Мне пришлось задержаться в конторе с одним из агентов почти до семи, а когда мы закончили со всеми делами, я пригласил его выпить. Так как ему не нравились современные шумные бары, мы отправились в «Коппер Бич».

Когда мы вошли в зал, там было пусто. Люди, которые после работы хотели выпить, обычно заходили в пивные.

«Коппер Бич», в интерьере которого превалировали стекло, хром и пластик, удивлял своих посетителей сравнительно высокими ценами – сюда, в основном, заглядывали парочки, а, начиная с восьми часов, здесь часто устраивались вечеринки.

Агент проглотил свое пиво и ушел, а я пил свою пинту горького не торопясь. Я уже заканчивал последний глоток, когда в зал вошла большая компания молодежи. На вид им можно было дать от четырнадцати до девятнадцати лет. Вели они себя, для ребят такого возраста, довольно тихо. Они сразу направились в дальний угол.

Все были одеты в шорты и футболки, и сначала я подумал, что это выпускники нашей средней школы. Но потом я заметил, что им всем больше восемнадцати лет – слишком взрослые и высокие, чтобы учиться в школе. Все юноши были под шесть футов ростом, а девушки немногим меньше.

Бросив на них равнодушный взгляд, я поднялся, чтобы уходить. Летом через Шатли проезжают сотни всяческих туристов, мотоциклистов и прочей молодежи.

И тут я заметил, что одна из девушек – та самая, в зеленом платье, которую я встретил, когда пешком шел в контору, а еще среди них была еще одна, не очень высокая, с иссиня-черными волосами.

Я заказал еще одну пинту и сел обратно за стойку.

Бармен постучал в стенку у себя за спиной, и из заднего помещения вышла официантка в черном платье и начала обслуживать новых клиентов.

Всего было восемь юношей и восемь девушек. Они совсем не шумели и явно собирались держаться своей компанией – сразу заняли угловой столик, а один из них разговаривал с официанткой, видимо делал заказ на всех.

Остальные даже не разговаривали между собой, пока официантка не отошла. Тогда они стали болтать и смеяться, как и всякие молодые ребята, только гораздо спокойнее, словно боялись, что их кто-нибудь услышит.

Девушка, которую я видел в удивительном зеленом платье, теперь была одета так же, как и все остальные. Она не смотрела в мою сторону и, вполне возможно, не узнала бы меня, потому что сегодня днем она уж очень старалась не смотреть в мою сторону. Теперь я определенно увидел, что они совсем не похожи на обычных туристов.

Наверное, я бы не заметил ничего необычного, если бы мое любопытство не получило такого толчка сегодня днем.

Во всяком случае, никто, кроме меня, ничего не замечал.

Мое внимание привлекла странная безупречная чистота, столь характерная для каждого из них – эту деталь я заметил уже во второй раз. Каждый из них был образцово чистым и аккуратным, словно сошел со страниц рекламного журнала.

Я немного подумал и вспомнил, где я уже видел подобную безупречную аккуратность.

Хорошенькая девушка, отправившаяся на туристическую прогулку, действительно может ходить в облегающем купальном костюме или в белой блузке с шортами, хотя это и маловероятно. Но в отличие от актрис в приключенческих фильмах, она не может постоянно выглядеть так, словно только что вышла из артистической уборной.

Да, дело было именно в этом. У всех юношей прически были – волосок к волоску. Их рубашки просто сияли чистотой. Даже на их туфлях не было ни пылинки. Да и девушки не были одеты в обычный набор свободных или облегающих свитеров и потрепанные шорты. Вся одежда точно подходила по размерам и нигде не было видно ни складочки, ни морщинки.

Малосущественная деталь? Конечно – мелочь, но мелочь невозможная. Может быть, у этих ребят были раздевалки где-то у входа в «Коппер Бич»?

Две или три девушки были хорошенькими, а у одной было лицо удивительной красоты. Среди любой большой группы молоденьких девушек всегда можно выбрать несколько хорошеньких лиц – правильные черты, аккуратные носики, крутые дуги бровей, нежный рот, в сочетание с крепким, юным телом дают необходимый результат. Но только благодаря случаю, даже среди сотен тысяч девушек вы найдете индивидуальность, которая только и может превратить хорошенькую девушку в красавицу, лицо которой невозможно забыть.

Так вот – у одной из девушек было именно такое лицо.

Лицо, которое могло заставить тысячу атомных подлодок выпустить ракету с ядерной боеголовкой.

У нее были иссиня-черные волосы, очень белая кожа и, скорее всего, она была той самой девушкой, с которой все это началось – девушкой в розовом костюме. Но полной уверенности у меня не было. Кроме удивительной красоты ее еще кое-что выделяло среди остальных. Она была самой низкой среди всех – ее рост не превышал пяти футов и четырех дюймов. Она была белой – в то время как все остальные были загорелыми. И еще она показалась мне немного старше остальных. Да и обращались к ней иначе, чем к другим. И чтобы я до сих пор не говорил про них, но рядом с ней они казалось не аккуратными.

Я потягивал свое пиво, не вступая в разговор с барменом, который все равно был занят. Так уж получилось, что когда вся компания заявилась в бар, я сидел в углу, и теперь мог смотреть на них, не демонстрируя излишнего любопытства.

Мне даже удалось расслышать несколько слов. Разговор шел о «дуэли». Дуэль, считали они, дело стоящее. Другие возражали, утверждая, что это безумная затея.

Очевидно они видели мемориальную доску на одном из старых домов, находящихся неподалеку. Одна из последних дуэлей в Англии между местным землевладельцем и богатым путешественником, которые ухаживали за одной красоткой. В результате она не досталась ни тому, ни другому – оба были смертельны ранены. В течение тридцати лет о дуэли остерегались говорить вслух, пока она не превратилось в нечто романтически-эксцентрическое, чем теперь можно было гордиться.

Еще они упоминали о неком «Греге», которого с ними не было. (Значит были еще и другие.) Когда он упоминался, они бросали взгляды на мою Белоснежку, странные взгляды, смысл которых мне был мне непонятен.

Белоснежка и великаны, подумал я, Белоснежка всех прекрасней в нашей стране. И у нее тоже были иссиня-черные волосы. Белоснежка – гном среди великанов.

Продолжая незаметно наблюдать за ними, мне удалось еще кое-что заметить.

Никто из них не курил. И не пил пива.

Когда вы достигаете определенного возраста, то вас уже не нужно уговаривать не начинать курить. Но как убедить в этом такую большую группу молодых ребят?

А что касается пива… Многие из них пили соки и лимонад. Другие предпочитали портвейн, шерри, виски или ром. Они явно не были трезвенниками.

Из шестнадцати молодых ребят по меньшей мере трое или четверо должны были бы пить пиво в этот жаркий, летний вечер.

Я закончил вторую кружку пива. Наступил неприятный момент. Теперь я, наверное, должен был бы смело подойти к Белоснежке и великанам и дерзко заявить: «Все кончено. Я понял, что вы не те за кого себя выдаете. " Или просто заказать еще пива и продолжать незаметно следить за ними?

Я не сделал ни того, ни другого, а встал и собрался уходить.

И в тот самый момент, когда я поднялся на ноги, Белоснежка посмотрела в мою сторону и узнала меня. Я отчетливо увидел это на ее лице, хотя она сразу отвела взгляд, как будто ничего не произошло.

Но я был совершенно уверен, что не ошибся.

Одно не вызывало сомнения – это выражение удивления и заинтересованности появилось на ее лицо вовсе не потому, что она уже видела мое лицо в окне второго этажа «Красного Льва». Во-первых, я не помню, чтобы она поднимала взгляд, во-вторых, это не было просто выражение я-уже-вас-где-то-раньше-видела.

Она знала меня. Она не ожидала увидеть меня здесь, но в тот момент, когда это произошло, она сразу подумала: «Это Вэл Матерс… " и еще много чего другого.

И мне ужасно захотелось узнать, в чем это другое заключается.

Я бы, безусловно, подошел к ней и заговорил, если бы не эти пятнадцать великанов. Старый трюк «мы уже с вами где-то встречались» не станешь использовать с девушкой, которая зашла в бар вместе с пятнадцатью друзьями.

Вместо этого я отправился домой.

* * *

Когда я, вернувшись домой, закрывал двери гаража, ко мне подбежала Дина. Она по-прежнему была в своем золушкином платье, но ее руки и ноги были замотаны бинтами, которые она явно завязала себе сама.

– Она ударила меня, – с ходу начала жаловаться Дина, – она ударила, поцарапала и вышвырнула вон.

– Ну-ну, Дина… – начал я.

– Она забралась через окно и толкала меня, царапала и била, таскала за волосы, и я не смогла остаться в летнем домике.

– Забудь об этом, Дина, – устало сказал я.

– Это ее вина, что я не смогла выполнить свое обещание. Она…

– Дина, мне это не интересно, – твердо сказал я. – Ты знала, что у нас в доме работает человек. Ты знала, что ему нужно было сначала попасть в твою комнату, а потом в летний домик. Не возникло бы никаких неприятностей, если бы ты делала то, что тебе говорят.

– А я и делала то, что ты мне говорил, разве не так? Ты сказал, чтобы я оставалась в летнем домике, а она меня выгнала оттуда.

В этот момент из дома вышла Шейла. Она неуверенно посмотрела на меня, готовая все объяснить, или поскандалить, или вообще отказаться обсуждать эту тему – в зависимости от того, как поведу себя я.

– Дина, сказал я, – пойди и переоденься.

– А разве ты не собираешься…

– Я ничего не собираюсь. Иди и оденься. Сейчас. И не будем спорить.

Обидевшись, Дина ушла и до конца вечера сидела в своей комнате.

Шейла и я провели неожиданно приятный вечер. Я открыл бутылку Rudesheimer, а потом еще и Niersteiner, и наше настроение заметно улучшилось.

Тут я посчитал, что наступил подходящий момент, и рассказал Шейле о возвращении Джоты.

Я неправильно оценил ситуацию. Лицо Шейлы превратилось в застывшую маску и она спросила:

– Он надолго приезжает в Шатли?

– Джота не сказал ничего определенного.

– Надеюсь, он не собирается останавливаться у нас?

– Нет. Он хочет попросить Джила…

– Если он придет к нам в дом, то я не выйду из своей комнаты.

– Шейла, он обещал…

– Он обещал, – в голосе Шейлы прозвучала с трудом сдерживая ярость. Она вскочила на ноги и начала ходить по комнате, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Шейла не слишком часто теряла самообладание, но когда это происходило, ее было невозможно остановить. – Я никогда не говорила тебе, почему я так тогда разозлилась, Вэл.

Вовсе не потому, что Джота начал приставать ко мне. Если бы такой человек, как он, хоть раз не попытался бы пристать ко мне, я бы посчитала, что мне пора уходить в монастырь. И дело тут даже не в том, что он воспользовался твоим доверием, чтобы заманить меня в такую ловушку… А потому, что когда ты вернулся, когда ты вошел…

Она сумела так завести себя, что некоторое время не могла произнести ни слова. Ее лицо раскраснелось, грудь вздымалась, и я подумал, что уже давно не видел Шейлу такой красивой.

Конечно, я никогда не смогу забыть тот случай, когда застал Джоту, пытающимся изнасиловать мою жену. Это было ужасно и совершенно неправдоподобно. Я всегда думал, что если у Джоты появятся подобные желания, то он непременно сначала сообщит об этом мне. Ну, например: «Вэл, я хочу Шейлу. И рано или поздно, я ее заполучу. " Так всегда поступал Джота. И я этого немного боялся.

Мне и в голову не приходило, что все произойдет именно так – Джота избавился от меня, сочинив наглую ложь, о чем я узнал совершенно случайно, встретив на улице человека, с которым у меня, по словам Джоты, было назначено свидание на более позднее время. И вот, вернувшись домой, я застал своего лучшего друга, насилующим мою жену, словно он какой-то сексуальный маньяк.

Шейла, которая тем временем немного успокоилась, прервала ход моих мыслей:

– Ты был удивлен, не так ли?

Это была, мягко говоря, недооценка того, что я испытал.

– Я не мог в это поверить, – ответил я. – Но когда это произошло, я…

– Да, но мы говорим сейчас не об этом. Тогда твоя реакция была совершенно нормальной. Ты вышвырнул его вон с такой быстротой, что я готова была начать аплодировать.

Никогда не думала, что ты на такое способен, Вэл. Тогда я была горда тобой. И я совсем не была против, когда Джоте крепко досталось. Это-то, как раз, было просто здорово…

Давай вернемся немного назад. Ты был удивлен.

Я смущенно ждал, смутно чувствуя к чему она ведет.

– Ты был удивлен тем, что я сопротивлялась, – сказала Шейла. – Ты был поражен, что я была полуживой, но продолжала сопротивляться. Ты был всегда убежден, что Джоте было достаточно бросить горящий страстью взгляд на любую девушку, и она немедленно сдастся с чувством глубокой благодарности.

Шейла была совершенно права, но я не мог этого признать.

– Я никогда не говорил…

– Вэл, я прекрасно знаю, что ты этого никогда не говорил. А кроме того, я очень хорошо знаю, что ты говорил. После этого, когда мы вынуждены были разговаривать, сделав вид, что снова стали цивилизованными людьми, нам нужно было решить, стоит подавать на Джоту в суд. Вот тогда-то ты себя и выдал.

Тебя интересовал только Джота. Он должен обещать. Он должен уехать. Он должен убедить тебя, что ничего подобного больше никогда не произойдет. И когда он с тобой согласился, дал все требуемые обещания, ты был совершенно удовлетворен.

Я только молча посмотрел на Шейлу.

– А я тебе не интересовала, – печально продолжала она. – Ты мне не верил. Если бы Джота предпринял бы еще одну попытку, то я обязательно прыгнула бы прямо ему в объятия…

– Я никогда не говорил…

– О, Вэл, кого интересует то, что ты никогда не говорил? Твое отношение не вызывало ни малейшего сомнения. Необходимо было как-то разобраться с Джотой. А я не имела никакого значения. Если Джота что-нибудь решил, то считай – дело уже сделано. С ним необходимо было произвести соответствующую работу. А я была всего лишь пешкой в вашей игре, если уж посмотреть правде в глаза.

Я не мог ей убедительно возразить, потому что в словах Шейлы содержалась немалая толика правды. Ни одна девушка еще не говорила Джоте нет. Ни одной девушке это не удавалось, какие бы при этом не возникали обстоятельства. И она была совершенно права – мое удивление той ужасной ночью было в первую очередь вызвано ее отчаянным сопротивлением. Честно говоря, я этого просто никак не мог понять. Ведь мы с Шейлой никогда не были очень близки. Почему девушка, которая не сопротивлялась мне, станет сопротивляться Джоте?

Необходимо было предпринять отвлекающий маневр.

– Почему ты ждала целых два года, чтобы сказать мне все это? – спросил я.

Она вздохнула и села, скрестив ноги. Весь огонь перегорел в ней. На этот раз она не стала выходить из себя.

– Некоторые вещи невозможно вернуть, как бы ты не старался. Два года назад мы были на пороге нового понимания… Теперь мы знаем, что этого не будет. Ты не можешь иметь детей, хотя мне этого очень хочется. А Дина с каждым днем становится все хуже.

Я был благодарен ей за то, что она сформулировала проблему с Диной в такой мягкой форме. «Дина с каждым днем становится все хуже». Если бы Шейла хотела быть ядовитой, то она могла сказать тысячу гадостей про Дину, причем, не менее семисот из них были бы правдой.

– Шейла, – сказал я, ты мне нравишься.

Она слабо улыбнулась.

– Я знаю. Ты не можешь сказать «люблю», потому что сегодня ты искренен. К тому же я совсем сбила тебя с толку, когда попросила не называть меня «милой». Ты никогда больше не назовешь меня «милой». Ты будешь осторожным и внимательным, каким и положено быть менеджеру страховой компании, и с этих пор ты будешь называть Дину Диной, а меня Шейлой.

Сказать мне на это было в общем-то нечего, поэтому я пошел немного погулять вокруг дома.

Вспомнив историю Дину про живущих в лесу фей, я направился в сад, не особенно рассчитывая что-нибудь там увидеть.

Река Сьют, медленно несущая свои воды по плоской равнине и через лес, по дуге огибала наш дом с одной стороны. Насколько мне было известно, река никогда не заливала дом, хотя вода иногда доходила до самого сада.

За садом, в излучине реки, находилась небольшая рощица, окруженная густым кустарником – место это обязательно бы облюбовали парочки, если бы могли туда добраться. Река почти со всех сторон окружала этот маленький полуостров, так что попасть туда можно было только через наш сад. А забор вокруг нашего сада был высоким и прочным.

Здесь была ничейная земля, которую так и не удалось приспособить к чему-нибудь. Местный землевладелец пытался продать нам клочок этой земли, но мы отказались. Как сказал Дина с подкупающей детской непосредственностью – зачем покупать его, если он и так наш?

В конце сада, у самой изгороди, я остановился.

Было ли это плодом моего воображения, или из зарослей и в самом деле исходил слабый свет?

Это не могло быть открытым огнем, луны не было, и уж совсем мало я верил в то, что там прячутся феи – теперь я начал понимать, на чем были основаны страхи Дины.

Что еще могло значить свечение в зарослях для нее, как не хоровод фей?

Я перелез через забор и начал медленно пробираться вперед.

Свечение было совсем слабым, и если бы ночь не была такой темной, мне бы почти наверняка не удалось его заметить. Самым странным в нем было то, что я никак не мог обнаружить его источника. Казалось, оно шло со всех сторон. Я прошел сквозь него, остановился посреди, посмотрел по сторонам, но ничего, кроме слабого, идущего со всех сторон света, заметить не смог.

Я бегом вернулся к забору, быстро перелез через него и вошел в дом.

Шейлу я нашел в спальне, на ней была совсем коротенькая ночная рубашка (этим невероятно жарким летом многие обходились и меньшим) и она собиралась ложиться спать. Мы не закончили обсуждать очень важную для нас обоих проблему. Но я должен был поделиться тем, что только что узнал с кем-нибудь, а Шейла была моей женой.

– Шейла, – сказал я, едва переводя дух, – я хочу, чтобы ты пошла со мной и посмотрела на кое-что.

– Куда? Надеюсь не в сад?

– В нашу рощицу.

Она протестующе рассмеялась.

– В таком виде?

– Ты только немного охладишься. И никто тебя там не увидит.

Она собралась было спорить со мной и дальше, но потом увидела, что я настроен самым серьезным образом и решила, что будет быстрее сразу согласиться и ублажить меня. Она надела туфли, и мы спустились в сад.

Я боялся, что все произойдет так, как в детективных романах, когда герой приводит полицейских в дом, где он оставил труп, а там ничего нет, вся квартира приведена в порядок и даже следы крови исчезли.

После того как я помог Шейле перелезть через ограду, она сразу же увидела свечение и остановилась, не желая идти дальше совсем не по тому, что ничего нет и быть не может, а прямо по противоположной причине.

– Что это такое? – шепотом спросила Шейла, не демонстрируя ни малейшего желания идти дальше.

– Я не знаю. Ты его видишь?

– Конечно вижу. Но что это такое?

Наконец, мне удалось уговорить ее пройти немного дальше в заросли, и вместе мы попробовали делать то, что я уже пытался сам – вглядывались между веток в темные, медленные воды реки, стараясь определить местонахождение источника света.

Реакция Шейлы была прямо противоположной моей. Чем менее мне была понятна природа свечения, тем более она меня интересовала. Шейла подошла к этой проблеме иначе: она убедилась, что это тайна, и вполне тем и удовлетворилась.

– Ну, мы посмотрели, – сказала она успокаивающе. – Больше здесь смотреть не на что. Чтобы это ни было, оно не собирается исчезать. Пойдем спать, а утром посмотрим еще раз.

Так мы и сделали. Честно говоря, я совсем не жалел, что заставил Шейлу прийти и посмотреть. У меня не было галлюцинаций. Просто мы столкнулись со странным свечением, источника которого обнаружить не сумели.

Позднее Шейла захотела со мной поговорить, но интересовало ее вовсе не свечение.

– Я и в самом деле сделала ей больно, Вэл, – сказала она, не спуская с меня глаз. – Я крупнее, чем она и намного сильнее. Я считала, что она очень плохо себя ведет, не слушается и все такое – ей просто необходим хороший урок. Я собиралась, как следует отлупить ее, и думала, что это доставит мне удовольствие, как в тот раз, когда…

Она замолчала, и хотя я уловил ее недосказанную мысль, не стал ничего говорить. Она имела в виду тот эпизод, когда я гонял Джоту по всему дому, сам не осознавая, что делаю, а она смотрела и была очень этим довольна – потому что я колотил Джоту, а не он меня – Шейла еще не успела забыть, что Джота пытался с ней сделать.

Но с Диной все получилось иначе.

– Это не сработало? – спросил я.

– Нет.

– Я и не думал, что сработает.

– Ну… а как ты к этому относишься? Допустила ли я ужасную ошибку… когда решилась на такое?

– Не знаю. Пожалуй, я так не думаю. Когда ребенок поступает неправильно, ты разговариваешь с ним, стараясь убедить его, а если это не помогает… иногда следует спустить с него шкуру. Но мы не сможем вколотить в Дину здравый смысл.

– Но ты не против? – продолжала настаивать на своем вопросе Шейла.

– Я не думаю, что это тот вопрос, который имеет ко мне какое-нибудь отношение, – отозвался я.

Когда мы забрались в постель, мне показалось, что отношение наши стали лучше – впервые за долгое время, и я подумал, что может быть, следует предпринять какие-нибудь шаги навстречу друг другу. Но ничего не произошло, Шейла не сделала никакого движения, а просто сказала:

– Спокойной ночи.

В ее тоне, как мне показалось, прозвучала некоторая холодность. Так был упущен еще один шанс, как и тысячи других до того.