Помощь, случается, приходит в самое неожиданное время, из самых неожиданных источников. В данном случае это произошло в обыкновенное осеннее утро воскресенья. Петух бродил по лужайке перед домом, то взлаивая, то кукарекая, то есть вовсю действуя мне на нервы. Я бросал теннисный мячик, а два довольных золотистых ретривера упоенно за ним бегали. Пэм и девочки были в доме, кажется, садились завтракать и одновременно разминались перед дневными забавами, то выскакивая во двор, то возвращаясь под крышу. В нашем скромном жилище такое начало сулит хороший день.

Позже я устроился в удобном дачном кресле рядом с вечнозелеными деревьями и подальше от Цыпы. Развернул воскресный выпуск газеты. Если птица вздумает на меня напасть, ей придется сначала пересечь покрытую травой лужайку, и я непременно это замечу. Пока я читал, собаки принесли мне мячик, положили его на подлокотник и снова помчались, когда я бросил мячик подальше. Потом легли на росистую траву поразмышлять о своей счастливой жизни.

Все мы углубились в привычные дела: я читал газету, собаки отдыхали от беготни, Цыпа клевал насекомых. И вдруг я услышал неведомый звук. То было не угрожающее «ку-ка-ре-ку», не радостный лай, а скорее, дружеское чириканье или карканье, вызванное любопытством. Я поднял глаза и увидел, что Цыпа стоит у забора, глядя на улицу. Проследив за его взглядом, я обнаружил большой черный внедорожник, замедляющий ход, а потом совсем остановившийся у нашего дома, метрах в шести от Цыпы. Сначала я не уловил в этом ничего из ряда вон выходящего. Цыпа превратился в нечто вроде местной достопримечательности, этакий экспонат зоопарка одного животного, и привлекал зрителей буквально отовсюду. Водители машин притормаживали у дома, а дети, сидя на заднем сиденье, показывали на него пальцами, махали руками и даже звали его по имени: «Цыпа, Цыпа, мы тебя любим!» Как они узнали его кличку и почему он вызывал у них такой восторг, я так и не смог понять.

Тут я увидел, как поползло вниз окошко у пассажирского сиденья. Из глубин машины высунулась волосатая рука, державшая камеру. Послышались тихие щелчки быстрой серии снимков, один за другим, как на фотосессиях моделей.

Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.

Цыпа не отрываясь смотрел в объектив с невероятно довольным выражением. Он словно нарочно позировал, а уж если к нему проявляли внимание, то оно украшало его, как новый, сшитый на заказ костюм из перьев. Минуту спустя посетителей заметили обе собаки и потрусили в сторону приезжих. В этот момент рука снова скрылась в темных глубинах машины. Стекло поднялось так же плавно, как и опускалось. И черный автомобиль, сверкнув на солнце лаком, поехал себе по дороге, набирая скорость.

Я был уверен только в одном: это был не рядовой любопытный. Не бывает так, чтобы ехал человек, не торопясь, в воскресное утро, случайно увидел петуха во дворе пригородного особняка и сказал себе: «Как хорошо, что у меня на переднем сиденье завалялась камера, не то жена мне не поверила бы». Во-первых, он уже к дому подъезжал на малой скорости. Во-вторых, заметил петуха с самого начала. Обычно проезжающие мимо дома уже где-то на середине пути обращают внимание на его светлость, вышагивающую по двору, и лишь тогда нажимают на тормоза, опускают окна и кричат птице что-нибудь оригинальное – например, «ку-ка-ре-ку!» В-третьих, этот парень вел съемку аппаратом с телеобъективом, а не каким-нибудь подвернувшимся под руку мобильником – значит, снимал он ради дела. Это вам не кадр на телефоне, который можно показать друзьям у стойки бара: «Только полюбуйтесь, кто разгуливает по двору этой ненормальной семейки!» Нет, он специально ехал именно к моему дому.

Рассуждая таким образом, я одновременно пытался определить собственную реакцию на происшедшее. Выразят ее лучше всего, наверное, следующие слова: «Почему, черт побери, на это потребовалось столько времени?» Мне уже месяца два казалось, что я вот-вот рехнусь окончательно. Из всех окружающих я был, кажется, единственным человеком, у которого вызывало бурный протест содержание пернатого монстра, целыми днями вопящего у нас во дворе на пределе своих сил. Как я уже упоминал, и Пэм, и девочки старались не обращать на это внимания. Соседи тоже не жаловались, что сильно меня удивляло. Если уж говорить откровенно, я застал однажды Тима, нашего соседа, за беседой с Цыпой, которую они вели через разделяющий наши участки забор. Эх, Тим, что же ты? Если бы это я жил по соседству, то непременно пригласил бы во двор полковника Сандерса.

И вот наконец – о, счастье! – какой-то загадочный владелец черного как вороново крыло внедорожника решил, похоже, взять это дело в свои руки. Я живо представил себе, как в понедельник утром все чиновники муниципалитета, так или иначе отвечающие за содержание домашних животных, обнаружат у себя на столах почтовые конверты с глянцевыми фотографиями Цыпы 20×25 см, с которых петух на фоне новенького коттеджа будет смотреть на них свирепым взглядом. Если владелец черной машины по-настоящему умен, то он приложит еще статью о негативном влиянии шума, а то и подлинные записи воплей Цыпы в разное время дня. Я проклинал себя за то, что не прыгнул в свое авто и не догнал незнакомца. Я отловил бы его на стоянке возле торгового центра. Он поднял бы руки и воскликнул: «Я ничего такого не хотел, просто я обожаю цыплят». А я бы ему ответил: «Не тревожься, мы с тобой заодно, приятель. Давай выработаем совместную стратегию поведения».

Я вскочил на ноги, вошел в дом и сообщил Пэм:

– Сейчас произошла одна вещь, кажется, не очень хорошая. – И в деталях описал недавнюю сцену. В конце моего рассказа Пэм пришла к тем же выводам, только ей они совсем не понравились.

– Но он же петух, – повторила она раза три или четыре. – Он привыкает к новой обстановке. Неужели кто-то считает, будто он лишен всяких инстинктов? Разве будет он смирно сидеть и ждать, пока какой-нибудь хищник перепрыгнет через забор или свалится на него с неба? Да нет же, он поступает так, как научили петухов века селекции, то есть защищает себя, как умеет.

Наверное, я мог бы возразить Пэм, что соседи не должны считать нормальным в первую очередь сам факт содержания петуха во дворе. По размышлении, однако, я решил пока эту тему не затрагивать.

– Ну, будем надеяться на то, что Цыпа привыкнет здесь рано или поздно – лучше бы пораньше – и угомонится. Ему это только на пользу пойдет.

Ага, и мне тоже.

Пэм не привыкла пассивно мириться с тем, что подкидывала ей жизнь. Росла она в семье скромного достатка в центральной части штата Нью-Джерси, но решила поступить в университет штата Пенсильвания, один из лучших вузов, который входит в «Лигу плюща». И она туда поступила. Став студенткой, решила осуществить свою давнюю мечту и выучиться на ветеринара. Это она тоже сделала, там же, в университете Пенсильвании. Потом сумела открыть собственную клинику в Бостоне и справляется с ней, несмотря на то что у нее две дочери, целый зверинец и я в придачу. В большинстве случаев у Пэм получается то, чего она хочет. Итак, уже к концу дня она выгуливала собак, обходя наш квартал и высматривая, не покажется ли где у гаража черный внедорожник. Ясное дело, она его увидела – в тупике через улицу от нас, возле огромного старинного особняка с безукоризненным ухоженным двором.

– Этот дом стоит далеко от нас, – проворчала она, вернувшись домой.

– Настолько, что Цыпу там и не слышно?

– Ну, чуть-чуть слышно. Так, издалека. Но звук получается приятный, успокаивающий.

Против этих звуков я и боролся.

Я убедил Пэм в том, что нельзя ей стучать в дом к тем людям, угощать их сладким пирогом, приглашать к нам на обед – разве что подаст она жареного цыпленка или пирог с курятиной. Так что мы решили подождать дальнейших событий, не сомневаясь, что они последуют, а пока Пэм взяла на себя задачу помочь Цыпе поскорее привыкнуть к новой обстановке.

Я частенько выглядывал из окна кухни и видел спину Пэм и сидящего рядом с нею на верхней ступеньке крыльца Цыпу. Слышал, как она снова и снова повторяет, подражая куриному кудахтанью: «Цыпа, ты такой красавец, а здесь так чудесно. Тебе не нужно целыми днями кукарекать. Никто тебя не обидит. Ты же можешь быть послушным, спокойным мальчиком». Он, в свою очередь, отвечал ей благодарным, влюбленным воркованием, чуть ли не с извинениями. Я не мог не прийти к мысли о том, что одну истину он отлично усвоил: никто в жизни так не понимал его – и не любил так сильно, – как та женщина, что сейчас сидела с ним рядом.

Прошла неделя, потом еще одна и еще. Пэм проводила во дворе гораздо больше времени, чем раньше, помогая Цыпе акклиматизироваться. В этом она на удивление преуспела. Он стал орать не так громко и не так часто, хотя (поверьте мне на слово) это все равно, что утверждать, будто ураган оказался чуть менее ужасным, чем предсказывали синоптики. Нередко он по-прежнему громко вопил, отравляя жизнь окружающим.

Утром на Хэллоуин 2010 года я сидел на диване и читал воскресный выпуск «Нью-Йорк таймс», мысленно готовясь к предстоящему вечером матчу «Пэтриотс». Оба ретривера тихо лежали на полу возле дивана. Позвонили в дверь, собаки вскочили с бешеным лаем, коты бросились искать себе убежище, Цыпа во дворе разорался. Я услышал, как Пэм и девочки разговаривают на крыльце с пришедшим. Наверное, подумал я, это продавец герлскаутского печенья или чего-то другого, столь же популярного в Америке.

Потом я увидел, как Пэм и с нею женщина лет за шестьдесят идут через нашу лужайку по направлению к петушиному дворцу, а Цыпа семенит вслед за ними. Из окна гостиной мне было хорошо видно, как гостья поднялась по пандусу и вошла в домик. Абсолютно незнакомая дама совершала экскурсионную прогулку по нашему неприлично дорогостоящему курятнику. Внутри она пробыла дольше, чем я считал естественным, – впрочем, здесь вообще не было ничего естественного. Через несколько минут, однако, женщина появилась, улыбаясь во весь рот, и они с Пэм принялись болтать и смеяться. Гостья обошла вокруг домика, задержалась у окна с фрамугой над входной дверью, показала пальцем куда-то вверх и сказала что-то такое, от чего Пэм засмеялась. Женщина вытащила из сумочки розовый блокнот, набросала несколько строк и протянула листок Пэм. Потом обе они пошли назад через двор, беседуя, как лучшие подруги.

Минут десять спустя я услышал, как хлопнула дверца автомобиля, зашуршали по гравию шины, открылась наша входная дверь, потом соседняя комната наполнилась топотом ног. Передо мной явилась Пэм, сжимая в руке бледно-розовый листок, который вручила ей та женщина.

– Прошли проверку благополучно, – только и сказала она с улыбкой, ширина которой говорила об исключительной важности этого события.

– Какую проверку?

– Насчет Цыпы и его домика.

Она протянула мне листок бумаги. Вверху стояла печать штата Массачусетс и логотип учреждения: «Департамент сельскохозяйственных ресурсов. Бюро охраны здоровья животных».

Вот здорово! Моя прежняя жизнь была уже в двух галактиках отсюда. Теперь я жил там, куда наносят визиты инспекторы животноводческих ферм. Ниже на листке шел список животных по категориям – от крупного рогатого скота (молочного, мясного или тяглового) до коз, овец и свиней. Мы попадали в пункт «Прочие», вслед за лошадьми и кроликами. Милая женщина-инспектор написала на свободной строчке: «Петух – 1 гол.». И на вопрос «Имеют ли указанные животные признаки заразных заболеваний?» ответила: «Не имеет».

Там был еще вопрос, который, не сомневаюсь, в нашем случае дал им возможность повеселиться: «Имеет ли помещение для содержания животных достаточную площадь и оборудование, обеспечивающее надлежащую чистоту, освещение, вентиляцию и водоснабжение?»

Надлежащая вентиляция? Думаю, два затянутых сеткой окна и двойные двери из кедра обеспечивали достаточную вентиляцию. Освещение? Наш петух был, несомненно, единственным представителем куриных в Соединенных Штатах, кто пользовался преимуществом окна с фрамугой. Площадь? Да туда можно было поместить еще двадцать собратьев Цыпы, они могли прыгать там с трамплина, и все равно осталось бы еще свободное место. Чистота? Да там было чище, чем в комнатах у девочек!

Я взглянул на сияющую Пэм, которой не терпелось поделиться подробностями.

– Она сказала, что за тридцать с лишним лет своей работы инспектором еще не встречала такого замечательного жилища для петуха.

Лучше было бы сказать, что за всю историю инспекций ни один инспектор нигде не встречал такого!

Мне всегда было приятно видеть Пэм такой оживленной, но если уж говорить начистоту, то сейчас, глядя на ее ликование, я почувствовал, как мое настроение неудержимо падает.

– А она не сказала, почему решила приехать? – поинтересовался я.

– Толком не сказала, – ответила Пэм. – Я тоже поначалу подумала, что это немного странно, даже осторожно спросила у нее. А она ответила, что работает по воскресеньям, потому что в выходной легче застать людей дома, чем в будни.

Это звучало, в общем-то, правдоподобно, но вместе с тем я понимал, что инспектор не станет наугад бродить по домам без всякого предупреждения в любое воскресное утро. Прежде всего, наш петушиный домик так же похож на помещение для петуха, как я – на распасовщика Национальной футбольной лиги. Нет, ей должны были сказать, что в этом доме живет петух. Возможно, сказались мои тридцать с лишним лет работы в газете, но я привык выстраивать события в логическую цепочку и уверен, что первым дал ход этому делу тот парень в черном внедорожнике.

Он дал знать в муниципалитете, а уже оттуда позвонили инспектору. Инспектор по содержанию скота является к нам в дом, логично рассуждая, что прижать нелегалов легче всего на вопросе ненадлежащего содержания животных. А потом уже можно настойчиво предложить им избавиться от тех, кого они не в силах содержать по правилам. Вот она приезжает сюда и – Боже правый! – вместо курятника находит настоящий Тадж-Махал.

И все это в итоге означало, что мои надежды на освобождение, которое принесут мне власти, рухнули окончательно и бесповоротно.

– Она сказала, что этот город гордится своим наследием былых фермеров, – сказала Пэм и добавила: – Здесь нет законов или инструкций, запрещающих держать животных. Наоборот, власти по сути поощряют такие занятия.

Великолепно. Просто великолепно. Этой птице неизменно везет, куда ни повернись.

К этому моменту Цыпа, несомненно, услышал голос Пэм, поскольку подошел по траве прямо под распахнутое окно гостиной и издал такое оглушительное «ку-ка-ре-ку!!!», что даже привыкшие ко всему собаки нервно вскочили на ноги. Самое забавное, что в этом вопле я не услышал привычных жалоб. Это был победный, торжествующий клич. Петух действительно одержал надо мной верх.