Произошло это, как часто бывает с важными в жизни событиями, по чистой случайности. Пэм укладывала спать Каролину. Абигейл сидела по-индейски на полу своей комнаты, ожидая маму. Я тихонько постучал в приоткрытую дверь, вошел и сел на пол рядом с ней. Первый добрый признак заключался в том, что она ничего не имела против.

– Чем занимаешься? – спросил я.

– Ничем.

– Да нет, ты же сидишь. Ты думаешь. О чем-то мечтаешь или что-то замышляешь, на что-то надеешься или о чем-нибудь беспокоишься. В любом случае ты чем-то занимаешься.

Она посмотрела на меня скорее с интересом, чем с раздражением, и это тоже был добрый признак.

Мне решительно не хотелось задавать следующий вопрос, логически вытекающий из предыдущего: «О чем же ты думаешь?», – потому что Аби могла промолчать, и это сразу бы все испортило, так что я быстро обежал глазами комнату, выискивая другой предмет для разговора, что-нибудь такое, за что можно ухватиться.

В комнату вошел Бейкер.

– А вот и он! – воскликнул я.

– Бейкер! – позвала его Абигейл, как обычно делая упор на букву «р».

Он гордо прошествовал между нами и с громким вздохом повалился на пол. Абигейл погладила пса, я почесал его за ушами, стараясь немного потянуть время.

И тут я увидел нечто подходящее: книжную полку Абигейл. На ней стояли… э-э… книги. Почему же я раньше об этом не подумал? Где были мои мозги? Я не спеша подобрался к полке, просмотрел несколько названий и вытащил книжку в мягкой обложке – о совах.

– Ты это читала?

– А что это?

– «У-у».

– Я спрашиваю: что за книга?

– «У-у».

– Как называется? – Теперь она немного сердилась, но это меня уже не заботило.

– Я же тебе говорю – «У-у». Это название. Книга о совах.

Абигейл засмеялась, не то чтобы расхохоталась, но вполне искренне засмеялась, негромко. Для меня этот смех был подобен звону золота.

– Хочешь, я тебе ее почитаю? – предложил я.

Она бросила взгляд на книжку, поглаживая Бейкеру подбородок, и ответила:

– Почитай, если хочешь.

– Нет, тебе хочется, чтобы я почитал вслух?

– Если тебе хочется, – повторила она.

Я не стал огорчаться, а начал читать. О том, где обитают совы. О разнице между белой совой и полярной. О том, как совы подбираются к своей добыче, как умеют видеть в темноте, как связаны с другими птицами.

Поначалу Абигейл довольно равнодушно отнеслась ко всей этой затее, не стараясь, однако, это показать. Но я продолжал читать с выражением, она придвинулась ближе, чтобы видеть картинки, и вскоре мы уже сидели на полу, прижавшись друг к другу и откинувшись на кромку ее кровати, а Бейкер тихо посапывал, лежа перед нами.

– Последняя страница, – объявил я, недоумевая, куда же запропастилась Пэм.

– Нет, давай еще одну главу, – попросила Абигейл.

Что ж, я прочитал еще главу. Раньше я и не представлял, что жизнь сов может быть такой интересной, как не представлял и того, что чтение вслух может доставить столько удовольствия. Абигейл теперь была целиком поглощена этой темой, она прижалась ко мне, громко восхищаясь тем, что совы способны так сильно поворачивать голову.

Наконец я торжественно захлопнул книгу. Часы на столике возле кровати показывали четверть десятого, девочке давно пора было спать, и я театральным голосом воскликнул:

– В кровать!

Абигейл снова рассмеялась.

– Сначала зубы почищу, – сказал она и выскочила из комнаты. Я использовал время для того, чтобы проскользнуть в комнату Каролины, и увидел, что Пэм лежит рядом с дочкой в постели, и обе они, очень похожие друг на друга, спят крепким глубоким сном. Мамочка!

Абигейл я застал в ее комнате. Мама перед сном обязательно поправляет ей одеяло и ждет, пока дочь уснет. Что же, ситуация интересная, и в конце концов мне, вероятно, придется будить Пэм, чтобы та все-таки помогла Абигейл отправиться в страну снов. Ясное дело, как только Аби в своей длинной пижаме забралась под одеяло на широкой двуспальной кровати, она сразу спросила:

– А где мама?

– Уснула с Каролиной, – объяснил я. – Давай я почитаю тебе еще пару страничек?

Она довольно долго обдумывала это, и я не сомневался, что предложение будет отвергнуто, но девочка вдруг радостно воскликнула:

– Две странички!

Она удобно растянулась в постели, я присел на краешек. По правде говоря, мы прочитали уже целых четыре страницы, когда я заметил, что глаза у нее слипаются, а взгляд стал рассеянным. Я загнул уголок страницы, на которой мы остановились, погасил свет и шепотом пожелал Абигейл спокойной ночи.

– Не уходи еще, – пробормотала она.

Я остался и сидел еще пять, десять, пятнадцать минут, тихо радуясь происходящему. Сидел молча, пока не услышал ее ровное дыхание, хорошо различимое, ритмичное. Тогда я осторожно встал, совершенно бесшумно. Бейкер поднялся на ноги и пошел вслед за мной.

Это было в середине недели. Назавтра рано утром мне надо было успеть в редакцию – принимать решение о том, кого можно временно уволить, если у «Глоуб» возникнет такая необходимость. Это болезненное решение, и я, принимая его, не хотел торопиться или быть усталым. Иными словами, мне той же ночью необходимо было попасть в Бостон. Я тихо пробрался в комнату Каролины и легонько дотронулся до руки Пэм. Она сразу проснулась. Думаю, матери спят чутко, как никто другой – они все время настороже, даже во сне.

– Мне надо уезжать, – сказал я шепотом.

В комнате было темно, и Пэм не сразу смогла разобрать, что к чему. Посмотрела на спящую рядом Каролину, снова на меня и стала собираться. Потом искоса взглянула на меня и спросила:

– А где Абигейл?

– Спит, – сказал я, не удержавшись от легкой улыбки.

– Спит? – удивилась Пэм. Волосы у нее растрепались, одна щека была красной со сна – одним словом, выглядела она просто восхитительно.

– Я потом тебе все расскажу, – пообещал я.

Быстренько поцеловал Пэм, потерся носом о лоб Бейкера и прошептал ему:

– Ты остаешься здесь. Позаботься о том, чтобы все было спокойно. – Он, кажется, меня понял, потому что я на цыпочках вышел из комнаты, а он спокойно остался сидеть на коврике у кроватки Каролины.

Я бесшумно вышел из дома в прохладную ночь и поехал в Бостон. Если на то пошло, можно было обойтись и без машины – я просто полетел бы по воздуху.

* * *

Назавтра, в пять часов дня, работа в редакции была в самом разгаре: надо подредактировать статьи, решить вопрос о назначении редактора первой полосы (лучшее место в газете), уделить по несколько минут репортерам, просмотреть свежие сенсации из ленты новостей нашей вездесущей полиции. То есть обычный рабочий день в редакции. У меня в кабинете зазвонил телефон. Звонила Пэм.

– Тобой интересуется Абигейл, – в голосе ее слышались нотки легкого удивления. – Она спрашивает, в котором часу ты приедешь сегодня.

Я вспомнил о вчерашнем вечере, о том, как она просила прочитать еще главу, еще страничку, еще один абзац. Вспомнил, как она медленно и спокойно засыпала. Это доставляло мне радость, успокаивало и придавало смысл тому, что я делал. Потом я почувствовал на себе взгляды и увидел, что два человека у двери с нетерпением дожидаются, когда же я слезу с телефона.

– Скажи: как только смогу, но в любом случае – до того времени, когда пора будет ложиться спать, – заверил я. – Обязательно.

Так оно и произошло, и мы повторили вчерашний опыт, прочитали еще несколько глав, немного посмеялись, оба снова испытали странную симпатию к совам. Я сидел на краешке кровати в слабо освещенной спальне, а Абигейл уснула, на этот раз даже не спросив о маме. Я был в полном восторге.

Так получилось, что возникла новая традиция. Мы прочитали еще несколько книг из той же серии, о дельфинах, львах – да, и о цыплятах, конечно; все эти книги Абигейл брала в школьной библиотеке. Потом мы перешли к серии книг, главной героиней которой была некая Кэти Казу: иной раз ее обдувал волшебный ветер и с ней происходили всякие превращения. Прочитали целиком всю серию книг «Щенки в доме» – о семье Питерсон, которая берет на воспитание щенков из местного приюта и неизменно находит им самых подходящих хозяев. Я неожиданно стал завсегдатаем отдела детской литературы в «Барнс энд Ноубл», особенно тщательно изучая полку, на которой стояли книги, удостоенные медали Ньюбери. Я подталкивал Абигейл к классической литературе, которая больше захватывала меня, чем ее, но девочка довольно быстро вошла во вкус. Книга о Пиноккио побудила меня выговаривать имя папы Джепетто с великолепным итальянским акцентом, хотя обычно мне такое не удавалось. Абигейл поначалу хихикала, но потом перестала и лишь делала круглые глаза.

В конце концов я стал ожидать этого вечернего сеанса чтения с бóльшим нетерпением, чем наших с ребятами посиделок после работы за пивом и бургерами – от чтения толку больше, а холестерина значительно меньше.

Мы как раз добрались до «Волшебника страны Оз» – книги, которая была мне особенно интересна. В детстве, да и потом, кино по этой книге было одним из моих самых любимых. Мне довелось читать немало книг из порядком позабытой серии Лаймена Фрэнка Баума, но эту, самую известную, я так и не читал. Первые две-три главы подвигались с трудом. Абигейл не спешила полюбить книжку, где действовала такая злая ведьма, не говоря уж о выразительном описании смерти, но мы все же выдержали это и познакомились со Страшилой, после чего дело как будто бы пошло на лад.

Однажды в редакции у меня раздался звонок – звонил приятель по имени Ричард.

– Только представь себе, что сидишь в «Гарден», в десятом ряду, – проговорил он и добавил: – Я даже пива тебе куплю.

В тот вечер «Селтикс» играли против «Лейкерс» в финале первенства НБА – очередной раунд их легендарного соперничества, длящегося уже не одно десятилетие. Так что это был не просто билет, который трудно достать, – такой билет в тот вечер было почти невозможно достать во всех Соединенных Штатах.

– Как тебе, черт возьми, удалось добыть целых два? – удивился я.

– Посетитель постарался, – засмеялся Ричард. Он – управляющий крупного ресторана, одного из лучших в нашем городе, и многие стараются оказать ему услугу.

Мысленно я уже перелистывал странички вечернего меню: до игры – ледяные устрицы и копченый лосось, затем – блеск и великолепие финала НБА, удовольствие провести время в компании доброго старого друга, пиво, драматизм игры, великолепное зрелище, и вообще – неповторимое наслаждение от того, что являешься свидетелем такого важного события. Я был фанатичным поклонником «Селтикс» с тех пор, как достаточно подрос, чтобы добрасывать баскетбольный мяч до сетки, то есть где-то класса с третьего. Вся моя юность прошла в тренировках у баскетбольного щита – и жаркими летними вечерами, и морозными зимними днями. Я прыгал на нашем тесном дворике и бормотал себе под нос, воображая себя героем репортажа: «Макгрори делает ложный финт вправо, ведет мяч влево, останавливается… замах… бросок – есть! Как ему это всегда удается? Как удается уловить самое подходящее время для точного броска? Леди и джентльмены, зрители так неистовствуют, что я самого себя не слышу».

В старших классах я играл за школьную команду. В колледже был целиком поглощен соперничеством «Селтикс» и «Лейкерс». И вот теперь, четверть века спустя, у меня появился шанс посидеть в зале «Бостон гарден» и своими глазами увидеть, как сражаются между собой лучшие команды НБА. Большего везения и представить себе, наверное, нельзя.

Но тут у меня появились и другие мысли. Я подумал о том, какое выражение появится на личике Абигейл, когда Пэм скажет, что я не приеду и не буду читать ей сегодня на ночь. Подумал, как она войдет в комнату без меня, посмотрит на «Волшебника Оз», лежащего на столе возле кровати. Будет ли она читать сама, стараясь понять, что символизирует маковое поле и почему засыпает на нем Трусливый Лев? Сможет ли она уснуть? Не подумает ли, что я ее подвел? Я с трудом перевел дыхание. Кажется, со лба у меня капал пот.

– Ты не поверишь, – сказал я Ричарду голосом, который на девяносто процентов утратил энтузиазм, звучавший в нем всего две минуты назад, – но сегодня у меня не получится.

– Вот и прекрасно, – отозвался Ричард. – Встретимся у «Оушнэйр» где-то в полседьмого. Перехватим немного устриц и светлого пива, а потом не спеша двинемся на матч.

Я ничего не ответил. Он отлично слышал, что я сказал, просто продолжал искушать меня. Потом он произнес:

– Так ты что, идешь сегодня к доктору на стерилизацию?

– Дело в одной из девочек, Абигейл, – стал объяснять я ему. С минуту я колебался, прежде чем рассказать подробно, однако Ричард был не просто отцом, он был одним из лучших отцов в мире. Иными словами, такой парень просто не мог меня не понять. – Я обещал ей почитать сегодня вечером и не хочу нарушать слово, не предупредив заранее.

Мы снова помолчали, на этот раз оба. Возможно, нам обоим пришла в голову мысль о том, какая коренная перемена произошла во мне, каким я был раньше и каким стал теперь.

– Знаешь что? – начал он, заставив меня теряться в догадках о том, что последует дальше: я олух, друг из меня никудышный, я совсем потерял голову и не соображаю, что делаю. – Ты поступаешь совершенно правильно. Пройдет двадцать лет, этот матч ты и не вспомнишь, зато наверняка вспомнишь, как читал книгу малышке. – Это звучало достаточно трогательно, пока он не внес поправку: – Нет, знаешь, тут я ошибаюсь. Матч ты через двадцать лет не забудешь, а вот как читал ребенку именно сегодня вечером, можешь и позабыть. Но вообще, самое важное не это.

Я не уверен, что понял его до конца, но как бы там ни было, не сомневался в его правоте.

* * *

Работы было много, дороги заполонили машины, и я приехал к Пэм только в половине восьмого. Ужин давно закончился, однако девочки еще были бодрыми, их не сморила усталость, неизбежная для детей их возраста. Когда я вошел, обе они лежали на диване и смотрели очередной сериал по телевизору – на мой взгляд, исключительно тупой. Между ними лежал Цыпа, на удивление присмиревший. Короче, очередной вечер у телевизора с комнатным цыпленком. Петушок так напряженно смотрел на экран, что был готов, наверное, клюнуть всякого, кто осмелился бы взять в руки пульт дистанционного управления. Потом голова его слегка повернулась – ровно настолько, чтобы бросить на меня сердитый взгляд.

– Привет, малышки, – сказал я, обращая на себя внимание, хотя они и так должны были заметить меня даже при слабом свете в гостиной. Они поздоровались со мной, без энтузиазма, но и не холодно, и я, не желая отрывать их от телека на середине фильма, пробрался на кухню, где Пэм готовила им на завтрашний день ланчи в школу. Материнские заботы, как я уже успел убедиться, не кончаются почти никогда.

– Я хочу, чтобы сегодня они легли спать пораньше, – сказала Пэм. – Завтра утром до уроков им надо быть у зубного врача.

Иной раз я задумывался о том, чем были наполнены все ее дни: бесконечной беготней, постоянными тревогами, необходимостью все время быть начеку, – и от этих мыслей коленки у меня дрожали, а сердце начинало отчаянно колотиться. Ну, это не по моей части. Я лишь сказал:

– Если я могу чем-нибудь помочь, ты только скажи.

Прошло минут двадцать. Мы сидели за столом и болтали, внезапно Пэм громко воскликнула:

– Объявляется двухминутная готовность!

В ответ из соседней комнаты послышалось: «У-у-у-у!», – и я не мог не улыбнуться. Затем петух издал громкое протестующее «ку-ка-ре-ку!»

– И выведите Цыпу! – распорядилась Пэм. – Ему надо взобраться на полочку до темноты.

Я пошел в гостиную – играть роль, которая мне, возможно, и не принадлежала: что-то вроде посредника, который должен смягчать неизбежные трения между детьми и родителями.

– Цыпе пора убираться на улицу, – сказал я, выразительно указывая рукой на дверь и в шутку притворяясь сердитым. – А вы обе ступайте наверх. Живо!

Они, разумеется, и ухом не повели. Точнее, Абигейл зевнула, а Каролина переключила телевизор на канал, где как раз начинался детский фильм.

– Ау, мама, – позвала она, словно меня и не было в комнате. – Тут идет «Дорога домой». Можно, мы посмотрим?

– Нельзя. Спать пора.

– У-у-у-у!

Обе девочки неохотно поднялись с дивана, протирая слипающиеся глаза, захватили свои одеяла и отправились на второй этаж. За ними потрусили и собаки, образовав небольшую процессию.

– Аби, я сейчас поднимусь и почитаю тебе.

– Ничего страшного, – рассеянно пробормотала она. Дите поднималось по лестнице, но одеяло чуть не выпадало из рук и тащилось по ступенькам.

– Ты не поняла, – окликнул я ее. – Я сейчас приду к тебе. Мы собирались познакомиться с Железным Дровосеком.

– Ой, я так устала, – ответила она.

Я замер у лестницы, а мозг сверлила мысль: «И ради этого я отказался от матча “Селтикс”»? Взглянул на часы: через несколько минут состоится розыгрыш спорного мяча. Сейчас мы с Ричардом устраивались бы на своих местах, открывали бы по первой банке пива, настраивались на игру, упиваясь зрелищем, которое представляет собой финальный поединок лучших команд НБА.

А вместо этого я стоял в полутемном холле и слушал, как маленькая девочка топает по коридору второго этажа. Потом за нею негромко захлопнулась дверь в спальню. Я сделал несколько глубоких вдохов. Мне хотелось воззвать к небесам и переиграть принятое днем решение. Пожалуйста, пусть мне дадут еще один крошечный шанс. Пусть я окажусь на своем месте в «Гарден» и буду жить той жизнью, для которой предназначен. Ну пожалуйста!

– Что-то случилось? – Это была Пэм. Она шла к лестнице с кипой выстиранного белья в руках, ей нужно было уложить девочек спать.

– Все в полном порядке, – отозвался я.

– Вид у тебя неважный, – заметила она, протискиваясь мимо.

– Да вот, Абигейл не хочет, чтобы я читал ей на ночь, – пожаловался я.

– Да, – подтвердила Пэм. – Она сильно устала. Мы все утомились: день был тяжелый, а завтра надо рано вставать.

Мне хотелось рассказать Пэм, от чего я отказался, где я сейчас должен был быть, какое удовольствие мог бы получить, а что в итоге? Меня бросили здесь, словно я никому и не нужен. Спокойно, Брайан, спокойно. Я мудро промолчал, глядя, как Пэм со стопкой чистого белья поднимается по лестнице, чтобы уложить дочерей.

И все же я последовал за ней, тихонько постучал к Абигейл и вошел.

Свет был погашен. Аби уже лежала под одеялом, рядом на подушке покоилась ее излюбленная игрушка, Ху-Ху. Уж не знаю, кто это был в действительности. Похоже оно было на собаку и в то же время на куклу-марионетку. Ну, может, собака-марионетка.

– Ты точно не хочешь, чтобы я тебе почитал? – спросил я негромко. Мне было совершенно ясно, что я поступаю глупо, и впоследствии я признавал наедине с собой: в тот момент я настаивал главным образом ради того, что потерял, а не ради того, что хотел получить взамен.

– Точно, – ответила она.

Я сделал то, что всегда делаю на ночь: поцеловал свои два пальца и прижал к ее затылку. Никто не сможет обвинить меня в том, что я обнаружил свои чувства. Она даже не шевельнулась. Я пожелал ей спокойной ночи, услышал в ответ что-то невразумительное и вышел. Если женщины для меня, даже в моем более чем зрелом возрасте, оставались загадкой, то уж девочки были загадкой поистине неразрешимой.

Спустившись вниз, я снова посмотрел на часы. Игра уже минут десять как началась. А я устал. К тому же ничего не ел. Впереди меня ожидала долгая дорога домой. Я прикинул, что можно и здесь посмотреть часть матча, а уж потом, во время перерыва, сесть за руль.

Я вошел в темную гостиную, собираясь включить телевизор, и тут услышал резкий короткий вопль, заставивший меня невольно взмахнуть рукой с зажатым в ней пультом. Опустив глаза, я увидел нечто белое, двигавшееся по направлению ко мне.

– Кыш, Цыпа, – произнес я.

Он подошел к краю дивана, где я сидел, и стал издавать горловой клекот с таким видом, словно был чемпионом по кунг-фу, собиравшимся разорвать меня на части. Я включил свет: петух хлопал крыльями, голова у него подергивалась, а глаза настороженно глядели прямо на меня.

– Все чудесно, Цыпа, успокойся, – проговорил я.

Ничего подобного. Пэм спит. Девочки спят. Собаки спят. А я никоим образом не собирался относить Цыпу на полку в гараже. Стоит же мне взять в руки веник – тут я не сомневался, – он начнет орать как резаный и перебудит не только домашних, но и всю округу. Я попытался пересесть на другой край дивана, желая все-таки посмотреть игру, но Цыпа прошагал вслед за мной и воплями заправского каратиста предупредил, чтобы я убирался.

Он считал, что это его диван, его дом, его девочки, его женщина. Я же просто надоедливый посторонний, а если судить по тому, как вели себя сегодня остальные, он, возможно, был прав. Пожалуй, он просто высказал мне прямо то, что стеснялись сказать другие.

– Чтоб тебя черти взяли, Цыпа, – пожелал я ему и выключил свет. Взял с кухонного стола свои ключи и, уже закрывая за собой входную дверь, услышал, как Цыпа воркует от радости.