— Лили, — Питер вызывает меня в свой кабинет.

— Питер, я нужна тебе?

— Два вопроса. Ты приняла решение по поводу Нью-Йорка? И еще, внизу стоят два полицейских, которые хотят встретиться с тобой.

Холод мгновенно окутывает меня, и неожиданно я чувствую себя плохо.

— Что? — говорю я, быстро отступая и прижимаясь к стене.

— Боже мой, Лили. Присядь, — говорит Питер, выбегая из-за стола и помогая мне сесть на стул напротив него. — Хочешь воды?

— Полиция? Почему они здесь? О, Боже мой, Макс, мне нужно позвонить ему и убедиться, что все в порядке. И Шейн, и Лиаму, — я начинаю паниковать, не могу поверить в то, как бурно реагирую.

— Успокойся. Все в порядке. Я могу позвать их и побыть здесь с тобой.

Я решительно киваю головой, не в состоянии что-либо сказать. Питер обходит стол вокруг и берет телефонную трубку.

— Дейл, внизу возле касс стоят двое полицейских, которым нужно поговорить с Лили. Не мог бы ты пойти позвать их и принести бутылку воды? В моем холодильнике нет ни одной, все закончилось, — он слушает секунду, а затем добавляет, — через минуту.

— Чего они хотят? — спрашиваю я Питера.

Конечно, мой вопрос бесполезен. Я знаю, что он ничего не знает, иначе он бы мне сказал.

— Лили, ты хочешь, чтобы я позвонил твоему парню и попросил его приехать?

— Он работает, но что, если это из-за него? Что, если что-то случилось? О, Боже, мне плохо, — я хватаюсь за живот и часто дышу, поскольку сжимаю живот слишком сильно.

— Лили, это детектив Харрис и детектив Джонс, они хотят задать тебе несколько вопросов, — представляет Дейл двух женщин-полицейских. — Питер, — Дейл кивает головой, говоря Питеру уйти.

— НЕТ! — кричу я слишком громко. — Пожалуйста, им не нужно уходить, не так ли? — спрашиваю я детективов Харрис и Джонс.

— Мэм, если вам будет удобнее, чтобы они остались, то все в порядке. Но мы должны сказать, что это весьма деликатный разговор, — говорит та, что представилась как Харрис.

— Они могут остаться, — я смотрю на Питера и Дейла и прошу их. — Пожалуйста, вы можете остаться?

— Конечно, — говорит Дейл и идет в противоположный угол комнаты. Питер садится в кресло, и двое полицейских проходят внутрь.

— Не хотите ли вы закрыть дверь? — спрашивает Джонс, глядя позади себя.

— Никто не приходит сюда, кроме меня и Лили. И иногда Дейла, — отвечает Питер.

— Хорошо. Лили, вы в порядке? Вы очень бледная.

— С Шейн, Лиамом и Максом все в порядке?

Две женщины смотрят друг на друга, а затем на меня.

— Мы сожалеем, но мы не знаем, кто это.

Мгновенно я расслабляюсь. Мои плечи опускаются, и я делаю глубокий вдох.

— Пожалуйста, продолжайте, — говорю я после нескольких секунд, которые мне понадобились, чтобы успокоиться.

— Вы знаете Трента Хэкли? — спрашивает одна из них.

И так же быстро, как я расслабилась, каждый мускул в моем теле напрягся снова.

— Он мой бывший муж, — говорю я, глядя в пространство между ними.

— Лили, ты в порядке? — спрашивает Питер. Я киваю, хотя чувствую себя плохо.

— Вы можете рассказать нам об отношениях, которые у вас были с Трентом?

Я начинаю качать головой прежде, чем она заканчивает вопрос.

— Я не хочу, — шепчу я. — Я не могу… проходить через это снова.

— Проходить через что, мисс Андерсон? — Харрис садится на корточки передо мной и спрашивает мягким голосом.

— Почему вы спрашиваете меня о нем?

— Нам нужно узнать некоторые детали, потому что это поможет нам с расследованием.

— Расследованием? — спрашиваю я, глядя на Питера, потом на Дейла. — Я — часть этого расследования? Я сделала что-то не так?

— Нет, вовсе нет. Трент втянул себя в неприятности, и нам нужно знать, каким он был с вами.

Я качаю головой и пожимаю плечами.

— Я не понимаю. Что он сделал?

Я не буду говорить им ничего, что может смутить меня еще больше, не зная, что они на самом деле делают здесь.

Харрис поворачивается, чтобы посмотреть на Джонс, и та ей слегка кивает.

— Трент избил свою жену.

— Подождите. Что? Жену? Мы развелись около двух месяцев назад. Кто… как? — мои вопросы больше похожи на мысли вслух. На самом деле, я не жду на них ответа.

— Вы знаете Одри Миллер, ныне Одри Хэкли? — спрашивает Харрис.

— О, Боже мой, — мне плохо. — Я знаю ее со времен средней школы, — я подозревала, что у них с Трентом был тогда роман. — Она вышла за него замуж?

— Они были вместе уже несколько лет. Она переехала сюда, чтобы быть с ним.

— Пока мы еще были женаты, — шепчу я, когда все части головоломки начинают вставать на свои места.

— Да. Мне жаль, — говорит Харрис с другого конца комнаты.

— Лили, все, что вы можете рассказать нам о Тренте, поможет нам в нашем расследовании против него.

— Что он с ней сделал? — тихо спрашиваю я, глядя детективу прямо в глаза.

— Он сломал ей челюсть, таз, разодрал руку и разбил голову так, что ей потребовалось накладывать швы.

— Не говорите мне больше ничего, — шепчу я. — Я не могу слышать о том, что он сделал, — мгновенно меня бросает в воспоминания о том, как он избил меня в последний раз, как продолжал бить меня головой о холодильник. Поднимая руку, я касаюсь места на голове, где были швы. — Мне плохо, — говорю я, встаю и бегу в уборную.

— Лили, — Питер окликает меня. Но я продолжаю качать головой, пока бегу в уборную, открываю туалетную кабинку, и меня рвет в унитаз. Меня рвет снова и снова. И, когда в моем желудке ничего не остается, я сажусь на пол, сворачиваюсь клубочком и начинаю плакать.

— Лили, — говорит тихо Джонс, подходя к уборной.

— Уходите, дайте мне пару минут, — успеваю сказать я, пока рыдаю.

— Я просто хочу рассказать вам историю. Это нормально, если я сделаю это?

Сквозь слезы я шепчу:

— Да.

— Я хочу рассказать вам о девушке, которая еще в средней школе влюбилась в спортивную звезду школы. Он был популярен и хорош собой, все девушки хотели с ним встречаться, и, как говорится, все парни хотели быть им. Но он положил глаз на эксцентричную девушку, и они оказались вместе.

— Это красивая история, — говорю я через дверь, когда беру себя в руки и сажусь на крышку унитаза.

— Была, пока он не решил, что хочет, чтобы она делала то, чего не хочет сама.

— Что он хотел от нее?

— Он хотел, чтобы она продавала свое тело. Он думал, что так она сможет заработать для него больше денег.

— Боже мой, — говорю я, выходя из кабинки, и иду умыть лицо и руки. — Что с ней случилось?

— Она начала делать это, потому что думала, что так он будет любить ее больше. Но когда она не зарабатывала для него достаточно денег, он ее избивал, чтобы заставить работать усерднее.

— Боже мой, — говорю я, поднимая взгляд на нее.

— Но после нескольких лет запугиваний и избиений она, наконец, поняла — то, что он делал, было далеко от любви.

— Вы спасли ее? — спрашиваю я, вытирая руки и опираясь на стену уборной.

— Нет, Лили, я не спасла ее. Она сама себя спасла. Она приняла осознанное решение изменить свою жизнь, принять свое прошлое и двигаться дальше — в будущее. Она также, наконец, поняла, насколько она сильна как женщина и заявила на этого жалкого сукина сына. Она пошла в суд на слушание его дела, встала с расправленными плечами и гордо поднятой головой и дала показания против него.

— Вау, — я смотрю на ее обувь, избегая смотреть ей в глаза. — Что с ней случилось?

— Почему вы не спрашиваете, что случилось с ним?

— Потому что верю, что с ним разобрались в судебном порядке.

Уголки ее губ приподнимаются в полуулыбке, и она говорит:

— Вы смотрите на нее.

Мои руки покрываются мурашками, и я застываю, восхищенная ею.

— Вау.

— Вы можете сделать это, Лили. Если есть что-то, что вы можете рассказать мне, что поможет мне засадить его за решетку, то, пожалуйста, мне нужно, чтобы вы были храброй.

Я открываю дверь и иду обратно в комнату, где все ждут, пока мы с Джонс вернемся.

— У меня есть, что рассказать, но у меня также есть кое-что, что может быть даже лучше.

— Что это? — спрашивает Джонс.

— У меня есть дневник, который я вела. Но он в доме моей лучшей подруги, и мне нужно забрать его.

— Дневник? Как журнал? — я киваю. — В нем есть подробности?

— Я могу рассказать вам некоторые подробности, — прерывает Дейл. — Лили появилась здесь занемевшая от холода с синими губами, потому что ушла от него, не имея ничего, кроме одежды, что была на ней. Я все записал и сохранил записи на случай, если бы возникли негативные последствия.

— Ты это сделал? — спрашиваю я Дейла.

— Да, прости, Лили. Я не хотел обманывать тебя, но я все это записал.

— Ты защищал меня. Я не злюсь.

— Пойду принесу их, — Дейл выскакивает из кабинета и возвращается через несколько минут с конвертом. — Я сделал копию для себя, но вот оригинал.

— Лили, когда вы сможете принести свой дневник?

— Я могу сходить туда сегодня после работы и забрать.

Мы договорились, что завтра утром я приду в полицейский участок и отдам им дневник. Они также сказали, что если мне нужно будет давать показания, то они поговорят с окружным прокурором и узнают, могу ли я сделать это посредством видеозаписи, чтобы мне не пришлось сталкиваться с Трентом. Когда они уходят, я молча остаюсь сидеть в кабинете Питера.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я качаю головой, а затем киваю:

— Не знаю. Я чувствую оцепенение.

— Слушай, давай я позвоню твоему парню и попрошу его забрать тебя. Отдохни оставшуюся часть дня, а завтра утром отправляйся в полицейский участок. Просто зайди ко мне после этого.

Я киваю, но не уверена, на что конкретно.

— Хорошо, — отвечаю на автомате.

Все подобно размытой туманности: слышу, как разговаривают Питер и Дейл, но я полностью отключена и не уверена, что происходит. Я просто сижу в кабинете Питера, уставившись в никуда.

Мой разум все кружится и кружится. Я оцепенела и к тому же запуталась. Не уверена, как долго я здесь сижу, потому что сейчас здесь тихо. Я никого не слышу. Может быть, они разговаривают, а, может, и нет. Я застряла в подвешенном состоянии где-то между адом и землей. Каждая эмоция, каждое чувство — все кипит прямо над поверхностью. Как действующий вулкан, ожидающий извержения.

— Лили, — спокойный глубокий голос Макса зовет меня.

Безучастно я смотрю в его темно-карие с зелеными вкраплениями глаза. Он что-то говорит? Он на самом деле здесь?

— Лили, — снова повторяет он, поднимая меня с кресла и обнимая.

— Он снова это сделал, — безжизненно говорю я.— Он причинил боль кому-то еще.

— Я знаю, Снежинка. Питер сказал мне. Я приехал сразу же, как он позвонил мне.

— Они хотят мой дневник. Мне нужно дать им мой дневник. Мы должны идти, — внезапно я чувствую крайнюю степень безотлагательности, вырываюсь из рук Макса и иду к своему столу, чтобы взять сумку.

Макс идет рядом со мной, сопровождая к моей машине. Но я не в том состоянии, чтобы сесть за руль.

— Вот, — говорю я, передавая ему свои ключи.

— Я на машине. Мы можем вернуться позже и забрать твою. Хорошо? — я киваю головой, засовываю ключи обратно и иду к машине Макса.

— Шейн уже дома? — спрашивает Макс. — Чтобы она могла впустить нас.

— У меня остались ключи. Они сказали мне, когда я уезжала, что могу оставить их себе, потому что их дом всегда будет моим домом, — я сажусь в машину и не вижу ничего, все размыто. Прежде, чем мы достигаем дома Лиама и Шейн, Макс звонит им и рассказывает, что случилось.

В изумлении я смотрю в окно, действительно не постигая того, что происходит вокруг. Я чувствую себя такой неуверенной во всем. Запутавшейся. Но ощущаю прилив волны силы, которая рассеивает неуверенность и мучения.

— Я должна сделать это, — говорю я сама себе. — Если я этого не сделаю, то у него всегда будет возможность навредить кому-то еще. Он не должен думать, что имеет на это право.

Мы останавливаемся у дома Лиама и Шейн. Заходим внутрь и идем в комнату, которую я занимала. Я ищу везде и не могу найти дневник.

— Это бесполезно, он выйдет сухим из воды, потому что я не могу найти этот дневник.

Макс обнимает меня и слегка потирает мою спину руками вверх и вниз.

— Лили, когда в последний раз ты в нем писала? — спрашивает он своим красивым, гипнотически успокаивающим голосом.

Мгновенно его поглаживание полностью меня успокаивает.

— Это было, когда закончился развод, — автоматически отвечаю я, закрывая глаза.

— И где ты сидела, когда писала в нем?

Я думаю, и мгновенно изображение вспыхивает в моем сознании.

— На моей кровати. Я положила дневник вниз и легла спать. Боже мой, — кричу я. — Он под кроватью, — опускаюсь на четвереньки и заглядываю под кровать. Он лежит там, с комками пыли на нем, прямо под спинкой кровати. — Спасибо.

Макс приподнимает кровать, я хватаю свой дневник и вытираю пыль.

— Ну вот, — говорит он, широко улыбаясь мне. — Тебе просто нужно было расслабиться.

— Мы можем сейчас поехать домой? Мне просто нужно отключиться и не думать ни о чем.

Он берет дневник, переплетает наши пальцы и ведет меня к машине.

— Я думаю, что тебе нужна ванна, ужин и очень глупая комедия, чтобы заставить тебя смеяться.

— Давай не беспокоиться о моей машине сегодня. Ванная звучит отлично.

Он открывает для меня дверь и бросает дневник на заднее сиденье. Пока мы едем домой, я продолжаю оглядываться на него.

— Не волнуйся об этом, — говорит Макс, очевидно, ощущая, как вес содержимого дневника довлеет надо мной.

— Я ничего не могу поделать. То, что у меня есть, может отправить его в тюрьму.

— Нет, ты не можешь смотреть на это таким образом. Если он и сядет в тюрьму, то из-за того, что он сделал, а не из-за того, что ты написала.

Он прав. Не я избила Одри. Не я сделала с ней все те ужасные вещи. Он сделал это. И поэтому должен ответить за содеянное.