Лизетта с облегчением перевела дух: огромный автомобиль отъехал от ее дома. Все ее знакомые, в том числе и встревоженная Сильвия, наблюдали, как Лизетта села в блестящую черную машину, на капоте которой торчал флажок с мерзкой свастикой. Хорошо, что девушка догадалась набросить поверх роскошного платья обычное пальто!

Это не свидание! Она выполняет важное поручение Лондона! Лизетта твердила про себя эту мантру, а машина катила вниз с холма в сторону Первого округа, в самый центр города. Здесь раскинулся Лувр с садами Тюильри – от Елисейских Полей до самой Триумфальной арки. Отель «Ритц», куда направлялась Лизетта, стоял на исторической Вандомской площади – самой большой и величественной из всех парижских площадей.

В одну минуту восьмого автомобиль бесшумно остановился перед номером пятнадцать. Водитель учтиво отворил дверь Лизетте.

– Приехали, – прошептала она, выходя из машины и осторожно ступая по тротуару в подаренных Вальтером черных туфлях на высоченных каблуках. Кутаясь в накидку, она подошла к предупредительно распахнутой швейцаром двери.

– Ваше пальто, mademoiselle ? – спросил шофер.

Она обернулась.

– Можно оставить его в машине?

– Разумеется. Водитель, возможно, будет другой, но машина та же самая.

– Спасибо, – выдохнула она, напоминая себе, что ко всей этой роскоши пора привыкать, и как можно изящнее скользнула в вестибюль, где ее уже ждал Маркус Килиан. Все кругом утопало в позолоте, свет ламп отражался в огромных зеркалах, экзотические зеленые ветви свешивались из высоких ваз. Внутри было тепло, улыбка полковника и вовсе полыхала жаром.

У Лизетты перехватило дыхание. Еще в «Двух маго» Килиан показался ей красавцем, а сегодня он как будто стал еще выше, шире в плечах. Решительнее торчал подбородок, ярче сверкали глаза. Золотистый и ослепительный – иных слов не подберешь. За несколько мгновений она вобрала взглядом все: от серо-зеленой ткани его мундира до огромных золоченых часов на каминной полке у него за спиной. Глаза полковника, которые запомнились девушке светло-голубыми, теперь казались серо-стальными, под тон мундиру.

Он все еще улыбался. До чего ж хорош – слишком хорош. И, похоже, слегка взволнован, радостно возбужден. Неужели из-за свидания с ней? Он наверняка привык, что женщины сами падают к его ногам. Нет, он доволен чем-то еще.

– Лизетта… – начал он и запнулся.

– Добрый вечер, Маркус. – Из-за его нерешительности она разнервничалась. – Что-то случилось?

– Случилось? Нет, что вы, прошу прощения. – Он заулыбался еще шире. – Вы ослепительны.

Лизетта ответила ему скромной полуулыбкой, в которой не были ни тени неискренности. Сердце неистово билось в груди. Сегодня важно все, каждая мелочь. Если вечер пройдет так, как она задумала, значит, ее миссия вступает в новую, самую важную, фазу.

– Мне лестно, что вы надели это платье – я купил его в минутном порыве, из прихоти.

Он осмотрел ее с головы до ног, не скрывая восхищения.

– У меня в жизни ничего такого красивого не было. Не знаю, как вас и благодарить. Ну разве я могла его не надеть?

– Вы оказываете ему честь. Надеюсь, вы голодны? – поинтересовался он, предлагая ей руку.

– Голодна? – прошептала она. – Да весь Париж, кроме, пожалуй, тех, кто собрался здесь, умирает от голода.

Килиан смущенно рассмеялся.

– Простите. Это я глупо спросил. Пройдем сразу к столику – вы как предпочитаете?

– Как хотите.

– Я хочу, чтобы вы принадлежали только мне одному – не желаю делить вас с остальными офицерами, они уже пожирают вас взглядами. – Он обвел взглядом вестибюль. – Завтра по всему городу пойдут пересуды.

– Давайте предоставим им повод для сплетен, – заявила Лизетта, улыбаясь полковнику опасной улыбкой.

Ресторан был переполнен: немецкие офицеры, главным образом из люфтваффе, и прочие военные чины, видные общественные и политические деятели, светская элита Парижа – и сотрудница британской разведки, усердно внушающая себе, что даже в подобном обществе сумеет остаться верной себе. Лизетта чувствовала на себе взгляды других женщин, но сумела противостоять искушению резко обернуться и застать их врасплох. Как ни в чем не бывало, она непринужденно болтала с Килианом. Они рассказывали друг другу о своем детстве, о родителях, о том, как они росли – в разное время и в разных краях. Лизетту поразило главное украшение зала – огромный куст сирени. Должно быть, летом его покрывали великолепные грозди цветов, наводняя изысканным благоуханием все помещение. Вокруг корявого старого ствола теснились столики. Все это хотелось назвать одним словом – роскошь.За ужином к ним то и дело подходили знакомые Килиана. Полковник вежливо представлял им Лизетту как крестницу Вальтера Эйхеля – и она понимала, что после этого на нее смотрели другими глазами. Имя Вальтера немало значило в высших парижских кругах. Девушка от души надеялась, что не скомпрометирует крестного своей миссией. Иной раз к их столику подсаживались женщины, мило беседовали с Килианом, непременно целовали его в щеку в знак приветствия, а потом на прощание, демонстрируя близость к нему. Лизетту это совершенно не волновало.Только одному человеку ее не представили – метрдотель, рассыпаясь в извинениях, подвел к их столику незнакомца, одетого в военную форму.– Полковник Килиан? – почтительно поклонившись, спросил неизвестный офицер.– Да, – удивленно ответил полковник.– Простите, что прерываю ваш ужин. Я позволил себе навести справки и отыскал вас. Вам депеша от генерала Штюльпнагеля. – Военный извлек из планшета конверт. – Я его адъютант.Генерал Штюльпнагель! Лизетта совершенно не представляла, каким образом главный комендант Парижа связан с канцелярией Килиана. Впрочем, они оба играли важную роль в военной кампании в России, но затем были переведены на административную службу, подальше от Берлина. Оба из знатных прусских семей, оба потомственные военные. Может, они давние друзья? Стараясь не выказать интереса, Лизетта не упускала ни малейшего нюанса их разговора, ни малейшей смены в позе или выражении лица Килиана.– Лучше было бы отослать депешу в министерство. Я буду там с самого утра.– Генерал сожалеет о причиненном неудобстве, но его письмо касается церковных праздников. Он крайне занят, но завтра утром у него есть просвет в расписании… Вы можете им воспользоваться. Поэтому он меня и послал к вам в столь неурочный час.Лизетта не могла понять, лжет адъютант или нет. Килиана озадачило неожиданное появление посыльного, возбудило в нем какие-то подозрения.– Я обязательно прочту, спасибо.Адъютант кивнул и отсалютовал.– Генерал будет ждать вас завтра утром.Килиан ответил ему небрежным жестом, наполовину отвернувшись.Лизетта смотрела вслед посыльному. Все казалось в порядке вещей – ведь идет война. Девушке не хватало опыта, чтобы понять, нормально ли беспокоить полковника вечером в ресторане. Реакция Килиана, его некоторая нерешительность наводили на подозрения.Полковник покачал головой.– Простите за очередное беспокойство.– Ну, в этот раз, похоже, что-то важное, – заметила она.– Честно говоря, понятия не имею. Ничего, скоро узнаю. – Он небрежно сунул письмо в карман, но девушка уловила ложь.– А вы близко знакомы с генералом Штюльпнагелем? – невзначай спросила она.– Почему вас это вдруг заинтересовало? Лизетта, милая, вам не обязательно изображать интерес к моей работе.– Я ничего не изображаю, – спокойно отозвалась она. – Прошу прощения. Генерал – известная личность в Париже, а мне все интересно. Понимаете, я совершенно не привыкла к светской жизни.Килиан улыбнулся.– Ваша застенчивость очаровательна. Но, сдается мне, Лизетта, вы способны чувствовать себя уверенно в любом кругу…– Надеюсь, это комплимент, – заметила она, пригубив вино.– Не сомневайтесь. Вы станете украшением любой компании. И, отвечая на ваш вопрос – у меня с генералом шапочное знакомство, мы обмениваемся приветствиями на официальных мероприятиях, только и всего.Очевидно, Килиану не хотелось обсуждать полученное письмо, однако Лизетта не унималась – ведь перед ней замаячил выход на высочайшее командование в Париже.– А ваша работа пересекается с кругом его интересов?– Вот завтра утром и узнаю.Килиану явно прискучил этот разговор. Лизетта улыбнулась и попробовала зайти с другой стороны.– А мой крестный его знает. Он отзывается о нем как о человеке высоких моральных принципов.– Надеюсь, все мы таковы.– Увы, в военное время моральные принципы всегда страдают, – небрежно заметила Лизетта. Интересно, на что удастся спровоцировать полковника этим заявлением?Глаза Килиана удивленно расширились.– Мы собираемся обсуждать за ужином философские темы?Уловка не сработала. Он ничего не выдаст.– Ох, простите, разумеется, все это очень скучно. Нам лучше обсудить вашу популярность. Посыльный был шестым мужчиной, подошедшим к нашему столику… Вдобавок вас посетили четыре прелестные гостьи.Килиан обрадованно засмеялся.– Вы считали? – Он покачал головой. – Похоже, все они просто умирают от любопытства. Мужчины хотят знать, кто вы, а женщины ревнуют.– Из-за того, что я с вами?– Вы меня не поняли. Вы не подозреваете, какой эффект оказываете на присутствующих.Он накрыл ее ладонь своей. Лизетта едва не отдернула руку, но не потому, что ей стало неприятно – напротив, ее сильно влекло к нему. В описаниях он казался старым и унылым – бессердечный высокопоставленный офицер. Как ни странно, рядом с ним легко и хорошо.– Много ли у вас было романтических увлечений, Лизетта? – спросил полковник, когда они чокнулись бокалами в ожидании главного блюда.– Это очень личный вопрос! А если бы я вас спросила о том же? – поддразнила она.– Вы уже знаете о тех женщинах, которые что-то для меня значили.– А остальные?– Десятки, сотни, – лукаво отозвался он.– Ну, тут мне до вас далеко.Лизетта с жадностью посмотрела на принесенное блюдо. Восхищение в ней боролось с чувством вины. Ей очень понравилась закуска из кролика, но теперь им принесли потрясающую белую рыбу в масле. Пахло божественно.– Знаете, я очень этому рад.– По-вашему, только мужчинам позволено заводить интрижки?– Нет, конечно. Но вы вдвое меня младше…Она мило засмеялась.– Так ответьте же, – настаивал Килиан, разворачивая салфетку. – Сколько?– Вообще или значимых?– Значимых, – уточнил полковник. – Bon appétit . – Тогда мой ответ – один.– Ах, утраченная любовь.– Да, можно и так сказать.– А чем он занимался?– Он был фермером.Килиан удивился.– Неужели вы, такая утонченная, заинтересовались фермером?– Мама всегда советовала мне быть непредсказуемой. Я полна сюрпризов.Он усмехнулся.– Охотно верю. Расскажите мне о вашем фермере.– Зачем?– Потому что я ревную. Вы его любили?Лизетта покачала головой. Тема разговора оказалась неожиданно болезненной.– Не знаю.– Как это?– Нам не хватило времени.– А войди он сюда, что бы вы ощутили?– Маркус! – она укоризненно взглянула на него.– Полно, Лизетта, жизнь слишком коротка для скуки и повседневности. Мне хочется острых разговоров. Хочется знать, что происходит за благопристойным фасадом, который вы предъявляете миру.Его энергия восхищала Лизетту.– Не знаю, что бы я ему сказала… – честно признала она. Нет, ни в коем случае нельзя отвлекаться от задания! Откуда в Килиане столько шарма? О Люке Лизетта думала денно и нощно. Воспоминания о нем оставались столь же живы, ярки и мучительны, как в тот день, когда они расстались. Ей постоянно чудилось, будто он рядом.– А что бы вы сказали мне, сидящему рядом с вами?Она засмеялась.– Ну вот, вы меня дразните.– Не без того. Что выращивал ваш фермер?Лизетта задумалась. Вспомнились наставления инструктора разведшколы: всегда оставайся как можно ближе к правде.– Лаванду… и еще всякое.– Лаванду? В Страсбурге?Первая ошибка!– Нет, что вы! Это было летнее увлечение, еще перед войной. Мне только исполнилось шестнадцать, мы с родителями отдыхали в Провансе. Мы познакомились, а потом мне пришлось уехать.– И сколько вы были вместе?Она хотела было солгать, но что-то внутри заставляло сказать правду.– День или два.На лице Килиана отразилось изумление.– Это же совсем недолго.– По-моему, влюбляются мгновенно.Килиан сглотнул.– Ешьте, не то рыба остынет. Так вы не верите, что чувство возникает постепенно?– Я верю, что любовь ширится и крепнет – во многих браках именно так и происходит. Но я мечтаю о любви, звенящей, точно колокол, взрывающейся фейерверками. Именно это я ощутила, когда он впервые поцеловал меня. – Внезапно смутившись, она рассеянно ковыряла рыбу вилкой. – Я совершенно утонула в его поцелуе… Я почувствовала…– Что? – требовательно спросил Килиан, пристально глядя на нее.– Как будто я пропала – и в то же время нашлась.– Я его ненавижу, – произнес Килиан. – Нет, пожалуй, я ему завидую. Француз, разумеется?– Ну конечно. Они же самые лучшие любовники.– Как его зовут? Я велю выследить его и пристрелить.Лизетта нервно засмеялась.– Тогда мне придется оберегать его имя до моего смертного часа.– Вы потому и вернулись на юг?Девушка недоуменно посмотрела на собеседника.– Ну, вы же говорили, что приехали в Париж с юга после долгого отпуска.– Нет, я вовсе не пыталась отыскать свое давнее романтическое увлечение. Столько времени прошло!– Наверняка поэтому вас так манил Прованс?Если эта мысль заставляет его ревновать, пусть так и считает.– Наверное, вы правы. – Пора сменить тему. Она аккуратно положила на тарелку нож с вилкой. – Я не привыкла к таким роскошным блюдам, Маркус.Маркус. Имя легко соскользнуло у нее с языка.– Сказать правду, я тоже. – Он рассказал ей, как скромно питается в обычные дни.– Это достойно восхищения.– Я делаю это не для того, чтобы мной восхищались, а из уважения и солидарности со всеми людьми, обделенными войной, не только немцами. Взгляните… – Он обвел рукой роскошное убранство зала. – За время нашего ужина на фронте погибли сотни русских и немецких бойцов.– Как грустно.– Простите. Сегодня же ваш день рождения.– Не за что извиняться. Мне следует почаще напоминать об этом. Всем нам. Так легче переносить муки голода, легче терпеть холод. Мы живы – и именно потому и ощущаем их. А сколько юношей уже ничего не чувствует!Килиан, подперев подбородок ладонью, пристально посмотрел на девушку.– Кем вы себя ощущаете – француженкой или немкой?– Ни той ни другой. Я – космополит. Если бы к власти пришли женщины, мы бы сейчас не воевали.– Возможно, вы правы.Она печально улыбнулась.– А вы? Вы хороший нацист?Вопрос застал Килиана врасплох. Лицо его затуманилось. Беспомощно оглядевшись, он уставился на скатерть, смахнул с нее крошку хлеба.– Давайте не будем говорить о политике.Лизетта сглотнула. Сегодняшний вечер, платье, духи, внимание полковника, флирт… Все это должно к чему-то привести.– Почему же? – спросила она. – Я вовсе не из тех девушек, которых требуется опекать и защищать. Германия увязла в опустошительной бесконечной войне, а я сижу здесь, с вами, в умопомрачительном наряде, мы наслаждаемся вкусной едой, настоящим кофе, кальвадосом шестилетней выдержки… – Голос девушки дрогнул от обуревающих ее чувств. – Вам не кажется, что это…– Что? – нахмурился Килиан.– Неприлично, – извиняющимся тоном договорила Лизетта.– Простите, – сухо промолвил полковник, задетый ее словами.Девушка инстинктивно дотронулась до его руки – большой, крепкой и теплой, с аккуратно подстриженными ногтями. Прикосновение вышло нежным и робким. Килиан ответил ей осторожным пожатием. Внезапно между ними возникли прочные, глубоко интимные узы.– Нет, это я неудачно выразилась. – Другие посетители начали обращать внимание на то, как соприкасаются их руки, и девушка осторожно отстранилась. – Наверное, я просто пыталась сказать, что не хочу никакого притворства.Килиан не обиделся. Глаза их снова встретились – и Лизетта поняла: она больше не может себя обманывать. Она вовсе не хладнокровный профессионал, играющий свою роль в пьесе. Нет, никаким актерским мастерством не заставишь так пылать щеки, не остановишь бешеное биение сердца, не вызовешь это редкостное, восхитительное ощущение – как будто щекотка по всему телу. Маркус Килиан. Немец. Полковник вермахта. Ее враг. Умопомрачительно привлекательный мужчина. Вдобавок в нем чувствовалась врожденная порядочность. Все в полковнике затрагивало сердце девушки – от тембра голоса до его неизменной спутницы, скорби.– Притворяться? – повторил он.Настал момент нанести удар… завоевать его. Никаких больше хождений вокруг да около. Она пойдет прямо к цели.– Не будем притворяться, что между нами ничего не происходит. Я молода, но не глупа. Мы оба знаем, в чем дело.Ее слова застали полковника врасплох. Он сжал губы, в глазах полыхнуло изумление. Он устремил на нее взгляд, истолковать который Лизетта оказалась не в силах. Она затаила дыхание. Неужели она и вправду это сказала? Ох, она поставила себя в весьма рискованное положение!