Когда капитан Террелл пытался объяснить, что они с Чеховым искали оставшихся в живых, что они, в сущности, группа риска, один из «уцелевших» так отблагодарил его ударом сзади со всего маху рукой в металлизированной перчатке, что он согнулся.
Чехов и не пытался сопротивляться. Он знал, что это бесполезно.
Они с Терреллом еще оставались в скафандрах, хотя у них отобрали шлемы и фазеры. Побег представлялся невероятным. Кроме тех четверых, что их держали, еще двенадцать или пятнадцать человек столпились вокруг них.
Они похоже кого-то ждали.
Чехова больше пугал тот, кого они ждали, чем все остальные вместе взятые. Стараясь не глядеть на фазер, Чехов начал потихоньку подбираться к оружию. Он заставил себя расслабиться, притворяясь смирным. В ответ один из конвоиров слегка ослабил свою железную хватку, и Чехов свободно вздохнул.
Но он действовал недостаточно быстро. Ему закрутили за спину руки и снова сильно сжали. Он вскрикнул. Конвоиры Террелла тоже вытолкнули его вперед, хотя он был совершенно оглушен ударом. У Чехова больше не было возможности сопротивляться. Ему все сильней и сильней сжимали руки. Теряя сознание от боли, он отчаянно пытался вспомнить все, что знал о «Ботани Бей». Так много произошло событий за это короткое время, что, хотя он и помнил само происшествие с ужасающей ясностью, некоторые подробности совсем изгладились из памяти. Это было очень давно, пятнадцать лет назад…
Двери распахнулись. Охранники, толкнув Чехова, вернули его к действительности и повернули их обоих лицом к выходу. Синяк на лице Террелла выступил красным пятном на черной коже. У Чехова по спине струился пот. На фоне светлого выхода обрисовывалась черная высокая фигура, остановилась, шагнула им навстречу из салона и медленно, неторопливо стала стягивать шлем.
У Чехова из груди вырвался слабый, безнадежный стон:
– Кан…
Этот человек сильно изменился с тех пор: казалось, он постарел больше, чем это бывает за пятнадцать лет. Его длинные волосы были белыми с серыми локонами. Но изменения во внешности не повлияли на характер, от него веяло прежней силой и самоуверенностью. Чехов мгновенно его узнал.
Кан Сингх взглянул в его сторону. Только тогда Чехов понял, что произнес имя Кана вслух. Злобный взгляд в его сторону согнал краску с лица Чехова.
Кан приближался, не видя их. Безжалостный взгляд потряс Террелла до глубины души. Но Кан отпустил его пожатием плеч.
– Тебя я не знаю, – сказал он, затем обернулся к Чехову, и тот отпрянул.
– Но тебя, – сказал он мягко и нежно, – тебя я помню, мистер Чехов. Я уже не надеялся опять встретиться с тобой. – Чехов прикрыл глаза, чтобы не видеть отталкивающего выражения лица Кана, пытавшегося воспроизвести улыбку.
– Чехов, кто этот человек? – Террелл тщетно пытался утвердить свой авторитет.
– Он был… опытным, капитан. И преступным. – Хотя он боялся гнева Кана, но не смог придумать другого, более исчерпывающего описания. – Он… из XX века.
Он был экспериментальным экземпляром. Но прекрасная мечта пошла по неправильному пути. Генетическая инженерия дала ему прекрасно развитый интеллект. От природы он был одарен представительной внешностью и обаянием. Что вызвало у него непреодолимое влечение к власти – Чехов не мог понять.
Кан Сингх лишь слегка улыбнулся в ответ на характеристику, данную Чеховым.
– Что означает подобное обращение? – сердито сказал Террелл. – Я требую…
– В вашем положении требовать не полагается. – Голос Кана звучал мягко.
Он мог быть обаятельным – Чехов отлично это помнил.
– А я со своей стороны ничего не собираюсь вам дарить. – Он указал на окружавших их людей.
– Вы видите здесь всех, кто остался из экипажа моего корабля «Ботани Бей», все, что осталось от самого корабля было здесь оставлено капитаном Джеймсом Т. Кирком пятнадцать лет назад.
Слова были произнесены поясняющим, но тусклым, безжизненным тоном.
– Я не могу ничего дарить, потому что у нас ничего нет.
Террелл обратился к толпе мужчин и женщин.
– Послушайте, вы, люди…
– Поберегите силы, капитан, – сказал Кан. – Мы друг другу обязаны тем, что живы. Мы присягнули друг другу еще за двести лет до того, как вы родились. – Он дружелюбно взглянул на Чехова.
– Дорогой мистер Чехов, вы что же, никогда не рассказывали ему эту историю? – Он опять обратился к Терреллу:
– Вы хотите сказать, что Джеймс Кирк никогда не забавлял вас историей о том, как он «спас» меня из криогенной тюрьмы глубокого космоса. Он не предавал это широкой огласке? Капитан, я тронут.
Его слова были полны спокойной убийственной иронии.
– Я даже не знаком с адмиралом Кирком!
– Адмирал Кирк? А, так он получил повышение за свои храбрые действия и рыцарские подвиги, за ссылку семидесяти человек на бесплодную кучу песка.
– Вы лжете! – крикнул Чехов. – Я видел ту землю, на которой вас оставил. Она была прекрасна: она была подобна цветущему саду – цветы, фруктовые деревья, ручьи… А та луна! – Чехов особенно хорошо помнил Луну, огромный серебряный шар в двадцать раз больше, чем Луна на Земле, так как капитан Кирк высадил Кана и его сообщников на одной из планет близнецов системы, состоявшей из планеты и спутника одинаковых размеров.
Но одна была обитаемой, а другая нет.
– Да, – сказал Кан свистящим шепотом. – Альфа Цети VI была такой некоторое время.
Чехов открыл рот от изумления. «Альфа Цети VI». При этом названии все стало на свои места: никаких официальных регистраций, из страха, что Кан опять освободится; расхождения между записями научно-исследовательской станции и данными, собранными «Уверенным». Теперь Чехов понял, почему он в продолжении нескольких дней испытывал подавляющее предчувствие чего-то ужасного, что должно произойти.
– Детка, – сказал Кан с издевкой, – ты что, забыл, где вы меня бросили? Вижу, забыл…. что ж вы, жалкие посредственности с вашей куцей памятью.
Если бы планеты-близнецы еще существовали, Чехов увидел бы их при приближении, вспомнил и предупредил бы Террелла о необходимости покинуть это место.
– Почему вы перебрались с Альфа Цети VI на ее спутник? – спросил Чехов. – Что произошло?
– Это и есть Альфа Цети VI! – крикнул Кан.
Чехов уставился на него, сбитый с толку.
Кан снова понизил тон и заговорил спокойно, но его синие глаза сохранили зловещий блеск.
– Альфа Цети VI, ваша чудесная луна – теперь вы ее не наблюдаете, мистер Чехов. Вы так и не потрудились заметить ее тектоническую нестабильность. Она взорвалась, мистер Чехов. Она взорвалась! И опустошила нашу планету. Я дал нам возможность выжить, я, не имея ничего под рукой, кроме содержимого трюмов моего корабля.
– Капитан Кирк был вашим хозяином, – сказал Кан. – И он так и не оценил чести, которой его удостоили. Я был принцем на Земле. Я стоял впереди миллионов. Он не мог вынести мысли, что мне удастся вернуть власть. Он мог меня победить, только вообразив себя Богом. Он – Зевс, по отношению ко мне – Прометею: он оставил меня тут в адамантовых горах сторожить бесплодную скалу!
– Ты пытался украсть его корабль…
Не обратив внимания на его слова, Кан склонился и глянул прямо в глаза Павлу Чехову.
– Вы что же, его орел, мистер Чехов? Вы прилетели, чтобы терзать мои внутренности?
– …ты пытался убить его!
Кан отвернулся и пристально поглядел на Террелла.
– А вы кто, капитан? Вы, наверное, Хирон, вы прибыли, чтобы занять мое место под пытками?
– Я… Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал Террелл.
– Конечно, вы не знаете? Вам не знакомо самопожертвование. Ни вам, ни Джеймсу Кирку, – он прорычал это имя, – никому из вас, кроме мужественного лейтенанта Мак-Гивера, которая презирала вашего обожаемого адмирала, которая все бросила ради того, чтобы разделить со мной эту участь.
Голос Кана прервался, и он погрузился в молчание. Он отвернулся.
– Черт бы вас всех побрал.
Он опять развернулся к ним. В его глазах блестели слезы, но самообладание вернулось к нему. Голос был мягким, что говорило о гневе, готовом вот-вот прорваться наружу при малейшем воздействии.
– Вы искали не меня. Вы думали, что это Альфа Цети VI. Зачем вы решили посетить необитаемую планету? Зачем вы здесь?
Чехов ничего не сказал.
– Глупыш.
Заботливо, как отец, ласкающий ребенка, Кан коснулся его щеки. Его пальцы скользнули к подбородку Павла. Потом он схватил его за челюсть и грубо сдавил голову.
Внезапно он повернулся, схватил Террелла за горло и сбил его с ног.
– Зачем?
Террелл замотал головой. Кан сжал сильнее. Террелл вцепился в руку Кана. Кан наблюдал, улыбаясь, как капитан медленно и болезненно терял сознание.
– Он не соизволил мне ответить, – сказал Кан. Его губы расплылись в жесткой улыбке. – Ну, ладно. – Он разжал кулак, и вялое тело Террелла грохнулось на землю. Два человека, державшие его, чуть не выломали ему руки. Чехов тяжело дышал. Террелл корчился, кашляя, но был, по крайней мере, жив.
– Скоро вы мне все расскажете по собственной воле, – сказал Кан. Он сделал быстрое движение головой. Его люди втащили Чехова и Террелла в лабораторию и оставили их около бака с песком.
Кан, шагая за ними, подобрал маленькое сито, погрузил его в этот бак.
Он поднял сито, и песок высыпался, просочившись в отверстие, разбросанный существами, которые копошились на дне сита.
– Вы, может, приехали для исследований? Тогда позвольте вам представить единственных оставшихся в живых обитателей животного мира. Он пихнул сито Чехову под нос.
– Цетинские угри, – сказал Кан.
Последний песок высыпался. Два длинных тонких угря, тесно сплетенные между собой, били хвостами и остроконечными челюстями ловили воздух. От песка они были бледно-желтыми. Глаз у них не было.
– Когда наша планета превратилась в пустыню, только эти животные смогли выжить. – Кан взял шлем Чехова у одного из людей – сильного белокурого юноши.
– Спасибо, Иохим.
Он нагнул сито так, что один из угрей свалился в шлем. Иохим вытряхнул второго угря в шлем Террелла.
– Они медленно и ужасно умертвили двадцать моих людей, – сказал Кан. – Одной из них… была моя жена…
– О, нет… – прошептал Чехов. Он помнил лейтенанта Мак-Гивер. Она была высокой и красивой, классически элегантной. Но что более важно – доброй, милой и умной. Он разговаривал с ней всего один раз и то случайно – когда был лейтенантом и его назначили нести ночной дозор, тогда она была на «Энтерпрайзе», а офицеры мало общались с лейтенантами. Но вдруг она с ним заговорила. Как ему хотелось быть тогда старше, опытнее и ближе к ней по рангу… Он многого хотел. Потом она оставила «Энтерпрайз», чтобы лететь с Каном. Лейтенант Павел Чехов заперся тогда в кабинете и плакал. Как она могла отправиться с Каном? Он никогда не поймет.
– Вы позволили ей умереть, – сказал он.
Ядовитый взгляд Кана пронзил его.
– Можете винить в ее смерти вашего адмирала Кирка, – сказал он. Знаете, как она умерла? – Он вертел шлем Чехова. Павел мог слышать, как скользил внутри угорь. – Молодой угорь вонзается в тело своей жертвы, разыскивает головной мозг и обвивается вокруг коры головного мозга. В виде побочного эффекта жертва становится повышенно «восприимчива» к внушению. Он подошел к Чехову. – Угорь растет, голубчик Чехов, вместе с мозгом своей жертвы. Сначала это вызывает помешательство. Потом ее парализует неспособность к восприятию, ничего не чувствует, кроме движения этого угря внутри черепа. Я хорошо изучил развитие болезни. Я видел, как это было с моей женой… – Он нарочно растягивал описание, произнося отчетливо и ясно каждое слово, как будто пытал себя, принимая мучение в виде заслуженного наказания.
– Кан! – закричал Павел. – Капитан Кирк лишь выполнял свой долг!
Послушай меня, пожалуйста.
– Конечно, послушаю тебя, Павел Чехов: через несколько минут ты будешь говорить, как только я захочу.
Павел чувствовал, как его скрутили, лишив возможности двигаться. Он сопротивлялся, но охранники были сильнее.
Кан показал ему шлем, где ожесточенно извивался угорь.
– Теперь тебе придется познакомиться с моим любимцем, мистер Чехов.
Ты обнаружишь, что он… не совсем… приручен… – Кан обрушил шлем на голову Чехова и застегнул крепления.
Угорь скользнул около его лица, ударив по щеке хвостом. В панике Павел уцепился за забрало. Кан стоял перед ним, наблюдал и улыбался. Павел попытался нащупать задвижки, но люди Кана оторвали его руки и не дали дотянуться до них.
Угорь, чувствуя тепло человеческого тела, прекратил неистовые корчи и стал ползти, пробуя своим маленьким хоботком. Павел отчаянно затряс головой. Но угорь проник в волосы, закрепился и скользнул вниз по мочке, потом опять заскользил вверх. Он коснулся барабанной перепонки. Чехов почувствовал прилив крови, и тепло разлилось по его лицу, потом почувствовал боль.
Он закричал.
* * *
На борту «Уверенного» м-р Кайл пытался снова и снова вызвать Террелла и Чехова. Его голос звучал жестко и натянуто.
– Террелл! Террелл! Я – «Уверенный». Отзовись. Капитан Террелл, пожалуйста, отвечайте.
– Ради бога. Кайл, прекрати, – сказал Бич.
Кайл развернулся к нему.
– Стоуни, я не могу найти их! – сказал он, – никаких признаков жизни!
Несколько минут прошло с тех пор, как кричал Павел Чехов. Шкала датчика дрожала от перегрузки.
– Я знаю, что нужно сделать. Собрать десантный отряд. Полное вооружение. Привести в боевую готовность войсковой транспорт. Я сейчас сделаю наводку.
Он направился к лифту-подъемнику.
– «Уверенный». Я – Террелл. Отзовись.
Бич кинулся к приемнику.
– Я – «Уверенный». Бич здесь. Ради бога, Кларк, с тобой все в порядке?
Пауза, казалось, была длиннее, чем требовалось для запаздывающего сигнала, но Бич объяснил это своей собственной тревогой.
– Все прекрасно, командир. Я объясню, когда увидимся. Я взял несколько гостей на борт. Готовьтесь принимать мой следующий сигнал.
– Гостей? Кларк, что?…
– Террелл отключается.
Бич посмотрел на Кайла, тот нахмурился. – Гости? – сказал Кайл. Может, мы кого-нибудь расселяем.
* * *
– «Энтерпрайз» – это «Шаттл-7». Готовьтесь к отлету.
– Роджер. Стил. Мы готовы.
Капитан Хикаро Сулу преодолевает силу тяжести, и маленький квадратный космический паром, скользя, поднимается с огромного пространства поверхности земного поля. Сулу оглядывался вокруг, чтобы удостовериться, все ли его пассажиры пристегнули ремни безопасности. Адмирал Кирк, доктор Маккой и капитан II ранга Юхура. Все как в прежние времена. Кирк читает книгу – что это у него, очки на носу? Да, точно. Маккой что-то записывает в медицинский корабельный журнал. А Юхура склонилась над карманным компьютером, поглощенная записанной ей программой. Все вокруг искрилось подобно кристаллам и блестело после ночного дождя. С «Шаттла» была видна Земля, такая красивая, что Хикаро захотелось растормошить всех и заставить посмотреть вниз: две линии гор, каскады к востоку и Олимпии к западу, серые и сиреневые, и сверкающие белизной; длинная и широкая тропа на горе Паджит Саунд, ведущая на север, усеянная обломками породы и изрезанная остроугольными следами судна на подводных крыльях. Он повернул паром на 180° к правому борту, чтобы были видны вулканические вершины горы Бейкер, горы Рейнер и горы св. Елены, которые снова дымились после 200-летнего молчания, гора Худ, и далеко к югу возносила громоподобные вершины гора Шаста.
Паром продолжал набирать высоту. Расстояние позволяло различать следы обитания людей, даже жизнь, раскрытую в ходе геологических раскопок, так что вся каменная история лавовых потоков, сползание ледников и горообразования предстали как на ладони. Удар молнии осветил склон горы Шаста, она заискрилась в облаках.
Потом Земля повернулась другой стороной, стало видно Солнце и большую тень по ту сторону терминатора.
Юхура поднялась и коснулась его руки кончиками пальцев. Он вгляделся.
Компьютер лежал покинутый рядом с ней.
– Спасибо тебе, – сказала она мягко, – было прекрасно.
Хикаро улыбнулся, довольный тем, что кто-то разделил его впечатления.
– Моя радость.
Она вернулась к компьютеру.
Он взял курс на маяк воздушной бухты Звездного Флота и передал управление автопилоту.
Теперь у него появилось свободное время. Он растянулся в одном из пассажирских кресел и расслабился, продолжая следить за контрольным экраном.
Адмирал закрыл книгу.
– У вас изможденный вид, мистер Сулу. Это из-за вчерашнего?
Хикаро дотронулся до синяка над скулой и печально улыбнулся.
– Да, сэр. Я не думал, что зайдет так далеко, но теперь уже поздно что-либо делать.
– О знакомых мистера Спока можно сказать только одно: они всегда чисто работают.
Хикару засмеялся.
– Не важно то, что они делают. Это ведь только показуха, не так ли?
– Да, так и есть. У меня вчера не было возможности поговорить с вами.
Хорошо, что я вас вижу.
– Спасибо, сэр. Я тоже рад вас видеть.
– Между прочим, поздравляю, капитан.
Хикару взглянул вниз на блестящие галуны своей формы. Он еще не успел с ними освоиться.
– Спасибо, адмирал. В том ваша большая заслуга. Я ценю содействие, что вы мне оказывали все эти годы.
Кирк пожал плечами.
– Вы это заслужили, капитан, но ведь я был не единственным командиром, замолвившим за вас словечко. Спок от вас в совершенном восторге. И у вас одна из двух или трех самых лучших рекомендаций от Хантера, которые я когда-либо видел.
– Я очень вам благодарен, что вы мне об этом сказали, адмирал. Мнение обоих этих командиров много для меня значит.
Кирк осмотрелся.
– Все как раньше, не правда ли? Вы все еще поддерживаете отношения с капитаном II ранга Флинк?
– Да, сэр. – Я видел ее только сегодня утром. Она заслужила капитана 1 ранга в начале прошлой весны.
– Ах, да! Я забыл. Когда память начинает… он не договорил, ухмыльнулся, превратив все в шутку. Но слова звучали страшно серьезно. Ей ведь дали один из новых кораблей, да?
– Да, сэр. «Магелана». Сегодня он стартовал.
«Теперь я ее нескоро увижу», – подумал Хикаро с сожалением. Новые корабли класса «Галактика» были меньше, чем «Энтерпрайз», но гораздо быстрее. Пока существовало только три таких корабля: «Андромеда», «М-31» и «Магеланово облако». Они предназначены для проведения серии длительных исследований; руководить подобного рода исследованиями – дело, которое избрала себе в жизни Мандала Флинк, родившаяся и выросшая в космосе. Джим хихикнул. Хикаро вопросительно взглянул на него.
– Вы помните, что она сказала мне на встрече офицеров, когда пришла на борт «Энтерпрайза»?
– Э, не совсем, сэр. – На самом деле он себе живо все представлял, но если вдруг адмирал что-нибудь имел в виду, Хикаро решил, что было бы более корректно не напоминать ему о другом.
– Я спросил о ее планах на будущее. Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Капитан, я хочу Вашу работу».
Хикора не удержался от улыбки. Он кроме того помнил неловкое молчание, которое за этим последовало. Мандала, конечно, и не думала угрожать, и Кирк это не посчитал за угрозу. Нет, ни в коем случае. Но, для подающего надежды офицера, мустанга – того, кто намеревался продвинуться по служебной лестнице, это был не слишком разумный шаг в начинаниях.
– Она его тоже получила, – сказал Кирк, мягко глядя в окно и видя перед собой не землю, оставшуюся далеко внизу, не бесконечный хаос космического пространства, а новые миры и прошлые свершения.
– Сэр! А вы претендовали на одну из «Галактик»? – Хикаро чувствовал себя довольно неловко, частью потому, что, если бы Кирка назначили, тогда его самого должны были бы понизить в чине, но даже больше потому, что употребил обращение в начале предложения.
– Что? О, нет. Нет, конечно. Я совсем не это хотел сказать. Она заслужила звание командира также, как и вы. Мне его не жалко для вас обоих.
Он усмехнулся.
– Но если б я был помоложе лет на десять, тогда бы ей пришлось побороться со мной за одну из «Галактик».
– Я не могу Вас представить иначе, как только на борту «Энтерпрайза», капитан Кирк, ах, простите, адмирал.
– Я принимаю это как комплимент, капитан Сулу.
Автопилот издал негромкий гудок, как только достиг маяка космической пристани. Кирк кивнул Сулу, который тут же вернулся к пульту управления, отключил автопилота и завел навигационный компьютер и коммуникативные системы.
– «Энтерпрайз». Я – «Шаттл-7».
Команда капитана Кирка прибывает.
– «Шаттл-7», добро пожаловать на «Энтерпрайз». Готовьтесь к стыковке.
– Спасибо, «Энтерпрайз». Мы готовимся.
Когда капитан Сулу закончил приготовления, капитан Кирк опять поймал его взгляд.
– Между прочим, капитан, я хочу вас поблагодарить за ваше согласие.
– Я был рад получить вашу заявку, адмирал. Возможность вновь вступить на борт «Энтерпрайза» навевает какую-то ностальгию – как я мог упустить этот случай?
– Да, – сказал Кирк задумчиво, – тем не менее я помню, сколько нужно было сделать и как мало на все было времени, когда я получил «Энтерпрайз».
Где-нибудь в конце месяца вы примете командование над «Эксельсиором».
– Я готов, сэр. Я давно мечтал об этом.
– Я знаю. Мне было очень приятно самому отдавать приказания вашему первому экипажу.
– Спасибо, адмирал.
– Но я все-таки очень признателен вам за ваше командование в течение трех недель.
Он улыбнулся: на какой-то момент принужденность служебной обстановки рассеялась, и стало видно, что капитан Джеймс Кирк хвалится своим кораблем «Энтерпрайз». Он склонился и сказал насмешливо-доверительным тоном:
– Мистер Сулу, я не верю, чтобы те дети могли крутить руль.
Лейтенант Саавик наблюдала, как «Энтерпрайз» и «Шаттл-7» готовятся к стыковке. Капитан Сулу – прекрасный пилот, – заключила она. Огромные двери космического корабля плавно закрылись, в помещение стал поступать воздух для герметизации.
Остальные стажеры в волнении ждали прибытия адмирала Кирка. Саавик оставалась внешне ко всему безразличной, хотя ей было неприятно встречаться с Кирком после вчерашней катастрофы. Он больно унизил ее во время воспроизводящих экзаменов, поставив «хорошо». Она считала, что он должен был значительно снизить ей итоговую оценку из-за ответа на последнем экзамене. Она чувствовала замешательство, чего очень не любила.
Капитан Спок знал гораздо больше о людях вообще и об адмирале Кирке в частности, чем Саавик надеялась когда-либо узнать. Возможно он смог бы объяснить мотивы поведения Кирка. Но с того времени, как она была на корабле, у нее все не было времени спросить у него об этом.
– Процесс стыковки завершен, – сообщил компьютер.
* * *
– Приготовиться к осмотру, – сказал Спок, – открыть аэролаг.
Все стажеры с напряженным вниманием следили за раздвигающимися дверьми. Компьютер упредил свистом, что адмирал на корабле. Кирк остановился, поприветствовал Вымпел Федерации и обменялся приветствиями со Споком.
– Разрешите подняться на борт «Энтерпрайза».
– Разрешаю, адмирал, и добро пожаловать.
– Надеюсь, вам знакомы мои стажеры, – поинтересовался Спок. – Вас они, разумеется, должны знать.
Кирк посмотрел прямо на Саавик.
– Да, – сказал он, – мы вместе прошли сквозь жизнь и смерть.
Саавик хранила невозмутимый вид, но только приемы аутотренинга, которым ее обучил Спок, позволили ей не залиться тут же краской. Она совершенно не понимала тона Кирка, похоже он пытался сострить.
Первые десять лет своей сознательной жизни Саавик никогда не смеялась. Первые десять лет своей сознательной жизни она никогда не видела, чтобы кто-нибудь смеялся, не причиняя другому боль.
У нее не было чувства юмора.
Кирк задержал еще некоторое время на ней взгляд и, после того как она не ответила, отвернулся.
– Приветствую, мистер Скотт, – обратился он к главному инженеру. Ну, старина Скотт, как поживаешь?
– Да, адмирал. Я тут немного прихворнул, но доктор Маккой меня спас.
– Прихворнул? А что это было?
Саавик уделяла особое внимание общению между людьми. Спок говорил, что их слова не играют большого значения. Наблюдай их действия по отношению друг к другу, выражение их лиц. Придавай столько же значения тону, каким это сказано, как и самим словам.
Вслед за вопросом адмирала последовала пауза. Неспособность ответить на вопрос? Саавик сразу же отвергла это предположение. Удивление или смущение? И то и другое очень возможно. Нежелание, может быть?
Мистер Скотт быстро взглянул на доктора Маккоя, надеясь остаться незамеченным. Итак: это было нежелание. Маккой тоже посмотрел на него, добавив легкое пожатие плеч и улыбку.
– Э… увольнение на берег… адмирал, – сказал Скотт.
– А… – протянул Кирк.
Он произнес это понимающим тоном, хотя, в сущности, ответа на вопрос не последовало, а наоборот, Скотт уклонился от ответа. Саавик мысленно проанализировала ответы обоих и попыталась соотнести их друг с другом.
Мистер Скотт и доктор Маккой знают о каком-то событии в жизни мистера Скотта, о котором адмирал хочет знать, но которое мистер Скотт хотел бы скрыть от него. Доктор Маккой, судя по его молчанию, согласился утаить это; адмирал своим понимающим тоном как бы присоединился к их разговору; все же дав обоим понять, что он намеревается точно выяснить, что произошло, но в более удобное время и, может быть, в нерабочей обстановке.
Саавик почувствовала внутреннее удовлетворение результатами анатомической тренировки своего ума; оставалось только проверить их точностью.
Адмирал Кирк прошел вдоль шеренги, одарив каждого стажера строгим, но довольно дружелюбным взглядом. Спок и Скотт сопровождали его.
– А это кто? – спросил Кирк, останавливаясь перед ребенком.
Петр так прямо держался и был так серьезен, что Саавик захотелось улыбнуться. Он был очень светлый блондин, под испытующим взглядом адмирала его лицо слегка порозовело. Он был очень мил и так горд, что находится в космосе в четырнадцать лет, так горел воодушевлением, что казалось, живет в атмосфере лучащейся радости, которая распространялась и на окружающих.
Даже на Саавик.
Теперь, находясь впервые на смотре, производимом адмиралом, он отрапортовал Кирку на едином дыхании:
– Юнкер второго класса Питер Престон, помощник главного инженера, сэр.
Он отдал честь быстро и с большим усердием.
Кирк улыбнулся, принял стойку смирно и отсалютовал в том же духе.
«За то, что он смеется над Питером, – подумала Саавик, – я бы с радостью растерзала его печень».
Но после минутной вспышки гнева, благоразумие опять вернулось к ней:
«ты, конечно этого не сделаешь, потом, ты ведь даже не знаешь, где расположена у людей печень».
– Это твой первый испытательный полет?
– Да, сэр.
– Понимаю, в таком случае, мне кажется, лучше было бы начать осмотр с машинного отделения.
– Есть, сэр, я не сомневаюсь, что вы найдете все в надлежащем состоянии, – сказал Скотт.
– Увидимся на мостике, – ответил капитан.
– Отлично, мистер Спок.
Инженер Скотт направился к лифту-подъемнику вместе с Кирком. За ними следовал персонал обслуживания двигателя. Питер, одарив Саавик мимолетной улыбкой, поспешил вслед за ними. Остальные разошлись по своим рабочим местам. Спок и Саавик остались одни на мостике.
– Вы сделали кое-какие наблюдения, лейтенант Саавик? – спросил Спок.
– Адмирал оказался не совсем таким, как я его себе представляла, капитан.
– А каким вы его представляли себе?
Саавик остановилась, раздумывая над этим. Чего она ждала от Кирка?
Спок был очень высокого мнения об адмирале, и она на этом основывала все свои предположения о характере адмирала. «Я думала, он такой же, как Спок, – подумала она, – но он оказался совсем непохожим на него».
– В нем много… человеческого…
– Вы должны все время помнить об этом, раз вы служите в Звездном флоте. Вам вряд ли удастся избежать человеческого общения и влияния людей.
Терпимость необходима; к тому же это было бы логично.
– Вы мой Ментор, капитан. Ваши указания для меня бесценны. В самом деле, терпимость мне необходима.
Они шагнули в главный лифт-подъемник.
– Мостик, – сказал Спок. – Саавик, здесь нет никого, кто имел бы достаточно опыта и элементарных знаний для того, чтобы давать вам компетентные советы. Даже я только могу сказать, что вы подобны вулканийцу или ромулянину в мире людей. Вы всегда останетесь чужой для них. Вы будете иметь дело с чужестранцами, поведение которых вы не всегда будете понимать.
– Капитан, – осторожно вмешалась Саавик, – признаться, я не предполагала, что адмирал настолько типичный представитель своей цивилизации. Однако у меня нет ни предубеждений по отношению к Кирку, ни нетерпимости ко всему человеческому.
Двери лифта распахнулись, помешав продолжению разговора.
* * *
Питер Престон стоял в ожидании адмирала у контрольной консоли, за которую он отвечал. Это была дублирующая система, используемая для проверки данных. Записи о ее эксплуатации показывали, что она использовалась как вспомогательная мощность и в течение двух лет даже не управлялась непосредственно ЭВМ. Тем не менее, он должен был проверять каждый байт информации на ее основной доске по двадцать раз кряду. Поздно вечером, когда корабль находился на стоянке, и на дежурстве не было даже основного состава команды, Питер спускался и просматривал диагностические программы. Он любил бывать здесь один в громадном отсеке двигателя, где мощные потоки энергии, отражаясь, излучались вокруг него.
Питер находился последним в порядке осмотра. Он больше не мог ждать.
Он знал, что его консоль в превосходном состоянии. А что, если адмирал Кирк обнаружит неладное? Что, если…
Адмирал остановился перед ним, осмотрел его с ног до головы, потом провел пальцем по поверхности кон соли. Ищет пыль? Никакой пыли не было.
– Я думаю, вы найдете все в образцовом порядке, адмирал. – И тут же пожалел, что открыл рот.
– О, вы так считаете? – спросил адмирал строго. – Имеете ли вы хоть какое-нибудь понятие, мистер Престон, хоть какое-нибудь понятие о том, сколько раз мистер Скотт повторял мне, что неисправность всего лишь одного составного элемента – и весь корабль может разнести на куски.
– Ах, нет, сэр, – сказал Питер, чуть вздрогнув.
– Мистер Престон, вы знаете, как прозвали «Энтерпрайз» в офицерских кругах?
– Ах, нет, сэр, – повторил Петр, затем ему в голову пришла мысль, за которую он себя похвалил. Нужно воспользоваться им еще раз и произвести хорошее впечатление!
– Почему они прозвали его «летающая ловушка»?
– Это не имеет никакого отношения к делу.
– Сэр, это неправда. Это лучший корабль во всем Звездном Флоте.
Адмирал заулыбался, мистер Скотт хихикнул.
Питер почувствовал, как кровь приливает к его лицу. Я попался на удочку, подумал он, Даннан меня предупреждала, и я все равно попался.
Даннан, его старшая сестра, была капитаном II ранга, она была на двенадцать лет старше его, и с тех пор, как он себя помнит, впитывал ее рассказы, как кожа впитывает влагу. Если бы она его сейчас видела, она задразнила бы его тем, что он сейчас похож на спелый помидор, так сильно он покраснел. Если бы она заговорила с ним однажды, она бы поняла, что он вел себя, как последний болван.
– Я прошу прощения у господина адмирала, сэр, – сказал Питер, – но нужно быть слепым, как палка Тиберия, чтобы не видеть очевидных достоинств корабля, сэр.
Кирк с минуту на него смотрел, потом потянулся к карману и вытащил оттуда нечто, похожее на маленького паука, сделанного из стекла и золотой проволоки. Он разложил и надел эту необычную конструкцию себе за уши и сквозь линзы уставился на консоль, потом поверх линз посмотрел на остальную часть отсека двигателя и, наконец, повернулся к Питеру.
– Ей богу, вы правы, мистер Престон, это и в самом деле превосходный корабль.
Доктор Маккой захохотал, и мистер Скотт тоже. В какой-то ужасный момент Питеру показалось, что сейчас один из трех мужчин подойдет к нему и погладит по голове. Но, к счастью, они его пощадили. Когда они проходили мимо, Питер невольно услышал их разговор.
– Скотт, ваш юнкер прямо тигр.
– Это младшенький моей сестры, адмирал.
– О нет, – подумал Питер, – зачем ему понадобилось сообщать, что он мой дядя? Сам Питер еще никому из команды не проболтался и надеялся, что дядя Монтгомери тоже. Питер ценил своего дядю и любил его и даже его случайные причуды, но было бы легче и проще в каком-то смысле, если бы он стажировался не у своего родственника.
– Помешан на том, чтоб попасть в космос, – продолжал мистер Скотт, всегда был таким.
– Мечта всякого мальчишки. Я еще себя помню, – ответил Кирк.
Они остановились в дальнем углу комнаты; адмирал слушал отчет мистера Скотта о проведенных со времени его прошлого визита улучшениях.
Питер незаметно ускользнул из цепи, кинулся к отсеку, где хранились инструменты, некоторое время рылся у себя в ларе и поспешил обратно на свое место.
Из прибора на него искоса глянула Гренни и пробормотала:
– Какого черта ты тут торчишь? Нас еще не сменили?
– Увидишь, – прошептал Питер.
Кирк, Скотт и Маккой неторопливо возвращались обратно.
Когда они поравнялись с ним, юнкер старательно отсалютовал.
Кирк остановился.
– Да, мистер Престон?
Питер подал ему какой-то инструмент причудливой формы.
– Думаю, адмирал не откажется это посмотреть?
Кирк внимательно изучил инструмент, затем поинтересовался:
– Что это, мистер Престон?
– Гаечный ключ для левой руки, разумеется.
Мистер Скотт готов был провалиться сквозь землю. У адмирала дрогнули уголки губ. Доктор еле сдержал улыбку, но потом бросил притворяться и засмеялся. Спустя некоторое время Кирк последовал его примеру. Мистер Скотт тоже ничего лучше не придумал, как изобразить у себя на лице деревянную улыбку.
Питер смотрел на них с совершенно невинным видом.
– Мистер Скотт, – сказал Кирк, но новый приступ смеха помешал ему продолжать. Наконец, справившись с собой, он отер глаза. – Скотт, думаю, нам нужно устроить для детей тренировочный рейс, пока они не сделали этого самостоятельно! Ваши машины готовы к небольшому путешествию?
– Только прикажите, адмирал.
– Приказываю, мистер Скотт!
– Есть, сэр.
Кирк передал гаечный ключ обратно в руки Питера и направился к выходу, спустя несколько шагов он оглянулся через плечо и кивнул.
Как только двери лифта захлопнулась, Кирк опять разразился хохотом.
– Нет, вы только подумайте, Баунд, – его речь через каждую фразу прерывалась взрывами смеха. – Боже, что за потрясающий ребенок! Гаечный ключ для левши! – Кирк отер выстудившие на глазах слезы. – Я это заслужил, не правда ли? Я забыл, как сам ненавидел в его возрасте, когда меня дразнили.
– Н-да. Время от времени надо же нам, старым ослам, напоминать, как все было в незапамятные времена.
Веселье адмирала как рукой сняло. Маккой прекрасно знал, что он все еще не любил, чтоб его дразнили. Кирк нахмурился, не зная, как принять это замечание Маккоя.
– Мостик, – сказал он в сенсор лифта.
– А как же насчет дальнейшего осмотра, адмирал?
В его голосе зазвучали нотки иронии.
Поддразнить Джеймса Кирка – было одной из немногих вещей, заставлявших его взглянуть на себя со стороны. Даже опьянение не действовало столь безотказно.
– Я его завершу по ходу дела, как только мы отправимся в путь, заметил мягко адмирал.
– Джим, неужели ты действительно считаешь, что трехнедельный учебный рейс вознаградит остальные сорок девять недель канцелярской суматохи? Ты думаешь, он удержит тебя от этого помешательства?
– Я думал, что мы покончили с этим разговором еще прошлым вечером, сказал Кирк. – Что ты хочешь знать? Это становится в высшей степени утомительным.
– Да, когда твои друзья причиняют тебе беспокойство – это ужасно скучно. Да?
– Иногда, да. Ты гораздо лучший хирург, чем психотерапевт.
Двери лифта-подъемника разошлись, и Маккой еле сдерживался, чтоб не заругаться. Еще бы минута, и он, наверное, накинулся бы на Джима.
"…Или сам получил бы кулаком в челюсть», – подумал он. Напросился бы. Адмирал Кирк взошел на мостик «Энтерпрайза», и доктор Маккой следовал за ним. Маккой должен был признать, что приятно быть позади. Он кивнул Юхуре, и она ему улыбнулась. До этого мистер Сулу управлял, и только сейчас выяснилось, что лейтенант Саавик, исполняющая должность старшего офицера и научного сотрудника в этом тренировочном рейсе, будет пилотировать «Энтерпрайз» в виде практики. Главное различие было, конечно, в том, что теперь Спок был капитаном. Он не сдал свои обязанности адмиралу; поступить таким образом было бы в высшей степени неприлично.
Боже упаси, чтобы Спок мог сделать что-либо неуместно.
– Адмирал на мостике! – сказал мистер Сулу.
– Вольно, – произнес Кирк, прежде чем кто-нибудь успел подняться или отсалютовать.
– «Энтерпрайз» проводит операцию Звездного Флота. Приготовиться к отправлению.
– Лейтенант Саавик, приготовить места крепления, – скомандовал Спок.
– Есть, сэр.
Она приступила к работе. Кирк и Маккой спустились на нижний мостик.
– Приветствую, адмирал, – Спок кивнул также и Маккою.
– Доктор Маккой, я хочу надеяться, что смотр прошел благополучно.
– Да, капитан. Я под большим впечатлением, – ответил за него Кирк.
– Крепления готовы, – объявила Саавик.
– Спасибо, лейтенант, – Спок минуту помедлил, и тут его взгляд принял отсутствующее выражение, которое Маккой в целях самозащиты уже научился узнавать.
– Лейтенант Саавик, спросил Спок, – сколько раз вы управляли космическим кораблем на взлете?
– Сто девяносто три раза, сэр, – ответила Саавик быстро и затем прибавила, – в воспроизведении.
Кирк весь похолодел.
– А в реальных условиях космоса – ни разу?
Маккой совершенно ясно почувствовал, что в голове Джеймса Кирка одновременно возникли два противоречивых решения. Первое было – скинуть Спока с капитанского кресла и приказать мистеру Сулу принять командование.
Второе – ничего не делать. Он выбрал второе. Но это было похоже на фотофиниш. Проклятый гном! И в восторге от этой своей мысли," Маккой обратил ее на Спока. Поистине, дисциплина вулканийца. Умышленно избегая смотреть на Кирка и притворившись, что не заметил замешательства адмирала, Скотт взглянул на Маккоя с легкой улыбкой.
Для вулканийца это была в высшей степени характерная реакция, как и взрыв смеха в лифте для Кирка.
– Выводите корабль, лейтенант Саавик, – сказал Спок. – Есть, сэр.
– Меняйте силу тяги, мистер Сулу, прошу вас.
– Меняю, лейтенант.
– Всегда полезно посмотреть, как твои студенты проверяют результаты своей подготовки, – заметил Спок. – Вы согласны, адмирал?
– О, несомненно, капитан. Чтоб быть уверенным. Сразу за все, в конце концов.
Экран показывал, как воздушный порт завращался медленно, исчезая из поля их зрения, в то время как Саавик разворачивала «Энтерпрайз».
– Передний ход. Четверть импульсивной мощности, прошу вас, мистер Сулу! – сказала Саавик.
Кирк открыл было рот, чтобы что-то сказать, набрал воздуха и резко его заглотнул, засунул руки под мышки. Маккой склонился к нему.
– Эй, Джим, – прошептал он, – хочешь успокоительного?
Кирк свирепо глянул на него и замотал головой. Корабль набирал скорость.
– Четверть импульсивной силы, – объявил мистер Сулу, – потом спустя некоторое время, – свободно и беспрепятственно.
Кирк спокойно выпустил воздух изо рта.
– Курс, капитан? – спросила Саавик.
Спок обернулся к Кирку и вопросительно поднял одну бровь.
– На ваше усмотрение, капитан, – отозвался Кирк. Лицо Спока опять приняло прежнее непроницаемое выражение, подозрения Маккоя относительно того, что вулканиец беспокоит Кирка не меньше, чем его самого, усилились.
– Убираемся отсюда, лейтенант Саавик.
Кирк вздрогнул.
– Сэр, – обернулась Саавик.
«Убираемся отсюда!» То же самое Джим Кирк сказал, когда командовал «Энтерпрайзом» в последний раз.
– Кажется, технический термин будет «курс свободный», – уточнил Спок.
– Есть, сэр, – сказала Саавик, очевидно, не понимая. Но Маккой видел, что Джим понял.