– Ну, раз вы так настаиваете… у меня нет никаких сомнений, – тихо проговорил доктор.

– Сколько мне осталось?

– Извините, мистер Флетчер, но я не могу… ни коим образом…

– Сколько пройдет времени, прежде чем она меня прикончит?

Доктор внимательно посмотрел на своего пациента, потом, очевидно приняв решение, резко сказал:

– Восемь месяцев. Может быть, только пять. Или три.

Флетчер уже много лет так не смеялся – ему было по-настоящему весело. А доктор не сводил с него удивленного взгляда – ему не стоило большого труда распознать начинающуюся истерику, но тут была не истерика.

– Ее можно победить, доктор, – наконец сказал Флетчер.

Доктор покачал головой. Ему вовсе не хотелось выносить смертный приговор этому высокому худощавому человеку, с которым он был едва знаком и который чем-то напоминал ему большого паука с лицом, отмеченным печатью одиночества.

Но ведь от правды никуда не денешься. Он же сам хотел все знать, так что пусть и не пытается обмануть самого себя.

В подобных обстоятельствах доктор не просто допускал, он даже часто поощрял самообман. Но этот человек был не похож на большинство его пациентов.

– Она будет повержена, – пообещал Флетчер и снова рассмеялся, только на этот раз его смех больше не был веселым. – Разве вы не поняли, что я дружу со смертью, доктор? Кое-кто это прекрасно понимает. Пока еще не все, конечно. Молодым это трудно, да еще тем, кто счастлив и силен, и уверен в себе. Смерть удобно устроилась у меня на плечах, и те, чей последний час уже не за горами, видят ее и в ужасе от меня шарахаются.

Доктор, который до этого момента не сомневался в нормальности Флетчера, решил, что пришла пора сказать ему что-нибудь утешительное, чтобы тот немного успокоился. Но Флетчер не дал ему раскрыть рта и быстро продолжал:

– Она обязательно потерпит поражение, доктор. Я умру, и тем самым одержу над ней победу: только это произойдет не через восемь месяцев, или пять, или даже три, а всего через несколько дней. Нет, нет, не надо на меня так смотреть. Я не собираюсь совершить самоубийство. Впрочем, это не важно. Забудьте о моем существовании, доктор. Мир не перевернется, когда меня не станет, никто этого даже не заметит. Если по правде, меня здесь никогда и не было.

Когда Флетчер вышел на улицу, ему стало стыдно за свое поведение – он не сдержался и дал волю чувствам. Просто его позабавило то, что смертный приговор, вынесенный ему задолго до сегодняшнего дня, лишил мрачные предсказания доктора какого бы то ни было смысла. Впрочем, доктора трудно было в этом винить, он не мог и не должен был ничего понять.

Неожиданно Флетчера охватило ощущение, что ему надо спешить, и он решил, что непременно должен снова встретиться с Бодейкером. И как можно скорее. За всю свою жизнь, за все сорок три года, из которых Флетчер прекрасно помнил последние тридцать девять, он вызвал интерес всего у одного человека – только никому не известный лаборант, каких тысячи во всех университетах страны, решил, что, обнаружив Джона Флетчера, сделал открытие мирового значения. Надо сказать, что даже Джон Флетчер ничего не имел против бессмертия. И хотя он категорически отказался принимать участие в экспериментах Бодейкера полтора года назад, опасаясь, что в результате тот сможет научно доказать, что Джон Флетчер является не таким, как все, что он в некотором смысле урод, теперь он был готов даже на такую, пусть и весьма сомнительную, известность. Уж лучше быть умственным уродом, чем никем.

Бедняга Бодейкер… он не был одним из тех, кто отмечен знаком смерти, но при этом шарахался от собственной тени.

Бодейкер боялся жизни, а не смерти. Ему следовало бы быть более уверенным в себе и напористым и тогда он наверняка бы не был лабораторным мальчиком на посылках.

Флетчер позвонил в университет из телефона-автомата, расположенного неподалеку от кабинета врача, из которого он только что вышел. Мистера Бодейкера не оказалось на месте и Флетчера попросили перезвонить через час.

По дороге в свою квартирку, Флетчер зашел в супермаркет и купил большой пирог с мясом. Он совсем не проголодался, но победить многолетнюю привычку был не в силах. В довершение к ленчу, обеду и ужину он всегда довольно плотно перекусывал днем. Флетчер не пил в одиночку, он в одиночку ел. Он с наслаждением поглощал огромные количества еды, когда его никто не видел, при этом худое, словно высохшее тело, надежно хранило от окружающих тайну его страсти. Правда, это не имело никакого значения: никому все равно не было дела до Джона Флетчера.

Дома Флетчер первым делом поставил пирог в крошечную печь, чтобы он там согрелся, а сам удобно растянулся на кровати. Теперь чтобы что-нибудь сделать, ему требовалось прикладывать определенные усилия. Опухоль пока не очень его беспокоила, она давала о себе знать лишь иногда и в самой неявной форме. Вот как сейчас. Он ел, но больше не получал удовольствия от еды, мог ходить и даже бегать, но если у него появлялась такая возможность, старался не двигаться и не напрягаться. К тому же, теперь мысли о женщинах, которые в его наполненные одиночеством сорок три года доставляли ему столько страданий, больше его не беспокоили. В этом смысле ему удалось обрести мир и покой. Его больше не разрывало на части противоречивое желание отыскать какую-нибудь женщину, а потом заставить себя удержаться и не касаться ее.

Флетчер вдруг подумал, что сейчас он стал богачом.

Уволившись со своей прежней работы семь недель назад, он поставил себе срок для того, чтобы найти новую – два месяца. Для него это всегда было непросто, и вовсе не потому, что он ничего не умел, был глуп или неопытен, просто характер не позволял ему успешно работать вместе с другими людьми, особенно с женщинами.

Теперь же, то немногое, что оставалась у него на счету в банке, не надо было растягивать на полгода – он мог прожить оставшиеся ему несколько дней в самой настоящей роскоши.

Прошел уже целый час, пирог был съеден, и Флетчер подумал, что надо пойти еще раз позвонить Бодейкеру. В холле был телефон, но Флетчер никогда им не пользовался.

Он закрыл дверь в свою комнату…

– Мистер Флетчер! Вы заняты?

Джуди, дочка владелицы дома, стояла в дверях своей комнаты. На ней был надеты бесформенный джемпер, невероятно коротенькая юбочка, а на худеньких ногах висели слишком большие для нее капроновые чулки.

– А ты почему не в школе? – поинтересовался Флетчер.

– Я вчера упала. У меня сломана нога и лодыжка, я должна сидеть дома две недели – так доктор сказал. А радио не работает. Мистер Флетчер, вы не могли бы его починить?

– У тебя не может быть сломана нога, или лодыжка – тогда ты не могла бы стоять, Джуди.

– Ну, лодыжка у меня распухла, а колено ужасно болит. Идите сюда, я вам покажу. Вы почините мне радио?

Чувствуя себя ужасно неловко, Флетчер вошел в комнату.

Всего несколько месяцев назад ему было легко разговаривать с Джуди – по правде говоря, гораздо легче, чем со всеми остальными. Он часто забывал, что Джуди сильно отстает в развитии от своих сверстников.

Счастливая, симпатичная крошка. И совсем не важно, что вы ей станете говорить, потому что ум Джуди напоминал дырявое ведро. Флетчеру было хорошо с Джуди, как ни с кем другим, он ей тоже нравился, поскольку она вообще мало с кем общалась.

Но в тот самый момент, как смерть вцепилась в Джона Флетчера, жизнь начала манить Джуди Макдональд. Если судить по тому, как был развит ее ум, ей было лет пять, но она уже прожила на свете двенадцать или тринадцать лет, и природа решила, что Джуди пора становиться женщиной. Теперь Флетчеру было с ней уже не так хорошо и спокойно, как прежде.

– Я покажу вам свою больную ногу, – совсем как ребенок сказала Джуди, а потом неожиданно по-женски отвернулась.

– Не смотрите на меня! – Впрочем, ей показалось этого недостаточно и она спряталась за старым массивным шкафом, чтобы снять там чулки.

Древний радиоприемник стоял на полу, и Джуди, пытаясь пододвинуть его поближе к кровати, выдернула один из проводов. Флетчер, воспользовавшись своим складным ножом вместо отвертки, легко исправил повреждение.

Прыгая на одной ноге, вернулась Джуди, сейчас она снова была той веселой девчонкой, с которой он дружил совсем недавно, и Флетчер смог спокойно, не чувствуя никакой неловкости рассмотреть распухшую лодыжку и даже сделать подходящие к случаю замечания. Но в этот момент Джуди задрала юбку и поставила голую ногу на стул так, чтобы он смог ее как следует рассмотреть – это произошло так неожиданно, что Флетчер смущенно шарахнулся в сторону.

– Да вы не бойтесь, тут нет крови, – успокоила его Джуди. – Если честно, я не вижу, что здесь что то не так. Может быть, вы сможете понять.

Стеснительность для Джуди была таким же непривычным переживанием, как новый лифчик и мамины чулки. Флетчер не должен был видеть, как она снимает чулки, но уж раз она их сняла, все снова было на своих местах, и она вполне могла задрать свою юбчонку повыше, чтобы Флетчеру было удобно изучать ее коленку и бедро. Ему пришлось провести очень тщательное обследование, иначе Джуди от него ни за что не отстала бы, после чего он заявил, что тоже не понимает, что не так с ее ногой.

– А она все равно болит, – пожаловалась Джуди и, поставив ногу на пол, спокойно поправила юбку. – Гораздо больше, чем лодыжка.

– Может быть, ты растянула мышцу. Это ведь обычно не заметно.

– Я должна отдыхать, мне можно ходить по дому, но нельзя выходить на улицу. Так что мне нужно радио. Вы его почините?

Флетчер включил приемник и на панели тут же загорелся огонек.

– Ой, вы уже все исправили! Я знала, что вы сможете, мистер Флетчер. Вы все на свете можете, ведь правда?

– Ну, не совсем, – ответил Флетчер. – По правде говоря, я удивительно мало умею.

– Вы, наверное, хотите меня подразнить. Вы же умеете чинить приемники, приделывать головы куклам, а еще говорить по-французски и по-немецки.

– В жизни иногда требуется уметь гораздо больше, – сухо проговорил Флетчер.

– Мама ушла на работу, а я должна лежать и не выходить на улицу. Вы не могли бы посидеть немного и поговорить со мной по-французски?

– Мне надо уйти, но я, может быть, скоро вернусь. Не знаю точно. Если я вернусь, то зайду и посижу с тобой.

– Ой, пожалуйста, мистер Флетчер!

Флетчер осторожно прикрыл за собой дверь и спустился вниз по лестнице. «Вы все на свете можете, ведь правда?»

Такое могла сказать только Джуди.

На самом деле он ничего не мог. Это было сутью его жизни.

Ему никогда ничего не удавалось. Флетчер установил совершенно потрясающий рекорд – он всегда и во всем терпел поражение. Когда речь шла о Джоне Флетчере, было наперед известно, к чему приведет его деятельность – ни к чему.

Флетчеру пришлось довольно долго ждать, прежде чем Бодейкер подошел к телефону.

– Это Флетчер, – сообщил он. – Джон Флетчер. Вы меня помните? Вы говорили, что если я буду согласен на…

– Флетчер! – взвыл от восторга лаборант. – Вы готовы вернуться? Вы дадите мне возможность провести новые тесты?

– Если вы все еще этого хотите.

– Если я хочу! Когда, мистер Флетчер?

– Можно сейчас.

– Я бы с удовольствием, мистер Флетчер, – после некоторого молчания проговорил Бодейкер, – но я сейчас не очень могу… может быть, вы придете сегодня вечером?

– Прекрасно. Куда?

– Сюда, в университет. Помните ту лабораторию, где вы уже были? Мне понадобятся помощники, но я без особого труда найду энтузиастов среди студентов – мне надо всего человек шесть. Вы могли бы прийти часам к семи?

– Конечно. На сколько времени я вам нужен?

Последовало новое молчание. Флетчер понял, что робкий лаборант пытается набраться смелости – два часа, четыре – если он попросит слишком многого, Флетчер ведь может передумать и отказаться прийти.

– Не могли бы вы, – осторожно начал Бодейкер, – остаться на всю ночь?

Впервые за много месяцев Флетчер рассмеялся, энтузиазм сделал маленького человечка храбрым.

– Хорошо, – сказал Флетчер, – при условии, что вы будете регулярно поить меня кофе.

– Конечно, обязательно, мистер Флетчер! Непременно!

Флетчер вышел из телефонной будки, возле которой, нетерпеливо поглядывая на часы, топталась женщина средних лет с огромной сумкой. Она раздраженно посмотрела на Флетчера, но вместо того, чтобы отвернуться, он уставился ей прямо в глаза.

Они стояли на расстоянии нескольких шагов и в упор смотрели друг на друга. Потом женщина неожиданно сжалась, подняла руку, словно хотела защититься от удара, и быстро, не оглядываясь, пошла прочь.

Это было необходимо, с тоской подумал Флетчер, чтобы восстановить status quo. Радостное восхищение Джуди и энтузиазм Бодейкера были делом привычным. Он был почти счастлив и спокоен – нужно было совсем немного времени, чтобы появился кто-нибудь и отнял у него только что родившееся ощущение успеха, нет не само ощущение, а всего лишь жалкий, еле заметный намек на него. Так что теперь он снова был одиноким неудачником.

Флетчер некоторое время бесцельно бродил по улицам, и в конце концов обнаружил, что оказался на пляже. Ему хотелось побыть одному, а дома ему это вряд ли удалось бы – там была Джуди.

Добравшись до холмов, за которыми песчаные дюны прятались от дороги, он забрался на небольшой холмик над рекой. Прямо перед ним песчаный берег резко опускался к лениво текущей реке и уходил дальше в море.

Здесь было жарко, дюны защищали даже от легкого ветерка.

На берегу тут и там расположились любители раннего солнышка, но их было совсем немного. Флетчер опустился на песок сразу у подножия холма.

По берегу шли парень и девушка – немного старше Джуди – им было лет шестнадцать или семнадцать. На парне были плавки и свободный голубой свитер. А на девушке – ослепительно белое платье. Они шли босиком по воде, и весело смеялись.

А потом парень начал подталкивать девушку дальше в воду.

Девушка стала возмущаться. Они дошли до Флетчера и направились дальше. Он слышал их голоса, но не различал слов, только интонации и общий смысл. Парень продолжал толкать девушку в воду, и вскоре вода уже доходила ей до колен, а он упорно не обращал внимания на ее протесты, и не давал выбраться из воды. Она была его пленницей, его игрушкой и рабыней.

Легкий ветерок донес до Флетчера несколько слов:

– … мое новое платье, Джерри!

– Ну, ладно. – Парень отвернулся от нее и направился к берегу.

– Я и не сомневалась, что у тебя не хватит духу!

Парень остановился и снова пошел к девушке.

Значит, все здесь было совсем не так просто, как казалось на первый взгляд. Перед Флетчером разворачивался очередной акт бесконечной древней игры полов – игры, о которой он не имел ни малейшего представления. Девушка не была невинной жертвой юного хулигана. Когда игра ему надоела, она начала дразнить его, чтобы он возобновил свои приставания. Что-то заставляло ее снова и снова провоцировать своего дружка.

Теперь она держала свое белое платье повыше, чтобы не намочить его. Несколько раз, после того, как парень толкал ее, ей удавалось сохранять равновесие. Потом он толкнул девушку сильнее, и она вынуждена была отпустить подол платья, чтобы не упасть. Ей это удалось, но платье намокло почти до пояса.

Она заплакала, но Джерри не был удовлетворен. Трижды он сильно толкал ее плечом, но всякий раз ей удавалось удержаться на ногах. Тогда он с разгона толкнул ее двумя руками в грудь, она опрокинулась на спину и с головой ушла под воду.

Когда девушка вынырнула из воды, она рыдала, как обиженный ребенок. Парень, наконец, удовлетворился тем, что она промокла насквозь, отвернулся и зашагал к берегу.

Однако, когда она последовала за ним, он неожиданно метнулся к ней и снова сбил с ног. Вода вторично сомкнулась над головой девушки.

Флетчер встал на ноги.

Теперь Джерри всякий раз делал вид, что потерял к ней интерес, но когда она пыталась выбраться на берег, сталкивал ее обратно в воду. Он уже собирался сбить ее с ног в четвертый раз, когда заметил, что Флетчер направляется в его сторону.

Джерри заколебался. Их глаза встретились. Парень вышел на берег и стал обходить Флетчера. Однако Флетчер продолжал идти в его сторону. Джерри бросил на него еще один взгляд.

Сделав грубый жест, парень зашагал прочь.

Флетчер подождал пока девушка выберется на берег. Ее белое платье посерело, с него ручьями стекала вода.

Девушка вся дрожала и из ее глаз градом катились слезы.

Он начал расстегивать молнию своей теплой куртки с капюшоном.

– Наденьте это, – сказал он, – вы сразу….

Она взглянула на него, и инцидент у телефонной будки повторился полностью. Девушка закрыла рукой глаза и отступила назад в воду, чтобы избежать контакта с Флетчером, потом повернулась и, спотыкаясь, побежала от него по воде, выбралась на берег в другом месте и, не оборачиваясь, помчалась прочь.

Флетчера даже передернуло. Его разозлила бессмысленная жестокость Джерри, но к девушке он не испытывал ничего, кроме сочувствия. Флетчера обидело то, что она убежала от него, словно он был дьяволом во плоти.

Ему это было особенно обидно из-за того, что обычно у него не возникало проблем при общении с молодыми людьми.

Неужели он начинает превращаться в прокаженного, от которого в ужасе убегают даже дети? И Джуди тоже будет пугаться его?

Теперь он больше не испытывал удовольствия от окружающей природы, его вдруг охватила усталость и он направился домой. Вот только можно ли его жилище назвать домом? И был ли у него когда-нибудь настоящий дом?

Конечно, он много лет жил в Доме. Удивительное дело: в английском языке всякий раз, когда вещь получала явно неправильное название, вдобавок, она еще и писалась с большой буквы.

Вдруг Флетчер подумал, что было бы очень приятно поговорить сейчас с Джуди. Она всегда хорошо относилась к нему. Он даже подозревал, что Джуди его боготворит.

Миссис Макдональд, которая хотя и не боялась Флетчера, явно испытывала в его присутствии неловкость, определенно говорила Джуди, чтобы она держалась от него подальше. Но это, как и миллион других вещей, которые измученная жизнью вдова говорила своей дочери за последние тринадцать лет, падали в бездонный колодец сознания Джуди и исчезали там навсегда.

Джуди была рада, что он вернулся. Каким-то чудом она вспомнила, что Флетчер не любит популярную музыку и выключила ревущий приемник.

Она очень любила слушать, как он читает французские стихи. Ей даже каким-то непонятным образом удавалось смутно понимать, о чем говорится в некоторых из них.

Она сидела на кровати, поглаживая свою больную ногу, и слушала, как Флетчер читает стихи. Джуди не стала надевать обратно чулки, и пока она плавно раскачивалась в соответствии с размером стихотворения, он с удовольствием смотрел на нее, как если бы она оставалась прежним милым ребенком, каким была еще совсем недавно.

Когда он закончил читать одно из стихотворений Верлена, она вдруг сказала:

– Почему вы говорите по-французски гораздо лучше, чем по-английски?

– На самом деле это совсем не так, Джуди.

– Нет, так. Когда вы говорите по-французски, ваш голос становится таким теплым, глубоким и волнующим. Вы когда-нибудь жили во Франции?

– Всего несколько месяцев.

– А почему же вы не остались там жить?

Это был ключевой вопрос, но Флетчер не мог на него ответить, потому что сам не понимал, почему так произошло. Ему следовало остаться во Франции или в Германии. Возвращение в Англию было одной из многочисленных ошибок, которые он сделал в жизни, ошибок, на которые он был просто обречен – Джон Флетчер ничего не мог сделать как следует: все, за что он брался, кончалось плохо.

На Континенте он был почти счастлив, ему даже сопутствовал некоторый успех. Значит, ему было просто необходимо вернуться в Англию.

Факультет психологии находился в одном из новых университетских зданий, которое стояло чуть в стороне, среди деревьев и зеленых лужаек. Когда Флетчер подходил к зданию, из него вышел юноша и торопливо зашагал в сторону улицы. На ходу он бросил короткий взгляд назад через плечо, юноша не смотрел на Флетчера, но Флетчер успел его хорошо разглядеть.

Это был Джерри, тот самый парень, которого Флетчер видел с девушкой в белом платье на пляже.

Флетчер только вздохнул. Он совсем не удивился – совпадения никогда не производили на него особого впечатления, подобные вещи с ним случались регулярно.

Несомненно, в самом скором времени он встретит и девушку в белом платье.

Потом он вспомнил: больше ему не придется встречать многих людей. Почти все, что ему предстоит сделать в ближайшее время, он скорее всего делает в последний раз.

Ему осталось совсем мало времени.

Бодейкер, которому явно не терпелось, поджидал его в вестибюле. Увидев Флетчера, он загасил сигарету, но тут же закурил новую.

– Мистер Флетчер! – воскликнул Бодейкер, пожимая ему руку. – Я так рад, что вы пришли.

Бодейкер был действительно очень доволен – видимо до самого последнего момента он боялся, что Флетчер не придет.

– Но ведь я же обещал, – проворчал Флетчер.

– Да, но… Ну да ладно, это не имеет значения. Я сумел собрать с полдюжины волонтеров, это студенты, которые заинтересовались… ну, мне, наверное, стоит сказать вам сначала пару слов. Проходите сюда.

Флетчер последовал за ним в маленькую комнатку, все стены которой были уставлены шкафами.

– Этот парень, которого я встретил у входа в здание, – сказал Флетчер. – по имени Джерри – вы его случайно не знаете?

– Боюсь, что совсем мало, – негромко ответил Бодейкер. – Мне следовало бы знать его гораздо лучше. Это мой сын.

– Я видел его сегодня с девушкой.

– Это, наверное, была Шейла.

Бодейкер очевидно не хотел говорить о Джерри. В другое время Флетчера бы заинтересовала подобная ситуация.

Сейчас, однако, у него была одна цель – выяснить действительно ли он обладает какими-то особенными талантами, как это утверждал Бодейкер.

– Вы хотели мне что-то сказать о студентах, – напомнил Флетчер.

– Да. Я сказал им, чтобы они относились к вам, как к предмету, а вы, в свою очередь, должны воспринимать их, как… машины. Я не хочу, чтобы на вас оказали влияние какие-нибудь личностные факторы, поэтому я даже не представлю вам студентов, которые будут сидеть в тени.

– Среди них есть девушки?

– Их две. И четверо молодых людей.

– И вы не хотите, чтобы я на них смотрел?

– Да, вы должны стараться не обращать на них внимания.

Естественно, мы с вами знакомы, поэтому я не буду принимать участия в экспериментах. И еще одно – если вас будет что-нибудь раздражать, вам следует сразу же сказать об этом мне. Если свет будет слишком темным или ярким, вам станет жарко или холодно…

– Единственное, что меня раздражает, так это ваше беспрерывное курение, Бодейкер. Я не курю. И никогда не курил. Мне уже здесь нечем дышать.

– Извините. – Бодейкер потушил сигарету. – Я постараюсь не курить. А если мне станет невмоготу, я буду выходить из комнаты. Студенты…

– Я ничего не имею против обычных курильщиков, – перебил его Флетчер. – Но вы курите беспрерывно. Я забыл об этом, но теперь вспомнил. Какие эксперименты вы собираетесь производить? Самые разные, я полагаю?

– Как раз наоборот – я надеюсь получить статистическое подтверждение одной своей теории – поэтому я хочу сконцентрироваться на одном типе эксперимента. Мы проведем длинную серию опытов с карточками для проверки экстрасенсорных способностей. На них изображены пять символов, всего двадцать пять карточек в колоде. Это довольно старая идея, но именно здесь мы получили с вами наиболее удивительные результаты… – Он немного помолчал. – Вы должны меня правильно понять, мистер Флетчер. Главное, чтобы вы не знали, что мы хотим выяснить. Думаю, будет лучше всего, если я вообще больше ничего не буду вам говорить. Иначе это может сделать результаты наших экспериментов не точными.

– Я помню эти карточки. Довольно таки скучное занятие. Значит мы не будем изучать чернильные пятна, словесные ассоциации, проверять меня на ясновидение и телепатию?

– Карточки для проверки экстрасенсорных способностей предполагают проверку и ясновидения и телепатии… но, пожалуйста, Мистер Флетчер, не заставляйте меня больше ничего говорить. Мы можем начинать?

Он привел Флетчера а большую, плохо освещенную комнату, в которой шестеро студентов о чем-то горячо спорили. Как только они увидели вошедших, Бодейкера и Флетчера, они сразу замолчали. Видимо, они приготовились самым тщательным образом следовать инструкциям Бодейкера, потому что никто даже не взглянул на Флетчера, они молча заняли свои места – за столами, экранами и возле магнитофонов.

Все студенты оказались или в тени, или позади экранов, так что Флетчер понял, что ему не составит никакого труда думать о них, как о приборах – обо всех, даже о девушках.

Сначала Бодейкер показал Флетчеру одну из колод с карточками, двадцать пять карточек с изображением звезды, креста, квадрата, треугольника и волнистых линий – каждая фигура повторялась пять раз.

– Я запомнил, – сказал Флетчер.

Из-за экрана ему были видны лишь светлые волосы одной из девушек, которая смотрела поочередно на каждую из двадцати пяти карточек, а Флетчер говорил на какую из них, по его мнению, она смотрит. Затем один из студентов, не произнося ни слова, доставал из другой колоды карточку и показывал ее Флетчеру так, что он мог видеть лишь тыльную сторону, при этом никто не видел знака, изображенного на карточке.

Флетчеру было очень скучно. Ему ни разу не сказали правильно он ответил на вопрос или нет. Остальные же были очень заняты. Они много писали, пользовались калькуляторами, проверяли друг друга. Кроме того, они регулярно менялись, по очереди выступая партнерами Флетчера. Время от времени, двое или даже несколько человек смотрели на какую-нибудь карточку с изображением знака, который Флетчер должен был угадать. Один раз все шесть студентов участвовали в эксперименте одновременно, а его попросили по очереди называть карточки.

Они делали частые перерывы для того, чтобы выпить кофе.

Флетчера это очень развлекало – согласившись участвовать в эксперименте, он выдвинул одно единственное условие, и Бодейкер старательно его выполнял, а еще Бодейкер не забывал выходить, если ему очень хотелось курить, при этом он забирал свои записи с собой. Трое студентов, похоже, не курили, включая обеих девушек, а из оставшихся троих двое курили трубки.

Когда они закончили, студенты отправились в уголок лаборатории, закрытый экраном, где стали пить кофе с бутербродами. Бодейкер остался с Флетчером. Флетчер пил много кофе, но от бутербродов отказался.

– Ну, как у меня получается? – спросил он у Бодейкера.

– Я вам не могу этого сказать, – пораженный вопросом ответил Бодейкер.

– Я так и думал. Бодейкер, я устал, и меня начинает болеть голова. Может, для разнообразия проведем тест Роршака?

– Ну, пожалуйста, мистер Флетчер… – Маленький человечек был взволнован, одна мысль о том, что Флетчер откажется от дальнейшего участия в тестах и отправится домой, как уже было однажды, наводила на него ужас.

– Ну, ладно, – Флетчер едва заметно улыбнулся. – Но вы вот что мне скажите, от этого есть какая-то польза? Вы уверены в том, что мы не попусту тратим здесь время?

Бодейкер колебался, его беспокоила необходимость с одной стороны придерживаться своего плана исследования, а с другой ему должен был вести себя так, чтобы его подопечный не отказался с ним сотрудничать.

– Мистер Флетчер, полученные нами результаты просто сенсационны, – дрожащим от волнения голосом сказал он.

Флетчер был сильно удивлен. «Сенсационные результаты» были не совсем те слова, которые он бы употребил.

Сегодня ночью в этой темной лаборатории что-то происходило, что-то совершенно замечательное, нечто совершенно необыкновенное в ни чем не примечательной жизни Джона Флетчера, привыкшего к тому, что он всегда и во всем терпит поражение. Может быть, это запоздалое дыхание удачи? Флетчер никогда не отличался тщеславием, а теперь с изумлением обнаружил, что отчаянно надеется на то, что в конце жизни – до того, как наступит конец его жизни – окажется, что он не такое уж бесполезное существо и что его одинокая, несчастливая жизнь не была совершенно лишена смысла.

Час за часом продолжались эксперименты с двадцатью пятью карточками. Видимо, в лаборатории не случайно отсутствовали часы, как впрочем, и на руках у студентов. Во всяком случае, если Бодейкер, или кто-то из студентов смотрели на часы, то делали они это совершенно незаметно.

Студенты работали старательно и удивительно тихо. Один или два раза, когда у него появилось несколько свободных минут, Флетчер попытался рассмотреть студентов, подловить момент, когда они смотрят на него. Однако все они держались отстранено. Студенты вели себя так, словно были хирургами, стоящими вокруг операционного стола. Даже Бодейкер, который по ходу эксперимента был вынужден часто обращаться к Флетчеру, вел себя так, точно они не были знакомы. Флетчер чувствовал себя, как диковинное животное, за которым холодно наблюдают некие высшие существа.

Время шло, голова у Флетчера стала болеть еще сильнее, но он не жаловался. Он хотел «знать». Несколько раз он едва удержался от того, чтобы спросить, сколько сейчас времени – ведь, в конце концов, он обещал, если потребуется, провести здесь всю ночь.

Потом у него появилось странное чувство. В лаборатории находилось четверо молодых людей и две девушки не старше двадцати одного года, и университетский лаборант, и все они были готовы потратить целую ночь, чтобы поработать с ним. Часть из них, может быть, даже все должны будут работать весь следующий день, а ведь Бодейкер был всего лишь университетским лаборантом, отнюдь не профессором, который мог бы привлечь всех этих студентов своим экспериментом.

Все они были любителями. Однако они вели себя сдержанно и спокойно, тщательно исполняя свои достаточно рутинные обязанности.

Наконец Бодейкер, который вдруг перестал казаться маленьким беспомощным человечком, включил дополнительный свет и заявил:

– Уже пять часов.

Они пробыли здесь десять часов, за это время было выпито не меньше четырех галлонов кофе. Студенты успели подкрепиться бутербродами, а Флетчер и Бодейкер не ели ничего.

Флетчер начал подниматься со стула.

– Мы закончили?

– Нет, теперь мы хотим попробовать кое-что другое, – сказал Бодейкер. – Еще два или три часа и все…

Флетчер простонал:

– У меня раскалывается голова.

– Ничего удивительного в этом нет. Мы ничего не знаем о той энергии, которую вам пришлось потратить, но напряжение было очень большим. – Энтузиазм Бодейкера снова стал заметным. – Мы уже проделали замечательную работу. То, что произошло сегодня в нашей лаборатории, станет поворотным пунктом в истории парапсихологии. Мы все устали, но никто из нас не сдастся даже если придется просидеть здесь еще целую неделю.

– Значит, мы не зря просидели здесь всю ночь?

Бодейкер хотел сказать что-то, но потом передумал.

Только теперь, при более ярком свете, Флетчер сумел как следует рассмотреть студентов. Высокий, худой юноша в узких джинсах и свободной рубашке улыбнулся ему. Одна из девушек тоже улыбнулась. Наверное, теперь Бодейкер нас представит, подумал Флетчер.

Однако Бодейкер познакомил его только с одной студенткой.

– Анита хочет поставить свой собственный маленький эксперимент, – сказал Бодейкер. – А мы, тем временем, попытаемся хоть немного проанализировать полученные результаты. Она сама скажет вам, что вы должны будете делать.

Одна из девушек была хорошенькой, другая нет. Хорошенькая – маленькая, аккуратная брюнетка в белом халате – та, которая улыбнулась ему, отвела Флетчера в небольшую соседнюю комнату, отделанную в красных тонах, с удобными мягкими креслами и диваном. Больше в комнате ничего не было.

Она разложила свои бумаги и коробки на диване, еще раз улыбнулась ему и сняла халат. Девушка в коротком красном платье без рукавов – по последней моде – показалась Флетчеру весьма привлекательной.

– Меня зовут Анита Сомерсет, – протянув Флетчеру руку, сказала девушка.

Флетчер умудрился сделать вид, что не замечает ее протянутой руки, и сел в кресле. Он не хотел прикасаться к Аните.

Менее чем за двадцать четыре часа судьба столкнула его с тремя хорошенькими девушками. Обычно она не была столь щедрой – или, точнее злой. Ему нравилось, всегда нравилось, смотреть на красивых девушек, но их вид неизменно вызывал у Флетчера глубокое беспокойство. Уже много лет он всячески избегал прикасаться к женщинам.

Доверчивая и недалекая Джуди несколько раз в этот день задевала его, к тому же он обязательно должен был потрогать ее лодыжку и бедро, чтобы убедиться в том, что с ее ногой все в порядке. Только из-за собственной наивности Джуди не заметила, что Флетчер умудрился так ни разу и не коснуться ее тела.

Анита, казалось, тоже ничего не заметила. Отодвинув свои бумаги в сторону, она села на диван, небрежно скрестив ноги.

– Мне девятнадцать, – сказала она, – я изучаю психологию. Более того, я единственная из присутствующих здесь шести человек изучаю психологию – притом, чистую психологию. Мистер Бодейкер попросил меня найти помощников, что я и сделала.

Так вот значит, как они набрали людей.

– Я не хотела, чтобы один из них приходил, – нахмурившись, сказала она, – но он настоял… вас это не должно беспокоить. Что же касается меня – большинство людей считают меня уравновешенной и старательной – но я считаю себя похожей на Мата Хари.

Она заразительно рассмеялась.

– Однако, на самом деле, я совсем на нее не похожа.

Более того, я довольно скучная особа. Я не умею танцевать, плавать, не люблю легкую музыку, ненавижу алкоголь и наркотики, и у меня нет постоянного приятеля.

– Почему вы мне про это рассказываете?

– До этого момента мы ставили совершенно безличные эксперименты, могу спорить, что вы первый раз как следует меня разглядели лишь пять минут назад.

– Ну, я видел вас, но…

Она кивнула.

– Мы так все и планировали. То, что я хочу сделать сейчас – моя собственная идея. Мистер Бодейкер считает ее достаточно интересной, но не имеет к этому эксперименту ни малейшего отношения.

Она потянулась, обхватив обнаженными руками голову, пародируя женщину-вамп.

– Как вы думаете, смогла бы я уговорить вражеского генерала раскрыть мне военную тайну? – кокетливо спросила она. – Пожалуйста, скажите да.

– Я мало что знаю о вражеских генералах, – ответил Флетчер, проклиная свою привычную неловкость.

– Неужели вы не представляете себе, как я свожу мужчин с ума, пряча в своем лифчике секретные документы? Ну, ладно. Тогда хотя бы скажите мне, что я не вызываю у вас отвращения, а не то я расплачусь.

Он мог сказать лишь только, что у нее ничего не выйдет.

Его скованность и неуверенность в отношениях с женщинами будут тому порукой. Чем привлекательнее была для него женщина, тем труднее ему было с ней общаться. Однако он не хотел говорить об этом Аните. Он еще больше смутился бы. Учитывая, что она занимается психологией, она сразу начала бы задавать вопросы, вынуждая его говорить о том, чего он больше всего на свете не хотел обсуждать.

– Вы очаровательная девушка, – смущенно сказал он. – И мне очень нравится ваш голос.

– Только голос? – воскликнула Анита с деланным разочарованием. – А я думала, что у меня красивые ноги.

– Она подняла подол платья почти до бедер. – И я всегда ношу платья с поясом, потому что у меня очень узкая талия, и мне нравится, когда мужчины это замечают. – Она рассмеялась, глядя на суровое лицо Флетчера.

– Не обращайте внимания на мои слова о Мата Хари, – предупредила она. – Я вовсе не собираюсь вас соблазнить… по крайней мере, если и пытаюсь, то это лишь малая часть эксперимента. Как я уже говорила, до сих пор, все тесты были безличными. Теперь же я немного рассказала вам о себе и готова ответить на ваши вопросы.

Я хочу, чтобы и вы рассказали мне о себе. Потом, когда мы перестанем быть незнакомцами друг для друга, мы проделаем некоторые тесты, похожие на те, которые были раньше, и сравним результат.

Флетчер понял, что она имеет в виду – без сомнения в ее словах был известный резон. Однако она требовала от него искренности.

– Ничего не получится, – сказал он.

– Почему?

– Ну, все это лишь игра. Это не естественно.

– И что же в этом неестественного?

Флетчер уже пожалел, что ввязался в этот спор.

– Забудем об этом.

– Вы меня боитесь, – с удивлением проговорила Анита.

– Чепуха.

– Боитесь до смерти. Я же не слепая.

– Не боюсь…

– Тогда в чем же дело? Вы женоненавистник?

– Нет.

– Гомосексуалист?

– Нет! – с отвращением ответил Флетчер.

– Импотент?

Флетчер даже задохнулся от возмущения.

– Ладно, я снимаю последний вопрос, – заявила Анита. – Но если вы не испытываете ненависти к женщинам, и вы ничего не имеете против меня лично, в чем же тогда дело? Почему вы так уверены в том, что у нас ничего не получится?

Он заколебался, почувствовав неожиданное желание рассказать Аните о своей опухоли. Однако, Флетчер прекрасно понимал, что его болезнь не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу.

И тогда он сказал правду.

– Я неудачник! – неожиданно с горечью выпалил он. – Вот чего я достиг в жизни. Не знаю, являются ли мои неудачи с женщинами самими главными… может быть.

Некоторые психологи утверждают, что это именно так. Самое худшее заключается в том, что у меня для этого нет ни одной уважительной причины. Даже сейчас я не уродлив…

– Нет, – согласилась с ним Анита, после того, как внимательно посмотрела на его лицо. – Девушкам может понравиться такое лицо. Мне, например. Мне нравятся худые лица с голодными глазами.

– А когда я был моложе, я был сильнее и привлекательнее.

Я уже сказал вам, что я не женоненавистник, не извращенец и не импотент. Я конечно робкий, ранимый человек, но не до крайней степени. Мне кажется, моя жизнь сделала меня таким. Когда я родился, во мне ничего этого не было. А что касается…

Он замолчал, потому что не был уверен, хочет ли рассказать ей о том, что на самом деле не знает, где и когда он родился и кем были его родители. Она могла ухватиться за эту информацию, посчитав, что обнаружила причину всех его проблем. Она почти наверняка это сделает. И ошибется. Потому что это тоже не имеет никакого значения.

А Анита продолжала задавать ему вопросы, не поняв, что тема их разговора чуть было не поменялась.

– Вы никогда не пользовались успехом у девушек? – с сочувствием спросила она. – Они всегда вас предавали?

– Я их не виню…

– А почему нет? Может быть, как раз в этом и заключается ваша проблема, в том, что вы их не вините. Вы были слишком серьезны, и они предавали вас. В этом смысле женщины совершенно беспринципны. Женщина начинает встречаться с каким-нибудь мужчиной, а потом ей попадается кто-то, кто ей нравится больше, и тогда она, не дрогнув, бросает первого и начинает встречаться со вторым. Она говорит: «Надеюсь, мы с тобой всегда будем друзьями», но бедняга не хочет с ней дружить, он хочет получить все или ничего, так что в конце концов не получает ничего. Если девушка назначила свидание кому-нибудь, а в этот момент сердце позвало ее в другую сторону, она забудет о свидании, как о дурном сне.

– Вот именно! – сразу согласился Флетчер. – Именно так со мной и было, каждый раз. И все же я не могу сказать, что в этом всегда были виноваты девушки. И я тоже.

Сначала я им нравился, и они давали мне это понять. А потом что-то случалось, все портилось, потому что я никогда не знал, как нужно правильно с ними разговаривать.

– Не существует правильных или неправильных слов, – мягко проговорила Аниты. – Вы просто говорите первое, что приходит вам в голову.

Флетчер многое ей рассказал, почти не касаясь своего неблагополучного детства – она поняла, что на эту тему лучше вопросов не задавать. Он поведал Аните о том, что совершал правильные поступки, но время для этих поступков оказывалось совсем неподходящим, о своих отношениях с мужчинами, да и с женщинами тоже, о том, что у него никогда не было настоящего друга.

– Возможно, я сам в этом виноват, – сказал он, и если бы она с ним не согласилась, засомневался бы в ее искренности. Анита не стала с ним спорить.

С Анитой было очень легко разговаривать. Она не критиковала его, и Флетчер видел, что он ей по-настоящему интересен. Он рассказал ей про Джуди и Шейлу, ту девушку, которую парень столкнул в воду, только не стал говорить, что парня звали Джерри Бодейкер.

– Некоторые девушки так устроены, – проговорила Анита.

– Им нравится когда их приятели ведут себя с ними грубо.

Парень виноват только наполовину, потому что, если бы он не делал того, что ей хотелось, она обязательно нашла бы кого-нибудь другого. Вы же слышали, как она его поддразнивала. На самом деле, ему гораздо хуже, чем ей… ведь его заставляют быть садистом.

Она сделала несколько подобных комментариев, легко и естественно, ни разу не прибегнув к затертым клише.

А потом совершенно по собственной инициативе он заговорил о тестах, которые Бодейкер провел с ним полтора года назад. Он попал туда случайно. Бодейкер не был руководителем эксперимента, просто одним из множества помощников. Он занимался с Флетчером по собственной инициативе, и получившиеся результаты привели его в состояние невероятного возбуждения.

Флетчер замолчал, понимая, что раз уж он зашел так далеко, то должен объяснить, почему он тогда категорически отказался от дальнейших экспериментов. Он вернулся только когда почувствовал, что за спиной у него стоит смерть, его заставило вернуться то, что он сам называл «предсмертным любопытством».

– Бодейкер тут был не при чем, – сказал он.

– Нет, конечно. – Анита улыбнулась.

– Ведь тесты могли показать, что я не такой, как все – а самый настоящий урод, я этого боялся.

Анита молча кивнула.

– Скажите, – неожиданно спросил он, – вы когда-нибудь были влюблены?

Анита совершенно спокойно отнеслась к резкой перемене темы разговора.

– Мне казалось, что была. Но я в некотором смысле похожа на вас. Мне надо очень много времени, чтобы полюбить кого-нибудь по-настоящему.

В наступившем после ее слов молчании появилось что-то новое, что-то совсем другое. Когда двое разговаривают откровенно, ответ иногда может не иметь особого значения, но это все-таки должен быть ответ. Сейчас же Анита пыталась уклониться от прямого ответа на его вопрос.

Впрочем, она сама поняла это и заговорила снова:

– Помните я говорила вам, что если у девушки назначено свидание, а в этот момент сердце позовет ее совсем в другую сторону, она без малейших колебаний нарушит все свои обещания? Ну так вот, однажды и я так поступила, совсем недавно. Тот, кто меня позвал… он там, в лаборатории, но я не стану называть вам его имени, если только вы не будете на этом настаивать. Мы встретились, и надо отдать ему должное, он вел себя совершенно честно.

Он хотел, единственное, чего он хотел – как можно скорее затащить меня в постель.

– Вы именно этого от него ждали? – сердито спросил Флетчер.

– А вот теперь вы пытаетесь меня разозлить, но у вас ничего из этого не получится. Я вовсе не ханжа, по крайней мере, мне так кажется. Если бы я его любила, я думаю… Возможно, правильным ответом на ваш вопрос будет сказать, что я никогда и никого еще не любила.

Последовало долгое молчание. Их разговор, который до сих пор тек легко и свободно, наткнулся на подводный камень.

– Ну, хорошо, – наконец сказал Флетчер, – я готов.

– К тестам?

– А к чему же еще?

Она уже собралась сказать ему что-нибудь эдакое, но потом передумала. Рядом с ней находился очень тонко чувствующий человек. Он был ей интересен, но между ними была пропасть, и нечего даже и думать, что ей удастся когда-нибудь перебраться на другую сторону этой пропасти. Он явно не верил в то, что из ее идеи выйдет что-нибудь путное, и возможно, был прав.

Все снова собрались в большой лаборатории.

Флетчер вдруг поймал себя на том, что с любопытством разглядывает четырех студентов – ему хотелось понять, к кому же из них потянулось сердце Аниты. Но в помещении снова сделался полумрак, и к Флетчеру вернулось прежнее ощущение анонимности. Анита тоже надела белый халат, и, Флетчер решил, что она сделала это нарочно, скрылась в тени.

– Ладно, а теперь скажите мне, – попросил Флетчер, – кто же я такой: телепат, предсказатель будущего, медиум, или еще что-нибудь в этом же роде?

– Кем бы вы не оказались, – с едва сдерживаемым волнением в голосе проговорил Бодейкер и помахал в воздухе листками со своими записями, – вы уникальны, мистер Флетчер. Еще никому до сих пор не удавалось сталкиваться ни с чем подобным.

– Ну, и что же я такого особенного сделал?

– То, как проводились тесты, не имеет никакого значения, – с триумфом в голосе провозгласил Бодейкер, – «вы не назвали ни одной карточки правильно».

– Что! – выкрикнул Флетчер.

– Ни единой. Знаете, что это значит?

– Что мы все зря потратили наше время.

– А вот и нет, мистер Флетчер. Как раз наоборот. Вам должно быть понятно значение этих тестов с математической точки зрения. У нас есть двадцать пять карточек – по пять каждого символа. Если бы речь шла о простой случайности, среднее число угаданных символов равнялось бы пяти. Конечно, в каждом отдельном случае данные могут быть разными, от двух до восьми, но в нашем – результат должен равняться пяти.

– Это очевидно. Но…

– Значит, полученный нами ноль так же важен, как если бы вы угадали все двадцать пять карточек. Чтобы избежать попадания в те пять карточек, которые вы могли бы угадать случайно, вы должны были знать, какой символ изображен на каждой из карточек – или если бы точным, вы должны были знать, что на карточке не изображено.

Флетчер нахмурился. Он не считал себя телепатом и не верил, что у него есть какие-то особенные способности, из-за которых он отличается от других людей. Ему не нравилась эта идея. И все же он рассчитывал на то, что эти тесты дадут какой-нибудь результат. Он решил, что вполне мог бы предсказать исход этого эксперимента – столь важный для науки – если бы только как следует обдумал происходящее. Результат должен был быть отрицательным. Разве можно было ожидать от него чего-нибудь другого?

– А теперь я должен у вас кое что спросить, – заговорил Бодейкер. – Я хотел задать вам этот вопрос раньше, но у вас могли возникнуть нежелательные мне мысли и ассоциации. Скажите пожалуйста, вы давали отрицательные ответы сознательно? Вы знали, что на карточке, например, изображен круг, и нарочно называли какой-нибудь другой символ?

– Естественно, нет, – раздраженно ответил Флетчер. – Вы велели мне называть то, что я вижу, а если не вижу ничего, то говорить наугад. Именно это я и делал.

– Вы говорили вовсе не наугад, – радостно заявил Бодейкер. – Как угодно, только не наугад. Эти тесты доказывают, что вы являетесь как телепатом, так и ясновидящим. В этом нет ни малейшего сомнения. Тесты были проведены так, что никакая случайная ошибка…

– Но я же ошибался каждый раз – какой в этом смысл?

Зачем надо было заставлять меня сделать многие тысячи догадок, чтобы убедиться в том, что я самый неудачный из неудачников в мире, мне это и так прекрасно известно.

– Нам надо было исследовать массу разнообразных возможностей. Например, вы могли давать ответы в другом порядке. В одном знаменитом эксперименте на эту тему, ответы испытуемого казались совершенно бессмысленными, пока кому-то не пришло в голову проверить их относительно следующей карточки. Полученный результат был невероятно важным и равнялся 11, 5.

– Ну и как, я давал ответы в другом порядке?

– Мне кажется, нам удалось доказать, что нет. У нас все время получались случайные числа, а вот когда мы сделали прямое сравнение ваших ответов, результат оказался очень интересным.

– А мне он совсем не интересен, – объявил Флетчер. – Я сейчас же отправляюсь домой.

– Подождите. До сих пор я говорил о тестах, которые мы проводили здесь. Я еще не коснулся эксперимента, который провела мисс Сомерсет.

– Ну, и?

– Тут все резко изменилось. Вот посмотрите записи.

Флетчер взял в руки листок с цифрами.

Дальше шли нули.

– Ну, – поинтересовался Флетчер. – И что же это все означает?

– Мы можем только догадываться. Не забывайте, это всего лишь наши наблюдения, мистер Флетчер. Они ничего не доказывают.

– Мне казалось, вы только что сказали…

– Они ничего не доказывают в том смысле, что если вы пятьдесят раз бросите камень и он упадет на землю, это вовсе не доказывает того, что он упадет в пятьдесят первый раз. Но каждый, кто увидит, что камень упал пятьдесят раз, станет считать, учтите, это не будет научным подходом к данному вопросу, что и в следующий раз камень упадет тоже.

У Флетчера снова разболелась голова, он понял, что устал и ужасно голоден. В лаборатории было полно бутербродов, но ему неожиданно захотелось поскорее выбраться отсюда.

Полученные результаты привели Бодейкера в восторг, но лично ему, Флетчеру, они были совсем неинтересны, если не считать тестов с Анитой, когда им удалось, пусть на короткое время, но все же соприкоснуться интеллектами.

Ему казалось, что он смутно почувствовал, в какой момент это произошло. Первые несколько тестов прошли как и все предыдущие, а потом он вдруг перестал себя слышать, он не слышал своих ответов. Он решил, что дело в том, что он устал, и заставил себя сконцентрироваться. Именно тогда он, по всей вероятности, и вернулся в свое прежнее состояние.

– До свидания, – быстро проговорил он.

– Мистер Флетчер…

Маленький человечек был в отчаянье, он вцепился Флетчеру в руку – ведь еще так много надо обсудить, так много проверить. Все студенты, включая Аниту, оставались в тени, как они и обещали.

– Вы еще вернетесь?

– Нет. Вы больше никогда меня не увидите.

Флетчер сказал ему чистую правду. Бодейкер больше никогда его не увидел.

Стряхнув руку Бодейкера, Флетчер выбежал из лаборатории.

Оказавшись на улице, Флетчер прищурился, ярко светило солнце, и он не заметил, что Анита последовала за ним.

Только когда она попыталась дотронуться до него, он ее увидел и отшатнулся в сторону. Они не прикоснулись друг к другу, и Флетчер считал, что очень важно, чтобы этого никогда не произошло.

– Джон, – тихо сказала Анита.

– Не говорите об этом, – пробормотал Флетчер.

– Конечно, если вы этого не хотите. Что вы собираетесь сейчас делать?

– Пойду поем чего-нибудь.

– Я с вами.

– Нет.

– Хорошо, тогда поцелуйте меня на прощание.

– Нет!

– Я не так-то легко целуюсь с людьми. Может быть, вы думаете, что для меня это все равно, что рукопожатие. Так вот это не так. Мне хочется вас поцеловать. Есть что-то такое… в вас есть что-то хорошее.

Флетчеру показал, что он неправильно ее расслышал. Это слово показались ему бессмысленными. И хотя он ни разу в жизни не совершил никакого очевидно плохого поступка, он не сделал, не сказал и даже не подумал того, что явилось бы подтверждением слов Аниты. Абсолютно лишенное смысла заявление.

– Поцелуйте меня, – тихо, без малейшей тени кокетства попросила Анита. – Пожалуйста.

– Анита, – с отчаяньем в голосе проговорил Флетчер, – держитесь от меня подальше.

Неожиданно ему показалось, что она его поняла.

– Вы этого хотите?

– Я этого хочу.

– Прощайте, Джон, – протянув ему руку, сказала Анита.

Джон Флетчер бросился бежать.

Флетчер выпил кофе с фруктовым пирогом в каком-то кафе. Он думал, что умирает от голода, но оказалось, что совсем не хочет есть. После бессонной ночи и многих часов напряженной концентрации внимания у него кружилась голова. Какими бы ни были результаты, тесты отняли у него что-то.

Он больше не был голоден, не очень хотел спать и у него уже все равно кружилась голова – Флетчер вдруг испытал непреодолимое желание напиться. Это его страшно удивило, потому что он почти не употреблял алкоголя. Он ненавидел крепкие напитки и не умел их пить. Если он и пил спиртное, так только охлажденное не крепкое пиво в очень жаркий день, или вечером перед сном, запивая бутерброд с сыром, который он регулярно съедал прежде, чем лечь спать.

Сейчас же ему ужасно захотелось пива, много пива, а бары еще не открылись.

Он на всякий случай взглянул на часы на стене, за стойкой, и к собственному удивлению обнаружил, что уже одиннадцать часов. Каким-то образом он умудрился потерять несколько часов.

Бар находился по соседству, в нем никого не было, если не считать грустного краснолицего бармена, от нечего делать протирающего стаканы.

– Пинту горького, – попросил Флетчер.

Бармен налил ему пива, и уселся напротив.

– Сегодня опять будет тепло, – заметил он.

– Да.

Флетчер залпом выпил пиво – раньше он так никогда не поступал – и заказал еще. С этой кружкой он расправился с той же скоростью.

Глаза бармена округлились.

– У тебя все в порядке, приятель?

– Да, а в чем собственно дело?

– Ты весь побелел и дрожишь. Может быть, с тобой произошел несчастный случай, или что-нибудь в таком же духе?

Флетчер бездумно ухватился за объяснение, предложенное барменом.

– Вот, вот. Мне действительно только что пришлось стать свидетелем несчастного случая.

– Где, на улице?

– Нет, за тем новым зданием, где сдаются квартиры.

Флетчер вздохнул и пустился во все тяжкие: – Там, где сносят старые дома. Огромный кусок стены упал на ребенка.

– А как там оказался ребенок?

– Ну, дети есть дети. Ему, наверное, было около четырех, даже в школу еще не ходил…

Уже много лет прошло с тех пор, как Флетчер последний раз вел себя подобным образом, но когда-то такое с ним случалось довольно часто. Не раз, попав в неловкую ситуацию, он начинал врать самым безбожным образом, но вовсе не потому, что ему это нравилось, а из-за того, что он не мог заставить себя исправить ошибку собеседника.

«Да, вы совершенно правы», говорил он, вместо того, чтобы сказать: «Нет, вы ошибаетесь».

– Ребенок погиб? – спросил бармен.

– Я не стал выяснять, чем все это кончилось, я сразу ушел.

Флетчер вдруг почувствовал сильное головокружение, хотя прекрасно понимал, что пиво не могло начать так быстро действовать. Ему хотелось заказать еще одну кружку, но он понимал, что здесь этого делать не следует. Его дурацкая, бессмысленная ложь привела к тому, что теперь ему необходимо было уйти. Сделав вид, что идет в туалет,

Флетчер вышел на улицу.

Он в жизни не напивался. Сама мысль об этом всегда вызывала у него отвращение, ни при каких условиях он не мог бы выпить много виски, джина или бренди – его просто тошнило от крепких напитков. Теперь, когда мысль о близкой смерти вызвала в нем странное любопытство, похожее на то, которое заставило его обратиться к Бодейкеру, Флетчер подумал, что ему хотелось бы хотя бы раз по-настоящему напиться. Одиннадцать часов утра – малоподходящее время для подобной затеи, но раз уж он начал, то вполне можно и продолжить. Такой законченный неудачник, как он, просто не мог не обратиться за утешением к алкоголю, но, как ни странно, с ним этого не произошло ни разу. Во-первых, ему не нравился вкус любых алкогольных напитков, даже пива. Во-вторых, он приходил в ужас, когда представлял себе, что кто-нибудь увидит его пьяным.

Теперь это не имело значения.

Нет, ему было необходимо как следует во всем разобраться: сейчас он решил напиться не потому, что ему этого хотелось, не потому что теперь это уже не имело такого значения, и не от того, что он хотел напиться хотя бы раз в жизни, чтобы понять, что же это такое. Флетчер собирался продолжать пить потому, что в каком-то смысле это было неизбежно. Две пинты, которые он уже успел проглотить, были ему так же необходимы, как инсулин для диабетика. Он должен был продолжать пить, а так как Флетчер не переносил ни виски, ни коньяк, а в вине совсем не разбирался, то ему только и оставалось – пить пиво. В супермаркете он купил упаковку из двенадцати банок крепкого эля. Выпитые ранее две пинты тяжело лежали у него в животе, как балласт; ему даже казалось, что он наглотался свинца. Легкость в голове и тяжесть в желудке, словно символизировали свободу его духа и бренность его тела.

Он вернулся к устью реки, где еще вчера видел Джерри и Шейлу. На этот раз здесь никого не было. Хотя сегодня было даже еще теплее, большая часть людей отправилась, вероятно, на ленч. В то же время было еще недостаточно тепло для длительных пикников на пляже, сезон еще не начался.

Усевшись на теплом песке, так что его не доставал ветер, Флетчер вскрыл первую банку с пивом. В супермаркете он купил себе пластмассовую кружку. Человек, который пьет пиво прямо из банки, привлекает к себе ненужное внимание, а если он станет пить из кружки, то люди подумают, что он пьет чай или кофе и не станут обращать на него внимания.

Флетчер поймал себя на мысли о том, что думает вовсе не о Джуди, а об Аните Сомерсет. У этой девушки было достаточно тепла, чтобы согреть даже его. Как могло получиться, что она до сих пор свободна? Конечно, этого просто не может быть. Даже если бы она была старше, а он моложе, если бы разница в возрасте не имела никакого значения, если бы он не доживал на земле свои последние часы, его встреча с Анитой все равно закончилась бы точно так же, как и все предыдущие встречи с другими девушками.

Если бы он был настолько глуп, что позволил бы себе увлечься ею, чего он не делал уже много лет, в самый критический для него момент выяснилось бы, что некто, о ком она даже не посчитала нужным ему рассказать, имеет на нее все права – помолвлен с ней, или является ее мужем, а может быть, отцом ее ребенка.

«Что же все-таки со мной не так?»

Этот вопрос отвратительным рефреном повторялся у него в голове. Он задавал его себе далеко не в первый раз, может быть, в тысячный.

Проще всего было бы сказать, что он обречен на провал, во всем. Но в его жизни было множество хороших начал. Даже сейчас, когда к нему подбирается смерть, он сумел заинтересовать Аниту, возбудить в ней сострадание к себе – он знал, что она была искренней, он в этом не сомневался. Даже сейчас, когда ему было сорок три, а ей девятнадцать, когда опухоль с каждым днем становилось все больше и больше, он мог бы начать встречаться с Анитой, это продолжалось бы до тех пор, пока ей не стало бы скучно с ним…

«Ну вот я опять». Ей неминуемо должно стать с ним скучно. Он был совершенно уверен, что настоящих чувств между ними не возникнет, что у них не будет ничего похожего на любовные отношения. Даже мысль об этом казалось ему смешной. Да и вообще, он не сомневался, что если бы он продолжил разговаривать с Анитой, или позволил ей пойти с ним вместе, когда ей того захотелось, ничего хорошего из этого не вышло бы.

А хуже всего было то, что ему даже и не стоило пытаться убеждать себя в обратном, он знал, что прав.

Он снова вспомнил те невероятные слова, которые Анита сказала ему и которые так сильно его озадачили. «В вас есть что-то хорошее»

Он был уверен, что в отличие от него, она никогда не опускается до бессмысленного вранья. Она не стала бы выдумывать историю, подобную той, что он рассказал в баре. Сказав, что она увидела в нем что-то хорошее, она говорила то, что думала.

Но что же она все-таки имела в виду?

Конечно, Флетчер был религиозным человеком, так он был воспитан. И хотя теперь он редко ходил в церковь, он не растерял прочных нравственных устоев даже теперь, когда за спиной у него стояла смерть. Его духовными предками были пуритане, кальвинисты, пресвитериане. Различные Дома, в которых он побывал, все до одного были мрачно-религиозными, но его страх перед Богом родился гораздо раньше, в те ранние годы детства, о которых он ничего не знал.

Впрочем, его религиозность не принесла ему ничего хорошего.

Он не мог вспомнить ни одной ситуации в своей жизни, когда он повел бы себя, как альтруист или филантроп. Он никогда не был ни храбрым, ни сильным, ни вообще чем-нибудь положительным. Он никогда никому не помогал, потому что всю свою жизнь был слишком занят самим собой.

Он не только не сделал ничего хорошего, он даже никогда и не пытался.

Он запутался в своих размышлениях и это доставило ему удовольствие.

Потеряв счет времени, Флетчер не заметил, как на пляже снова появились люди, матери ругали малышей за то, что они забредали в воду, потом собирали свои вещи и отправлялись домой, чтобы встретить старших детей из школы. Первым указанием на то, что прошло достаточно времени, кроме частых посещений туалета, расположенного на противоположной стороне дороги, было то, что все банки оказались пусты.

Он выпил две пинты и двенадцать банок пива, и при этом не съел ни крошки, а ведь он совсем не привык к алкоголю.

Неожиданно Флетчер забеспокоился. Он подумал, что уже давно не был в туалете, а когда ходил туда в последний раз, держался на ногах довольно таки неуверенно.

Интересно, сможет ли он сейчас подняться на ноги?

Выяснилось, что с некоторым трудом, смог.

Пустые банки из-под пива Флетчер оставил в дюнах. Унести их с собой ему было явно не под силу. Как никогда раньше Флетчер вдруг пожалел, что у него нет друга. У других пьянчуг всегда оказывались друзья, которые заботились о них.

Он пожалел, что не пил в своей комнате. Однако, в таком случае, Джуди обязательно об этом бы узнала.

«Слабость».

Вот ответ на единственный вопрос, который имел значение.

Он всякий раз терпел неудачу, потому что был слабым. Он всегда выбирал самый легкий путь. Он всегда старался избежать любых конфликтов, поворачивался спиной к любой сколько-нибудь серьезной проблеме и больше всего боялся унижения и насмешек.

Он правильно сделал, что так сильно напился – теперь ему все стало ясно. Джон Флетчер был соломой на ветру, и ему на все было наплевать.

Время, которое с того момента, как он пошел в университет, вело себя очень странно, продолжало свои трюки. Флетчер вдруг обнаружил, что находится на центральной улице, далеко от пляжа, и что уже начинает темнеть. Беда заключалась в том, что ему требовалось перейти на противоположную сторону улицы.

Как раненное животное, он хотел забраться в свое логово.

В такой экстремальной ситуации он мог не обращать внимания на Джуди. Его дверь будет закрыта, и она может стучаться до тех пор, пока не разобьет себе в кровь костяшки пальцев.

У него было всего одно место, куда он мог пойти, но для этого необходимо было пересечь дорогу. В своем нынешнем состоянии – скорее отчаяния, чем опьянения – он мог пойти к Аните, но Флетчер не знал, где она живет. Он должен вернуться в свою комнату. А для этого нужно перейти улицу.

Приятная легкость, сопровождавшая его весь день, исчезла, зато снова начала болеть голова. Он устал, но это не имело значения. Он мог бы пройти милю, две или даже пять, но сначала должен был перейти на другую сторону улицы.

С ним все было в порядке, он даже не шатался. Никто не обращал на него внимания. Если бы в этом возникла нужда, он мог бы нормально разговаривать. Но перейти улицу казалось невероятно трудным и опасным делом.

Выбрав подходящий момент, Флетчер ступил на проезжую часть. Тут он заметил белую машину. Сначала он отступил назад, чтобы пропустить ее. Потом, увидев, что она продолжает ехать прямо на него, он шагнул вперед, чтобы машина проехала у него за спиной. А затем, с середины дороги метнулся назад. Раздался скрежет тормозов. Он сделал еще три быстрых шага.

Белая машина остановилась в шести дюймах от него.

Водитель высунул голову из окна.

– Какого дьявола! Что это за идиотские игры? – заорал он. – Если хочешь покончить счеты с жизнью, лучше иди на железную дорогу. Поезда не могут свернуть в сторону.

Наконец, весь покрытый потом, Флетчер перебрался на противоположную сторону улицы. Уже целые недели, даже месяцы он был готов умереть. Но когда смерть оказалась совсем рядом, он пришел в ужас. Умереть через шесть месяцев, на следующей неделе, или даже завтра – такое он еще мог себе представить. Однако умереть сейчас, в следующие три секунды – это было совсем другое дело.

Флетчер знал, что произошло, знал, почему он пустился в этот танец смерти между с белой машиной. Водитель этого знать не мог. Поэтому не было ничего удивительного в том, что водитель со страхом и злостью кричал на него, предлагая отправится на железную дорогу.

Флетчер направился туда, где должна была находиться белая машина. Вместо того, чтобы пытаться ускользнуть от машины, Флетчер дожидался пока водитель изменит курс и бросался в ту же сторону. Если бы Флетчер просто пошел бы через улицу, ни на что не обращая внимания, водитель белой машины и бровью бы не повел.

Флетчер, или какая-то часть его сознания, пыталась сделать так, чтобы белая машина убила его. И ловкость водителя только разочаровала его.

У Флетчера не было никакой причины возвращаться домой мимо полуразрушенных старых домов, где началось строительство новых многоквартирных домов. И уж совсем незачем ему было идти домой через опустевшую строительную площадку, не обращая внимания на барьерчики и предупреждающие надписи.

С другой стороны, тот факт, что строительная площадка находилась непосредственно между ним и улицей, на которой он жил, давал ему подходящий повод – а больше Флетчеру ничего и не требовалось.

Бармен, которому он рассказал свою дурацкую историю, уже наверное узнал, что никакого несчастного случая на строительной площадке не было.

Что ж, возможно, что-нибудь произойдет сейчас.

И вдруг Флетчер отчетливо понял, что он больше никогда не увидит свою комнату и Джуди. Никогда больше не увидит солнца.

Не было никакой необходимости идти через строительную площадку. Однако он ничего не мог с собой поделать. Он находился в странном состоянии пост алкогольного опьянения, когда его разум был абсолютно ясным, но он не мог ничего вспомнить. И хотя Флетчер прекрасно понимал где он находится и что делает, ему требовались немалые усилия, чтобы сообразить, где он был пять минут назад.

Несомненно, где-то неподалеку должен был находиться ночной сторож. Однако Флетчер без особого труда сумел избежать встречи с ним.

Услышав громкий скрежет, Флетчер поднял голову и, увидев, что с крыши падает здоровенный кусок трубы, бросился бежать. Затем он потерял контроль над своим телом.

Недавние события показали ему, что ноги должны будут сами принести его в самое опасное место.

Видимо, он действительно обладает одним удивительным талантом. Бодейкер и его помощники сумели доказать это, как если бы Флетчер и сам об этом не знал. Его способность совершать ошибки была непревзойденной.

Флетчер с отчаянным усилием заставил себе остановиться и закрыть глаза. Если бы он остановился посреди дороги, то водитель белой машины без труда объехал бы его, но здесь…

Раздался страшный грохот, земля вздрогнула, Флетчера окутало облако пыли, но больше ничего не произошло, лишь несколько мелких камешков угодило ему в лицо. Осколок упал в нескольких ярдах впереди, как раз в том месте, где бы находился Флетчер, если бы не остановился.

Он вспомнил, что говорил бармену. Оказывается его слова не были стопроцентной ложью – просто Флетчер предвидел, что несколько часов спустя огромный осколок сорвется с крыши и упадет на землю.

Почему, подумал Флетчер, для него стало так важно умереть, причем сделать это как можно быстрее? Он не обладал чувством юмора и редко смеялся, но теперь вдруг обнаружил, что истерически хохочет, вспомнив старый, дурацкий анекдот о человеке, выпившем яд, который втыкает себе в сердце кинжал, прыгая одновременно с крыши Эмпайер Стейт Билдинг, чтобы наверняка сработало.

Но самым смешным было то, что Флетчеру совсем не хотелось умирать. Приговоренный к смерти, он пытался покончить с собой, но в то же самое время, отчаянно сопротивлялся.

Теперь Флетчер прошел через опасный участок, вокруг все было тихо и спокойно. Приняв решение, что больше никогда не вернется в свою комнату, он старался придумать каким еще способом можно попытаться покончить счеты с жизнью.

В конечном счете все произошло очень просто. На этот раз он ничего не успел сделать. Флетчер изрядно устал, поэтому, поднимаясь по лестнице дома миссис Макдональд, он оперся на перила. Вернее, ему показалось, что он опирается на перила, а на самом деле это были ворота, ведущие в подвальное помещение, и ворота эти были открыты.

Флетчер оступился и головой вниз рухнул в каменный колодец.