После насыщенного событиями дня, плотно пообедав и поужинав в заводской столовой, путешественники определились с местом временного проживания.

С подачи одного из работников завода, порекомендовавшим жильё, где и спокойно, и хозяйка хорошо кормит, Матвей и Николай направились к скромной избе.

Хозяйка, Марфа Петровна, бабулька лет пятидесяти, сначала неохотно выслушала нежданных постояльцев, и уже хотела отказать, как вмешался Макаров, правильно оценив развитие ситуации.

— Марфа Петровна, вы нас уж пустите на постой. Мы из Киева приехали, корреспонденты журнала «Техника-Молодёжи». Мы ребята культурные, чистоту и порядок в комнате, что вы нам предоставите, гарантируем. Никого постороннего приводить не будем. По хозяйству подсобим — дров там нарубить, воды принести. Комнату убрать можем, коли надо. Ну и заплатим за постой, как же без этого.

— Коли так, заходите.

Поселила Марфа Петровна гостей в небольшой комнатке, подслеповатое окошко которой выходило во внутренний дворик крестьянского участка, огороженного полуразвалившимся плетнём. Во дворике были видны несколько грядок огорода, на которые хватило сил хозяйки.

В помещении, отведённом путешественникам, пахло затхлостью и плесенью.

— Что, Коля, правильно я сделал, что Унгера попросил банку хлорной извести и керосина. С этими словами Матвей извлёк из баула жестянку с белым остро пахнущим хлором порошком на самом дне, и бутыль на треть наполненную керосином.

Николай, ничего не говоря, подошёл к оконцу, осмотрел его, и удивлённо хмыкнув, нажал на раму. Со скрипом рама провернулась, и окно поднялось вверх, открыв проём в стене.

Принесли воды, развели хлорку и вооружившись тряпкой, что удалось выпросить у хозяйки, принялись за влажную уборку, протерев сначала стены, деревянный потолок, благо что он был низко и до него было просто дотянуться руками, лавки, что очевидно должны были служить гостям кроватями и табуретами, и в конце, израсходовав всю хлорку, вымыли пол.

Запах хлорки распространился на всю избу, и вскоре после окончания уборки появилась недовольная хозяйка.

— Чтож это, обещали мне порядок блюсти, а вона — навоняли!

— Это, Марфа Петровна, снадобъе такое, от холеры, тифа, простуды защищает. Всех бациллов поубивает и плесень из стен изгонит! — ответил недовольной хозяйке, не давая ей слова, Макаров.

— Ти чо за снадобъе? — подозрительно посмотрела бабулька на Матвея.

— Ти хлорка! На заводе ею чистоту наводят. На кухне плесень изгоняют, в отхожих местах заразе поселиться не дают. Тот же тиф хлорки боиться!

Ясно расслышав слово «тиф» хозяйка внезапно посмурнела и хлопнув дверью, ушла к себе.

— Не иначе как от тифа у Марфы Петровны кто умер, — прокомментировал произошедшее Макаров.

Велосипеды, вызвавшие на Кичкасском заводе повышенный ажиотаж и многочисленные распросы, не рискуя их оставить в сенях, закатили в чулан, приковав тросиком к балке дома.

Баулы с вещами взяли к себе в комнату, и сейчас из них были извлечены спальные мешки, что так хорошо себя зарекомендовали в дороге.

Матвей соорудил из опустевшей банки хлорки подобие керосиновой лампы, промыв и отжав кусочек половой тряпки, скрутил фитиль, затем извлёк кропилку с триэтилалюминием, выстрогал лучину и обмакнув её в содержимое стального бутылька, поджёг, просто вытащив её на воздух.

Слегка влажный и не пропитавшийся как следует фитиль не хотел загораться, но уступил находчивости Матвея.

Маленькое пламя лампы осветило колеблющимся светом комнатку.

На улице уже стемнело. Застрекотали кузнечики. Где-то в глубине избы завёл свою скрипучую песенку сверчок.

Николай, пока Матвей возился с раскладкой своего спального мешка, при неверном свете постепенно разгорающейся керосинки, ещё раз просмотрел свой блокнот, что-то исправил в нём, и тоже принялся разворачивать и накачивать воздухом свой спальный мешок.

Когда ребята улеглись в свои спальники, Николай вдруг спросил Матвея:

— Как ты считаешь, Бронштейн, бог есть?

— Странный вопрос от правоверного комсомольца, — удивился Матвей. К чему он, разве тебе не достаточно того, что пишет на эту тему Энгельс?!

— Я твоё мнение знать хочу, — Николай повернул голову и посмотрел на Матвея. Всё у меня тот твой рассказ про числа эти, мнимые, и пространства многомерные из головы не идут. Ведь если САМ Энгельс мог ошибиться, что я уже вижу своим умом, то может быть и с вопросом бога не всё так просто?

— Ну ты даёшь! — Макаров попытался засмеяться. Надо же, комсомолец богоискательством занялся!

— А ты не смейся! — агрессивно ответил Николай. Вопрос, между прочим, краеугольный философский! От ответа на него многое зависит.

— А тебе что, недостаточно ответа классиков марксизма?

— Я ТЕБЯ послушать хочу.

— Ну чтож, сам напросился. Не ругай меня, если тебе после моего ответа кошмары будут сниться.

— Это почему?!

— А вот потому! Послушаешь, поймёшь!

— Итак, что можно извлечь из современного естествознания для изучения основной проблемы теологии?

Сначала надо определиться с вопросом, Что или Кто есть БОГ? Есть определение поповское, но для тебя оно как вижу, недостаточно. Ты, хочешь мое мнение знать?

Островский утвердительно кивнул.

— Ну, если всё-таки отталкиваться от церковного определения, но «научно» можно сформулировать аналог: — как далеко может зайти развитие РАЗУМА? Если НАША ВСЕЛЕННАЯ вечна во времени, и всегда выглядела примерно так, как она выглядет сейчас, то как же могли в ней развиваться разумные существа?! И какого уровня могущества они могли достичь за минувшие безсчётные количества лет?! Ведь проблему бытия бога можно и так сформулировать — что БОГ это сверхцивилизация разумных существ, обогнавшая в познании мира человечество на невообразимое количество лет! Чем такая цивилизация или её представители не БОГ?

— Хм, задумался Николай. Действительно, как подумаешь, чего мы добились за каких-то полтора века технического прогресса, дух захватывает!

— ТОЛИ ЕЩЁ БУДЕТ! — загадочно произнёс Матвей, а точнее Макаров, уже хотевший заснуть. Но не тут-то было!

— А ведь в самом деле, если как ты говоришь, во Вселенной есть ТАКИЕ сверхцивилизации, то где они? Как они могут выглядеть?

— Эх, не даёшь ты мне уснуть, Николай!

— Хорош спать, ещё наспишься. Интересно ведь! И что такого ужасного в твоих словах?

— Ну ладно, продолжу. Много о развитии человеческой цивилизации и возможных цивилизациях Космоса писал ныне живущий у нас в СССР философ и учёный-провозвестник космонавтики — науки об освоении человечеством космического пространства, как неизбежной фазы развития жизни, Константин Эдуардович Циолковский. Увы, всё-таки рассмотреть проблему достаточно достоверно ему не хватило знаний.

— О Циолковском я слышал от тебя ранее и даже книжку его про изучении внеземного пространства реактивными приборами читал. Вот про его мысли насчёт инопланетчиков и их развития я у него не нашёл.

— Не удивительно, Константин Эдуардович не только тобой читанную книжку написал. А ведь кроме Циолковского есть ещё его учитель — Фёдоров, Николай Фёдорович. Тоже величина, не меньше Циолковского! Только понять его сложнее.

— Ну а ТЫ, всё-таки, что можешь по этим вопросам сказать?

— Обрушим на поднятую тобой тему всю мощь накопленного человечеством знания. Начнём с физики. И с такого её раздела, как термодинамика.

— Странно. На лице Николая, хорошо видного в свете разгоревшейся керосиновой лампы, возникло выражение сильного удивления.

— Какое отношение динамика тепловых процессов имеет к поднятым вопросам?

— Прямое, если вспомнить определение энтропии, данное Людвигом Больцманом.

— Это через вероятности состояний частиц газа? Из описания которых следует «Тепловая Смерть Вселенной»?

— Угу. Только вопрос не так прост. Надобно для понимания присовокупить к описанию энтропии Больцмана понятие «возврата Пуанкаре», которое как нетрудно догадаться, сформулировал француз Анри Пуанкаре.

— Это те его выкладки, где доказывается, что фиксированный набор частиц будет повторять свои состояния через невообразимые количества комбинаций? Поскольку число частиц конечно, то и количество их перестановок конечно? — блеснул эрудицией Николай.

— Ага. А если взять на себя труд проанализировать в свете этих математических выкладок некоторые элементарные вопросы, то возникает следующая проблема, которую кстати, уже означил упомянутый Пуанкаре: — ПРОБЛЕМА БОЛЬЦМАНОВСКОГО МОЗГА! Хотя справедливей её было бы назвать проблемой «ДЫБЫ БОЛЬЦМАНА»!!!

— Это почему «ДЫБЫ»? — в голосе Островского зазвучал жгучий интерес и даже нотка страха.

— Потому что здесь, строго математически(!) доказывается… РЕАЛЬНОСТЬ АДА!

— ЧЕГО?!! — Островский аж попытался сесть, что в спальном мешке не получилось. Почему это АД?! Что за бред?!

— А вот так. Возъмём цельного человека. И посчитаем, какова вероятность его самосборки из хаотически мечущихся атомов. Невообразимо малая величина, где-то десять в степени равной числу Авогадро помноженного на число молей различных атомов, составляющих человеческое тело.

— Отрежем у нашего страдальца ступни. Посчитаем вероятность самосборки его в таком вот «усечённом виде». Она окажется больше! И кстати, в невообразимо громадное число раз, примерно равное десятке возведённой в степень числа Авогадро, помноженного как раз на то количество молей вещества, что было в отрезанных ступнях. Формула неточная, но оценить громадность «неправильных состояний» человеческого тела позволяет.

Но и это не всё! Можно доказать, что чем мучительнее будет расчленение, тем вероятность самосборки такого страдальца ВЫШЕ! И опять таки, рост вероятности просто неправдоподобно громаден! Чем сильнее изуродован человек, тем его такое состояние «предпочтительнее» в смысле вероятности, с точки зрения классической термодинамики. Кстати, Людвиг Больцман, когда провёл эти расчёты, не нашёл понимания у коллег, и по слухам сошёл с ума и повесился!

Матвей прервался, посмотрев на Николая. Тот смотрел на него «квадратными» глазами, в которых появился самый настоящий непрекрытый ужас.

— Д…да как же так?!! — наконец произнёс он. Что же это такое, ведь действительно так получается!

— Воть, теперь ты сам понял смысл выражения «Во многих знаниях много печали»! А вот теперь, как ПРАВИЛЬНЫЙ КОМСОМОЛЕЦ, ты должен, даже обязан! возмутиться.

— А разве в рассуждениях есть ошибка? — с какой-то затаённой надежной спросил Николай. Логично же, с точки зрения математики!

— НО! С чего ты, Николай взял, что классическая термодинамика ВСЕГДА верна? А может быть к безконечному миру с ней подходить нельзя? Может быть у ЖИЗНИ своя ВЕРОЯТЬ?!!

— То есть ошибка в принятых допущениях? — снова блеснул эрудицией Островский.

— В том, что принято ПО УМОЛЧАНИЮ! И знаешь что, давай спать. К таким вещам с «кондачка» подходить не стоит. Если не хочешь, чтобы рассудок лопнул.

— А с другой стороны, можно эту проблему изучить! Представляешь себе, какую КНИГУ написать можно! СОВЕТСКИЙ, КОМСОМОЛЬСКИЙ НЕКРОНОНОМИКОН! Порвёт рассудок всех мистиков Земли нах…!