Холли

— Все очень вкусно, большое спасибо, — говорю я и кладу кусочек равиоли в рот.

— Они домашние, — Пьер замолкает и вытирает рот салфеткой, а затем делает глоток из своего бокала. — Я давно не готовил для кого-нибудь дома.

Могу сказать, для него было сложно признаться в этом.

Он избегает смотреть на меня, и пот, бисеринками скопившийся на лбу — явный признак его дискомфорта.

Слева от обеденного стола стоит книжный шкаф, который занимает всю стену от пола до потолка. В нем, должно быть, около тысячи книг, если не больше.

— Мне нравится твоя библиотека, — говорю я, пытаясь смягчить неловкое молчание.

— Это книги моей жены, она любила читать. Она могла сидеть у окна и читать днями напролет. Я, бывало, приходил домой с работы и находил ее там, где оставил утром. Частенько она все еще была в пижаме, а по дому вообще ничего не было сделано, — он усмехается и качает головой. — Особенно ближе к концу.

Вот черт, от одной неудобной темы к другой. Но мое присутствие в его доме однозначно привело бы к этому.

— Как она умерла?

Пьер опускает вилку и кладет ее сбоку от тарелки. Я избегаю взгляда его печальных серых глаз.

— У нее был рак яичников. Мы не знали, пока не стало слишком поздно.

— Я сожалею, Пьер. Я знаю, как трудно терять человека, которого любишь.

Ну, приплыли. Обстановка определенно становится мрачной.

— Она хотела ребенка, а я постоянно отказывал ей и говорил, что хочу больше продвинуться в карьере. Если бы я послушал и захотел того же, чего и она, то возможно...

— Ты не должен винить себя.

— Очевидно, я могу и буду делать это. — Мое сердце обливается кровью, потому что я знаю, какую боль он испытывает. — Если бы я согласился насчет ребенка, то, возможно, рак бы успешно поддался лечению.

— Ты не должен сомневаться в решениях, которые уже принял. Ты не можешь изменить прошлое.

Тишина заполняет комнату. Мы продолжаем есть, хотя уныние, безусловно, омрачило атмосферу.

— Мой муж умер полтора года назад.

— Merde! Что произошло? — с жаром спрашивает он.

— Он ехал по шоссе, и у него спустило колесо. Он сменил его и уже садился в свою машину, когда грузовик врезался в него. Водитель грузовика не гнал, но у него зазвонил телефон, и он посмотрел вниз, чтобы ответить на звонок, — мой голос дрожит, а кожа становится ледяной от мысли о том дне. — У нас даже не было шанса попрощаться, — я чувствую слезы, наворачивающиеся на глаза.

— Теперь настала моя очередь говорить «я сожалею». Я знаю, к какой сердечной боли может привести потеря супруга.

Вытираю слезу. Я недостаточно сильна, чтобы сдержать их все — одна пробилась сквозь мой контроль.

— Мне сказали, что он умер мгновенно. Он даже не понял, что произошло. Не почувствовал никакой боли.

Минуты идут. Такое чувство, будто время застыло, и мы молчим. Я смотрю в свою тарелку. Не знаю, что делает Пьер или на что смотрит, но я могу понять его чувства из-за потери жены, они такие же, как и у меня после гибели мужа.

— Не самое лучшее первое свидание, — Пьер прерывает наше молчание. Не могу удержаться и поглядываю на него, а он сидит напротив меня с едва заметной улыбкой.

— Возможно, это была не самая лучшая идея, — шепчу я.

— Non, пожалуйста. Теперь мы знаем одну из причин, почему мы стали теми, кто мы есть. Давай закончим нашу трапезу и поговорим о чем-нибудь хорошем, — он подносит бокал вина ко рту и делает глоток.

Вдруг я понимаю, что уставилась на его губы, на то, как они прижимаются к бокалу, пока он пьет.

— Расскажи мне о своей дочери.

Как только он задает этот вопрос, я чувствую, что темная туча миновала, и на сердце становится легче.

— Ей семь, и она ходит в первый класс. Она умная и невероятно общительная.

— Я заметил это, когда она подошла ко мне в больнице.

Кое-что крутится в моей голове, и я хочу выяснить это.

— Пьер?

— Oui.

— Почему ты поцеловал меня в кабинете Ангуса?

Он нерешительно ерзает на своем месте и наполняет рот едой. Подозреваю, что так он поступает, потому что хочет обдумать свой ответ. Я передразниваю его и съедаю еще несколько равиоли.

— Впервые я встретил Еву, когда она вошла в ресторан, в котором я работал в Париже. Гость попросил поговорить с шефом, и я увидел ее, когда шел к его столику. Я проходил мимо нее, и первое, что заметил — ее зеленые глаза. Они были такими красивыми, такими таинственными. Думаю, я влюбился в нее тогда. Пока разговаривал с клиентом, я все продолжал тайком поглядывать на нее. Она делала то же самое, а затем улыбнулась мне.

Я ставлю левый локоть на стол и опираюсь подбородком на ладонь, слушая, что рассказывает Пьер. Он так искрится, словно яркая свеча, освещающая весь мир.

— Меня позвали обратно на кухню, прежде чем я смог поговорить с ней. И когда вернулся обратно, она уже ушла. Я выбежал на улицу, чтобы посмотреть, смогу ли найти ее. И увидел. А мужчина следовал за ней. В ту секунду я ничего плохого не предчувствовал, но затем я увидел, как он подошел к ней и схватил ее за derrière (фр. ягодицы). Это меня очень рассердило. Она повернулась, чтобы накричать на него, и вот тогда я заметил, как он схватил ее за руку и попытался оттащить подальше от друзей.

— Черт! Что было дальше?

— Я подбежал к ним, схватил его и избил. Не люблю, когда мужчины прикасаются к женщинам без их согласия. Особенно к женщинам, о которых я забочусь.

Эм... это неловко. Пьер улавливает мои чувства.

— Oui. Я забочусь о тебе, Холли. Только не знаю почему.

Я смеюсь. Сомнительный комплимент, не правда ли?

— Pardon, это прозвучало не так, как я хотел сказать.

Из-за сильного французского акцента все становится еще смешнее, потому что он пытается быть искренним. Но это не срабатывает.

— Ты поцеловал меня, потому что я напомнила тебе о том, что случилось с Евой?

— Oui.

Он смотрит в свою тарелку и нанизывает еду. Пора менять тему разговора.

— Как давно ты живешь в Австралии? Я заметила, что твой акцент усиливается особенно, когда ты... как бы это сказать? Вспыльчив?

— Это не так! — он почти кричит.

— Это мое мнение.

— Ты упрямая, невыносимая, — он легкомысленно машет левой рукой в мою сторону.

— Я? Но я сижу здесь с тобой, наслаждаюсь этим прекрасным ужином, хотя ты и настаиваешь на том, что я «упрямая и невыносимая».

Он хмурится, рычащий звук исходит из его груди. Уголки его губ приподнимаются, и я замечаю, что он отчаянно пытается сдержать смех.

— И ты называешь меня «упрямой»? — я пожимаю плечами, закатываю глаза и наклоняю голову набок.

— Ты сводишь меня с ума.

— Пф-ф, да брось! Я считаю, ты сам сводишь себя с ума.

— Я больше не собираюсь разговаривать с тобой об этом.

Он встает и несет свою тарелку на кухню, фактически заканчивая этот разговор.

— Что, прости? Ты не можешь просто встать и уйти, — я встаю и следую за ним.

— Я могу, и делаю это, — кричит Пьер из кухни, прежде чем я появляюсь там.

— Ты ведешь себя глупо.

— Не правда.

— Черт, это так! — я кричу на него, когда захожу на кухню. — Поговори со мной. Если ты будешь реагировать так каждый раз, когда тема для тебя будет неприятной, это ни к чему нас не приведет.

— Non.

Он достает два больших стакана для парфе из холодильника и ставит их на кухонный островок.

— Пьер, ты ведешь себя как ребенок.

Все это быстро превращается в то, к чему я совсем не готова.

— Я не буду обсуждать это с тобой.

Он возвращается к холодильнику и достает две миски. В одной взбитые сливки, а в другой — ягоды, которые были порезаны и пустили сок.

Я молчу, пока он осторожно и искусно кладет их в стаканы, которые, оказывается, уже наполовину наполнены шоколадным муссом.

— Пьер, — начинаю я. Он поднимает голову и пытается заставить меня замолчать одним своим пылким взглядом. — Просто с ума сойти. Я даже не знаю, какого черта мы ссоримся.

— Мы ссоримся, потому что ты невыносима, — его акцент усиливается на последнем слове. Хоть это и прозвучало как оскорбление, ничего не могу поделать, но я возбуждаюсь. Потому что, опять же, во всем виноват его акцент.

— Я не невыносимая, — теперь же я просто подстрекаю его, потому что мне нравится то, каким страстным он становится, когда злится.

— Ты такая, — говорит он, едва сдерживаясь.

— Ты высокомерный француз. Это твое «ты такая», только доказывает мне, насколько ты эгоистичен.

Пьер перестает накладывать ягоды. Он кладет ложку в серебристую миску, а руки сжимает в кулаки. Они дрожат, его грудь быстро вздымается, и он с шумом пытается втянуть воздух.

— Именно так, Пьер, я думаю, что ты самовлюбленный. — О боже, какого черта я творю? — Эгоцентрист. — Он снова резко поднимает голову, и я вижу, что его глаза почернели от гнева. — Зацикленный на себе, — мой голос тверд, но тих.

Он обходит островок и становится лицом ко мне.

— Ты так глубоко погряз в себе, что даже не имеешь представления о реальности.

Заткнись, Холли.

— Ты невыносима, — повторяет Пьер, опуская взгляд на мой рот.

Мое сердце громко бьется, кровь быстро бежит по венам, и, не думая о том, насколько интимна эта ситуация, я прижимаюсь грудью к Пьеру.

Руками он хватает меня за плечи, а длинными пальцами прикасается к моей коже. Я опускаю взгляд на его пальцы. Чувствую его дыхание на своем лице, сладковатый запах его одеколона попадает в мой нос.

— Ты невозможен, — шепчу я.

Пьер усиливает хватку и слегка притягивает меня вперед.

Своим твердым телом он подавляет меня.

— Ты такая мягкая, — бормочет он, губами касаясь моей щеки.

Он прижимает свое твердое тело к моему, устраняя малейшее расстояние между нами.

— Пьер, — удается сказать мне до того, как я смотрю в его отчаянные серые глаза.

— Чего ты хочешь от меня? — он проводит носом вдоль моей шеи, а правой рукой скользит по моей пояснице.

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Мои глаза автоматически закрываются, и я чувствую, как теплыми губами он прикасается к местечку между моим плечом и шеей. Пьер растопыривает пальцы на моей талии и немного просовывает ладонь под пояс моих джинсов.

— Я хочу прикоснуться к тебе, — говорит он, а другой рукой хватает меня за задницу.

— Прикоснись ко мне, — мой голос сочится желанием, а тело горит для Пьера.

— Посмотри на меня, — командует он.

Я поднимаю голову, открываю глаза и вижу неутолимый голод, горящий глубоко внутри Пьера.

— Это наш первый поцелуй, — он наклоняет голову и захватывает мои губы. Медленно и нерешительно языком он исследует очертание моей нижней губы. Будто боготворя, Пьер притягивает меня ближе, и мы оба начинаем пятиться.

Моя спина касается прохладной стены, и он нежно прижимается ко мне. Опустив руки вниз к его заднице, я притягиваю его ближе и поднимаю ногу, чтобы обхватить ею его бедро.

— Холли, — бормочет он, одновременно поглаживая ладонью мою грудь через ткань рубашки. Сжимает мои соски, пытается покрутить их, но между нами слишком много слоев одежды.

Поцелуй становится обжигающим. Мы с Пьером пожираем друг друга, я не могу мыслить трезво.

— Больше, — прошу я, хватаюсь за его рубашку и стягиваю ее через его голову.

В этот момент нет никакого страха. Все кажется таким естественным.

— Tu es ma (фр. ты моя), — стонет он мне в рот.

Я поднимаю руку и запускаю пальцы в его волосы на затылке, наматываю пряди на ладонь. Тяну их назад и наблюдаю, как он закрывает глаза, а его шея красиво выгибается.

Кадык Пьера дергается, когда он пытается сглотнуть. Я покрываю поцелуями щетину на подбородке, а затем перехожу к великолепному выступу на его горле.

— Tu es ma, — снова бормочет он, пальцами запутываясь в моих волосах, притягивая к своей шее.

— Пьер, — стону я и целую его, скольжу языком по грубой поверхности.

Глубокий гортанный стон вырывается из его груди, я чувствую силу этой вибрации у своей груди.

Мы окружены прекрасным страстным огнем, пламя которого не поддается контролю. Наши тела изголодались друг по другу. Наша страсть обострена диким плотским желанием.

Я чувствую его возбуждение, когда он толкается своими бедрами, прижимает меня к стене, обездвиживает меня. Черт побери, он овладевает мной.

— Да, — выдыхаю я, и наши губы снова сливаются в поцелуе.

Пьер одерживает верх. Я теряю контроль.

— Не дергайся, черт возьми, — снова приказывает он, опускаясь на колени передо мной.

Он расстегивает мои джинсы, отодвигает трусики в сторону и запускает свои длинные, талантливые пальцы в меня.

О, черт!

Нет, нет, нет. Я не готова к этому. Я не готова быть с другим мужчиной. Пока нет.

— Остановись, — говорю я, а он в это время кусает меня за живот. Но он сразу же делает как ему велено.

— Je suis désolé (фр. прости меня). Я не планировал, чтобы мы заходили так далеко, — Пьер поднимается с пола и делает шаг назад, проводит руками по лицу, а затем по волосам.

— Это... — Эм, что, черт возьми, я могу сказать? Я расправляю рубашку и застегиваю джинсы, отходя от сумасшествия на кухне. — Я... я не... — Я смотрю куда угодно, только не на Пьера.

— Я должен принести свои извинения еще раз. Мне очень стыдно за свои действия.

— Мне уйти? — спрашиваю я, не совсем понимая, что происходит.

— Пожалуйста, останься. Мне нравится твоя компания, но, возможно, будет лучше, если мы не будем больше так давить друг на друга.

Ауч. Серьезно? Отшита.

— Конечно, — говорю я, совсем смущенная. Мой голос обнажает мои чувства, и уверена, он понимает, что я чувствую себя отвергнутой.

— Mon chéri, все это не потому, что я не хочу тебя. А потому, что я жажду тебя так же сильно, как эти сладкие ягоды, которые я вымачивал весь день. Я не смогу остановиться, когда мои губы прикоснутся к твоей сладкой коже.

— Я думала, что ты не хочешь этого.

Он смеется от души, запрокинув голову назад.

— Non, я предвкушаю тот момент, когда смогу насытиться тобой. Поверь мне, я с нетерпением жду того времени, когда окажусь внутри тебя, — он облизывает пальцы и стонет от моего вкуса.

Хлоп. О, да, это был мой второй яичник.