Холли
Спасибо, Господи. И это действительно все, что я могу сказать. Спасибо, Господи, что неделя моего обучения закончилась.
Кроме той тарелки, стычек с Пьером больше не было, хотя, думаю, это только вопрос времени, когда кто-нибудь из нас взорвется.
Он высокомерный придурок. Он разговаривает с нами так, словно мы ничто. У него точно комплекс Бога.
Должна сказать, кто бы ни был на побегушках у него дома, я ему сочувствую.
Но сегодня вторник, и у меня выходной. Я упаковала еду для пикника, и когда заберу Эмму из школы, мы поедем в парк. В ресторане творилось сумасшествие. Мое обучение было далеко от нормального, и я приходила домой раздраженной благодаря «любимому» Пьеру и его идиотскому поведению.
Я упаковываю корзинку для пикника и одеяло и сажусь в свою машину, чтобы забрать Эмму из школы. Пикник будет для нее сюрпризом, но я уверена, что ей понравится.
Возле школы довольно шумно — в это время родители забирают своих детей.
Я сижу в машине и жду, когда прозвенит школьный звонок и когда я смогу забрать Эмму с занятий. Обычно это делает Бронвин, но когда я дома, это моя обязанность.
Хоть я и жду, пока прозвенит звонок, прежде чем зайти в класс, она всегда выходит последней, потому что слишком занята беседой с учителем. Ее маленькое личико всегда светится теплой и счастливой улыбкой, когда она видит меня, и сегодня, надеюсь, она подарит мне ту самую жизнерадостную улыбку.
Я слышу звонок, выхожу из машины и иду к ее классу. Выходят дети, все одеты в школьную форму и радостно болтают между собой.
Когда вижу Эмму, она именно там, где я и думала — возле учительского стола, оживленно разговаривает с преподавателем.
Я стою в стороне и наблюдаю, как она что-то радостно описывает. Теплота и любовь наполняют мое сердце. Без сомнения, Эмма — это величайший дар, который я получила в жизни.
Ее возбужденные глазки смотрят в сторону холла, и она видит меня, стоящую в дверях со слезами на глазах. Ее улыбка меняется с той, которую она дарит окружающему миру, на ту, которая предназначена только для меня.
— Мамочка! — кричит она и бежит ко мне. Маленькими ручками она обвивает мою талию, и ее объятия усиливаются. В эти драгоценные секунды я понимаю, что только что запечатлела воспоминание. Это снимок любви в чистейшем ее проявлении. Важная, драгоценная картина, которая останется со мной до конца моей жизни.
— Я скучала по тебе, малышка.
— И я скучала по тебе. Что мы делаем сегодня? Я не хочу делать уроки, но знаю, что должна, — говорит она, шаркая ногами, пока мы идем к нашей машине.
— Хм-м, ты не хочешь делать уроки? — я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе, чтобы поцеловать в лоб.
— Нет, не хочу. А могу я не делать уроки сегодня, мамочка? — она смотрит на меня, ее лицо наполнено надеждой. — Мы можем просто повеселиться? Например, попрыгать через разбрызгиватель, когда вернемся домой? Или, может быть, ты можешь отвезти меня в бассейн? — охотно предлагает она, подпрыгивая вверх и вниз.
— Ни в коем случае мы не поедем в бассейн, и мы не будем прыгать у разбрызгивателя. Еще недостаточно тепло, чтобы заниматься этим.
— Ма-а-ам, — ноет она, и плечи ее опадают.
— Э-э-эмма-а-а-а, — соответствую я ее тону.
— Я не хочу делать домашнее задание. Я хочу играть и веселиться. Домашнее задание не весело. Это скучно.
— Тогда нам повезло, что мы едем в парк.
— Мы? — кричит она, когда мы переходим дорогу в сторону машины. — Правда, мамочка? Мы действительно едем в парк?
— Да.
— Только ты и я, или еще с бабушкой? — она возбужденно подпрыгивает возле дверцы машины, ожидая, когда я открою ее.
— Только мы вдвоем. И…
— Да? — ее глаза сияют, и она лучезарно улыбается мне.
— Я собрала нам еду для пикника. После того, как мы погуляем, можно будет пообедать. Но мы не можем оставаться слишком долго, потому что завтра у тебя школа.
— Я так тебя люблю, мамочка, — говорит Эмма, когда садится в машину.
* * *
Я лежу на одеяле для пикника в тени старого эвкалипта. Пруд омывает край парка, его воды нежно окутывают песок узкого пляжа.
Это старый парк, который находится здесь многие годы. Здесь есть новая игровая площадка, скейт-рампа и даже огромный батут. Пруд искусственный и неглубокий, скорее детский бассейн для лета, когда жара становится невыносимой, и местным детям нужно место, чтобы охладиться.
— Мамочка, ты покачаешь меня на качелях?
Эмма сняла свои школьные туфли и носки и теперь ходит вокруг, позволяя траве щекотать ее ноги.
— Хорошо, только сначала сниму туфли, потому что мне нравится твоя идея ходить босиком.
— Ты тоже разуваешься? Мамочка, ты смешная, — хихикает Эмма и бежит к горке и качелям.
Сняв обувь, я стою и смотрю в ее сторону.
Моя дочь — это великолепие на земле, которое успокаивает меня и сосредотачивает на том, что важно. Медленно шагая к Эмме, я не могу сдержаться и чувствую огромную дыру в сердце. Часть меня была сломана в одно мгновение.
— Давай, мама, — кричит Эмма, раскачиваясь на качелях.
Когда я добираюсь до нее, она уже хихикает, раскачивается и поднимается все выше и выше.
— Толкни меня, — возбуждено кричит она.
— Если я тебя толкну, то ты можешь перевернуться вокруг рамы.
Я становлюсь сзади, и толкаю ее. Она раскачивается все выше и продолжает смеяться.
— Выше, мамочка, выше.
Я толкаю сильней, но осторожно, чтобы убедиться, что она не поднимется слишком высоко, это может напугать ее. Хотя, судя по тому, как она смеется, думаю, с этим проблем не будет.
Следующие полчаса я качаю Эмму на качелях, но усталости даже не чувствую, потому что награждена счастливым смехом моей девочки.
— Будешь строить со мной замок из песка? — спрашивает она, когда я перестаю толкать ее, и она замедляется до полной остановки.
— Нет, но я хочу попрыгать на батуте.
— Правда? — визжит она
— Ага, давай. Пойдем прыгать.
Солнце начинает садиться над холмами. Близится вечер, возможно, около пяти, и парк быстро пустеет. Лишь несколько детей остаются здесь, но скоро и они все отправятся домой.
Мы с Эммой прыгаем на батуте до тех пор, пока не выбиваемся из сил. Эмма валится на батут и смотрит на уходящее солнце. Ее каштановые волосы в абсолютном беспорядке, а большие карие глаза разглядывают небо.
— Мамочка, как ты думаешь, когда я умру, то увижу папочку на небесах?
— Я думаю, папа обязательно будет ждать нас там, — мы лежим рядом, взявшись за руки.
— Думаю, что бабушке грустно. Я слышу, как она иногда плачет. Не все время, но я слышала один раз, когда вставала, чтобы сходить в туалет, — говорит она, продолжая смотреть на меняющиеся оттенки неба.
— Иногда мы должны плакать, это нормально.
— Я плачу, когда мне очень грустно, — она прижимается ко мне, положив голову на сгиб моей руки. Груз воспоминаний камнем лежит на моей душе, в горле стоит ком и все, что я хочу сделать, это завернуть Эмму в плед и защитить от любой опасности, которая может ей угрожать. — Все хорошо, мамочка. Ты тоже можешь плакать, если тебе это нужно.
— Ох, милая, — говорю я, задыхаясь от своих собственных слез. Что я могу сказать семилетней девочке, чья чистота — моя сила? — Мне не нужно плакать, я буду обнимать тебя и это все, что мне нужно. Пока ты в безопасности, веселая и здоровая, я буду счастлива.
Несколько мгновений мы лежим в тишине, а затем Эмма начинает вертеться и картинно потирать живот.
— Мой животик только что сказал мне, что должен что-нибудь съесть.
Ее детский разум так легко переходит с одной темы на другую, не задерживаясь на том, что было сказано несколько минут назад.
Я улыбаюсь ей и сажусь.
— Правда? Может, он попросил что-то конкретное?
— Ах, да, он сказал, что хочет шоколада.
— Правда? Что-нибудь еще?
— Погоди! — она наклоняется и пытается приложить ухо к пупку, но терпит неудачу. — Еще картошку фри, гамбургер и молочный коктейль с карамелью, — Эмма выпрямляется и смотрит на меня с широкой улыбкой.
— Ну, ты можешь сказать своему животику, что у нас есть блинчики, фрукты и сок.
Она смотрит вниз.
— Ты слышал, животик? Это не то, что ты хотел, но это лучше, чем жаркое. Фу.
Я стараюсь сдержать смех, но он вырывается, когда я встаю и стряхиваю все, что могло прилипнуть от лежания на батуте.
— Пойдемте, мисс. Пообедаем и будем собираться.
— Ладно, — радостно говорит Эмма и бежит к нашему одеялу, лежащему в тени огромного эвкалипта. — Мамочка, твой телефон звонит, — кричит Эмма, пока я подхожу к ней.
Когда добираюсь до одеяла, телефон перестает звонить, но начинает снова, и я начинаю рыться в корзине для пикника, чтобы его найти.
Еще один пропущенный звонок, но затем я скольжу пальцем по экрану и вижу шесть пропущенных звонков от Ангуса.
Черт, что случилось?
Я начинаю доставать из корзины контейнеры с едой для пикника, когда мой телефон снова звонит.
— Здравствуйте, — говорю я, в то время как передаю Эмме ее обед.
— Извини, что беспокою тебя в твой выходной, Холли, но три официанта сегодня не пришли. У нас два банкета по десять человек в полвосьмого, а персонала очень не хватает. Есть ли вероятность, что ты сможешь быть сегодня вечером?
Я смотрю на Эмму, она с удовольствием ест свой блинчик.
— Который сейчас час?
— Около шести, — отвечает Ангус.
— Я не смогу приехать к семи, даже если бы была дома. Я смогу приехать только ближе к восьми.
— Я бы действительно не стал просить тебя, если бы не эти два больших заказа, но сотрудников и так не хватает.
— Кто на смене?
— Только Эндрю и Джастина. Пьер с двумя его помощниками на кухне. Его штат тоже невелик.
Я не могу сдержать смех и закатываю глаза. К сожалению, не могу удержаться и отвечаю:
— Неудивительно.
— Прости?
Вот черт, я не хотела произносить этого вслух.
— Ничего, — я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Эмма улыбается мне, а я подмигиваю ей. — Я приеду как смогу, но это будет не раньше восьми.
— Большое тебе спасибо, ты спасла меня. Припаркуйся на задней стоянке на одном из зарезервированных мест.
— Хорошо, скоро увидимся.
Я вешаю трубку, беру свой блинчик и начинаю его есть.
— Эмма, — начинаю говорить я, но она меня перебивает, прежде чем я успеваю продолжить.
— Я знаю, тебе нужно на работу. Все хорошо, мамочка. Бабушка дома, она присмотрит за мной, — Эмма доедает свой блинчик и тянется к коробке с соком. — Мы можем поехать прямо сейчас, если хочешь, — невинно предлагает она.
— Нет, так не пойдет, милая. Сначала мы должны закончить наш обед, а потом поедем домой.
— Ладно, можно мне еще что-нибудь съесть, пожалуйста?
Я наслаждаюсь обедом, потому что это время, проведенное с дочерью, никогда не повторится. Я хотела бы, чтобы эти мгновения длились всю жизнь, но они, кажется, длятся только доли секунды.
В такие дни, как сегодня, любовь растекается так легко, без условий и предрассудков — вот из чего создаются воспоминания.
Мы должны наслаждаться и запечатлевать эти редкие и захватывающие моменты, ведь мы никогда не знаем, повторятся ли они вновь.