— Лили! — Оушен, кассир с восьмой кассы, зовет меня.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда подхожу к ней.

— Я нехорошо себя чувствую.

У нее темные круги под глазами, и хотя она и выглядит бледной, я вижу капельки пота на ее лбу. Она дрожит, скорее всего, от начинающейся лихорадки.

— Думаю, тебе нужно пойти домой.

Я смотрю вдоль конвейерной ленты и вижу трех человек, ожидающих в очереди.

— Как только обслужишь последнего покупателя, закрой кассу, и я подменю тебя. Ты хочешь, чтобы я позвонила твоим родителям, чтобы они приехали за тобой?

— Да, пожалуйста. Вот, — она вытаскивает телефон из кармана и отдает его мне, и я вопросительно приподнимаю брови. — Обычно я оставляю его в сумке, но я чувствовала себя ужасно, когда приехала. Прости, Лили. Этого больше не повторится.

Наша политика — никаких мобильных телефонов во время работы. Мне приходилось несколько раз конфисковывать их, но обычно сотрудники следуют правилам.

— Какой номер? И как зовут твою маму?

— Она записана, как «мама», и ее зовут Мелани, — говорит она, пробивая товары клиента.

Я нажимаю на «мама», и слушаю гудки, пока жду ответа.

— Привет, дорогая, ты чувствуешь себя лучше?

— Здравствуйте, Мелани, это Лили Хэкли, менеджер с работы Оушен.

— О, мой Бог! — она громко визжит в телефон. — Она в порядке? О, Боже мой, — покалывание проходит по моему позвоночнику. Ее защитный материнский инстинкт прекрасен, и это то, чего я никогда не знала и не испытывала.

— Оушен нехорошо себя чувствует. Похоже, у нее жар, и она слишком больна, чтобы быть здесь. Не могли бы вы приехать и забрать ее, пожалуйста?

— Я выезжаю. Она в порядке? Она страдает? Ей нужно привезти что-нибудь? — она нервничает и паникует.

— Мелани, она в порядке. Как только она закончит с клиентом, я отправлю ее в комнату для персонала дожидаться вас, — говорю я спокойным и успокаивающим голосом. — Когда вы приедете, напишите Оушен, и я приведу ее к вам.

Женщина облегченно выдыхает, и я слышу, как она делает глубокий вдох.

— Спасибо большое, что позвонили мне. Я буду у вас через несколько минут.

Она вешает трубку в то же время, когда Оушен заканчивает обслуживать клиента. Девушка быстро закрывает свою кассу, и я звоню по внутренней связи менеджеру отдела продуктов длительного хранения и прошу его подойти к кассе.

Я пробиваю товар, когда приходит Карл, и прошу его поработать за кассой, пока я вместе с Оушен буду ждать ее маму в комнате для персонала.

Она ютится в углу комнаты, подтянув колени к груди.

— Лили, могу я сказать тебе кое-что? — спрашивает она меня.

— Ты можешь сказать мне все, что угодно, — я прикладываю руку к ее лбу и замечаю, что температура быстро повышается.

— С самого первого дня моей работы здесь я думала только о том, как ты красива. Думаю, что у тебя самые красивые глаза из всех, которые я когда-либо видела, — она кладет подбородок к себе на колени. — Прости, — говорит она.

— Сколько тебе лет, Оушен?

— В следующем году мне исполнится восемнадцать, — я улыбаюсь ей, и она слабо улыбается мне в ответ. — И все же, ты очень красивая.

— Спасибо, — бедный ребенок, она, должно быть, бредит, раз думает так.

Ее телефон вибрирует в руке, и она смотрит вниз, на экран.

— Мама приехала, — она неуверенно встает, и я замечаю, что сейчас ее трясет еще больше.

— Пойдем, Оушен. Я помогу тебе выйти, — я оборачиваю руку вокруг ее плеча и помогаю ей выйти из магазина. Ее мама ждет, и как только замечает нас, сразу подходит.

— Большое спасибо, — говорит она, когда обнимает Оушен и делает то, что делала я.

— Не стоит благодарности. Всего хорошего, Оушен. Увидимся на следующей неделе на твоей смене.

— Спасибо, Лили, — говорит мне Оушен через плечо.

Я смотрю, как Мелани, заботливо и с любовью, помогает Оушен сесть в машину. Сама же садится на место водителя, и они уезжают. Я возвращаюсь в магазин и иду к Карлу, который работает за кассой, и вижу, что у него полно народу. Сегодня один из самых напряженных дней в году, и нам пригодятся любые свободные руки, даже менеджера магазина. Чейз должен будет спуститься вниз, если мы не будем справляться.

— Закрой кассу после того, как обслужишь того джентльмена, — я указываю на последнего человека в очереди, и Карл выключает свет над кассой.

Я иду к одной из свободных касс, вхожу в систему, проверяю чеки и начинаю работать. Нас стало меньше на одного человека, с тех пор как Оушен уехала, а волна людей неустанно пребывает.

Часы тают один за другим, и прежде, чем я замечаю это, мой живот начинает урчать, требуя еды. Я смотрю на часы чуть выше двери и вижу, что до моего перерыва осталось полчаса. Я последовательно осматриваю этаж, пытаясь понять, что еще нужно сделать. Хотя мы и очень заняты, все проходит гладко.

— О, мой Бог! — я слышу отчетливый голос моей когда-то лучшей подруги и, оглядываясь, вижу, что она стоит в очереди у моей кассы.

Я чувствую, как мой рот открывается, когда в неверии смотрю на нее. Я годами не получала от Шейн никаких известий, и она по-прежнему прекрасна, как тогда, когда я видела ее в последний раз.

— Шейн, — говорю я, но это больше похоже на визг. — Ты все так же красива! — выбалтываю я.

— Совершенно точно, — говорит пожилой джентльмен, которого я обслуживаю. Он поворачивается к ней и невинно подмигивает.

— Спасибо, — она усмехается ему. — Ты только погляди. Я думала, что ты закончила колледж и работаешь в какой-нибудь престижной средней школе, — говорит она. Я чувствую, как мое лицо немедленно мрачнеет, и смотрю вниз на продукты, которые складываю в пакет. — Ты ведь закончила колледж, не так ли?

— Гм, — я больше ничего не говорю, потому что пробиваю последний товар пожилого джентльмена. — С вас шестьдесят семь долларов, — джентльмен расплачивается, желает нам с Шейн счастливого Дня Благодарения и уходит. — Как поживаешь? — говорю я, меняя тему разговора.

— Совершенно фантастически. Мы с Лиамом поженились и переехали в другой район этого города. Его отец купил магазин шин и дисков и предложил Лиаму работу в павильоне, а мне в офисе. Мы не могли упустить этого. Это слишком хорошая возможность.

Я пробиваю ее товары и складываю их в пакет.

— Я так рада за тебя, — искренне говорю ей.

— Эй, во сколько ты заканчиваешь? Мы можем сходить перекусить, что ты об этом думаешь?

Я смотрю в ее глаза, и это немедленно переносит меня назад, в беззаботные и счастливые дни, которые мы разделили. Но неожиданно я понимаю, что мне хватит денег только на автобус. Трент дает мне точно нужную сумму, которая может мне понадобиться. А иногда, когда он забывает об этом, мне приходится идти пешком двадцать пять минут. Я полностью смущена тем, что должна сказать «жаль, но мой муж не дает мне денег на еду», поэтому говорю Шейн другое оправдание:

— Мне очень жаль, но я не могу. Я забыла свой кошелек дома, и у меня есть деньги только на автобус. Я сожалею, возможно, в другой раз, — если следующий раз когда-нибудь будет, то мне нужно будет придумать другое оправдание.

— Я не позволю тебе помешать нашему совместному обеду только потому, что ты забыла кошелек дома. Я угощаю. Мне нужно так много тебе рассказать, и я уверена, что с тобой тоже произошло много фантастических вещей. Когда у тебя перерыв?

— Я действительно не могу, — и как только я произношу эти слова, понимаю, что они не убедительны. Потому что я готова выпрыгнуть вон из кожи, ведь она здесь. Я хочу оббежать вокруг прилавка, обвить свои руки вокруг нее и крепко обнять ее.

— Это случится, Лили. Я не принимаю «нет» в качестве ответа, — она кладет руку на бедро и щелкает пальцами другой руки, показывая мне свою обычную «дерзкую Шейн».

Я улыбаюсь ей, и внезапно темнота внутри меня рассеивается. Повседневный мрак, который покрывает меня, не отпуская, исчезает, как будто его никогда и не было.

— Я скучала по тебе, — признаю я, не стыдясь.

— И я тоже, Лили, — она успокаивается и морщит губы так, что я понимаю, о чем она думает. — Итак, я не принимаю «нет» в качестве ответа. Я веду тебя на обед. Во сколько твой перерыв? — настойчиво спрашивает она.

— Через несколько минут, — я смотрю на часы, — на самом деле, через десять минут.

— Отлично! — громко кричит она, а затем закрывает рукой свой улыбающийся рот. — Ой, — бодро добавляет она, когда осматривается вокруг.

— Ты совсем не изменилась.

— А зачем мне меняться? — она пожимает плечами. — В любом случае, я положу продукты в машину и буду ждать тебя на улице. Там очень холодно, поэтому не заставляй меня ждать слишком долго, — она расплачивается за покупки и берет свои пакеты.

Я заканчиваю со следующими тремя клиентами, закрываю кассу и иду за своим пальто. Вынимаю свой телефон из сумки и вижу дюжину сообщений от Трента. Его обычные вопросы: «во сколько ты будешь дома?» и «я хочу курицу на обед», и даже «не забывай, ты должна сделать мое задание». Но последнее его сообщение — это то, которое он присылает часто. И за это я буду вечно благодарна, это значит, что у меня появился шанс дышать спокойно и не быть напряженной от волнения от того, что он может сказать или сделать. Он написал: «Буду работать допоздна, не готовь для меня ужин, поем вместе с парнями». Я отвечаю на все сообщения, которые он послал мне, избегая разговора о Шейн, потому что знаю, что это его не обрадует.

Надевая пальто, я засовываю телефон в карман и выхожу. Так холодно. Я думаю, зима будет снежной. Шейн ждет снаружи, переступая с ноги на ногу, в попытках согреться.

— Мне так холодно, — говорит она, когда обвивает свои руки вокруг меня и целует в щеку. — Девочка, что, черт возьми, произошло? От тебя ничего не осталось. Ты еще более тощая, чем несколько лет назад, — она хватает меня за плечи и отходит назад, путешествуя глазами по моему телу.

Неожиданно я чувствую себя выставленной напоказ и абсолютно смущенной.

— Тощая? Я не тощая. Я толстая.

Она морщит нос и обнажает зубы, в ее взгляде читается «что, черт возьми?».

— У тебя есть зеркало? Серьезно, девочка. Я откормлю тебя. Пойдем, — говорит она, когда берет меня за руку и идет мимо продуктового магазина. — Кафе вниз по улице хорошее?

— Я слышала хорошие отзывы о нем.

Шейн притормаживает и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Что ты имеешь в виду под «слышала хорошие отзывы»? Оно чуть больше, чем в ста метрах от твоей работы. Как ты могла ни разу не побывать там?

Смущение и стыд настигают меня. Как мне сказать ей, что у меня никогда нет лишних денег? Трент управляет нашими финансами и дает мне ровно столько, чтобы добраться до работы и обратно. Мне нужно брать еду из дома. И если я забываю, то приходится обходиться без нее. Но я не могу сказать Шейн об этом, потому что она не поймет. Трент управляет нашими финансами. Он говорит мне, что делает все, чтобы сэкономить побольше денег, чтобы мы могли купить дом.

— Гм, я просто никогда… ну, ты знаешь, — я пожимаю плечами.

Мы подходим к кафе. Шейн открывает дверь, проходит внутрь и садится в одну из незанятых кабинок.

— Лили, — говорит она, снимая свои перчатки и разворачивая шарф. — Что с тобой происходит?

— Ничего, — немедленно говорю я, защищаясь. — А что? — спрашиваю уже немного спокойнее.

— Как долго ты работаешь по соседству?

— Некоторое время. Приблизительно шесть лет.

— И ты никогда не ела здесь? Как такое возможно?

— Я просто не интересовалась этим кафе, — я смотрю вниз, избегая ее глаз, потому что они всегда были проницательными и знали, что я чувствую.

Тишина между нами длится больше минуты, пока молодая официантка не подходит к нам и не предлагает меню.

— Все так хорошо выглядит, — говорит Шейн, меняя тему разговора. — Что ты закажешь? Я очень голодна, думаю, возьму бургер, картошку фри и шоколадный коктейль.

— Коктейль? В такую погоду? — я смотрю на нее.

— Хм, — она морщит губы. — Ты права. Наверно, я возьму горячий шоколад с зефиром.

— Звучит отлично. Но я думаю, что возьму суп или, возможно, просто салат.

— Почему? Если ты хочешь бургер, тогда закажи бургер, — она откладывает меню и смотрит на меня. Я чувствую, как ее глаза сверлят меня, в них вспыхивают вопросы, которые она хочет задать, но, возможно, не хочет знать ответов на них.

— Я просто возьму суп и немного воды, — я продолжаю притворяться, что смотрю в меню.

Через несколько секунд подходит официантка.

— Привет, что я могу принести для вас, дамы? — спрашивает она, когда открывает маленький блокнот для заказов и вынимает ручку из-за уха.

— Гм, — начинаю я, но Шейн вмешивается.

— Нам два средних бургера, картошку фри и два горячих шоколада. С дополнительным зефиром, пожалуйста, — Шейн берет наши меню и быстро отдает их официантке. Она делает это так, что я не могу ничего сказать, и официантка уходит.

— Зачем ты это сделала? — шепчу я.

— Потому что ты хочешь его, и я думаю, возможно, ты смущалась заказать его. Теперь, если ты продолжишь жаловаться, я закажу тебе еще и кусок пирога, — она приподнимает брови и небольшая ухмылка появляется на ее губах.

— Нет, — говорю я, качая головой.

— Что нет?

— Нет, ты нисколько не изменилась. Никогда не меняйся, Шейн. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Я не буду. Теперь расскажи мне обо всем, что с тобой произошло. Ты закончила колледж?

— Нет, мне пришлось уйти. Это не сработало.

— Что это значит? Тебе пришлось уйти и это не сработало? У тебя была полная стипендия. Ты — самый умный человек, которого я когда-либо знала, и ты никак не могла вылететь за неуспеваемость. Так… что произошло?

— Знаешь, мы с Трентом поженились, и я забеременела, мы решили, что будет лучше, если я оставлю колледж, а Трент сконцентрируется на своей карьере.

— Подожди. У тебя есть ребенок? — она наполовину выпрыгивает из своего места.

— Нет, я потеряла ребенка, — мягко говорю я.

— Мне так жаль, Лили. Очень жаль.

Неловкий кокон тишины снова охватывает нас, до тех пор, пока официантка не приносит нам горячий шоколад.

— Этого просто не должно было случиться, все в порядке. В любом случае, я не могла заботиться о ребенке. Я бы не знала, что делать.

— У тебя была мама Трента, чтобы помочь.

Я отвожу взгляд, снова избегая ее.

— Да, — отвечаю я без энтузиазма. — Так или иначе, Трент преуспевает в медицинской школе. Ну, он проходит свою интернатуру, и, хотя это немного напряженно, он наслаждается этим.

— Хорошо, — говорит Шейн, откидываясь назад на многоместном, неразделенном сиденье. — Почему ты не закончила колледж, Лили? — она берет свой горячий шоколад и делает глоток.

— Карьера Трента намного важнее, чем моя. Мы решили, что я буду работать, а он — учиться в медицинской школе.

— Что ж, когда он станет доктором, ты, наконец, вернешься в колледж?

— Гм. Мы не говорили об этом. Я счастлива в продуктовом магазине. Они повышали меня несколько раз.

Шейн искоса смотрит на меня, и я нервно провожу пальцами по волосам.

— Все, что ты когда-либо хотела делать — это читать и преподавать, почему ты не можешь сделать этого сейчас, когда он уже доктор? Они зарабатывают действительно хорошие деньги. Возможно, не сразу, но через несколько лет, когда он будет доктором, ты сможешь вернуться в колледж.

— Я не знаю, мне нужно спросить у Трента, что он хочет делать.

Шейн выпрямляется на своем месте, и на ее лице появляется вопросительное выражение.

— Что ты имеешь в виду, Лили? Я знаю, что вы женаты, и тебе нужно обсуждать такие вещи с мужем, но еще вы равноправны. Твой голос в том, что ты хочешь делать, должен учитываться.

— А, это, — говорю я слишком нетерпеливо. — Он заботится о наших финансах и говорит, что мы должны экономить, чтобы купить дом. И говорит, что намного важнее, чтобы он стал доктором, чем я учителем. Он думает о нас обоих.

— Ты видела, сколько денег находится на вашем банковском счете? Ты знаешь, что происходит с вашими финансами?

— Трент говорит, что мне этого не нужно знать.

— Ради всего святого, послушай себя. Прошло семь лет, Лили. Семь чертовых лет я не видела тебя, и теперь не узнаю человека, которым ты стала. Физически и эмоционально. Лили, которую я знала, боролась против демонов своего прошлого, но теперь, я думаю, что она живет с крупнейшим демоном из всех.

— Это не правда. Трент любит меня.

— Я говорю не о Тренте. Я говорю о том, что здесь, — она наклоняется и указывает пальцем на мой висок. — Ты борешься против себя. У тебя вообще нет чувства собственного достоинства. Ты — буквально тень той девушки, которую я когда-то знала.

Шейн пытается сказать мне то, что я уже знаю. Всю мою жизнь мне говорили, насколько я бесполезна и ничтожна. Это внушалось мне постепенно, когда я еще не достигла десятилетнего возраста. В то время, пока мой ум все еще формировался и рос, мне много раз говорили и показывали, насколько я глупа, насколько уродлива и бесполезна, и что никто и никогда не будет меня любить.

В моей жизни есть человек, который иногда говорит, что любит меня, и я уверена, что он — лучшее, что у меня может быть. Я ничего собой не представляю. И никогда не представляла. Если завтра я умру, никто не будет носить траур и не будет лежать на моей могиле, потому что будет скучать по мне. Скучать по моей улыбке, скучать по тому, что я просто рядом с ними. Никто никогда не будет горевать по мне, потому что я — ничтожество.

— Я пытаюсь, — тихо говорю я.

— Что конкретно ты пытаешься? Ты хотя бы читаешь «Суровое испытание»? — она помнит. Я не могу поверить, что она помнит. Я смотрю на нее и чувствую, как слезы собираются в уголках моих глаз. — Ты думала, что я забыла, не так ли? Я не забыла. Я помню день, когда ты купила ее в книжном магазине, и твой стеклянный взгляд, как будто тебе сказали, что ты выиграла миллион долларов. Всю неделю на работе ты болтала о том, что безумно счастлива, ведь у тебя есть что-то важное.

Я не могу больше сдерживать слез, и теперь они струятся по щекам. Я пытаюсь их вытереть, ведь я не из плаксивых.

— Я сожалею, не злись на меня, — говорю я и взрываюсь в рыданиях.

— Я не злюсь на тебя, — Шейн встает и садится рядом со мной. — Я люблю тебя, Лили. Я ненавижу то, что мы не могли поддерживать связь. Я хочу только лучшего для своей подруги. Видишь ли, в своей жизни она прошла через огромное количество дерьма и должна быть счастливой в своей взрослой жизни. Это все, что я хочу для нее… для тебя, — она обнимает меня и привлекает в свои теплые, любящие объятия. — Я хотела общаться с тобой каждый день, но потеряла бумажку с твоим адресом, которую ты давала мне. Лиам говорил мне поискать тебя в социальных сетях или позвонить тебе. И когда я действительно попыталась позвонить, твой номер больше не обслуживался. Лиам даже ездил в дом родителей Трента, а его отец отругал Лиама и сказал больше не приезжать туда или он будет стрелять в него. Потом попыталась я, даже видела кого-то возле окна, но они не открыли дверь.

— Ты пошла туда, чтобы найти меня? — кто-то заботится обо мне?

— Да, а затем я нашла адрес, который ты давала мне. Я послала тебе несколько писем, но так и не получила на них ответа, поэтому подумала, что ты переехала.

Я никогда не получала никаких писем, только одну открытку из Италии.

— Нет, мы все еще живем в той же квартире. Трент сказал, что мы не можем себе позволить переехать.

Шейн вздыхает, и ее плечи резко опадают, она притягивает меня для крепкого объятия.

— Почему бы нам просто не оставить все это позади и радоваться, что мы снова нашли друг друга? — она передвигается на противоположную сторону кабинки и улыбается.

Официантка приносит нам две огромные тарелки и аккуратно ставит их на стол.

— Дамы, могу я принести вам что-нибудь еще? — спрашивает она.

— Нет, спасибо, — отвечаю я ей и смотрю на самую большую тарелку с едой, которую я когда-либо видела. — Мне ни за что не съесть все это без того, чтобы не почувствовать себя плохо после этого.

Шейн уже начала есть свой бургер, попутно запихивая картошку фри в рот. Весь ее рот испачкан в горчице, и она похожа на ребенка. Я хихикаю над ней и ее измазанным соусом лицом.

— Что? — говорит она с набитыми бургером и картошкой щеками. — Я уббю свеу, — я хохочу, потому что понятия не имею, что она пытается сказать. Она жует, а затем проглатывает, берет салфетку и вытирает лицо. — Что? Во мне нет ничего неправильного. Я люблю свою еду, — она такая дикая, что я не могу не хохотать.

Я так рада, что настроение изменилось, и сейчас не так мрачно.

Мы сидим, едим и разговариваем. И прежде чем я понимаю, мне нужно возвращаться на работу.

— Мне пора идти, — говорю я. Но мой голос печален, внезапный мрак настигает меня, и я чувствую страх, потому что не хочу снова терять контакт с Шейн.

— Вот, запиши мой номер, — говорит она, когда роется в своей сумке в поисках ручки. — Аха, — гордо объявляет она, доставая ручку. Она пишет свой номер на салфетке и отдает ее мне. — Теперь твой, — она смотрит на меня и нетерпеливо ждет.

Я говорю свой номер, и она вбивает его в свой телефон. Мы встаем, чтобы уйти. Как только приду домой, то запишу ее номер в свой дневник, чтобы не потерять его.

Мы подходим к кассе, и я чувствую себя полностью униженной, потому что Шейн покупает мне обед.

— Мы были за тем столом, — говорит Шейн, когда поворачивается и указывает на стол, за которым мы сидели.

— Ох, о вашем чеке уже позаботились, — радостно говорит молодая девушка.

Лед сковывает мою кровь, волоски на руках встают дыбом, и я чувствую, что меня вот-вот стошнит. Трент узнал и оплатил счет, и это его способ сказать, что у меня большие неприятности. Мое сердце бьется так быстро, что я чувствую, как все сжимается в груди. Черт, черт, черт.

— Что? Кто заплатил? — спрашивает Шейн, но я уже знаю ответ. Сегодня у меня будут неприятности. Он будет злиться, обвинит в краже денег из его кошелька и накажет меня.

— Он не назвал своего имени, — отвечает девушка. Трент хочет, чтобы я поволновалась и ждала того, что получу дома. — Но я должна сказать, что он был довольно милым, — о, мой Бог, Трент убьет меня. Не фигурально выражаясь, а на самом деле убьет меня. — Я могу сказать, что он нервничал, когда говорил со мной, потому что заикался.

Подождите.

Трент не знает?

— Как любезно с его стороны заплатить за нас. Интересно, кто он, было бы здорово поблагодарить его, — говорит Шейн, когда сует двадцатку в банку для чаевых и подмигивает девушке.

И я остаюсь стоять возле нее, внезапно больше не нервничая. Огромный камень, сковывающий мой живот, исчезает так же, как и завеса внезапной паники.

— Парень сидел в том углу в одиночестве. Он встал, посмотрел на вас, дамы, и улыбнулся. Затем вручил мне пятьдесят долларов, заплатив за себя и за вас, и сказал мне оставить сдачу себе. А еще он очень привлекательный парень, — она немного краснеет.

— Ничего себе, — говорю я, опешив от чужой щедрости.

— Да, ничего себе. И круто, — добавляет Шейн. — Пошли, тебе пора на работу, — она идет к двери, а я подхожу к официантке.

— Вы сказали, что он заикался?

— Да, так и есть.

Я выхожу из кафе и пытаюсь понять, зачем кому-то делать что-то столь благородное и не просить ничего взамен.

— Как круто, никто никогда не покупал мне обед. Напитки да, все время, когда я иду в клуб, но никогда всю еду. Ничего такого, — Шейн через плечо указывает большим пальцем на кафе.

— Мне тоже, — честно отвечаю я.

— Хорошо, что ж, тебе нужно возвращаться к работе, а у меня есть муж, который должен быть дома через два часа. Позвони мне, Лили. И не жди, чтобы сделать это, позвони мне завтра, — она обнимает меня. — Я люблю тебя, — она целует меня в щеку и шепчет, — довольно круто все вышло с обедом. Хотела бы я знать, кто это был.

Я обнимаю ее в ответ и обещаю позвонить ей.

Я пребываю в изумлении всю оставшуюся часть смены. Мужчина. Прекрасный незнакомец заплатил за мою еду.

Но он не совсем незнакомец.

Он — Макс.