По чистой случайности оказавшийся старшим по званию среди тех двадцати человек из всего экипажа, что остались на борту, Зулу был далек от того, чтобы представить себя настоящим капитаном, командиром корабля. Мысли его были заняты другим. Мандэла Флин была сейчас там, на Алеф Прайме, с четырьмя своими офицерами, которым она пообещала обед за свой счет. И Зулу хотелось как можно скорее освободиться от своей высокой должности, чтобы присоединиться к Мандэле.

Одинокий и неприкаянный на большом капитанском мостике, он опустился в командирское кресло и от нечего делать уставился на экран. Открывшийся его глазам вид только усилил его нетерпение: «Энтерпрайз», с учетом его собственного гравитационного поля, был сориентирован так, что Алеф Прайм постоянно находился вверху, и при движении корабля вокруг него его огромный светящийся силуэт напоминал рождественскую елку с празднично горящими огнями.

Чтобы не раздражать себя, Зулу отвел глаза в сторону, а когда вновь посмотрел на экран, то не поверил сам себе: вместо рождественской елки он увидел обрамленный чернотою космоса и разноцветными звездами острый нос «Аэрфена».

– «Аэрфен», сероглазая Минерва, Афина-Паллада, богиня-воительница», – громко произнес он, зная, что его никто не услышит. И не удержался, продекламировал:

– Молнией быстрой, доспехами ярко сверкая, в образе смертного мужа богиня помчалась к земле.

– Хантер – «Энтерпрайзу». Разрешите прибыть на борт.

Зулу вздрогнул, услышав голос Хантер и увидев ее лицо на экране. Что, если она услышала, как он цитирует Гомера на капитанском мостике, предназначенном отнюдь не для поэтического вдохновения? И еще не сознавая, что он говорит, ответил:

– «Энтерпрайз», Зулу. Капитан, конечно, даю разрешение, – чуть не прокричал он и, вызвав первого встречного на замену себе, поспешил к транспортному отсеку, не веря тому, что должно вот-вот произойти.

Но Хантер и в самом деле излучилась. Озабоченный тем, чтобы не выдать своего волнения, Зулу не сразу подал ей руку, а лишь когда она уже сошла с платформы. А назвав свое имя в ответ на ее приветствие, не удержался и отвесил ей легкий поклон. Это было явным нарушением традиций Звездного Флота, но такова была традиция его семьи.

Хантер или действительно не заметила его промашки, или сделала вид, что не заметила, и он оценил ее тактичность, ее простоту в обращении с низшими по званию.

И вопреки его представлению она оказалась не очень высокой, ничуть не похожей на богиню воительницу, подавляющую своим величием. Да и весь ее облик был каким-то домашним, родным. Ее ладонь была твердой и жесткой, со следами мозолей, а по тыльной стороне ее запястья тянулся длинный красноватый шрам, теряющийся под коротким рукавом рубашки. Но, очевидно, сама Хантер никого не хотела обманывать своим мирным видом – поверх ее голубой рубашки сверкала, подобно кольчуге, серебрянная жилетка.

– Мистер Зулу, – улыбаясь, сказала она, – я очень рада с вами познакомиться. Джим рассказывал мне о вас с большим удовольствием.

Зулу онемел от удивления, не зная, что сказать в ответ.

– Спасибо, – промямлил он, с трудом ворочая непослушным языком.

– Капитан Кирк еще не вернулся на борт, капитан Хантер. Позвольте мне показать вам каюткомпанию офицерского состава.

– Это будет очень мило с вашей стороны, мистер Зулу.

Они вошли в лифт, опустились вниз и пошли по длинному коридору. «Энтерпрайз» казался пустынным и заброшенным без команды, отдыхающей на станции, и потусторонним от притушенных плафонов.

– Его надо осматривать в другом свете, – как бы извиняясь за корабль, сказал Зулу.

– Сгодится и этот, – ответила Хантер. – «Энтерпрайз» не нуждается в рекламе.

Зулу не смог удержаться и выразил свое восхищение «Аэрфеном», и под разговор о достоинствах двух, таких разных, кораблей они добрались до кают-компании. Зулу предложил ей на выбор освежающий напиток или бокал хорошего вина, она отказалась от того и другого. Их вкусы сошлись на кофе, и с дымящимися чашечками в руках они устроились напротив иллюминатора с видом на безграничное космическое пространство, никогда не утомляющее любознательных глаз.

– А что это за страшный след на борту «Аэрфена»? – спросил Зулу. – Надеюсь, все обошлось благополучно.

Хантер отвернулась в сторону, помолчала и ответила:

– Для корабля более или менее благополучно, но я потеряла двух замечательных… может быть, самых замечательных людей из моего экипажа.

– Капитан, простите… я не знал…

– А вам и не надо знать! Достаточно того, что добровольцы, рвущиеся попасть на службу в истребителях знают, на что они идут.

Она вдруг показалась Зулу очень человечной, лишенной каких бы то ни было божественных качеств, а потому очень усталой и еще более достойной восхищения. Чтобы хоть как-то заполнить наступившую неловкую паузу, он встал и налил ей еще одну чашечку кофе. А она спросила:

– Откуда вы, мистер Зулу? Мне очень хотелось самой узнать это по вашему акценту, но он у вас настолько неясный, что я вынуждена пасовать.

– У меня вовсе не неясный акцент, а никакой, сплошная неразбериха. Я жил во многих местах, но большую часть своего детства провел на Шинпае, – он и не заметил, что употребил неофициальное название.

– Шинпай! – воскликнула Хантер. – Ганьютцу! Я была там!

– Да, мэм, я знаю об этом. И я там был в то же самое время, что и вы. И ничего не забыл. И никто не забудет вас на Ганьютцу.

Пришел и его черед отвернуться в сторону, чтобы справиться с внезапно подступившим волнением. Он не мог рассказать ей и о своей благодарности, и о благодарности многих людей – к горлу его подступил комок, на глазах выступили слезы. И он боялся насмешки с ее стороны над непростительной для офицера чувствительностью. Но она, кажется, поняла его и очень просто сказала:

– Благодарю вас, мистер Зулу.

Он молча повернулся к ней, рассматривая ее потемневшее лицо, ее потускневшие глаза. А она с болью заговорила:

– В нашей профессии – вы должны помнить об этом! – иногда накатывает чувство опустошенности, и ты начинаешь думать, что все эти нелепые конфликты, все эти ни с того ни с сего затеваемые драки, в которых ты теряешь лучших друзей, затеваются во имя или во славу каких-то безликих людишек и ничего не значащих, пустопорожних правил и инструкций. А все это не имеет никакого значения для жизни, никакого, черт побери! Важно только то, что ты делаешь для простых, просто живущих, людей!

– И это важное вы делали и делаете, мэм, – смог наконец проговорить Зулу.

* * *

Джеймсу Кирку пришлось опустить на землю неудобные ящики с биоэлектронными кристаллами, чтобы достать свой коммуникатор.

– А нельзя ли как-нибудь избавиться от всего этого, мистер Спок?

– Конечно, можно, капитан. Но я не думаю, что вы захотите еще раз посетить Алеф Прайм.

Кирк пробормотал что-то нечленораздельное и проговорил в микрофон коммуникатора:

– Кирк – «Энтерпрайзу».

– «Энтерпрайз». Зулу слушает, капитан.

– Спок и я готовы к переносу, мистер Зулу.

И через несколько минут Кирк, Спок и груда разнокалиберных коробок материализовались на транспортной платформе «Энтерпрайза». Кирк сошел первым, чтобы приветствовать Хантер на борту своего корабля, – она сопровождала Зулу по пути к транспортаторному отсеку.

– Я вижу, вы уже знакомы с мистером Зулу, – сказал он. – А это мистер Спок, мой первый офицер.

– Мистер Спок, – заговорила Хантер. – Наконец-то я встретила вас, спустя много лет после того, как впервые услышала о вас.

– Польщен, – коротко ответил Спок. А Кирк заметил, как Зулу медленно и неохотно пошел прочь от них.

– Мистер Зулу, – поторопился он окликнуть рулевого. – Вы обедали?

– Обедал? – переспросил Зулу, удивленный таким необычным вопросом. – Боюсь, капитан, что мой организм потерял ориентацию во времени, пока мы шесть недель крутились на веревочке вокруг того образования. И я не помню, когда в последний раз ел в обеденное время.

Кирк улыбнулся:

– Я знаю, как вы себя чувствуете, мистер Зулу. Сейчас я покажу капитану Хантер корабль, а затем она, я, мистер Спок отобедаем на платформе обозрения. Хантер, я хочу, чтобы мои офицеры познакомились с тобой. Мистер Зулу, не смогли бы вы узнать, кто еще есть на, борту?

И вместе с другими офицерами присоединяйтесь к нам.

– С радостью, – ответил Зулу. – Спасибо за приглашение, капитан.

Как только Кирк, Спок и Хантер, нагруженные ящиками с оборудованием, покинули транспортный отсек, Зулу поспешил к панели управления и включил канал связи:

– Зулу – Флин. Ответь на вызов, командир. Последовало долгое молчание, и он уже собирался повторить вызов, когда услышал голос Мандэлы:

– Флин слушает.

– Мандэла?

– Хикару, ты один у пульта?

– Да, один, – ответил он, слегка удивленный ее вопросом.

– Хорошо. Срочно перенеси нас. Я тут не одна, со мной двое из моих людей.

– Он услышал нетерпение в ее голосе и поспешил исполнить неожиданную просьбу. А когда Мандэла вместе со своими «людьми» появилась на платформе, Хикару тупо уставился на три взъерошенные, ничем не похожие на офицеров Звездного Флота, фигуры.

Ближе всех к нему разместилась Снанагфаштали (все звали ее укороченным именем Снарл). Она стояла на четвереньках, как хищник, вышедший на добычу, и ее вздыбленная шерсть поднялась густой гребенкой от затылка до самого хвоста. А темно-бурая окраска шерсти выглядела в отблесках луча транспортатора густыми пятнами крови. Да и низкий голос ее походил на рычание.

– Нам надо вернуться! – изрыгала Снарл. – Я положила глаз на этого молокососа!

Мандэла громко рассмеялась и поправила:

– На того, а не на этого, – волосы командира свисали вниз, как распущенная грива, что придавало ей сходство с диким животным. – Но не забывай, что у него плохие манеры – он хотел вызвать команду безопасности Алефа. Нам бы не поздоровилось. Поэтому мы улетучились оттуда.

Мандэла говорила таким счастливым голосом, какого Зулу не слыхал со дня ее появления на «Энтерпрайзе».

Третий представитель этой веселой компании, Дженифер Аристидес, стояла молча, потупя вниз глаза, безвольно опустив широченные могучие плечи. При росте в два с половиной метра, при ее широкой кости она казалась вылепленной из одних мускулов. А может быть, так оно и было. Землянка по своему происхождению, она генетически была запрограммирована для жизни на планетах с пониженной гравитацией, а нашла себе место на «Энтерпрайзе». Мандэла подошла к ней с одной стороны, Снарл притерлась с другой.

– Пошли, Дженифер, – мягко, но настойчиво сказала Мандэла. – Она взяла огромную ручищу женщины-гиганта в свою и помогла ей сойти с платформы. Дженифер оглядела своими серебристыми глазами всех присутствующих и заплакала.

– Я не хотела драться, – призналась она с видом несправедливо обиженного ребенка.

– Я знаю, – успокаивала ее Мандэла. – Они заслужили того, чтобы ты расколола их безмозглые головы или чтобы Снарл превратила их морды в кровавое месиво.

– Я не имею права злиться, если кто-то называет меня уродиной, – хныкала Дженифер.

– А я имею! – встала на ноги Снарл.

– Но я не хочу попасть в беду.

– А я с бедой как с водой, – промурлыкала Снарл. – Она, видите ли, не хочет. Вы тоже не хотите, командир? Боитесь, что капитан рассердится?

– Это я виновата, – продолжала хныкать Дженифер.

– Прекрати, Дженифер. Я была рядом и видела, что произошло. Так что не волнуйся. По крайней мере, не бойся Кирка.

Снарл ухватила Дженифер под руку.

– Пошли, подруга, – и они покинули транспортный отсек.

Мандэла резко встряхнула головой, отбрасывая назад свои волосы.

– Что произошло? – спросил Зулу.

– Да нашлись скоты, которые устроили себе потеху, оскорбляя Дженифер. Снарл оскорбилась больше нее, а тут и я подоспела. Спасибо, что вовремя переправил нас.

– Так вы ввязались в драку?

– Хикару, – со смехом сказала Мандэла, – неужели я выгляжу так, словно возвратилась с тихой прогулки?

– Ты не ранена?

– Нет. Да и другая сторона не очень пострадала. С обеих сторон все решала сноровка. И я хотела бы, чтобы ты видел это. Он глянул вслед ее подчиненным и произнес:

– Не хотел бы я оказаться на их месте. Когда это дойдет до капитана Кирка, он взбеленится.

Мандэла ехидно глянула на него, прищурив свои страстные зеленые глаза, резко ответила:

– Если Кирку не нравится мое поведение, я готова выслушать его с глазу на глаз, – ярость закипала в ней с каждым произнесенным ею словом. – Но если речь идет о моих подчиненных, то это – моя работа, мои достижения и мои упущения.

Гнев ее так же внезапно исчез, как и появился. Она собрала свои распущенные волосы в тугой пучок на затылке и оставила их в покое. А Хикару на краткое мгновение закрыл глаза, чтобы не назвать себя дураком за то, что он отказался от нее, сколько бы это между ними ни продолжалось.

– О боже! – произнесла она. – Мне нужна была драка, мне надо было ослабить свои зажатые тормоза, – она посмотрела туда, куда ушли Дженифер и Снарл. – Пойми ты, что несмотря на то, как она выглядит, Дженифер очень мягкая, добрая. Она взрослый ребенок и чересчур застенчива. Боюсь, она чувствует себя несчастной в команде безопасности.

– С тобой действительно все в порядке?

– Да. Зачем ты вызвал меня? Ты закончил свое дежурство и хочешь пригласить меня на Алеф Прайм?

– Ты пообедала?

– Нет, я только собрала своих людей и поджидала тебя.

– Тогда все складывается как нельзя лучше – у меня есть заманчивое для тебя предложение.

* * *

Джеймс Кирк предпочел бы приветствовать Хантер на борту своего корабля при его полном экипаже. И это вполне оправданное желание боролось в нем с чувством справедливости – его люди заслужили отдых. Справедливость победила – он не отозвал ни одного офицера с Алеф Прайма. И когда вместе с Хантер ступил на широкую пустынную палубу обзорной кабины, затемненной и тихой, и остановился у огромного стовосьмидесятиградусного иллюминатора, он был вознагражден за свою справедливость: они остались вдвоем в необъятном, заселенном только мерцающими звездами мире, и, как звезды понимали друг дружку без слов, так и им не нужны были никакие слова. Все, сказанное давным-давно, подтверждалось их обоюдным молчанием, а если чего то и не хватало, так это одного-единственного слова. И Джим произнес это слово, повернувшись к Хантер и глядя ей в глаза.

Это слово было ее интимным именем, известным только ее родным и ему, Джиму. Он не произносил этого имени с тех пор, как они расстались после недолгой, но страстной любви.

И тут открылись двери лифта. Джим сделал глубокий вдох и медленный выдох, когда на палубу ступил Спок, сопровождаемый Зулу и лейтенантом Флин. Он почувствовал смешанное чувство сожаления и облегчения – плохо ли, хорошо ли, но минута объяснения отодвигалась в неопределенное будущее.

– Мандэла!

– воскликнула Хантер. – А я и не знала, что ты на «Энтерпрайзе».

– Привет, Хантер, – откликнулась Мандэла. – А для меня сюрприз твое появление здесь.

– Она сказала мне, что хочет быть капитаном, как и я, – не подумав, сказал Джим.

Флин покраснела, но Хантер с удовольствием рассмеялась.

– Тебе придется срочно от нее избавиться, если ты хочешь сохранить свой корабль за собой: она слов на ветер не бросает.

И, кажется, Кирк наконец-то понял, что Флин хотела сказать, а не то, что она сказала во время их первой встречи. Тогда, беседуя с ней сразу же после ее прибытия на борт корабля, он спросил, каковы ее планы на будущее. И она, не задумываясь, ответила:

– Хочу работать на вашем месте.

Он не принял те слова всерьез – при ее образовании нечего было и мечтать о капитанской должности. А она как раз и заявила ему о том, что намерена серьезно работать, какую бы должность ни занимала, и хотела, чтобы к ней относились серьезно.

Флин широко улыбнулась на слова Хантер, и женщины, без лишних церемоний, как это принято в пограничном патруле, дружески обнялись.

– Кажется, мне не придется тратить время на представление присутствующих и прибывающих, – засмеялся Кирк. – Когда вы служили вместе?

Веселая улыбка моментально исчезла с лица Флин, ее сменила настороженная маска командира безопасности. И Кирк подумал, что если до нее дойдет то, что он говорил о службе безопасности Иану Брайтвайту, то он не знает, чего можно ожидать от Флин. Правда, на Спока он надеется, но мало ли что может произойти…

– Моя эскадрилья и пограничный флот Мандэлы одно время летали вместе, – ответила Хантер. – На границе вокруг Ориона.

– По сообщениям, там было жарко, – припомнил Джим, и разговор пошел о старых временах, о былых сражениях. Даже Спок не остался в стороне и рассказал одну странную историю, которая произошла с ним на заре его службы в Звездном Флоте. К большому облегчению Кирка, Мандэла Флин тоже расслабилась. И только Зулу казался отстраненным от разговора, хоть видно было, как он внимательно слушал и даже повторял про себя отдельные фразы, словно старался запомнить их, как и стихи Гомера, – навсегда.

А Джим, довольный, улыбался самому себе. От былого сожаления, что им с Хантер не удалось надолго уединиться, что он слишком импульсивно пригласил на встречу других, не осталось и следа. Он был счастлив, что все идет так, как оно идет.

* * *

Поздней ночью по корабельному времени Зулу сидел в темноте своей маленькой каюты и грыз ноготь большого пальца: Зулу мучили сомнения. Он любил «Энтерпрайз». Здесь у него были друзья товарищи по команде, они любили и уважали его, начальство по достоинству оценило, а сам он от всей души восхищался своим капитаном. И если он решит остаться на борту «Энтерпрайза», то должен признаться себе, что безумно влюблен в Мандэлу Флин. А признание равносильно отказу от всех честолюбивых, далеко идущих, планов.

Зулу привык мечтать. Но бесплодные мечтания надоели ему. Полгода службы на «Энтерпрайзе» не внесли никаких изменений в его судьбу – он как был рулевым, так и остался. И скорее всего, останется им на всю жизнь. Как бы ни совершенствовал он свое мастерство, какую бы характеристику ни заслужил бы, на борту этого корабля ему не добиться повышения в командирской должности. А, с другой стороны, он всегда готов служить под командованием Кирка и Спока. Но поймет ли его Мандэла? Не будет ли презирать его за то, что он… что он ради любви к ней отказался от всех своих честолюбивых планов?

Но помимо всего, его подстерегает еще одна – может, самая страшная для него – опасность. Он готов на реальную опасность – на смерть в бою, лишь бы его приняли в боевую эскадрилью, в идеальном варианте – на «Аэрфен». Если, конечно, Кирк отпустит его, а Хантер примет на борт своего корабля. И если Кирк не отпустит – это еще полбеды. Но если Хантер не примет его, то как он будет продолжать свою службу на «Энтерпрайзе»?

* * *

Хантер и Джим вместе прошли к транспортному отсеку.

– У меня сегодня был счастливый день, Джим. Я рада, что снова увидела тебя, – призналась Хантер.

– А мне жаль, что мы так скоро расстаемся, – произнес он, – и нет никакой, видимой причины для того, чтобы на обратном пути завернуть на Алеф Прайм.

– Мы к тому времени уже уйдем отсюда, – сказала она. – На границах неспокойная обстановка, а моя эскадра ослаблена. И я не могу позволить себе роскошь, надолго оставляя ее без флагманского корабля. Я должна быть там, где и она.

– Хантер глубоко вздохнула, – я не знаю, кем заменить двоих моих погибших.

Он не знал, что ответить. Но просто сочувствовал ей, потому что понимал, что такое потерять не просто членов экипажа, а друзей, которых никто не сможет заменить. Так, молча, они дошли до транспортного отсека, Джим набрал координаты корабля Хантер, наступила минута прощания.

– Ну вот, – произнес он и замолчал с полной ясностью осознав, что истинная неловкость подступила к ним только сейчас, когда ни один из них не мог произнести прощального слова. Они молча обнялись, и Джим с какой-то отчетливой безнадежностью вдруг понял, что и другого слова, слова надежды, которое собирался ей сказать, он так и не скажет, потому что слишком долго собирался сказать его и опоздал – опоздал на многие годы.

– Он спрятал свое лицо в ее волосах, вдыхал ее запах, от которого повеяло такими воспоминаниями, что он боялся даже взглянуть на нее, боялся заговорить.

– Джим, – грустно произнесла Хантер. – Не надо. Пожалуйста, не надо, – она осторожно высвободилась из его объятий.

– Хантер!..

– Прощай, Джим, – сказала все-таки она и взошла на платформу.

– Прощай, – прошептал он.

Кивком головы Хантер предупредила о том, что она готова, и Кирк надавил на кнопку транспортатора. Хантер исчезла.

* * *

Нескоро Кирк вышел из оцепенения, нескоро пришел в себя. Да и пришел ли? Он чувствовал себя уставшим, опустошенным, потерявшим что то очень нужное. И мечтал только о том, чтобы добраться до своей каюты, никого не встретив, чтобы на него не свалилась какая-нибудь сверхнеотложная задача.

Впервые он подумал о том, чтобы уйти в отставку. И, может быть, сразу же после выполнения этого непонятного задания, над которым не хотел больше ломать голову. Предстоит легкая прогулка, и это то, на что он еще способен.

Он вошел в свою темную пустую каюту – в единственное место на корабле, где по-настоящему мог расслабиться и по-настоящему ощутить всю глубину своего одиночества, и где не был целых двадцать четыре часа.

Кое-как стянув с себя рубашку и швырнув ее куда-то подальше от себя, Кирк хотел уже растянуться на койке, но увидел зеленый свет на экране терминала. Зеленый свет не означал срочности предстоящего дела, но по опыту капитан знал, что не уснет, пока не узнает, какое именно дело ждет его решения. Включив терминал, он услышал записанный на пленку голос Зулу. Рулевой просил об официальной встрече.

Просьба была странной. Капитан и не помнил, когда в последний раз была у него встреча такого рода, петому что был доступен для любого члена своего экипажа и не давал повода Зулу для официального заявления. Из чистого любопытства Кирк ответил рулевому, рассудив, что если тот спит, вызов его не разбудит.

Но, к его удивлению, Зулу немедленно появился на экране. Он бодрствовал, хоть выглядел усталым и вздернутым. Очевидно, сказалось то обстоятельство, что рулевой не смог отдохнуть на Алеф Прайме, как другие члены команды. Так уж сложилось, что ему пришлось дежурить и над станцией после многодневной стоянки на вахте во время длительного многократного облета аномального образования.

«Я слишком перегрузил его, – подумал Кирк. – Но он настоящий мастер своего дела, и с ним приятно общаться. Настолько приятно, что никто и не заметил, как много и как хорошо Зулу поработал. Или – О боже! – у него были другие планы на этот вечер, а он принял мое приглашение за приказ?»

– Мистер Зулу, я получил ваше послание. У вас все в порядке? Мне кажется, я должен извиниться перед вами.

– Извиниться передо мной? Но за что, капитан?

– Я не хотел вас принуждать присутствовать на обеде. Как мне сейчас кажется, у вас были другие планы, а я разрушил их своим приглашением, понятом вами как приказ.

– Нет, сэр, – горячо возразил Зулу. – Наоборот, это мы поступили эгоистично, приняв ваше приглашение, хоть вы и Хантер предпочли бы остаться наедине.

– Хоть это и не совсем так, очень хорошо, что мы с вами все выяснили. Доброй ночи. Завтра увидимся.

– Капитан?

– Да, мистер Зулу.

– Я не об этом хотел поговорить с вами…

Кирку очень хотелось спросить, нельзя ли отложить разговор до завтра, но что-то во взгляде рулевого остановило его. В конце концов, почему надо отказываться от возможности поговорить с молодым офицером о корабле, о капитане? Молодого офицера что-то тревожит, и он не может уснуть.

– Тогда почему бы вам не прийти ко мне в каюту? Мы пригласим третьего собеседника – бренди – и побеседуем по душам.

– Благодарю вас, сэр…

Кирк недооценил себя, думая, что при его опустошенности ничто не сможет его пронять. Просьба Зулу повергла капитана в удивление, граничащее с ужасом.

– Перевод? – переспросил он. – Почему? Куда? Что случилось? Что сделало вас таким несчастным на борту «Энтерпрайза»?

– Я счастлив здесь, капитан! – Зулу обхватил бокал с бренди так, словно хотел его раздавить. Запах «третьего собеседника» соответствовал его крепости, но рулевой морщил нос не от запаха, а от желания объяснить капитану свое решение.

– Как вам известно, капитан, у меня не совсем хорошая аттестация.

– У вас прекрасная аттестация, Зулу.

Тогда рулевой лег на другой курс:

– Служба на «Энтерпрайзе» – лучшая аттестация для любого офицера. И это единственное, что не подлежит сомнению в моем послужном списке. Но эта аттестация выпала мне по чистой случайности.

– Да? – угрожающе произнес Кирк. – Так вы считаете, что я набираю свою команду наобум?

Зулу залился краской стыда, поняв, какую бестактность он допустил по отношению к своему капитану, и поспешил извиниться:

– Нет, сэр, прошу прощения. Но я ума не приложу, почему вы взяли меня на борт своего корабля. Мои оценки в Академии были самыми средними, – он замолчал, испытав как бы новый приступ неудовлетворенности и собой, и своими успехами в Академии.

– А я несколько иначе смотрел на ваши баллы, – сказал Кирк. – Постоянные переезды вашей семьи не позволили вам подготовиться к учебе в Академии по-настоящему. И всякий раз, когда начинался новый семестр, вы были самым последним по успеваемости.

Зулу с удивлением смотрел на своего капитана, пораженный и пристыженный его осведомленностью.

– Но затем, – продолжал. Кирк, – вы подтягивались, осваивали предмет во всем его объеме и становились одним из лучших курсантов. Что соответствует моему представлению о потенциально прекрасном офицере.

– Благодарю вас, капитан.

– Я убедил вас, не так ли?

– Да. Но я вынужден служить с моей аттестацией, что бы вы за ней ни разглядели.

– Ваш будущий командир может не разглядеть этого.

Зулу согласно кивнул головой.

– К тому же я считаю, что вы недооцениваете себя.

– Нет, сэр. Прошу прощения, но на этот раз я не могу с вами согласиться. Я люблю этот корабль и с легким сердцем останусь на нем. Но если у меня появится возможность перевестись с повышением, я без всяких раздумий соглашусь на любую командирскую должность, потому что, пока я не наберусь опыта в самых разных войсках Звездного Флота, я не могу надеяться на большее, чем командовать каким-нибудь грузовозом или маленькой дальней заставой.

Кирк медлил с ответом, внимательно разглядывая свой бокал, потом тихо сказал:

– Нет ничего позорного и в таком командовании.

Зулу сделал большой глоток, чтобы выиграть время на ответ.

– Капитан, жить, ничего не стыдясь, очень важно для меня. Это необходимо, но этого недостаточно. Дипломатия ожидания – целая наука, да не для меня она. Я хочу живого действия, живого исследования, исследования самого себя – я хочу знать, на что я способен. Даже если моя карьера закончится крахом после двух самостоятельных шагов.

Выговорившись, он с тревогой всматривался в лицо Кирка; пытаясь угадать ответную реакцию. И не угадал. Когда Кирк заговорил, от его слов понесло холодом:

– Никогда не думал, что Хантер будет вербовать себе рекрутов на борту моего корабля. Ведь вы хотите перевестись на «Аэрфен»?

– Да, сэр. Но Хантер не вербовала меня. Я думал об этом задолго до того, как увидел ее. Я всегда мечтал служить на боевом корабле, а на «Энтерпрайз» пошел потому, что он совмещает в себе все возможные назначения межзвездного корабля.

Зулу не был уверен, что все, высказанное им капитану, было верным шагом с его стороны, но он выложил правду и не корил себя за это.

– А единственным человеком на корабле, с кем я обсуждал эту возможность, был мой друг, от которого ничего не зависит. Вы первый человек, в чьих руках моя судьба и к которому я обращаюсь со своей просьбой. Я знаю, что Хантер потеряла двух людей из своей команды, но я не питаю иллюзий – найдется слишком много желающих служить на «Аэрфене». Я даже не знаю, для какой работы требуются ей люди и способен ли я выполнять ту работу. И не представляю, как она отнесется к моему обращению, если даже вы не будете против.

Он наклонился вперед и горячо заверил:

– Капитан, я никогда не лгал вам, не лгу вам и сейчас. Вы можете узнать у капитана Хантер, разговаривал ли я с ней по этому поводу. А она не из тех, кто говорит не правду.

Кажется, Зулу высказал все, что хотел, и ему оставалось только ждать, что ответит капитан.

– Мистер Зулу, а что будет, если Хантер откажет вам или если Звездный Флот уже нашел нужных ей людей?

– Я приму это как должное, капитан, но этого я боюсь больше всего.

Впервые за все долгое время разговора капитан Кирк улыбнулся, и никогда и ничья улыбка так не радовала Зулу.

– Я тоже не знаю, как Хантер отнесется к вашему предложению, но если она откажет вам, то долго еще ей придется искать того, кто хотя бы наполовину заменит вас.

* * *

Обычно долгая процедура перевода произошла с такой стремительной быстротой, на какую Зулу не мог и надеяться. С «Аэрфена» согласие на его перевод было получено сразу же. Зулу даже предположил, что оно продиктовано отчаянным положением корабля, но Кирк заверил его, что капитан Хантер берет его на свой корабль, учитывая его прошлые и… будущие заслуги. Задержку могло вызвать только официальное оформление перевода. Но как только красная черта его данных пройдет сквозь бюрократическую машину, он может перебраться на борт «Аэрфена».

И вот, спустя каких-то пять часов после разговора с Кирком, он стоит посреди своей пустой каюты с вещмешком за спиной, с коробкой, набитой разной вещевой мелочью, у ног и с мечом самурая в руках.

Недолгая минута прощания со своим, теперь уже былым, приютом, и Зулу, пройдя несколько шагов по коридору, осторожно постучался в дверь каюты Мандэлы. Из-за двери тут же послышалось:

– Войдите.

Щелкнул открывшийся замок, и он вошел в полутемную каюту.

– Что случилось? Кому я понадобилась? – спросила Мандэла, натягивая на себя форменную рубаху.

– Все в порядке, – успокоил ее Зулу. – Это я. Руки Мандэлы были уже продеты в рукава, а пояс рубахи закрывал ей нижнюю часть лица, видны были только глаза и лоб, прикрытые распущенными прядями волос.

– О, привет! – проговорила она. – Как вижу, ты пришел ко мне во всеоружии, чтобы позвать с собой на войну? – она сняла рубаху, бросила ее на стул поверх брюк и ярче засветила свет, отчего ее рыжие волосы засверкали золотыми искорками. Искорки сверкали на ее плечах, на груди и, кажется, на спине. Хикару очень хотелось верить, что он был один из не очень многих, кто видел ее такой. Приветливая улыбка исчезла с ее лица.

– И все-таки ты выглядишь так, будто что-то у тебя не так. Что с тобой, Хикару? Садись, рассказывай.

Она отодвинулась к переборке, освобождая ему место, и он присел на краешек койки. А Мандэла, оставаясь под одеялом, подтянула к груди коленки и обвила свои руки вокруг его шеи.

– Иди ко мне, – позвала она. – Что случилось?

– Это произошло, – ответил он, – я попросил перевести меня в эскадрилью Хантер.

– И она приняла тебя! – торжественно произнесла Мандэла. Он молча кивнул.

– Да ты должен кувыркаться от радости. Что может быть лучше?

– А я, как всегда, сомневаюсь, не сделал ли я ошибки.

– Хикару, нет слов, «Энтерпрайз» – прекрасное место работы, но ты был прав, предположив, что тебе нужен разносторонний опыт.

– Да я не это имею в виду, я не о профессиональном опыте. Речь идет о личном.

Она отвела свой взгляд в сторону, потом посмотрела прямо в его глаза, взяла за руку.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – привязанность к кому-то.

– Прости, – сказал он. – Я знаю твое состояние и не хочу тебя лишний раз тревожить. Просто я зашел к тебе, чтобы сказать «прощай» и передать тебе мой меч. Вес его за пределами допустимого веса личных вещей, и я не могу взять его с собой.

Мандэла с почтительностью приняла подарок – это был древний меч с острым клинком, с рукоятью тонкой работы.

– Спасибо, – сказала она и спрятала лицо между колен. Хикару показалось, что она плачет.

– Мандэла, что-то не так? Прости меня. Она отчаянно Помотала головой, не глядя на него, нашла его руку своей, прикрыла ее, останавливая его извинение. А когда подняла голову, на лице ее блуждала улыбка, хоть глаза были в слезах.

– Нет, – сказала она. – Это ты прости меня. Все так прекрасно. Ты видишь – я улыбаюсь, но не по поводу твоего меча, а просто такая уж я, и с этим ничего нельзя поделать. Постой! Она положила меч на стул, поискала что-то торопливым взглядом:

– Я тоже подарю тебе… Вот…

На среднем пальце ее правой руки было надето массивное золотое кольцо с рубином, отбрасывающим те же искры, что и ее рыжие волосы. Мандэла никогда не расставалась с ним, снимая только во время тренировок на уроках по дзюдо. Она сняла его со своего пальца и надела на безымянный палец Зулу. И ему почему то вспомнилось. Как она рассказывала о теории секса, о символах секса в виде ножей и мечей, замков и ключей и, конечно же, разного рода колец. И как ему помнится, рубин означает возрастное неравенство.

Они спокойно смотрели друг дружке в глаза.

– Это значит, что ты имеешь в виду то же самое, о чем ты мне говорила? – с трудом ворочая пересохшим языком, спросил он.

– Я всегда говорю и делаю то, что имею в виду, – ответила она. – А ты не передумал?

– Я… я не знаю.

– Это не прибавит тебе проблем, и я хочу, чтобы ты не передумал.

– Я полюбил тебя, как только ты появилась на корабле, – с отчаянием проговорил он, – но ведь я ухожу.

Она положила свои руки ему на плечи:

– Изменишь или не изменишь ты свое решение, мне от этого легче не станет. Я люблю тебя, Хикару! И я не знаю, о чем мы больше будем жалеть… о том, что любили, или о том, что боялись любить?

Она погладила его щеку, челюсть, ложбинку шеи. Он потянулся к ней, она ответила тем же, руки их переплелись, и она сквозь торопливые поцелуи проговорила:

– Ты даже представить себе не можешь, как часто я хотела этого.

Она расстегнула его рубаху, сдернула ее резким рывком и, гладя ему спину, наблюдала, как он снимает ботинки, потом брюки, наслаждаясь одним видом его атлетически сложенного тела. Ее пальцы выписывали замысловатые узоры на этом теле, пока Хикару не повернулся к ней и не покрыл ее лицо поцелуями. А ее руки, оставив в покое его плечи и спину, заскользили по его талии, бедрам. Она приподняла одеяло, пуская его к себе, наклонилась над ним, накрыв его плечи водопадом волос. Сначала осторожно, потом все исступленней и безоглядней они погружались в любовь.

* * *

Джеймс Кирк сидел в кают-компании, обхватив пальцами чашку горячего кофе. Настроение его было паршивым.

Дверь открылась, и вошел мрачный Маккой.

– Доброе утро, Джим, – осторожно произнес он с сильным южным акцентом, который появлялся у него или во время похмелья, или сразу же после принятия того, что вызывает похмелье. Чем был вызван акцент в столь раннее время, Кирку не хотелось выяснять – не то настроение.

– Что за ночь, – пожаловался Маккой, присаживаясь напротив Кирка с чашкой в руках. – Что за ночь! Вы согласны со мной? Судя по вашему виду, ваше самочувствие не лучше моего.

– Да, – согласился Кирк, почти не слыша доктора. – Это была действительно ночь.

Большую часть этой ночи Кирк провел у субкосмического коммуникатора, доказывая кому-то, что красная полоса на личном деле офицера Звездного Флота Хикару Зулу не означает, что этот офицер навечно приписан к экипажу «Энтерпрайза». И доказал. И, как он сейчас считает, допустил ошибку, серьезную ошибку. Если бы он был таким же настойчивым по отношению к самому Зулу, то этот замечательный офицер изменил бы свое решение.

– Я тоже так думаю, – говорил о своем Маккой. – И уверен, что ты провел ее так же хорошо, как и я.

– Хорошо? – попытался вникнуть в то, о чем ему говорит доктор, Кирк и понял, что тот ничего не знает о Зулу, ведь они не видели друг друга со времени встречи в парке Алеф Прайма.

– Дружище, о чем ты говоришь?

– Ну, я не отрицаю, что выпил уже пару… но ведь ты же не заметил.

Кирк пристально посмотрел на него, но Маккой продолжал свое:

– Джим, друг, ты выглядел действительно счастливым. Я уж и не помню, когда я в последний раз видел тебя таким…

Кирк не выносил фамильярности доктора, тем более в такое раннее время.

– И я испытал истинное удовольствие, увидев тебя со старым другом, с испытанным другом.

Кирк наконец-то понял, что подразумевал Маккой, и почувствовал себя раздраженным, хоть, по правде говоря, у доктора не было оснований думать иначе. Но с какой стати ему вообще думать о дружбе Кирка и Хантер? Это сугубо личное дело только их двоих, всякий третий в их деле будет лишним.

– Ты глубоко ошибаешься, дружище, – предостерег Кирк.

Тогда Маккой перешел на грубовато-добродушный тон, каким двое мужчин, говоря о чем-то личном, прикрывают свою осторожность, свое истинное отношение к собеседнику:

– И это говоришь мне ты, Джеймс Кирк – Дон Жуан Земли, Казанова космоса?..

– Заткнись!

Маккой хотел было отшутиться, но, глянув на Кирка, понял, что тому не до шуток и что все, сказанное только что им, так далеко от правды, что дальше некуда.

– Джим, – моментально протрезвев и выйдя из роли старого доброго друга, извиняюще произнес он, – прости меня. Но я знаю, что вы часто встречались, ну и предположил… Я не думал, что это тебя обидит.

Кирк усмехнулся и с непонятной грустью произнес:

– За что ты просишь прощения? Твое предположение вызвано знанием моего прошлого. А в своем прошлом виноват я, а не ты.

– Ты хочешь поговорить об этом или предпочитаешь, чтобы я убрался куда-нибудь подальше и, не раздражал тебя своей болтовней.

Кирк задумчиво посмотрел на него и неожиданно для себя сказал:

– Мы с Хантер были большими друзьями: Она одна из самых лучших моих друзей. Были мы и любовниками, но давно, еще до того, как она вступила в звездное братство.

– Звездное братство? Так это все объясняет!

– Ничего это не объясняет, скорее наоборот – все запутывает. В то время в братстве было всего девять человек – я имею в виду взрослых, – связанных между собою узами родства. Четверо или пятеро из них были такими же перелетными птицами, как и Хантер, но у остальных были дети, привязывающие их к Земле. И собственно говоря, эти земные существа и составляли костяк братства. Встречался я с ними – добрые милые люди, но когда Хантер предложила и мне вступить в братство, я обещал подумать… А несколько лет тому назад вернулся на Землю и встретился с дочерью Хантер.

– У Хантер есть дочь? – воскликнул удивленный Маккой, для которого Хантер была воплощением офицера Звездного Флота, но никак не матерью.

– Да, – произнес Кирк, вспомнив, какие трудности возникли у него с дочерью Хантер. Не привыкший к детскому окружению, он избрал по отношению к ней тактику снисходительного покровительства. И однажды, к своему удивлению, узнал, что своим поведением глубоко оскорбил хоть и маленького, но очень самостоятельного человека, который презирает его вместе со всей его славой. В результате серьезного разговора Кирк понял свою ошибку, и они в конце концов сумели даже подружиться…

– Не часто такое бывает, но я встретил человека, чьим отцом я и мог и хотел бы быть.

– Джим, – осторожно начал Маккой. – А ты не смог бы сказать Хантер то, что ты сказал сейчас мне?

– Не знаю, – задумчиво ответил Кирк. – Не знаю. Но я не хотел бы заново встречаться с теми сложностями, какие были в наших отношениях. Подозреваю, что мы оба были не правы, оба слишком заняты собой и останемся такими навсегда.

* * *

1000 часов. Зулу поставил свои вещи на транспортаторную платформу и повернулся к своим друзьям. При всей неожиданности его перевода слух о нем распространился по всему кораблю, и Зулу был рад этому: он оставляет на «Энтерпрайзе» не только знакомых, но и друзей. Вот они стоит у платформы: члены его группы начинающих фехтовальщиков Павел Чехов, Дженис Рэнд и Кристина Чэпел, старший йог «Энтерпрайза» Беатрис Смит, капитан Кирк, доктор Маккой и Ухура. Даже мистер Спок пришел проводить его.

Помахивая прощально рукой, Зулу вдруг почувствовал внезапный приступ боязни за остающихся и своей вины перед ними: как будто он бросает их всех перед надвигающейся опасностью которая и его затронет самым больным образом. Объяснив себе это мимолетное чувство грустью расставания, он окончательно успокоил себя тем, что никогда не ходил в пророках.

Он не пожал руку Споку, как сделал это, прощаясь с Кирком, не обнял его, как Ухуру и доктора Маккоя. Вместо этого он отвесил почтительный поклон офицеру по науке. Спок в ответ поднял руку в традиционном приветственном и прощальном жесте вулканцев.

– Долгой жизни и процветания вам, – пожелал он.

– Спасибо, мистер Спок, – поблагодарил Зулу и обратился к Флин:

– Мандэла…

Она положила свои руки на плечи ему и тихо прошептала:

– Мы были правы, Хикару, но даже от этого не становится легче.

– Нисколько, – ответил он сквозь подступавшие к горлу слезы.

– Будь внимателен к себе.

– Ты тоже.

Он резко повернулся, ступил на платформу, не давая волю своим чувствам, – наедине они уже попрощались друг с дружкой. Глянул в сторону Спока, стоящего у пульта, и кивнул ему головой. Через мгновение мерцающий холодный луч окутал его и поглотил.

* * *

После исчезновения Зулу всех провожающих охватило гнетущее чувство опустошенности, как будто каждый из присутствующих расстался не только с Зулу, но и с частицей самого себя. Мандэла Флин, пожалуй, больше всех поддалась этому чувству и вовсе не хотела с ним расставаться.

Но у нее не было времени на долгие переживания – через несколько минут прибудет узник. Она встряхнула себя и сосредоточила все свои мысли на работе. Конвоировать преступника – не такое уж новое для нее дело. Но Флин чувствовала тревогу, вернее, предчувствовала, что должно произойти что-то невероятное, чего она не может предотвратить: ни капитан, ни первый офицер не ввели ее в курс каких-то странных событий.

«О смысле – спросить не сметь.

О цели – она у глаз

Тебя посылают на смерть

Умри, выполняя приказ».

Она вспомнила строки Теннисона и цинично продекламировала их про себя. Какой сокровенный смысл вкладывал в эти строки давно живший и давно умерший поэт? Неужели тот же самый, какой вкладывает в них она, Мандэла Флин, которая тем лучше исполняла задание, чем больше о нем знала? Не было исключения из этого правила.

А высшие офицеры «Энтерпрайза» первое же выпавшее на ее долю задание превратили в исключение. И она не могла отделаться от мысли, что добром это не кончится, хоть капитан Кирк заверил ее, что речь идет о легкой прогулке.

Но о какой легкой прогулке может идти речь, если один вид охраны должен внушать ужас и преступнику, и его сообщникам? И почему преступник должен содержаться не в специально предназначенной для этого камере, а в слегка переоборудованном отсеке для важных гостей, одна из кают которого снабжена дополнительными дверями и энергетическим экраном по всему ее периметру?

Что происходит? Для кого ставится этот спектакль? Кто кого дурачит и зачем?

– Командир Флин, мы готовы к приему узника? – прервал ее размышления Кирк.

– Да, сэр. Конвой должен прибыть ровно в 10.15, как вы и просили.

Отвечая капитану, она уже слышала шаги приближающегося конвоя, и не могла сдержать улыбки, когда он вошел. Хорошо, что она додумалась предупредить всех конвойных о роли, которую им надо сыграть, и они не обидятся за то, что их выставили на посмешище. И, пожалуй, самым смешным было то, что каждый из пяти конвоиров был вооружен фазером, который выглядел в его руках детской игрушкой.

Первым вышагивал заместитель командира Бернарди Аль Аурига – массивный плотный чернокожий гигант ростом в два с лишним метра, огненноволосый, с густой рыжей бородой, отливающей всеми оттенками красного, желтого и оранжевого цвета.

За ним, волоча свой длинный, как у стегозавра, хвост с острыми шипами, переваливалась с боку на бок Неон. Переливающаяся чешуя и длинный хвост заставляли думать о ней как о сильном и опасном, но медлительном и тупом динозавре. Она же была быстрее молнии, а по коэффициенту умственного развития намного превышала те 2000 единиц, которые Звездный Флот считал удовлетворительными для службы в нем.

Снанагфаштали и Дженифер Аристадес по разным причинам были отобраны в эту команду. Дженифер монументальной статуей возвышалась даже над Барри Ауригой. Да и от всего ее, на первый взгляд, уродливого вида веяло спокойствием, каменной несокрушимостью и надежностью.

Снанагфаштали была, пожалуй, самой неподходящей для этой команды, но Флин видела ее во вчерашней короткой стычке на Алеф Прайме и включила в команду на тот случай, если действительно произойдет что-то из ряда вон выходящее. Снарл не нападала первой без причины и была не на высоте там, где требовалась дисциплина. Но в исключительных ситуациях она вела себя исключительно: забыв об инструкциях и обо всем на свете, она пускала в ход свои острые красные лапы, а не фазер.

Максиме Александер Арунья, скуластый хмурый мужчина средних лет, обладал редчайшим талантом смешиваться с толпой так, что был незаметен среди самого чужеродного для него сборища. И он же, отделяясь от толпы, мог излучать из себя самую устрашающую ауру из всех аур, когда либо виденных Мандэлой. Как-то на ее глазах он развел в разные стороны две противоборствующие хулиганские шайки, ничем не угрожая и не шевеля пальцем…

Флин посмотрела на Кирка:

– Надеюсь, вы остались довольны внешним видом команды безопасности, сэр?

– Да, командир Флин, – ответил он с таким каменным выражением лица, что осталось неясным, доволен он на самом деле или…

Флин обратилась к Аль Ауриге:

– Все в сборе, Барри?

– Да, мэм, – как можно мягче ответил он и после короткой паузы добавил:

– Все готовы отбить нападение целого отряда клингонов.

Флин слегка улыбнулась. Макс засмеялся так, словно угрожающе рычал на кого-то. Неон издала жуткий, похожий на дребезжание треснувшего колокола, звук, Барри хихикнул, а Снарл, громко хохоча, переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь понять, над чем все смеются. Помимо нехватки самообладания, ей недоставало и чувства юмора.

– Я считаю, что мы все – великолепная команда, – высказала свое мнение Флин, после чего Снарл приподняла свои уши, пригладила взъерошенные волосы и заняла место у платформы транспортатора.

– Капитан Кирк, – произнес Спок тоном, который Флин охарактеризовала бы как обеспокоенный, если бы ее об этом спросили. – Доктор Мордро – старый академик, и все это «воинство» вряд ли необходимо.

– Мистер Спок, насколько я понимаю, мы хотим показать Брайтвайту, что принимаем его всерьез… не так ли?

Взгляд Спока блуждал от Кирка к Флин и к ее команде безопасности, наконец остановился на потолке.

– Как вам будет угодно, капитан.

Транспортатор дал сигнал готовности и через мгновение главный прокурор Алеф Прайма и заключенный материализовались. Квинтет команды Флин взял фазеры наизготовку.

«Ну и ну, – сокрушенно подумала Мандэла, как только Мордро окончательно „затвердел“, он же находится под действием наркотиков».

Лишенное какого-либо смысла лицо, блуждающий взгляд затуманенных серой пеленой глаз не имели другого объяснения. И ко всему еще заключенный носил на запястье энергоманжет и пару инерционных ограничителей движения на лодыжках, которые позволяли ему ходить и готовые защелкнуться, едва он попытается бежать. И все это было таким же устаревшим, как и железные цепи, и настолько ненужным, насколько и унизительным. Но доктор Мордро был в таком состоянии, что не понимал своего унижения. Тогда Флин взглянула на офицера-ученого, но его лицо не выражало никаких чувств, очевидно, все его чувства ушли на созерцание команды безопасности.

Брайтвайт сошел с платформы, коротким взглядом окинул оцепление и удовлетворительно кивнул Кирку:

– Великолепно! А где камера для него?

– Мистер Брайтвайт, – ответил Кирк. – Я немедленно снимаю «Энтерпрайз» с орбиты Алеф Прайма, и у вас нет ни времени, ни нужды для осмотра корабля.

– Но, капитан, я сопровождаю вас до Рехаба 7.

– Это невозможно.

– Это приказ, капитан, – он протянул Кирку субкосмическую депешу.

Кирк прочитал ее и нахмурился.

– Должен вас предупредить, что назад вам придется добираться самому, а как вы сами знаете, в этом районе не много кораблей, которые смогли бы вас подбросить домой.

– Я знаю, капитан, – произнес Брайтвайт. – Лицо его стало мрачным и задумчивым. – После всего случившегося… после суда и после смерти Ли… мне нужно время, чтобы побыть одному, подумать. Я заказал одноместный корабль и сам вернусь назад.

Он посмотрел в глаза Кирку:

– Вы не заметите меня по пути на Рехаб и вам не придется заботится о моем возвращении.

Высказавшись, он поспешил вслед за командой безопасности, тесным кольцом окружившей его подопечного, который так и не сообразил, где он находится и куда его ведут. А капитан Кирк с некоторым замешательством смотрел ему в спину, не понимая, что он должен думать о человеке, который собирается лететь один через всю звездную систему в тесной, хрупкой, немощной шлюпке. Так ничего и не уяснив, он покачал головой и вышел из транспортного отсека.

Добравшись до своей каюты, Кирк тяжело опустился в кресло и почувствовал себя таким усталым, что не мог даже ворочать языком. Он ни на минуту не сомкнул своих глаз в течение полутора суток и, оставшись один, попытался подытожить, что он приобрел за все время бодрствования.

Прежде всего, он остался без рулевого офицера – лучшего за все годы своей службы. Его офицер по науке, оторванный от исследования аномального образования уже на завершающей стадии, попытался спасти результаты своих наблюдений и, засев за компьютер, составил уравнение, понятное лишь ему одному, – никто другой не, сможет его ни решить, ни даже прочитать. Раздраженный невниманием к его работе, главный инженер Скотт потребовал свою долю компьютерного времени, а корабль в это время летел с черепашьим скрипом отключив нуждающиеся в ремонте ВОРБ-двигатели.

Все это можно было отнести и к личным потерям капитана Кирка, и к потерям «Энтерпрайза». А приобретение было весьма сомнительное: появление на борту корабля то ли скандально известного безумца, то ли оклеветанного гения. Но независимо от того, кем он был на самом деле, доктор Мордро доставлял гораздо меньше хлопот, чем сопровождавший его Брайтвайт.

Молодой, амбициозный, прокурор Брайтвайт не оставлял Кирка в покое – ему все хотелось знать, все видеть и все понимать. И капитан жалел теперь, что не посвятил командира Флин в тонкости затеянной игры.

Но он надеялся на ее проницательность – начатый ею спектакль должен продолжаться. Ведь если Споку удастся доказать невиновность доктора Мордро, можно будет с полдороги повернуть назад и пристать к ремонтной мастерской Алеф Прайма.

Только бы Хантер к тому времени не умчалась к своей эскадрилье! Он не сможет покинуть свой корабль, не сможет, как Брайтвайт, нанять одноместную шлюпку и лететь на ней к дальним границам Федерации. А свидеться с нею ему край как надо – он готов сказать Хантер то, на что намекал Маккой: Хантер и Кирк оба были не правы, но первым сознаться в своей не правоте должен он – Кирк.