Я вырезала пять картонных стелек, чтобы положить в свои ботинки. Поэтому у меня есть запасные стельки на случай, если небеса разверзнутся, и мои ноги намокнут. Я также положила дополнительную пару носков, поэтому если ноги промокнут, я не заболею.

Трент рассердится еще больше, если я заболею и не смогу пойти на работу. У меня есть небольшой отпуск, который я могу взять, но знаю, что он хочет, чтобы я сохранила его для того, чтобы заботиться о нем, если он вдруг заболеет. Я не имею права болеть.

Прогулка до работы занимает у меня чуть больше, чем сорок минут, и когда я прихожу туда, я меняю мокрые стельки и носки. У меня есть еще полчаса до начала смены, и я делаю то, что никогда не делала раньше. Я решаюсь пойти в «Банк Америки», куда начисляется моя зарплата, и посмотреть, есть ли у нас деньги, чтобы снять со счета пятьдесят долларов на покупку новой пары обуви.

Из-за влаги, попавшей в туфли во время пути на работу, я натерла ногу, и на мизинце появилась мозоль. Я рискну разозлить Трента, а он точно взорвется, когда узнает, что я сняла деньги со счета, потому что мне нужна новая пара обуви. Во время своего перерыва я схожу и посмотрю, смогу ли купить себе что-нибудь, чтобы можно было носить везде, а не только на работе.

Мне нужно быть внимательнее, чтобы не жадничать и не потратить много денег, потому что Трент говорит, что я не могу легкомысленно тратить деньги. Если он действительно разозлится на меня, я скажу ему, что две недели буду ходить на работу пешком, потому что мой проезд стоит как раз пятьдесят долларов, что я сниму на покупку обуви.

Я беру паспорт и иду в банк. Меня быстро вызывают к кассиру, так как в очереди я вторая.

— Привет. Я бы хотела снять со счета пятьдесят долларов, пожалуйста. У меня есть номер счета, и вот мой паспорт, — говорю я.

Вбивая номер, который я ей дала, она рассказывает мне, как занята была на День Благодарения, а я говорю, что хорошо провела время. Я вру, конечно же, и показываю внешне то, чего все ожидают.

— Вы сказали, что хотели бы снять пятьдесят тысяч? Потому что нам потребуется немного времени, чтобы выдать вам их, — говорит она с нежной улыбкой.

— Пятьдесят тысяч? — спрашиваю я. — Господи, хотела бы я, чтобы там было столько денег.

Она смотрит на меня поверх своих очков, сидящих на кончике носа, и наклоняет голову набок.

— Здесь есть больше, чем вы назвали, миссис Хэкли. Вот, посмотрите. Это ваш остаток на счету, — она поворачивает экран компьютера так, что я вижу баланс счета, на котором больше восьмидесяти тысяч долларов.

— Простите, мэм, я думаю, вы показываете мне чей-то чужой счет, — быстро говорю я, закрывая свои глаза, чтобы не вмешиваться в чужие личные данные.

— Нет, это ваш, — радостно подтверждает она.

— Боже мой, — задыхаюсь я и осматриваюсь вокруг. Вдруг я чувствую, что все смотрят на меня. Наблюдают за мной, чтобы узнать, что я собираюсь делать. — Я просто хочу снять со счета пятьдесят долларов. Нет, подождите, дайте лучше пятьдесят пять, пожалуйста, — я не пойду домой пешком, теперь у меня есть деньги на автобус.

Она выдает мне пятьдесят пять долларов, и я прошу дать мне две копии выписки со счета в доказательство. Один экземпляр я положу в запечатанном конверте в свой ящик на работе, чтобы иметь доказательство, что у меня на самом деле есть деньги. Впервые в жизни мне, Лили Хэкли, той, которая ела наполовину гнилые фрукты, а объедки зарывала во дворе, чтобы не узнал отец, удалось накопить более, чем восемьдесят тысяч долларов, и все благодаря тому, что Трент так точно и правильно вел наш бюджет. Я знаю, что половина этих денег его, потому что мы женаты, но я также достаточно умна, чтобы понимать, что эти деньги были накоплены за все годы моей работы, потому что Трент вообще не работал до своего первого года ординатуры.

Впервые в своей жизни я, совсем как ребенок, вприпрыжку иду в один небольшой обувной магазин, чтобы найти туфли стоимостью в пятьдесят долларов. Когда я нахожу пару, которая выглядит красиво и подходит мне, я нервно и взволнованно протягиваю продавцу пятьдесят долларов. Я никогда не тратила на себя столько денег. Последнюю пару обуви купил мне Трент, и они стоили сорок долларов, но он сильно скривился, передавая свою карточку, чтобы оплатить их, и сказал, что я должна бережно к ним относиться, потому что у него нет денег, чтобы купить мне новую пару.

Все оставшееся время рабочей смены я постоянно смотрю в выписку из счета, которая гордо показывает все наши деньги. Теперь я знаю, почему Трент так строго следит за нашими финансами. Я действительно понимаю. Он строит лучшее будущее для нас. Улыбка на моем лице хорошо влияет на всех, с кем я сегодня разговариваю.

— Ты счастлива, — говорит мне Дейл, мой начальник, когда я прохожу мимо него.

— Так и есть, — бодро отвечаю я. — Сегодня замечательный день.

— Кажется так, Лили. Сохрани свое хорошее настроение и продолжай так же хорошо работать, если что, я рядом.

Его слова благодарности заставляют меня улыбаться еще шире, и теперь я знаю, что внутри меня тоже есть лучшее и беззаботное чувство — счастье.

Моя смена заканчивается, и я сажусь в автобус и еду домой. Всю дорогу я улыбаюсь, глядя на обувь, которую купила, украдкой бросая на туфли восхищенный и благодарный взгляд. Я хочу прокричать всем людям в автобусе, что купила эту обувь со своих собственных денег. Большинству людей покажется, что в этом нет ничего особенного, наверняка у них есть несколько пар обуви. Но не мне, ведь у меня в жизни никогда ничего не было, а эту обувь я оплатила из своих денег. Даже что-то столь незначительное, хотя и очень важное, как обувь.

Поездка в автобусе заканчивается, и я со своими новыми туфлями иду домой. Я захожу в квартиру и начинаю готовить любимый ужин Трента, чтобы выразить ему свою благодарность за все, что он для нас сделал. Потому что теперь я понимаю, почему он так контролировал наши финансы, знаю, почему он всегда говорит, что мне нужно больше работать, и что мы не можем себе позволить купить мне новую одежду и обувь.

Как только я отправляю ужин в духовку, то принимаю быстрый душ, мою волосы и тело. Я быстро сушусь и укладываю волосы так, как, по словам Трента, ему нравится. Учитывая, что прошло много времени с тех пор, как он мне это сказал, но я помню, как он пропускал мои волосы сквозь пальцы и говорил, что ему нравится, как они ниспадают. Я скрываю синяк на щеке крем-пудрой точно так же, как делала это утром перед работой. Синяк небольшой, но я не хочу, чтобы кто-нибудь спрашивал о нем. Надев обтягивающее черное платье, которое Трент купил мне на распродаже, я рассматриваю себя в зеркале. Не могу дождаться, когда он придет домой. Я собираюсь осыпать его поцелуями и сделать все, что бы он ни захотел.

Проверив время, понимаю, что Трент скоро будет дома, ведь он не писал мне, что не придет сегодня домой, и я не разговаривала с ним с тех пор, как он высадил меня вчера. Я порхаю по квартире, убираясь и удостоверяясь, что все чисто и находится на своем месте. Я взбиваю подушки на диване и убираю всю одежду Трента. Вешаю его пиджак и приглаживаю, чтобы он правильно висел на вешалке. Трент сказал, что важно, чтобы у него была красивая одежда, потому что быть врачом — значит, что ты должен представить себя в наилучшем виде. И каждый раз врач, которого я вижу, всегда хорошо одет, поэтому я согласна с Трентом. Он говорит, что единственный способ произвести впечатление — это купить хороший костюм, который окажется от «Армани». И действительно, он так прав относительно того, что надо произвести впечатление.

Таймер духовки издает звуковой сигнал, а я до сих пор витаю в облаках, находясь на седьмом небе от счастья, когда подхожу к духовке проверить ужин. Он будет готов к тому моменту, когда Трент переступит порог дома. Я накрываю стол самой красивой скатертью, которая у меня есть, и еще остается время вырезать сердечки из страниц моего дневника. Я вырезаю несколько сердечек и кладу их возле места Трента, во главе стола.

Не могу дождаться, когда он вернется домой.

Как только я убираю ножницы назад, в третий ящик стола, то слышу, как в замке поворачивается ключ. Я лечу через всю комнату с большой и теплой улыбкой для моего мужа, чтобы поприветствовать его.

Дверь открывается, и я прыгаю в объятия Трента, осыпая поцелуями все его лицо.

— Отвали от меня, — говорит он, отталкивая меня. — Господи, Лили, я только что пришел домой, дай мне несколько минут, чтобы прийти в себя, — он роняет свою сумку рядом с дверью, и на ходу снимает галстук. Он не во вчерашней одежде, но это объяснимо, потому что он сказал мне, что держит в больнице запасную одежду на случай, если ему придется остаться там на ночь.

— Прости меня, Трент, — говорю я, поднимая галстук, который упал на пол.

— Принеси мне выпить.

Я иду и приношу ему виски, приготовив его так, как он любит: на два пальца виски, и три кубика льда. Когда возвращаюсь, он сидит за своим обычным местом за столом, глядя на сердечки.

— Вот, возьми, — я радостно протягиваю ему стакан.

Трент поднимает одно сердечко, хмуро смотрит на него и отбрасывает его сторону.

— Что это за дерьмо? — спрашивает он, многозначительно глядя в сторону сердечек.

— Я просто очень счастлива, — отвечаю я, когда пытаюсь подойти ближе к мужу и сесть к нему на колени.

— Из-за того, что, ты, наконец, ведешь себя, как и должна вести чертова жена, вместо того, чтобы вести себя, как стерва?

— Из-за тебя. Я так счастлива, и теперь я понимаю, через что ты проходишь. Я просто хочу сделать тебя счастливым, вот и все, — я наклоняюсь, чтобы достать ужин из духовки. — Ужин готов. Я поухаживаю за тобой.

— Через что я прохожу? Что это значит?

— Что ж, — я начинаю говорить. — Не сердись, но сегодня я купила пару обуви.

— Что ты сделала? — он со стуком ставит стакан на стол, из-за чего я отпрыгиваю назад, роняя нож на поднос с едой.

— Мне пришлось. Но я две недели буду ходить на работу пешком, чтобы возместить те деньги, что я взяла в банке на покупку обуви, — говорю я быстро на одном дыхании.

— Ты что? Ты ходила в банк? — он встает с такой скоростью и с таким и гневом, что его стул падает назад, а бедра двигают стол вперед. — Ты ходила в этот чертов банк? — спрашивает он снова.

Его тон пугает меня, температура моего тела падает, и я чувствую, как холодок проходит сквозь меня, и каждый волосок на моем теле трепещет от страха.

— Я купила новые туфли, — указываю на свои новые туфли, которые стоят в гостиной.

Трент сжимает челюсть, его ноздри раздуваются, а губы он складывает в тонкую линию.

— Принеси их, — бормочет он в конце концов сквозь стиснутые зубы.

Я иду в гостиную, беру туфли и приношу их Тренту. Я протягиваю руку и держу туфли напротив него:

— Вот, — шепчу я.

Выражение его лица наполнено гневом.

— Дай ножницы, — говорит он таким же низким, мрачным голосом.

Я подхожу к комоду, беру ножницы и возвращаюсь к мужу.

— Вот.

Он кивает головой на меня. Я не уверена, что он имеет в виду, и он не озвучивает этого. Я смотрю на ножницы, а потом обратно на него. Я прикидываю в своей голове различные варианты, ведь до сих пор не уверена в том, что он хочет. Напряжение в комнате растет, узел в моем животе снова отчаянно стягивается все туже и туже. Мое горло начинает сжиматься, и я с трудом пытаюсь дышать.

— Режь их, — говорит он, глядя на туфли и ножницы.

Мое сердце разрывается на маленькие кусочки, когда я понимаю серьезность его слов.

— Что? — шепчу я. — Но они новые, и у меня нет другой обуви.

Трент делает шаг ко мне, а я отхожу от него на шаг. Он сильно толкает меня обеими руками, и я падаю на дверь холодильника. Дверная ручка утыкается мне в спину.

— Порежь их, — тут же повторяет он монотонно низким, смертоносным голосом.

— Но я две недели буду ходить на работу пешком, чтобы расплатиться за них. Я не хочу их резать.

Он захватывает в кулак мои волосы и ударяет головой о холодильник.

— Режь их! — кричит он в миллиметре от моего лица. Брызги слюны вылетают из его рта и приземляются мне на лицо.

— Но… — удар. Он еще раз бьет меня головой о дверь.

— Это научит тебя не вмешиваться в мои дела. Это мои деньги, не твои, ты, никчемный кусок дерьма, — слезы катятся по моему лицу, голова болит в месте, которым он бил меня о холодильник. — Эти деньги мои, не твои.

— Но я их заработала, — глупо бросаю вызов, запоздало понимая, что должна была держать рот на замке.

— Они мои, ты, тупой кусок дерьма. Мои, не твои. Я управляю ими. Я управляю всем. И я управляю тобой, — он отпускает мою голову и начинает бить меня кулаком снова и снова. Некоторые удары попадают по лицу, а когда я пытаюсь защитить себя руками, он бьет меня в живот. — Ты, сука! — рычит он.

— Помогите! — кричу я, но квартира рядом с нами пустует уже некоторое время, и сейчас еще рано, поэтому большинство людей еще не вернулись домой с работы.

— Заткнись! — удар. Я продолжаю плакать и пытаюсь кричать. — Я сказал, блядь, заткнись! — снова удар.

Пожалуйста, Боже, пожалуйста, дай мне умереть. Трент перестает бить меня, и я пытаюсь моргнуть сквозь горячие слезы, чтобы посмотреть, что происходит. Но избиение не прекращается. Он оборачивает ладонь вокруг моего горла и начинает сжимать его.

— Ты тупая сука, ты так бесишь меня. Ты не должна была идти в банк. Это все твоя вина.

Поскольку я изо всех сил пытаюсь дышать, я стараюсь сосредоточиться хоть на чем-то, что будет последим, что я когда-либо увижу. Но все, что вижу — это Сатана. Его глаза огромные, налитые кровью и горящие ненавистью, проходящей через его тело. Его лицо красное он необузданной ярости, а пальцы мертвой хваткой обернуты вокруг моей шеи.

И сейчас я знаю свою судьбу и свое будущее. Вы можете попробовать изменить дьявола, но он навсегда останется злом.

— Убей меня, пожалуйста, — умоляю я.

Я закрываю глаза и отдаю свою жизнь зверю.