Иди уставилась в газету остекленевшим взглядом. Тост с маслом казался влажным и безжизненным, соответствуя выражению ее лица, а на ее и так бледных щеках появились белые пятна, словно мазки ночного крема, который она забыла втереть. Мадлен стояла и нервно молчала, уперев руки в бока и глядя на Иди.

– Скажи что-нибудь, – пробормотала наконец она. – Выпусти пар.

– Терпеть не могу театральности.

– Переведи, пожалуйста.

– Я не люблю кричать и рвать на себе волосы или хлопать дверью… но я чувствую, что делаю все эти вещи у себя в голове.

– Как это могло случиться, Иден?

– Мне это не привиделось, так ведь? – взмолилась она. – Это мои эскизы. – Она посмотрела на подругу, как будто умоляя, чтобы та опровергла ее слова.

Мадлен сглотнула.

– Это не твои эскизы, но это твои платья. Несомненно. – Она подошла туда, где в онемении сидела Иди. – Как это могло случиться? Мы берегли эту папку как ребенка.

– Я не выпускала ее из рук.

– Где она сейчас?

– Здесь. В кабинете. Я всегда ношу ее с собой.

– Подожди. Я сейчас принесу. – Мадлен исчезла, а затем вновь появилась с папкой в руках. Она протянула ее Иди, которая развязала ленточку и открыла ее.

Перебирая листы, она искала эскизы, которые оказались напечатаны в газете. Иди покачала головой и сдавленно застонала, снова просматривая рисунки.

– Их нет. Я не заметила этого раньше, потому что они были закончены, и я работала над другими. Трех платьев, напечатанных в газете, не хватает, – сказала она. – Они были наиболее интересными, это мои лучшие работы, но при этом совсем простые. Похитители могли легко сшить их за пару дней с хорошей командой швей.

Ее голос был совершенно безжизненным. Мадлен положила руки на плечи Иди.

– Ты кажешься слишком спокойной. Что происходит?

– Спокойной? Я чувствую себя мертвой, Мадлен. – Она отбросила газету и встала, обхватив себя руками, словно в агонии. – Все, что я люблю, у меня постоянно отнимают. Я говорила себе, что вокруг меня есть люди, которые потеряли больше… У меня есть Томми, друзья, немного денег, и я смогла реализовать свои мечты. Я заставила себя поверить, что этого достаточно – прости меня, Мадлен, я не хочу умалять твою роль в моей жизни.

– Ничего. Я понимаю.

Иди покачала головой.

– Когда исчез Том, а затем умер папа, я думала, что моя жизнь кончена.

Мадлен кивнула.

– Это вполне естественно, но ты нужна Томми, поэтому ты собралась с силами и стала продолжать бороться.

– Иногда я думаю про себя: «Найди меня, Том!» – в надежде, что он каким-то образом услышит это и вернется.

Мадлен не могла скрыть отчаяние, которое она чувствовала вместе со своей подругой.

– Но это… я чувствую, что это конец для меня, Мадлен. Я устала.

– Иден, кто-то украл эскизы. Ты должна разозлиться, найти адвоката… но не сдаваться.

– У меня уже есть адвокат.

– Тогда спроси Бена, как тебе лучше поступить.

– Слово Дома Эйнсворт против моего. Я не смогу доказать, что это мои эскизы!

Зазвонил телефон. Мадлен взяла трубку.

– «Валентайн», доброе утро. Ах, леди Финчем, доброе утро. Мы еще официально не открылись, но будем рады…

Иди снова развернула газету и посмотрела на эскизы, которые были описаны как «новая волна свадебных платьев, возвещающих о наступлении эпохи джаза и коктейлей». Они появились в еженедельном разделе о свадебных нарядах в «Санди таймс». Иди увидела газету только сегодня утром, потому что провела воскресенье, слушая неожиданно ясные воспоминания Сола о том дне, когда Том пропал в Лондоне. И не знала, что к тому времени, когда она вернулась в свою квартиру в Челси, Сол уже уходил из этого мира с облегченным сердцем, что успел рассказать Иди о том страшном дне. Она покачала головой, все еще тупо глядя на свои эскизы и не в состоянии понять, как их могли украсть у нее из-под носа. «Только у Мадлен был доступ к ним», – кричал ее разум. Но она сразу же отбросила мысль о предательстве, а кроме того, эскизы были постоянно при ней всю прошлую неделю.

Мадлен положила телефонную трубку и неуверенно посмотрела на Иди.

– Это была леди Финчем.

Иди могла догадаться, что та собирается сказать. Она облегчила задачу для своей подруги.

– Полагаю, она решила отдать заказ Дому Эйнсворт.

Мадлен колебалась.

– Она сказала, что они готовы сшить платье белого цвета.

– Конечно, готовы. А все потому, что у них нет вкуса, – с горечью добавила Иди. – Она по крайней мере хоть удивилась, откуда у них такой же эскиз платья для ее дочери, как у меня?

– Она об этом не говорила, – ответила Мадлен, но Иди расслышала неискренность в ее голосе и поняла, что подруга пытается пощадить ее чувства. Леди Финчем, вероятно, обвинила Иди в плагиате. Было больно. Но у нее уже не осталось слез жалости к себе.

Телефон зазвонил снова.

– Это, вероятно, насчет заказа Дэнби, – пробормотала Иди. – Думаю, что Пиппа Дэнби тоже решила заказать платье в Доме Эйнсворт. Я ухожу, Мадлен. Ты тут справишься без меня?

– Да, разумеется, но…

– Мне просто нужно немного подышать.

Ее пальто висело возле двери, иначе бы она ушла без него, несмотря на раннее похолодание, которое пришло вместе с дождем. У нее не было сумки, и неожиданно ее драгоценная папка с эскизами перестала иметь значение. Пузырь лопнул.

Иди шла куда глаза глядят, остановившись, чтобы безучастно посмотреть на витрины «Питер Джонс», где красовались осенние коллекции и даже несколько рождественских украшений. Сказочные огни загорятся в Лондоне через месяц-другой, и люди придут в праздничное настроение. Она должна будет ходить на прогулки с Томми по вечерам, чтобы он насладился всем этим. Но Иди совсем не хотелось ничего такого сейчас, ей казалось, что ей нечего праздновать и не к чему стремиться. Ее мечта потерпела крах.

Как ни странно, она вспомнила про Бена, про его желание поддержать ее карьеру, хотя, возможно, именно его предыдущее отношение было правильным. Наверно, сейчас пора подумать о надежном будущем, о браке, попытаться снова создать семью…

Бен хочет на ней жениться. Его не волнует, что ее салон провалился, не успев открыться. Он решит все юридические вопросы, связанные с ее разводом. Бен предлагает ей жизнь, которая положит конец всем ее страданиям. Она будет регулярно ездить в Голдерс-Грин, хотя, наверное, сможет остаться в Челси. Вернется к синагогам, шаббату, будет послушной женой. Больше никаких эскизов, никаких пустых мечтаний. Она, наверное, сможет наняться швеей к нескольким портным на Севил-роу.

Она увидела свое отражение в стекле, заметила слезы, которых она поклялась избежать, но главное, она отметила смелое мужского кроя пальто из мягкой серой замши, отороченное внизу широкой отделкой заячьего меха, чтобы подчеркнуть его женственность. Она восхитилась яркой фиолетовой лентой, украшавшей карманы и лацканы, шелковой подкладкой того же цвета и лентой на черной шляпе-колоколе. Это был сногсшибательный ансамбль. Сможет ли она одеваться так же, став женой Бена? Сомнительно. Бен так консервативен, что она не сомневалась, что ему ее стиль не по душе. Тем вечером в ресторане он даже не попросил показать ему эскизы, которыми она так гордилась.

Ресторан! Восемь дней назад! Это был последний раз, когда она выпустила папку из поля зрения. Пятница прошла в бурной деятельности, и она не прикасалась к папке. В субботу тоже. В воскресенье она ездила к Солу. На самом деле в последний раз она открывала папку в четверг утром.

Иди развернулась на каблуках и поспешила обратно в салон.

– Мадлен!

Подруга оторвалась от стойки. Она выглядела мрачной.

– Четыре отмены, Иден. Не буду тебе врать.

– Это сейчас неважно. Мы не в силах ничего изменить. Но мы можем найти виновника.

– Что ты имеешь в виду?

Иди объяснила.

– Подожди, – сказала Мадлен, в ее голосе звучало предостережение. – Ты думаешь, гардеробщица украла твои эскизы и продала их Дому Эйнсворт?

– Это был единственный раз, когда я выпустила папку из рук! Ты можешь придумать другое объяснение?

Подруга с сожалением пожала плечами.

– Это, может, и логично, но, конечно…

– Почему же нет? У девушки, работающей в гардеробе, не может быть мечты? Возможно, ей стало любопытно, потому что я очень не хотела расставаться с папкой. Возможно, она заглянула внутрь, поняла, что это может иметь какую-то ценность… – Она пожала плечами. – Может быть, она увлекается модой, следит за статьями в газетах о наступлении эпохи джаза и о том, какая длина юбок в моде.

– Но как она поняла, что с ними делать?

– Не знаю, Мадлен. Я просто пытаюсь рассуждать. Я найду ответ, если узнаю, что произошло.

– Хорошо. Ты помнишь, как ее звали?

– Сара. Но я не помню название ресторана, – призналась она, не обращая внимания на взгляд Мадлен, в котором сквозило легкое отчаяние. – Но, – подчеркнула она, – я точно знаю, где он находится – на Слоун-сквер.

– Так пошли.

– Сейчас?

– У тебя есть дела поважнее, Иден? У нас больше нет клиентов, и думаю, что ты не будешь шить платье Финчем – ни цвета слоновой кости, ни белое, никакое.

Иди с сожалением покачала головой.

– Надеюсь, что это будет выглядеть ужасно. – Она сглотнула. – Я не имела этого в виду, правда же?

Мадлен взяла подругу за руку.

– Знаешь, иногда полезно выместить злость, как говорим мы, французы.

Иди вздохнула.

– А потом?

– Ну, давай договоримся, что нет никакого смысла кого-то обвинять.

– Нет?

– Что это даст? Это не поможет вернуть тебе имя, репутацию, эскизы…

– Ущерб невосполним?

Мадлен с сожалением кивнула.

– Это только привлечет больше внимания к ситуации, которую лучше просто замять. Пусть огонь догорит, Иден. Никто не может украсть твой талант.

– Начать все сначала? – сказала она устало. – Я хочу наказать этого вора.

– Побольше оптимизма. Редактору «Вог» понравились твои работы. Нужно просто заменить эскизы, которые у тебя украли.

– Но эти эскизы были самыми лучшими! Настолько свежими и оригинальными.

– Иден, если я чему-то и научилась, так это тому, что мода никогда не стоит на месте. Придумай что-нибудь еще более впечатляющее!

– Для кого? – мрачно возразила она. – У нас нет клиентов.

– Ой, да ладно, сезон только начинается. Должна же состояться хотя бы одна помолвка в высшем свете. Какой-нибудь отвратительно богатый мужчина только что сделал предложение такой же отвратительно богатой женщине, в результате чего объединились две отвратительно богатых семьи, которые готовы потратить отвратительно огромную сумму на их свадьбу.

Иди рассмеялась.

– Где она, Мадлен? Где моя отвратительно богатая невеста?

– Где-то там, ищет тебя прямо сейчас. Ей не хочется обращаться в Дом Эйнсворт, о котором все говорят. Это было бы слишком предсказуемо для нашей девочки. Ей захочется к тебе, Иден. Тебе только остается дать ей знать, что ты здесь и ждешь ее.

– Как я люблю тебя, Мадлен. – Иди обняла подругу. – Но я хочу посмотреть воровке в глаза, чтобы она знала, что я знаю.

Мадлен вздохнула.

– Это ничего не изменит. Я пойду с тобой, а ты воспользуйся этой прогулкой, чтобы хорошенько все обдумать и изменить свое решение.

Во время прогулки до Слоун-сквер Иди начала рассказывать о сне Сола и его ярком воспоминании о старике в парке, который, возможно, говорил с Томом и даже видел, куда он пошел… может, даже перебросился с ним несколькими словами.

Кинг-роуд привела их на Слоун-сквер, и Мадлен остановилась у паба на углу.

– Забудь о Саре. Мы уже решили, что это все равно ничего не изменит.

– Она не может остаться безнаказанной.

– Но это уже произошло. Вместо этого направь свою энергию на поиски Тома. Давай найдем этого старика. Пойдем в Грин-парк прямо сейчас. – Мадлен обернулась и посмотрела на башню с часами над «Питер Джонс». – В какое время Сол высадил Тома?

– Незадолго до полудня.

– Ну, сейчас почти четверть одиннадцатого. Идем в Грин-парк. В худшем случае это будет приятное утро на свежем воздухе, можем заглянуть на Севил-роу – ты всегда уверяешь, что тебе этого хочется, – а потом вернемся с ясными головами и поработаем над новыми эскизами, которые сделают «Валентайн» сенсацией на рынке свадебных платьев Лондона в 1922 году.

Иден глубоко вздохнула.

– Она не сломала тебе жизнь. Сара – если это была она, всего лишь задержала тебя на несколько недель, Иден.

– Меня учили подставлять вторую щеку.

– Значит, Эйб правильно тебя воспитал. Давай. Нас ждет парк.

* * *

Алекс закончил делать Обри-Финчей «самыми счастливыми родителями в мире», по словам матери Пен, которая чмокнула его в щеку.

– Идите, вы оба. Мы присоединимся к вам попозже у пруда с утками. Не сомневаюсь, вам хочется немного побыть наедине, – сказала ее мать, махнув им рукой и продолжая вытирать глаза, и сквозь слезы улыбнулась мужу, который обнял ее со снисходительной улыбкой.

– Уверена, что мне не нужно спрашивать, как прошел разговор с папой, – призналась Пен, беря Алекса под руку. – Держу пари, моей матери не терпится остаться одной, потому что она ждет не дождется возможности вдоволь посплетничать.

Алекс улыбнулся, чтобы скрыть неприятное ощущение от того, что новость теперь разнесется по стране со скоростью света. Они забрели в уютную тишину небольшой рощицы, окружающей поместье Обри-Финчей, расположенное на бесчисленных акрах невероятно плодородных земель Сассекса.

– Помнишь утиный пруд? Мы купались в нем, Пен, – напомнил жених.

– Конечно, помню.

На поверхности пруда, покрытой легкой рябью, дрейфовала довольная пара уток.

– Лекс, это самый счастливый момент в моей жизни, – сказала Пен. – Если не считать тех, когда ты вернулся с того света, а затем предложил мне выйти за тебя замуж в Брайтоне. Все эти моменты, потому что моя мечта сбылась.

– Я чувствую, что сейчас ты скажешь «но», – вздохнул он, отыскав удобное место на траве.

Она села рядом.

– Но… Ты знаешь, что за все это счастливое время ты ни разу не сказал, что любишь меня?

Алекс ждал этого.

– Я… Я даже не настаиваю на том, чтобы ты это сказал, – задумчиво добавила она. – Просто меня немного беспокоит, что тебе меня недостаточно.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, отодвигаясь, чтобы встретить ее взгляд, и ненавидя себя за то, что был причиной ее страдания. Все-таки она была милосердна к нему.

– Бывают моменты, когда ты как будто со мной, но твой разум где-то далеко.

– Пен…

– Я знаю… знаю. Я обещала себе, что не буду давить на тебя, но все же он здесь, предательски ревнивый монстр, которым я стала, и он заставляет меня ревновать. И я даже не знаю к чему.

– Призраки. Только и всего, – сказал он, но услышал, как ложь эхом отдалась у него в голове стуком каблуков по мощеной дорожке.

– Я ненавижу себя за то, что говорю жалко и неуверенно, – продолжала она, и он вдруг пожалел, что не может остановить карусель, за которую цеплялся, пока она еще только начинала свое быстрое вращение. Улыбающиеся лошадки слились в одно тошнотворное, стремительно движущееся пятно, а он продолжал кружиться, не имея возможности сойти.

«Красный платок, стук каблуков, масло для швейной машинки, хорошо скроенный костюм, розы, сарай в саду, кожаный рюкзак… сердце. Всегда сердце».

– Просто я так тебя люблю, Алекс. Так сильно, что иногда не могу дышать от счастья, что ты в безопасности. Но я не хочу заманивать тебя в ловушку своей любви. Я не хочу, чтобы нас связывала только моя любовь. Я боюсь, что ты согласился на эту свадьбу только потому, что у тебя нет других более удачных вариантов.

– Это неправда… и это несправедливо.

– Ну конечно, – сказала она, слегка покраснев от его предостерегающего тона. – Совершенно несправедливо ожидать, что ты любишь свою невесту. – Она посмотрела на него и пригвоздила его к месту этим взглядом.

Алекс откашлялся.

– Послушай, Пен. Моя жизнь в последнее время была странной, если не сказать больше. Я не могу объяснить тебе, как неловко я порой себя чувствую.

– Со мной?

– Нет, не с тобой… с самой жизнью, но и ты, по правде говоря, сюда тоже входишь. Но послушай меня сейчас, – сказал он, поцеловав ее руку. – Эта путаница, которая заставляет меня странно себя вести, не отражает того, что я хочу чувствовать. Я не могу даже представить себе более подходящей жены… – Он увидел тревогу в ее глазах и сжал ее руку. – Или кого-то, с кем бы я больше хотел провести свою жизнь. Сейчас я не знаю, как любить. У меня появляются вспышки памяти, но это не изображения, просто чувства. По-прежнему ничего существенного.

– А врачи что-то советуют?

– Ничего толкового.

– И специалисты тоже?

– Слушай, я, наверно, еще раз встречусь с Кавендишем. Это врач, который помог мне на Севил-роу. Но, Пен, ты уверена, что хочешь, чтобы я вспомнил больше?

Она положила голову ему на плечо, и он обнял ее, потому что знал, что ей это необходимо.

– Лекс, я люблю тебя, но я хочу тебе счастья больше, чем хочу надеть на палец твое кольцо. Мне не нужно, чтобы ты заботился обо мне или содержал меня. Мне надо только, чтобы ты меня любил.

Алексу было противно, что ее так легко обмануть.

– Я думаю, это настроение пройдет. Мы поженимся и будем невероятно счастливы. – Он сам хотел в это верить.

Она повернулась, чтобы посмотреть на него.

– Надеюсь, что ты говоришь серьезно.

– С тобой я чувствую себя в безопасности, я хочу семью, хочу быть тем Алексом Уинтером, которого мечтал видеть мой отец. Но главное, ты заставляешь меня гордиться.

Она улыбнулась.

– Гордиться?

– Гордиться женщинами этой страны… Ты удивительный пример для подражания. Ты нужна нашей семье… Ты нужна мне, Пен. Разве этого недостаточно?

Пен нежно посмотрела на него и столь же нежно поцеловала.

– Пока да, – пробормотала она.