Холли

— Бронвин, — начинаю я, пока сервирую стол для ужина.

— Да, — говорит она, ставит салат на обеденный стол и поворачивается, чтобы достать лазанью, которую я приготовила.

— Эм-м, — мой голос слегка хрипит, нервы зашкаливают, а руки потеют.

— Что такое? Ты в порядке? — заботливо спрашивает она и садится за стол рядом со мной.

— Да, просто... — Говори же, Холли. — Не могла бы ты присмотреть за Эммой во вторник вечером?

— Работа, дорогая? — я улавливаю веселость в ее голосе. Думаю, она знает и наслаждается тем, что мучит меня.

— Не совсем.

— О, это связанное с работой событие? — дожимает она, заставляя меня рассказать ей.

— Э-э-э, ну, не в этом дело. — Давай, будь взрослой. — Хм, ну, вроде как, Пьер пригласил меня на свидание, что-то в этом роде.

Я чувствую, как мое лицо меняет цвет от розового до алого. Почему это так неловко?

— Правда?

— Не совсем.

— Хорошо, он сделал это или не сделал? Тут не слишком много вариантов.

Я делаю огромный вдох, пытаясь успокоить расшатанные нервы. Что Бронвин обо мне подумает? Не слишком ли рано даже рассматривать вариант свиданий? Прошло всего полтора года. Что, если это слишком рано? Что, если Бронвин подумает, что я никогда не любила Стефана?

— Я пригласила его, чтобы отблагодарить за помощь, когда на меня напали, и прежде чем поняла это, он перевернул все и сказал мне, что это он готовит мне ужин, — я делаю паузу, встаю и отодвигаю стул, отчего тот с грохотом падает. Поднимаю руки, чтобы закрыть лицо. — Не слишком ли рано? То, что я делаю — неправильно?

Я слышу скрип стула Бронвин по кафелю и чувствую ее руку на своей спине.

— Если это ощущается неправильно, то, видимо, это так. Но если правильно, тогда действуй. Ничто не заставит меня плохо подумать о тебе, и, как я уже говорила, ты должна начать снова жить. Ты потрясающая мама, и Эмма прекрасно себя чувствует. Удели время себе. Просто посмотри, куда это приведет.

Медленно подняв голову, я вижу счастье на ее лице. Ее морщинки от смеха заметны, но только потому, что она улыбается. Она заботливая и красивая, и была моей спасительницей. Я наклоняюсь и обнимаю ее так долго, как только могу.

— Можно и мне обнимашки? — спрашивает Эмма, когда выходит к нам в пижаме.

— Я не знаю, — говорю я, подмигивая ей. Слеза скатывается, и я вытираю ее, прежде чем моей наблюдательной семилетке выпадет шанс заметить ее.

— Почему ты плачешь?

Слишком поздно.

— Потому что я счастлива.

— Я тоже счастлива. А чему ты радуешься? — она прижимается под моей рукой своим маленьким тельцем ко мне.

— Потому что у меня самая лучшая семья в мире.

— У меня тоже! — она кричит от радости.

Мы проводим некоторое время, обнимаясь, пока своим ангельским маленьким личиком она оставляет сентиментальные поцелуи на мне.

— Ужинать, — говорит Бронвин, и мы садимся и наслаждаемся нашей едой.

Пьер

— Я решил прислушаться к тебе, Ева. Надеюсь, ты не возражаешь, но я пригласил Холли сюда на ужин.

Я распахиваю шторы в гостиной и позволяю свету проникнуть внутрь. Открываю стеклянные двери, и свежий воздух устремляется в комнату, а я стою и решаю, что же мне нужно сделать.

— Конечно, я не уверен, куда все это заведет меня с Холли, ведь она может оказаться не такой, как я думал. Но если ты считаешь, что это хорошая идея — я в жизни ее дочери — тогда мне нужно начать что-то с Холли.

Я подхожу к кухонному шкафчику, в котором хранятся все чистящие средства, и достаю тряпку с моющей жидкостью.

— Я знаю, что ты наблюдала, когда я почти поцеловал ее. И думаю, ты бы тоже одобрила это. Но она так выводит меня из себя.

Я иду в гостиную и начинаю переставлять фотографии на полках, пока вытираю под ними пыль.

— Она не такая, как ты, Ева. Она на самом деле другая. Ты слышала, как она сказала мне о том, что я не готовлю сам бульон? Слышала, оui? Бьюсь об заклад, ты смеялась, глядя на меня.

Я вытираю все поверхности в гостиной, удаляя осевшую пыль и возвращая этому месту тот вид, который когда-то был. В том времени, когда смех и яркий солнечный свет наполнял наш дом. Когда добираюсь до бара, я вижу пустые и полные бутылки, разбросанные упаковки таблеток.

Я перестал принимать таблетки, когда понял, что они влияют на мое душевное состояние. Глядя на отвратные разрешенные наркотики, я должен решить, что делать со всем этим.

Должен ли я сохранить их на случай, если они опять могут мне понадобиться? Или мне стоит выбросить их в мусорное ведро? Знаю, Ева захотела бы, чтобы я избавился от них, но не думаю, что я достаточно силен... пока.

Взяв с кухни мусорный мешок, я иду обратно в гостиную и выстраиваю в ряд все бутылки — тридцать шесть, если быть точным. Большинство из них пусты, и только несколько бутылок с остатками золотистой жидкости, плещущейся на дне.

— Я полагаюсь на веру, Ева. Я доверяю тебе. Ты сказала мне во время своего визита, что нормально отнесешься ко всему. Но я не уверен, что полностью готов отпустить все.

Глядя на бутылки, я жду, в надежде, что Ева скажет мне что-то.

— Думаю, она мне нравится. Думаю, она может быть той, кто мне нужен, но нужен ли я ей?

Вооружившись бутылками, я делаю несколько заходов к мусорным бакам. Пять ходок спустя я остаюсь с чистым баром и только полупустой бутылкой скотча.

— Я лучше помою эту кухню, потому что не смогу готовить в этом беспорядке. Знаю-знаю, ты, должно быть, думала, что я пренебрегал всем. Oui, mon amour, я бы тоже так подумал. Но я постараюсь, потому что, как ты и сказала, пришло время для меня двигаться дальше.

Я открываю холодильник и начинаю вычищать его. Не знаю, как позволил ему так запуститься. Мне должно быть стыдно. И так оно и есть.

Уборка на кухне приносит удовольствие. Ощущается правильно. Есть что-то очищающее в избавлении от всего, за что я держался.

— Как ты думаешь, что я должен приготовить для Холли? Я бы хотел, чтобы ей это понравилось. Помню, что ей понравился пирог с лимонным безе, поэтому, возможно, приготовлю его. Но какое порекомендуешь приготовить основное блюдо?

Знаю, я могу показаться сумасшедшим, если кто-нибудь заглянет ко мне. Тот, кто разговаривает сам с собой, похож на человека, лишившегося рассудка.

Я начинаю хихикать. Я действительно представляю из себя сейчас черт знает что.

— Mon amour, интересно, находишь ли ты тоже это смешным?

Пока убираюсь на кухне, мои мысли медленно уносятся к сексу. Точнее, к сексу с Холли.

— У меня может быть секс с Холли, — шепчу я, надеясь, что Ева не будет слишком сильно злиться на меня.

Протирая внутри холодильника, не могу сдержаться и позволяю своим мыслям вернуться в ресторан, к тому, что я чувствую каждый раз, когда вижу Холли в ее юбке-карандаш, облегающей бедра. Или как ее попка покачивается немного. Она определенно красивая, у нее шоколадного цвета глаза и красные губы. У нее божественная грудь — круглая, невероятно полная и чувственная. Ее фигура, черт возьми, ее фигура. Думаю, она великолепна и на сто процентов женщина. Я бы описал ее фигуру как песочные часы — классически красивые песочные часы.

— Mon amour, я знаю, что ты смеешься надо мной, но надеюсь, ты уйдешь, если мы с Холли решим попробовать наш собственный десерт, — я усмехаюсь и качаю головой. — Я хочу посмотреть, куда все это заведет, потому что если ты права, это может быть больше, чем просто секс. — Я протираю кухонную столешницу. — До тех пор, пока ты понимаешь, что всегда будешь в моем сердце.

Я продолжаю драить и чистить, мои мысли полностью поглощены очень заманчивой картинкой того, как Холли будет выглядеть обнаженной, и кое-что происходит. Предполагаю, я должен был ожидать его — легкий, сладкий аромат цветочных духов Евы.

На мгновение я останавливаюсь и оглядываю комнату. Я побеспокоил ее чем-то? Или она просто говорит мне, что все в порядке?

— Ты смеешься надо мной, не так ли? Я понимаю, mon chéri. Ты говоришь мне, что хорошо к этому относишься. — Я возвращаюсь к чистке раковины. — Надеюсь, что ты счастлива.