Теперь я могу ездить везде сама. Две недели назад я сдала экзамены. Январь пролетел в мгновение ока, и сейчас уже последняя его неделя.
Я работаю над всеми книгами, которые мне присылают, и не могу поверить, что ко мне выстроилась очередь авторов до конца февраля. Я беру новых клиентов, и половину этих денег мне удается откладывать на то время, когда я перееду. Другую половину отдаю Дейлу, оплачивая свою машину, и сегодня я отдам ему еще тысячу долларов.
Я иду к его кабинету и стучусь в дверь. Он смотрит на меня и улыбается.
— Входи, Лили. Закрой дверь.
Я закрываю дверь и сажусь напротив него.
— У меня есть еще немного денег для тебя, — я кладу конверт на стол и двигаю его к нему.
— Правда? — он достает журнал, в котором отслеживает платежи. После того, как я отдаю ему деньги, он дает его мне на подпись и расписывается сам.
— Сколько здесь?
— На этот раз тысяча, — гордо говорю я, улыбаясь.
— Хах, — бормочет он, открывая конверт, и пересчитывает десять стодолларовых купюр, лежащих в нем. Он останавливается и начинает суммировать все платежи. — Ты купила машину девять недель назад, и выплачиваешь мне сто семьдесят пять долларов в неделю, как мы и договаривались. Кроме того, ты дала мне три тысячи четыреста долларов. Это значит, — он дважды проверяет свои записи, — ты выплатила четыре тысячи девятьсот семьдесят пять долларов, — он заправляет ручку за ухо и откидывается в своем кресле. — Мне стоит волноваться?
— Что? Почему ты должен волноваться?
— Потому что я знаю, сколько ты зарабатываешь. И этого недостаточно, чтобы заплатить лишние три штуки.
— У меня есть еще одна работа, благодаря которой у меня есть дополнительные деньги. Я хочу попытаться расплатиться за машину до конца года.
— Ну, судя по всему, ты расплатишься гораздо раньше. Чуть больше, чем за два месяца ты уже оплатила почти одну пятую часть.
— Мне повезло. Я живу без арендной платы со своей лучшей подругой и ее мужем. Но собираюсь переехать в ближайшие пару месяцев, а перед этим хочу накопить немного денег.
— Вероятно, тебе потребуется больше денег, Лили.
— Нет. Все в порядке, правда. Но я бы хотела расплатиться за машину к концу года.
— Расскажи мне о второй работе, — он берет бутылку воды и отпивает из нее.
— Я корректирую книги для нескольких авторов. На самом деле, это больше похоже на редактуру. Я всегда любила английский язык и хотела стать учителем. Но, по правде говоря, я действительно наслаждаюсь редактурой и корректированием книг.
— За это хорошо платят?
— Если сравнивать с моей зарплатой здесь, то наравне. За книгу я получаю четыреста долларов.
— Четыреста? Независимо от ее размера?
— Да, это не имеет значения.
— А ты узнавала, сколько получают другие редакторы?
— На самом деле, нет. У меня есть хорошая клиентская база, и она увеличивается с каждым днем. Ко мне выстроилась очередь до конца февраля. Некоторые мои авторы попали в список бестселлеров со своими книгами.
— Правда? — спрашивает он, разминая шею и наклоняя ее из стороны в сторону.
— Со своим самым первым автором я работала бесплатно. Это был ее дебютный роман, он вошел в десятку лучших книг по версии New York Times и USA Today. Он по-прежнему там.
Глаза Дейла округляются, и он улыбается:
— Должно быть, у тебя есть талант.
Я пожимаю плечами и смотрю вниз на свои сцепленные руки, лежащие на коленях.
— Я не знаю.
— Насколько велики книги, над которыми ты работаешь?
— Они разные. В самой маленькой было всего шестьдесят пять тысяч слов, а в самой большой — чуть больше ста пятидесяти тысяч.
— И за все ты берешь четыреста долларов?
— Да.
— Если ты востребована, значит, у тебя есть талант к работе, которую ты делаешь. Не недооценивай себя.
Я улыбаюсь его словам.
— Шейн говорит то же самое.
— Ты должна брать плату за страницу, а не фиксированную цену за всю книгу. Потому что, если ты назначишь стандартную цену, скажем, в три доллара за страницу при одинаковом количестве слов на ней и одинаковом шрифте, то это будет более справедливо по отношению к тем, кто написал меньше, в отличие от тех, кто написал книгу больше.
— Хмм, — бормочу я, обдумывая его слова.
— И назначь минимальное количество страниц, над которыми ты будешь работать, так это будет справедливо и для тебя тоже.
Я пытаюсь подсчитать кое-какие цифры в своей голове, но я всегда была лучше подкована в английском, нежели в математике.
— Я подумаю об этом, спасибо, — я встаю, чтобы уйти, ведь и так уже отняла достаточно его времени.
— Прежде, чем ты уйдешь, — говорит он, жестом показывая мне снова присесть. — У тебя были какие-либо проблемы с мужем?
— От него ничего не слышно. Я подала на развод. А еще я нашла психолога, который помогает мне справляться со всем, что произошло в моей жизни.
— Правда?
— Да, и я просто счастлива, что он не оспаривает развод. Я не стала раздувать шумиху из-за денег, которые он забрал или из-за того, что он делал со мной. Мне просто хочется оставить все это позади.
— И это прямо в тебе, — он указывает на меня, и волоски на моих руках встают дыбом. — Именно то, что в тебе, Лили, сделает тебя очень успешной в жизни. Возможно, с тобой чудовищно обходились, но ты готова бороться за будущее, которого заслуживаешь, а не того, которым тебя наградили.
Вау, просто вау. Он такой наблюдательный и вдохновляющий.
— Спасибо.
— А теперь выметайся отсюда, — игриво говорит он с самой большой дурацкой усмешкой на лице. — Но продолжай в том же духе.
Я выхожу из его кабинета и направляюсь к своему столу. Но не успеваю сесть, как Питер вызывает меня к себе в кабинет.
— Питер, тебе что-нибудь нужно? — я прокручиваю все в своей голове, пытаясь вспомнить, не забыла ли я чего-то.
— Вот, — он протягивает мне конверт.
Я подхожу к его столу и беру конверт. Питер опускает взгляд, продолжая делать свою работу.
— Что это?
— Мне дали пару билетов на кинопремьеру, но я ненавижу кинотеатры. Они всегда переполнены маленькими детьми.
— Хорошо. Кому ты хочешь, чтобы я их передала?
— Возьми их себе. Если не хочешь смотреть этот фильм, каким бы он ни был, отдай их кому-нибудь еще. Меня не волнует, кто возьмет их.
— Спасибо, Питер, — я открываю конверт и вижу, что в нем лежат не просто билеты в кино — это торжественная премьера нового фильма с Джошем Харлоном. Джош — один из самых сексуальных романтических актеров на свете. Фильм «Любовь и Оружие», вероятно, самый лучший его фильм и вокруг него сейчас много шумихи. — Питер, — наполовину шепчу я и смотрю на билеты.
— Да?
— Ты уверен, что не хочешь отдать их одной из твоих дочерей? Или, может быть, дочерям Дейла? Это очень редкие билеты и, по-видимому, актер лично будет там присутствовать. Я могу отдать их Дейлу, чтобы он передал их своим дочерям.
Питер оставляет работу и смотрит на меня. Он делает что-то забавное, еле уловимое, своими губами, и прищуривается, глядя на меня. У меня проблемы.
— Если бы я сказал, что купил их для тебя, чтобы ты вышла в свет, ты бы отказалась. Я сказал, что мне их подарили, и ты все равно их отвергаешь. Ты усердно работаешь, и я хочу дать тебе что-то взамен.
— Но ты уже дал мне две тысячи на Рождество.
— Я всем дал премию. Все получили то, что заслужили.
Я наклоняю голову набок, по-прежнему глядя то на билеты, то на Питера.
— Они предназначались мне?
— Да.
— Вы с Дейлом продолжаете делать все эти вещи для меня, у меня никогда не было ничего подобного прежде.
— Закрой дверь, Лили, — он встает и обходит свой большой уродливый рабочий стол. Я закрываю дверь, а когда поворачиваюсь, он указывает мне сесть на стул напротив него. — Лили, ты знаешь, почему мы с Дейлом делаем все это?
— Нет, сэр.
— Моя дочь связалась с парнем, которого мы считали потрясающим. У него была хорошая работа, на которой он усердно работал, и он был лучшим мужчиной, которого она могла бы встретить. И он действительно таким был. Он очень хорошо о ней заботился. И когда у них появилась дочка, моя внучка, он и ее обожал. Он был потрясающим мужем и потрясающим человеком.
— Звучит так, будто она одна из самых везучих людей на свете.
— Она и была. Пока все не изменилось.
— Как это изменилось? Он начал обижать ее?
Питер качает головой.
— Нет, вовсе нет.
Я прищуриваю глаза и почесывая голову, не уверенная, к чему он ведет.
— Я не понимаю.
— Моя дочь хотела похудеть и она услышала, что употребление кристалла подходит для этого. Чего она не знала, так это того, что на него подсаживаются. (Примеч.: кристаллическая форма кокаина).
— Боже мой, — шепчу я. Внезапно тошнота подступает к горлу, и я не уверена, что справлюсь с тем, что он скажет дальше.
— Поначалу она была всегда счастлива и всюду ходила вприпрыжку. Никто не подозревал, что она подсела на что-то. Она отлично справлялась с Джоджо, моей внучкой, и все шло хорошо. Пока наркотики не завладели ей. Шон возвращался домой с работы и видел, что по дому ничего не сделано, а Джоджо весь день проводила в грязном подгузнике и плакала от голода. Когда это случилось в первый раз, он забрал Джоджо и привез к нам.
— Боже мой!
— Она жила у нас, и мы заботились о ней, пока он заботился о нашей дочери. Не пойми меня неправильно, мы тоже участвовали в этом. Но Джоджо нужен был дом, наполненный любовью, а моя дочь не могла ей этого дать из-за своей зависимости. Шон, моя жена и я решили, что окажем финансовую поддержку, чтобы помочь нашей дочери, но мы также дали Джоджо всю любовь и заботу, которую она заслуживает.
Я не могу ничего сказать, только ахаю, у меня действительно нет слов.
— Шон пытался помочь ей самостоятельно, но затем она стала неконтролируемой. Он знал, что всему виной наркотики, и это не ее вина, что она стала нападать на него и бить.
Я прикрываю рот ладонью, пока он продолжает свой рассказ.
— Видишь, Лили. Домашнее насилие затрагивает всех, и когда я знаю, что оно затрагивает прекрасного человека, как ты, я должен помочь. Ради моей дочери, ради моего зятя и ради каждого, кто выжил.
Я сижу молча, пока вспоминаю его слова, которые он произнес в самом начале своего рассказа:
— В начале своего рассказа ты сказал, будто думал, что твой зять был потрясающим человеком, а почему только думал?
— Потому что теперь мы знаем, что он намного больше, чем просто потрясающий. Он — ее спаситель. Она нуждалась в спасении, и он был тем самым святым, который сделал это. Он так сильно ее любит и рискнул всем, именно так он смог получить ее снова здоровой. И мы все поддерживали его. Как по мне, он не ошибся.
Я делаю несколько глубоких вдохов и обдумываю все, что только что сказал мне Питер.
— Могу я спросить, как у них дела сейчас?
— Она чиста уже два с половиной года. И они вместе, их брак даже прочнее, чем прежде.
— Я очень рада это слышать.
— Суть в том, Лили, что никто не отказался от нее. И я не откажусь от тебя.
Я расслабляю плечи, позволяя тяжести прошедшего разговора пройти через себя.
— Спасибо, — говорю я, когда встаю и беру билеты. — Я уверена, что смогу взять с собой Шейн. Ей понравится.
— Не за что, — Питер снова обходит свой стол, садится за него и продолжает работать.
Я выхожу из его кабинета, сажусь за стол и кладу конверт в сумку, лежащую в нижнем ящике стола. Затем беру свой телефон и пишу сообщение Шейн:
«Освободи 27 февраля. У меня есть сюрприз. Целую».
Она сразу же отвечает:
«Скажи мне прямо сейчас, я ненавижу сюрпризы».
Я пишу:
«Скажу сегодня вечером».
Ее ответ:
«Ему лучше быть хорошим, девочка».
«Так и есть».
Как только я нажимаю «отправить», мне тут же звонит Макс.
— Привет, — отвечаю я.
— Привет, Лили. Знаю, ты на работе, а я буду свободен только до вечера. Ты не хочешь пообедать вместе?
— С удовольствием. Я ухожу на обед в двенадцать тридцать.
— Встретимся внизу.
— Хорошо, пока.
Мы кладем трубки, и я возвращаюсь к работе, оставляя волнения сегодняшнего дня в стороне, и сосредотачиваюсь на том, что мне нужно сделать.
***
Я хватаю свое пальто и спускаюсь вниз. На улице по-прежнему холодно и лежит снег, но уже не так, как раньше.
Я вижу Макса возле кассы, ждущего меня. Его глаза загораются сразу же, как он меня замечает, и он подходит ко мне.
— Привет, Снежинка, — говорит он, наклоняется и дарит быстрый поцелуй в губы. — Как работа? — спрашивает он.
— Сегодняшний день нереальный, — говорю я, когда мы направляемся в кафе.
— Как так? — он переплетает наши пальцы вместе, отчего я на мгновение вздрагиваю. — Могу я держать тебя за руку, это ведь нормально? — спрашивает он, глядя на меня, пока мы медленно идем к кафе.
Почему меня это не беспокоит? Потому что мне комфортно с Максом, и я знаю, что он никогда не причинит мне зла?
— Все в порядке, — говорю я, и он усиливает хватку на моих пальцах. — Ты не работаешь до вечера?
— Да, я работаю с четырех до девяти вечера, — мы подходим к кафе, и он открывает дверь, пропуская меня вперед. Я захожу внутрь, и он ведет нас к столику, который мы уже стали называть своим. Макс выдвигает для меня стул, я сажусь, а он напротив меня. — Итак, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Привет, Лили, привет, Макс, — говорит Кэти, официантка, обычно обслуживающая наш столик, когда подходит к нам. — Горячий шоколад и кофе? — она знает, что мы обычно заказываем.
— Да, пожалуйста, — отвечаем мы с Максом в унисон.
Затем я добавляю:
— Я буду цыпленка с майонезом и листом салата на пшеничной булочке.
— А я буду бургер и картошку фри, — говорит Макс.
— Скоро вернусь, — говорит Кэти и уходит.
— Так что ты хотел мне рассказать?
Макс тянется к моим рукам и начинает поигрывать моими пальцами.
— Одна из квартир на первом этаже освободилась. Она еще не сдается, но будет через пару недель. Она твоя, когда ты будешь готова переехать.
— Ого, вау, — я смотрю вдаль.
— Ты не выглядишь счастливой. Я уже говорил, что не собираюсь мешать тебе. Никогда.
— Дело не в этом.
Господи, я чувствую себя глупо, просто думая об этом, и еще глупее от того, что должна сказать ему.
— Тогда в чем? Потому что я могу заверить тебя, что это самое безопасное здание в городе.
— Дело не в этом, — да, я чувствую себя очень глупой. — У меня еще нет мебели. Я не уверена, что смогу позволить себе купить холодильник, не говоря уже обо всем остальном, возможно, смогу приобрести только через месяц или около того. У меня есть несколько авторов, ждущих своей очереди на редактуру, но пока они не заплатят мне, сомневаюсь, что смогу переехать, — я делаю глубокий вдох. Хотя я очень хочу переехать, потому что там безопасно, но хочу сделать это правильно. — Просто сдай квартиру в аренду, будет несправедливо по отношению к тебе, если ты будешь ждать, пока у меня появятся деньги обставить ее.
— Не нужно беспокоиться об этом. Все квартиры укомплектованы холодильниками, стиральными машинами и сушилками, барными стульями для кухни, а также телевизорами и DVD-плеерами. Кухня оборудована всем, чем нужно, включая тарелки. Все, что тебе нужно — диван и мебель в спальню.
— На кухне уже все есть? Как такое возможно?
— Когда арендатор въезжает, он подписывает эту часть договора. Я предоставляю ему определенное количество посуды, столовых приборов, тарелок, стаканов и так далее. Когда они съезжают, мы жертвуем ее разным благотворительным организациям и заменяем новой. Это часть платы, которую они вносят.
— Я никогда не слышала ни о чем подобном, — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Или он вешает мне лапшу на уши, потому что думает, что я неженка? — Ты серьезен со мной? Потому что я никогда о подобном не слышала.
Он смотрит в потолок и улыбается.
— Это правда. И это одна из причин, почему у меня такая арендная плата. Так же, как я предлагаю безопасность входной двери и гаража ниже. Это одна из вещей, которую я включил в контракт. Слушай, я останусь здесь, а ты можешь прямо сейчас пойти и спросить жильцов. Я гарантирую тебе, что это правда и так во всех квартирных комплексах, которыми я владею.
— Хах, — выдыхаю я. Кэти приносит нам наши напитки и ставит их на стол. — Что ж, тогда я согласна, спасибо, — говорю я, когда она уходит.
— Квартиру еще нужно покрасить и заменить ковер, когда съедет арендатор. Поэтому, думаю, что примерно через шесть недель она будет готова.
Кэти возвращается через несколько секунд, неся нашу еду. Она ставит ее на стол, мило нам улыбается и уходит.
— Я хотела тебе кое-что сказать, — я беру свой сэндвич и откусываю.
— Что? — он начинает есть свою картошку.
— Я подала на развод, и он должен быть завершен в конце февраля, если Трент не будет возражать.
— Ты занимаешься этим самостоятельно?
— Нет, я обратилась к адвокату, и он начал бракоразводный процесс. Я не жду больших проблем, потому что ничего не слышала от Трента. Ничего. Ни единого звука. Все выглядит так, будто он исчез.
— Будем надеяться, что он никогда не подойдет к тебе снова. Потому что, честно говоря, Лили, я не уверен, что он будет в восторге от последствий, которые его ждут, если он сделает это.
— Что это значит? — спрашиваю я, откусывая еще один кусочек от своего сэндвича.
— Это значит, что если кто-то обижает человека, которым я очень дорожу, он не знает, во что ввязался. Абсолютно.
Остаток обеда мы проводим за разговорами о билетах в кино, книгах, которые я редактирую, и просто обо всем и ни о чем.
Но слова Макса «человека, которым я очень дорожу» находятся на первом месте в моих мыслях. Они не беспокоят меня, на самом деле. Мне нравится, что Макс заботится обо мне.
Нужно кое о чем поговорить с Кэтрин сегодня вечером после работы.