез тебя на машине.

Вот как раз машина-то Инди и не волновала. Ему припомнилось, как Мейра в его сне сначала была мертва, потом жива, потом вовсе исчезла. Как она говорила? «Пожалуйста, помоги мне…»

– Как по-твоему, она жива?

– Я же сказал, трупа нет, – развел руками Шеннон.

– Надо найти ее, Джек! – не обращая внимания на пронзительную боль в затылке, Инди спустил ноги с кровати.

– Но не ночью же!

– Самая дичайшая история, какую я слыхал! – входя в комнату, провозгласил Смитти. – Ну, Инди, ты снова среди живых. Как твои делишки?

– Лучше с каждой секундой. О чем это вы говорили?

– Один из помощников шерифа сказал мне, как в больнице Кортеса приняли парня с пустяковой огнестрельной раной, смахивающего на Уолкотта. Но покамест кортесовские фараоны подоспели туда, от него и след простыл.

– А как насчет Мейры?

– Полицейский разъезд ищет юта. Вроде как они взяли ее с собой.

– Инди, что все это значит? – спросил Шеннон.

– Нашел у кого спрашивать, Джек! Наверно, ты знаешь больше моего.

– Может, принести тебе чего-нибудь поесть, Инди? – осведомился Смитти.

– Непременно. У меня живот подвело.

– Ладно, сейчас получишь миску моей любимой бараньей похлебки. А еще у меня хлеб и сало.

– Это замечательно, но сало можно пропустить.

– Как будет угодно, – Смитти вышел.

– Он готовит баранью похлебку весь день напролет. Это будет получше, чем вяленая говядина и вареная картошка, которыми меня потчевали в киве.

– Джек, присядь, – Инди кивнул на стул возле кровати. – Зачем тебя с Мейрой похитили и сунули туда?

– По идее там должен был очутиться ты с Мейрой, – с чувством сказал Шеннон. – Я никак не могу раскусить эту девушку. Но она из твоего роду-племени, это уж точно. Вы с ней очень подходите друг другу.

Инди еще и не видел Мейру, не говоря уж о том, чтобы иметь с ней общие дела – но уже в них участвует, даже не представляя, о чем идет речь.

– А поточнее?

– Она по уши увязла в ерунде, которая вечно навлекает беды.

– Джек, ты не можешь выражаться более конкретно?

– Разумеется, могу. Твой старый дружок Уолкотт гоняется за какой-то чепуховиной, и считает, что она у Мейры.

– И что ж это за чепуховина?

– Мейра не хотела вдаваться в подробности, но назвала ее рогом единорога.

Инди повторил последние слова вслух, будто хотел убедиться, что не ослышался.

– Таких вещей не бывает. Единороги – миф. Их нет и никогда на свете не было. Эгей, а в Америке и мифа о них не было. Есть тысячи индейских легенд, в которых животные говорят и рассуждают, как люди, но среди тысяч их персонажей нет ни одного единорога.

– Я лишь пересказал ее слова.

Инди снова потрогал затылок, снова отозвавшийся приступом острой боли.

– Наверно, она пошутила.

– Инди, там было не время и не место для шуток.

– Может, бивень мастодонта?

– Она сказала – единорога. Как твоя голова?

– Могло быть и лучше. Что еще она рассказала об этом роге?

– Он как-то связан с их семьей, но в подробности она не входила.

– Ты говорил об этом Смитти или кому-нибудь еще?

– Нет, решил обождать и сперва сказать тебе.

– Вот это мне в тебе и нравится, Джек, – усмехнулся Инди. – Ты умеешь правильно разыграть свои карты.

– Едва не забыл, она мне еще кое-что сказала, – игриво ухмыльнулся Шеннон. – Послание для тебя одного.

– Ага, слушаю.

– Она сказала, что если я выйду из переделки живым, а она нет, то я должен тебе сказать…

– Да валяй же, что она сказала?!

– Погоди, я думаю. Мне пришлось заучивать наизусть. В общем, так: буквы А, М, Е, И, затем числа семьдесят три и тысяча девятьсот двадцать. И буквы Н, К, Н.

– А?

– Она сказала, что ты поймешь.

– Я рад, что она так во мне уверена. А почему она не сказала, что это означает?

– Потому что считала, что если я все буду знать, Уолкотт может вытянуть это из меня, а от него это Мейра явно скрывала.

– И больше ничего?

– Практически. По-моему, она хотела прибавить что-то еще, но заметила лишь, что прямо ирония какая-то – оказаться пленниками в киве, так близко к «нижнему» миру.

Инди повалился обратно в постель.

– Напиши эти буквы и цифры на бумажке, ладно? Мне надо пораскинуть умом.

– Погоди-ка… Было еще что-то, едва не забыл.

– Что?

– Буквы Б, Т, Б, Х. На этом послание заканчивается.

– Потрясающе! – Инди повернулся на бок.

* * *

Открыв застекленный стеллаж с изделиями анасаси в своей солнечной библиотеке, Смитти вынул рифленый горшок и провел пальцами по волнистым краям сосуда, сработанного более тысячи лет назад. Потом выставил его на вытянутых руках перед собой, словно посвящая богу.

– Как по-твоему, чего они делали горшки такими грубыми снаружи, вроде как этот?

Инди сидел в мягком кресле, положив на колени открытый блокнот с выписанной комбинацией букв и цифр, продиктованных Мейрой Шеннону. Сегодня утром Инди чувствовал себя уже достаточно окрепшим, чтобы встать с постели, но все еще страдал от мигреней. Мейра так и не объявлялась, а он располагал только ее зашифрованным сообщением.

– Наверно, чтобы легче было держать мокрый горшок с водой.

– Оно не исключено. Но лет пять тому у нас тут останавливался один парень из музея естественной истории, так он думал, будто их делали такими, чтобы напоминало плетеную корзинку. Знаешь, мы ведь с Уизериллом нашли массу дребедени корзинщиков, пришедших сюда первыми. А может, анасаси считали, что глиняные кувшины сподручнее, а на вид им больше нравились старые корзинки. Понимаешь, про чего я толкую?

– Ага, Смитти, улавливаю. – Интересно, а Смитти действительно сделал все, о чем рассказывает? Может, он и был с Уизериллом, а может и нет. Но Инди больше волновало беспечное отношение Смитти к пропаже дочери. Ему будто и дела нет. – Смитти, чего я не могу понять, так это почему вы не беспокоитесь о Мейре. Почему вы ее не ищете?

Смитти поставил горшок обратно в витрину и шагнул к Инди, сжав кулаки.

– Скажи, где искать. Я готов. Я выдержал все полицейские расспросы, пока ты дрых в своей спальне. Я сделал, чего мне по силам. Я из кожи вон лезу, а она мне вроде как и не дочь.

– Извините. Просто… – Инди постучал карандашом по блокноту. – Я совсем завяз с этой штукой, а сидеть без дела не выношу.

– Я б тебе пособил с этим ребусом, но эти буквы и цифры мне ничего не говорят. А что до сидения сложа руки – так оно тоже не по мне. Не стрясись эта штука, я бы сейчас рыскал по каньонам. Там моя настоящая жизнь.

– Я бы хотел быть с вами. Кстати, что вам известно о роге единорога?

Смитти отвернулся обратно к витрине, будто внезапно заинтересовался собственной коллекцией.

– Ты о чем это?

– Мейра сказала, что Уолкотт ищет эту вещицу.

– Она так сказала? А мне никто не говорил, – пожилой старатель пошаркал ногами. Он явно знает.

– Давайте же, Смитти! О чем речь?

– Ведать не ведаю ни про каких единорогов.

– А про бивни мастодонтов?

– Ну, была у меня палица, сделанная из слоновой кости. Красивая штуковина с серебряным кончиком и красивой серебряной рукояткой. Мать Мейры кликала эту штуку рогом единорога. Я не видал, от какой головы его отломали, так что не могу сказать наверняка, из чего он сделанный. Она оставила его здесь, когда удрала на пару с дочкой.

– Как он выглядит?

– Слоновая кость, прямой и вроде как витой.

– Как это витой?

– Будто кусок слоновой кости размягчили, а потом скрутили.

Точь-в-точь так и должен выглядеть мифический рог единорога.

– Он сейчас у Мейры?

– Не ведаю, – пожал плечами Смитти. – Если оно и так, она мне не сказывала.

– Так что же с ним случилось?

Махнув рукой, Смитти болезненно скривился.

– Ну, много лет тому, когда я еще выпивал, я заложил его на торговом посту. Нуждался в деньгах. Опять же, Рози хотела, чтоб я сбыл его с рук. Ей взбрело в голову, будто эта штука повинна в моем пьянстве.

– Каким образом?

– У меня не спрашивай, – хохотнул Смитти. – Она просто суеверная. Впрочем, с той поры я капли в рот не брал.

– А не могла Мейра его выкупить?

– Нет, я спрашивал об нем у Недди пару лет назад. Этот парень заправляет ломбардом. Он сказал, что старый индеец, которого он не знает, пришел и взял его себе.

– Может, он все-таки знает, что это за индеец, – предположил Инди.

– Знаешь чего? Почему бы нам не сходить туда, выспросить, чего Недди помнит?

Инди уже чувствовал себя достаточно хорошо для прогулки. Мигрень утихла до тупой пульсации, если только резко не поворачиваться.

– Хорошая мысль. Заодно выяснить, что это Джек так задержался. – Шеннон отправился на торговый пост, чтобы купить масла вместо бараньего сала и пару других мелочей. С тех пор прошло больше часа.

Инди встал, еще раз бросив взгляд на послание Мейры. Ни малейшего смысла.

* * *

Торговый пост являл собой комбинацию галантерейной лавки, бакалеи, магазина одежды и ломбарда. Здесь можно было купить и сорокафунтовый мешок муки, и излюбленную индейцами-навахо черную цилиндрическую шляпу с плоскими полями, и даже серебряный браслет с бирюзой. Но когда Инди вошел в торговый пост, его внимание тотчас же обратилось вглубь помещения, откуда неслась ужасная, душераздирающая какофония. Пробившись сквозь толпу слушателей – должно быть, совершенно глухих, – Инди обнаружил Шеннона, наигрывающего на саксофоне в компании с морщинистым старым негром, усиленно терзающим волынку. В результате возникало нечто жуткое – этакий марш для армии, направляющейся прямиком в пекло.

А может, музыка не так уж и плоха, а все дело в мигрени. Пульсация в затылке возобновилась.

– Ну и как оно тебе? – крикнули Инди в ухо. Обернувшись, он увидел Смитти, с ухмылкой указывающего на старика с Шенноном.

– Ни разу не слышал ничего подобного.

Поймав взгляд Шеннона, Инди сделал кислое лицо. Шеннон подмигнул, потом взмахнул рукой, как дирижер, заканчивающий представление. Однако старик не прекратил игру по сигналу, издав десяток писклявых нот, а уж потом умолк.

Смитти захлопал в ладоши, остальные слушатели последовали его примеру. Шеннон картинно поклонился, а старик захохотал.

– Я не знал, Джек, что ты играешь на саксофоне, – выходя вперед, заметил Инди.

– Пожалуй, десяток нот извлечь могу. Должно быть, ты уже как огурчик, раз смог нас выслушать.

– Ага, что-то из этой оперы. Кто твой друг?

– Это Недди Уотсон. Он здесь держит ломбард.

– О, значит, вы Недди! – Шеннон познакомил их, и Инди тряхнул руку Уотсона. – А где вы научились играть на волынке?

Уотсон положил волынку на стул, а Джек убрал саксофон в футляр.

– Вообще-то я только учусь. Этот вот инструмент заложили в девятьсот четырнадцатом. Он пылился тут шесть лет. А в день, когда мне исполнилось восемьдесят, я себе и говорю: дескать, забирай ее себе да учись играть. Я ж говорю, доныне учусь. Может, будь тогда саксофон, я бы лучше его опробовал.

– А как вас занесло в Крутой Утес? – поинтересовался Инди.

– Его все про это спрашивают, – сообщил подоспевший Смитти.

– Оно и верно, – согласился Уотсон. – Непременно спрашивают. В шестьдесят третьем и шестьдесят четвертом я был в армии, когда мы согнали всех навахо в Аризоне и вели всю дорогу от форта Непокорности через все Нью-Мексико. Пустая трата времени и людей. Навахо не соглашались с таким обхождением, и я их ни капельки не виню. Многие просто померли. В конце концов армия оставила их в покое и вернула часть их земель.

– Ага, я в курсе, – откликнулся Инди.

– Недди, помнишь ту палку из слоновой кости, что я заложил лет десять тому? – взял Смитти приятеля за плечо.

– То было в восемнадцатом. Помню. Очень странная и красивая штуковина. Вот только с нее у меня мурашки по спине бежали. Я хотел сбыть ее с рук, и когда ее тут не стало, вздохнул с облегчением.

– А чем она вам не угодила? – поинтересовался Инди.

– Пока она висела на стене, у нас тут было два пожара, а до нее или после – ни одного.

– Ой, Недди, не пори чушь, – вскинулся Смитти. – У меня не было ни одного пожара.

– Нет, вы только послушайте! У тебя пожар был внутри, и заливая его, ты допился до чертиков – но зато сразу протрезвился, как сбыл ее с рук.

– Теперь ты заговорил, как Рози.

– Так кому же вы ее продали? – встрял Инди, прежде чем Уотсон успел ответить.

– Какому-то старому мокуи. Помнится, я еще подумал, что ему пришлось заложить изрядную часть своих бирюзовых побрякушек, чтобы заполучить ее. Он очень жаждал получить эту палку, уж и не ведаю, почему.

– Что значит «мокуи»? – встрял Шеннон.

Инди вспомнилось, что он слышал это слово в детстве.

– По-моему, то же самое, что и «хопи».

– Недди всех нездешних индейцев кличет «мокуи», – засмеялся Смитти.

– Это не слишком сужает круг поисков, – протянул Инди.

– Курьезно, что вы спрашиваете про древний кусок кости, – заметил Недди. – Третьего дня какой-то англичанин тоже про него спрашивал.

– И что вы ему сказали?

– А ничего. Сказал, что не помню никаких костяных палок, – он лукаво ухмыльнулся. – Сами знаете, у стариков легко проскакивает вранье насчет плохой памяти.

– А Мейра? Она спрашивала вас об этой вещице? – не унимался Инди.

Уотсон бросил взгляд на Смитти, потом кивнул.

– Пару лет назад. Ужасно хотела найти этого мокуи. Впрочем, не знаю, нашла или нет, – посмотрев в пол, он снова поднял глаза на Смитти. – Надеюсь, она в порядке.

– Есть новости? – осведомился Смитти.

– Типы, забившиеся в нору в Меса-Верде, оказались бандитской шайкой.

– Забившиеся в нору?! – возмутился Шеннон. – Дайте-ка я расскажу, что значит быть забитым в нору!

– Джек, дай ему закончить, – перебил Инди.

– Ага, сказывают, двое из них разыскивались. На окрестных ранчо даже поговаривают, что юта сделали доброе дело, избавив округ от них.

– Для меня они не делали доброго дела, утащив с собой мою дочку, – мрачно проронил Смитти. Потом перевел взгляд на Инди и добавил: – Она у меня единственная.

– Да, и еще я кое-что слыхал, – кивнул Уотсон. – Не ведаю, правда ли это, но нынче утром тут проходил один мокуи, так он сказал, что эти изменники юта не брали твою дочку. Она пошла с ними сама.