Алекс сидел за своим столом в Ларксфелле, уставившись на красный платок.
Это была идея Сесили.
– Это часть прощания с прошлым, Лекс. Избавься от него. Просто отдай его мне – и я его тотчас сожгу.
Алекс вскочил как ошпаренный.
– Нет, не сожжешь. Но я его уберу, обещаю.
– Я уже ненавижу этот платок. Если я только увижу его, Лекс, я его уничтожу. Эта красная тряпка не дает тебе жить.
Он делано засмеялся, чтобы доказать, что никак от него не зависит.
– Я же сказал, что уберу его, разве этого недостаточно?
И убрал – подальше в ящик стола. А теперь вот снова держал его в руке.
Он собирался подписать чек на оплату расходов за медовый месяц, но созерцание платка остановило его. Одно прикосновение к нему открывало все ящики у него в голове, куда он аккуратно сложил мысли о возлюбленной, девушке… даже жене, которая, возможно, где-то ожидает его. Требовалась вся сила воли, чтобы изгнать эту таинственную невидимую женщину у себя из головы и сосредоточиться на невесте и предстоящей свадьбе. Он дал себе слово, что сделает это: ради Пен, ради своей семьи, ради себя самого.
И он, казалось, выиграл эту битву с самим собой, однако стоило взглянуть на носовой платок, и все демоны вернулись, с ликованием открывая эти ящики, вытряхивая их содержимое и наполняя его чувством вины с каждым вымученным вопросом, который всегда сводился к одному и тому же: «Кто же ты?»
– Все движется так быстро, – пробормотал он.
– Что, дорогой? – переспросила мать.
Он сунул платок между коленями. Сесили Уинтер имела привычку незаметно подкрадываться к нему, но так, что невозможно было обвинить ее в бестактности. Сейчас она стояла перед ним с тарелкой еды.
– Алекс, если не хочешь ужинать со мной, по крайней мере пообещай, что поешь, – сказала она с любовью. – О, ты здесь уютно устроился, – добавила она, подходя к камину и ставя тарелку с сэндвичами перед ним. – Ешь, Алекс, или у тебя не будет сил, чтобы подарить мне моего первого внука.
– Не будь вульгарной, мама, тебе это не к лицу, – сухо сказал он, и она усмехнулась.
– Все в порядке?
Он потянулся за сэндвичем и издал благодарный стон, почувствовав вкус еще теплой и липкой жареной курицы.
– Это домашний чатни?
– К тому же из наших собственных яблок.
Он кивнул, с жадностью жуя.
– Вот видишь, ты голоден.
Когда она отвернулась, он сунул платок в карман и последовал за матерью к камину, взяв с собой тарелку.
– Я потерял счет времени. Чувствую себя ужасно из-за того, что придется оставить все на целых четыре недели.
– Ерунда, Лекс. До вашей свадьбы еще несколько месяцев, так что я совершенно не понимаю, почему ты беспокоишься о делах. Я хочу, чтобы ты свозил красавицу Пен в путешествие и сделал ее очень-очень счастливой, а также подарил мне внука.
Он взглянул на мать с тихим отчаянием.
– Почему тебе кажется, что все идет слишком быстро? – спросила она, делая вид, что не заметила его взгляда, и возвращаясь к исходной теме, которую он надеялся не продолжать.
– Пен так торопится замуж, что я едва успеваю следить за всеми приготовлениями. Какая девушка, планирующая большую свадьбу, не оставляет себе по крайней мере год на все приготовления? Пен хочет организовать все за несколько месяцев. Первое апреля наступит, оглянуться не успеем.
– Она не беременна, дорогой?
На этот раз он посмотрел на нее предостерегающе.
– Ну, это День дураков. – Она пожала плечами. – Ты передумал?
– Не передумал, просто не понимаю. К чему так спешить?
– Ну, ей явно кажется, что она слишком долго тебя ждала!
Он вздохнул, и это был вздох смирения.
– Мне, в общем-то, не на что жаловаться.
– О, Лекс. Это же на всю жизнь, дорогой! – Раздражение Сесили нашло свое отражение в страдальческом взгляде на сына.
Алекс проглотил сэндвич, который, казалось, внезапно стал безвкусным. Повернулся, посмотрел на огонь, и на какой-то миг он напомнил ему другой огонь в гостиной… Элегантно обставленная комната, но не особенно большая или изысканная. Он вспомнил старика… но тут воспоминание упорхнуло, как потревоженная бабочка.
– Алекс? Что происходит?
Он чувствовал отдушку флердоранжа духов своей матери, видел плоский овальный флакон, но почему же при этом ему представляется другой флакон и вспоминается аромат других цветов?
– Я… почувствовал аромат. У меня возникло какое-то смутное воспоминание о фиалках.
Она пожала плечами.
– Есть духи под названием «Апрельские фиалки», кажется. «Ярдли» вроде бы. Я пробовала, но у меня от них болит голова.
– «Ярдли», – пробормотал он, обдумывая это слово, потому что оно показалось ужасно знакомым.
– Это на Бонд-стрит, дорогой, – пробормотала она.
– Извини. У меня, кажется, стали чаще появляться вспышки памяти.
Она моргнула.
– Думаю, это должно было случиться. Надеюсь, это принесет тебе облегчение. – Несмотря на оптимизм в ее словах, в голосе Сесили не было уверенности.
– Да, не считая того, что в воспоминаниях есть люди, мама. Люди, которые могут заполнить промежуток времени, когда меня считали пропавшим без вести.
– Ты кажешься очень обеспокоенным.
– Да. Что, если я был… Ну, с кем-то?
– С той, кто душилась «Ярдли», ты имеешь в виду? Снова красный платок, не так ли? – Она посмотрела на него с раздражением. – Ты обещал.
– Кто-то аккуратно сделал этот платок. Его назначение слишком очевидно. Извини, мама, но мне кажется верхом нелепости пытаться закрывать на это глаза, – сказал он, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сомнение, которое отразилось на ее лице, сомнение в том, что та, кто пользуется «Апрельскими фиалками» и вырезает сердца в носовых платках, подходит для Уинтеров по социальному статусу.
– Ладно, давай просто поговорим об этом, но потом я уже никогда не буду поднимать этот вопрос. Я хочу закрыть эту тему. – Она громко вздохнула. – Что можно предпринять, чтобы узнать об этом побольше?
Алекс почувствовал прилив восхищения своей матерью, которая была справедлива, как никто другой.
– Я очень много об этом думал и пришел к выводу, что есть только одно место, куда можно пойти. Мне кажется, я должен вернуться туда, где я его нашел. Это единственная исходная точка, которая у меня есть.
– Ты имеешь в виду доктора Кавендиша?
– Я имею в виду Фитча и его магазин на Севил-роу.
Она покачала головой.
– Иголка в стоге сена, Лекс. И чревато проблемами с твоей планируемой женитьбой.
– Мама… А что, если я уже женат?
– О господи! – Она выглядела искренне потрясенной.
– Я могу жениться на Пен незаконно. Ты ведь не хочешь, чтобы двоеженство вошло в историю семьи Уинтер?
Как правило, добродушное выражение лица Сесили омрачилось беспокойством.
– Нет, разумеется, нет. Мне до сих пор как-то не приходило в голову, что ты действительно мог жениться.
Он сглотнул.
– Меня не было достаточно долго, так что возможно, у меня даже есть дети.
Сесили посмотрела на сына с глубокой тревогой.
– О, Лекс, – взмолилась она. – Теперь ты просто дразнишь меня. Ты знаешь, как я хочу внука… много внуков.
Он пожал плечами, как бы прося прощения, что расстроил ее.
– Я просто говорю. Мы ничего об этом не знаем.
– Ну, я поговорю с Джеральдом сегодня утром…
Он встал.
– Нет. Позволь мне самому разобраться с этим. Если мы впутаем сюда еще и Джеральда, проблема может стать куда больше и серьезнее, чем на самом деле. Вполне возможно, я совершенно напрасно опасаюсь худшего. Несколько конкретных вопросов могут вывести меня на правильный путь.
– Ладно. Мне понятно твое нежелание пускать в ход кавалерию.
– Кавендиш и Фитч оба были там, когда я пришел в себя. Начну именно с этого – попрошу их вспомнить абсолютно все, что они только могут, о том дне. Может быть, со мной был еще кто-то?
– Разве ты не говорил что-то о том, что был одет в старый костюм?
Он кивнул.
– Он не был старым, насколько мне помнится. Он, скорее всего, порвался при падении, но сам костюм был хорошо сшитым и из качественной ткани… – Он пожал плечами. – Не мой цвет, по правде говоря, я никогда раньше не носил темно-синий.
– Что было в карманах?
– Карманы были пусты. Единственная причина, почему платок остался незамеченным, – он был во внутреннем потайном кармане.
Она нахмурилась.
– В карманах ничего не было. Почему? Где были твои деньги?
– Предполагаю, что меня ограбили. Хотелось бы думать, что я пытался отбиться от них, но если нет, то почему?
– Подожди, – сказала она. – Ты сказал, что костюм был сшит качественно. Тогда его сшил для тебя портной, но, по твоим словам, не Перси Фитч.
– Точно нет.
– Ну, дорогой… какая этикетка была на костюме? Если ты это узнаешь, то сможешь найти этого портного.
Он открыл рот от изумления, а затем бросился к матери и расцеловал ее.
– Ах, какая же ты умница! Отец точно женился на тебе не только из-за красоты.
– В этом я могу тебя заверить, – ответила она. – Ты помнишь имя на костюме?
– Нет, но завтра я первым делом позвоню Персивалю Фитчу.
– Что насчет Пенни?
– Ни слова, мама. Это может ни к чему не привести.
Она кивнула, позволила ему помочь ей подняться и тихо застонала.
– Я должна предостеречь тебя, Лекс. Я знаю, что Пенни выглядит как независимая, современная женщина, но ты сам понимаешь, что ей не приходилось сталкиваться с настоящими невзгодами. Единственный дедушка, которого она когда-либо знала, все еще жив и здоров, и ей никогда не приходилось горевать ни по кому, кроме тебя, дорогой. Ей не довелось выучить урок, что так сильно зависеть от эмоций опасно.
– В отличие от нас, ты хочешь сказать?
Сесили грустно улыбнулась.
– Давай просто скажем, что мы научились держать свои чувства под замком.
– Я не хочу обидеть Пенни, но я обязан это сделать.
– Тогда полагаю, что я должна помочь тебе всем, чем только смогу.
* * *
После беспокойной ночи Алекс появился к завтраку взвинченным и увидел миску простой каши с медом и припущенные зимние фрукты.
Рядом с ним появился небольшой кувшин.
– Плохо спали, господин Лекс?
– Заметно?
Брэмсон вместо ответа подмигнул.
– Я, наверно, поеду завтра в Лондон, Брэмсон. Я обещал встретиться с мисс Обри-Финч в городе.
– Театр, сэр? Я слышал, те смешные американцы, братья Маркс, пользуются большим успехом.
Алекс нахмурился.
– Я оставляю все эти вопросы моей невесте, Брэмсон. Боюсь, что я принимал мало участия во всех ее безумных приготовлениях. Самое меньшее, что я могу сделать, это сводить дорогую Пен на ужин после долгого похода по свадебным магазинам.
Брэмсон усмехнулся.
– Она, должно быть, очень взволнована, мистер Алекс.
Алекс пожал плечами.
– Почему женщин свадьбы так сводят с ума, Брэмсон? Большинство мужчин просто хочет побыстрее с этим покончить, а?
Дворецкий снисходительно улыбнулся.
– Джонс вернулся из отпуска. Я попрошу его подать машину. Полагаю, вы хотите, чтобы вас отвезли, сэр?
– Джонс? – Что-то его царапнуло при упоминании этого имени.
– Вы не встречались с ним, господин Лекс, это один из водителей семьи Уинтер с 1915 года. Его брат был серьезно болен, и ваша мать отпустила его навестить семью. Боюсь, его брат скончался.
– О, это очень печально. Солдат?
– Осложнения от ран, да, сэр. Джонси… Джонс был близок со своим братом…
Алекс ошарашенно посмотрел на Брэмсона.
– …близнец, кажется, – закончил он. – Господин Лекс?
– Что? Извини.
– О, у вас такой вид, словно вы увидели пришельца с того света, сэр. Все в порядке?
– Да. Извини. Я даже не знаю, о чем подумал. Что ты сказал?
– Я просто объяснял, что Джонс – близнец, поэтому, возможно, ему тяжелее перенести потерю брата. Хм, вы уверены, что не стоит попросить миссис Дир приготовить вам полный завтрак?
– Нет, все хорошо, спасибо, – сказал Алекс, все еще не придя в себя после того, как услышал имя Джонси. В чем дело? Что это значит? И почему в голову приходит больница? Он ел кашу в уютной тишине, едва взглянув на лежащую рядом газету. Сегодня его не заинтересовало ничего, кроме того дела, которое он запланировал. Даже мировые события могут подождать, думал он, поглощая кашу быстрее, чем его мать сочла бы уместным, но чувствовал, как тепло и комфорт в животе успокаивают ночных демонов и тревожные сны… ни один из которых он уже не мог вспомнить.
– Удивительно, почему сны проходят через наше сознание, как песок сквозь пальцы, Брэмсон? – подумал он вслух. Промокнул рот салфеткой и отошел от стола.
– Ваша правда, сэр. Но мне кажется, мать-природа устроила, чтобы мы их не помнили для нашего же блага. Сны – это ночные путешествия, и, думаю, лучше им не вмешиваться в нашу дневную жизнь.
Алекс похлопал дворецкого по плечу.
– Где миссис Уинтер?
– Здесь, дорогой, – сказала она, появляясь из-за двери в то же время, что и всегда, но в удивительно подходящий момент.
– Доброе утро, мама. – Он поцеловал ее в щеку. – Извини, у меня много дел. Приятного аппетита.
– Ну, я вижу, что газета тебе тоже не нужна, так что я ее возьму. Я говорила с твоей сестрой вчера вечером по телефону, и она сказала, что сегодня там будет интервью с модельером свадебного платья Пенни, и я обещала ей прочесть. Красивая молодая женщина, как уверяет Шарлотта. Редкая добыча! Она в шутку сказала, что надеется, что ты не встретишься с ней, по крайней мере до свадьбы, потому что она на сто процентов в твоем вкусе.
Дворецкий закашлялся.
– О, Брэмсон. Я просто шучу.
Алекс удивленно поднял руку в знак прощания и ушел к себе в кабинет. Вскоре его соединили с «Андерсон и Шеппард».
– О, доброе утро, мистер Уинтер. Как поживаете, сэр?
– Очень хорошо, спасибо, Элтон. Гораздо лучше, чем при нашей последней встрече.
Оба усмехнулись.
– Очень рад это слышать, сэр. Мы все очень о вас беспокоились, но мы очень рады, что вы вернулись.
– Спасибо, – сказал Алекс. – Э, могу я поговорить с господином Фитчем?
– Мне очень жаль, сэр. Господин Фитч в отпуске.
– Да?
– Он любит путешествовать по северу. Озерный край, сэр.
– Боже мой. Разве там все не завалено снегом?
– Вполне возможно, сэр.
– Когда он вернется, Элтон?
– На следующей неделе, господин Уинтер. Могу ли я чем-то помочь?
Он подумал было о том, чтобы попросить помощи у молодого Джонатана Элтона, но главный портной дотошно следовал правилам и управлял магазином с военной строгостью.
– Хм… Нет, ничего, это подождет, спасибо, Элтон. Передайте господину Фитчу, что я буду в Лондоне на следующей неделе. Вторник подойдет?
– Да, сэр. Он вернется в понедельник, но не назначает встречи на первый день. Скажем, в полдень?
– Отлично. Спасибо, Элтон. Всего хорошего.
Он положил трубку и от волнения закусил губу, понимая, что уже настроился разобраться в этой ситуации и теперь должен сделать еще что-то осмысленное, чтобы приблизиться к разгадке. Алекс достал красный носовой платок и разгладил его на столе, призывая открыть свои секреты.
Он коснулся края сердца, почувствовал мягкие стежки красной нитью и попросил платок рассказать, чья рука держала игру. Даже неподготовленному глазу было понятно, что шил профессионал: стежки были правильными, ровными, аккуратными. Он стал представлять себе женщину с шитьем у окна, чтобы лучше было видно, и почти представил платок у нее на коленях, пока она работала, наблюдая за невидимыми пальцами.
Ему так хотелось ее узнать! Хотелось посмотреть на нее! «Найди меня», – звала она. Стук ее каблуков удалялся от него… она куда-то его вела… в безопасное и полное любви место. Или все это было плодом его воображения?
Алекс вдруг схватил испачканный кусок ткани, скомкал и прижал к носу, вдыхая. Он хотел извлечь любую зацепку, какую только можно, из этой тоненькой ниточки к прошлому. Этот кусок ткани и темно-синий костюм были ключами к его прошлому. Алекс закрыл глаза, отбросил все горькие мысли и вдохнул еще раз, теперь уже совсем глубоко, позволяя своей фантазии двигаться в любом направлении, какое ей только вздумается.
Издалека донесся легкий аромат фиалок, как будто дразня его.
Те ли это духи, о которых говорила мать? Не имеет значения, по крайней мере, он наконец что-то узнал об этой неуловимой женщине. Она должна быть молода, рассуждал он. Женщина постарше не стала бы дарить столь очевидный талисман любви. Надо купить флакон «Ярдли», про которые говорила мать.
«Так кем же она была – возлюбленной? Любовницей? – Алекс сглотнул. – Женой?»
* * *
Иди кивнула Саре и, хотя видела крайне обеспокоенное выражение на лице гардеробщицы, почему-то покраснела сама.
– Здравствуй, Сара. Помнишь меня?
– Да, мисс. – Она взглянула на Мадлен, и та кивнула. – Очень хорошо помню.
– Садись, – предложила Иди, указывая на диванчик.
– Почему же ты так хорошо меня запомнила?
Сара присела на край диванчика, сжимая руками в перчатках ручки старой, но любопытной сумки. Иди видела, что под слегка старомодным костюмом скрывается высокая, стройная женщина с молодой фигурой, которой отчаянно хочется переодеться в более привлекательную одежду, развешанную вокруг, с которой Сара не сводила глаза.
– Мисс Валентайн, я не брала ваши эскизы. Даже не заглядывала в папку. – Она выпалила это так быстро, что Иди моргнула.
– Я этого и не говорила, – ответила она.
Сара сделала глубокий вдох.
– Я хорошо помню вас, потому что… потому что вы незабываемы. – Она слегка улыбнулась, но тут же смущенно вспыхнула. – Я заметила, как красиво вы были одеты в тот день. Я просто не могла глаз отвести от вашей накидки. Дело в том… Ну, я люблю одежду, мисс Валентайн. – Она пожала плечами.
Иди посмотрела на Мадлен, которая взирала на нее с высоты своего роста, скрестив руки на груди, словно хотела сказать Иди: «И что ты теперь скажешь?» Потом улыбнулась Саре.
– Сара, расскажи мисс Валентайн то, что ты рассказала мне.
И по мере ее рассказа Иди все больше бледнела, а ее сердце бешено заколотилось.
* * *
Алекс совсем измучился. Он убрал платок в карман, схватил толстую куртку и шарф и вышел в сад через французское окно своего кабинета. И ахнул от холода, это было как с разбегу плыгнуть в море на пляже в Брайтоне.
Запах дыма от каминов в доме был уютным и успокаивающим. Еще более успокаивающие ароматы шли от плиты миссис Дир – воздух был наполнен запахом сливовых пудингов, которые она готовила к Рождеству.
Алекс отправился бродить без цели, чтобы с помощью ходьбы избавиться от гложущей его тоски. Он бродил по саду, глубоко засунув руки в карманы. И уже жалел, что не взял перчатки, укутав подбородок шарфом и дыша через кашемир, чтобы умерить соприкосновение с холодным воздухом.
Потом он вдруг обнаружил, что стоит у входа в лабиринт Ларксфелла, который так любили дети Уинтер. Он вошел в северную часть лабиринта и бездумно брел по нему, пока не добрался до каменной скамьи в центре. Скамья на ощупь была похожа на кусок льда, но он почувствовал облегчение от возможности побыть одному, в компании одной только малиновки.
– Привет, дружок, – пробормотал он.
Малиновка удивила его, внезапно запев, и этот знакомый звук пробудил воспоминание о другой малиновке в другой день, когда он сидел на другой скамье у розовых кустов – тоже в поисках уединения.
– Конечно, больница! – воскликнул он, напугав птицу. Та сразу же улетела, и Алекс вскочил на ноги. Он бросился бежать обратно по коридорам из живой изгороди, смутно удивляясь, что не забыл, как выйти из лабиринта, но при этом не может вспомнить, где был год назад. Он выскочил там же, где и зашел, и бросился дальше, мимо сада, мимо французских дверей своего кабинета и вокруг здания, пока не попал на гравийную подъездную дорогу. Он сбросил шаг, но не настолько, чтобы не привлечь внимание Брэмсона, который разговаривал с Клэрри у ворот.
– Все в порядке, господин Алекс?
– Все прекрасно, спасибо, – сказал он, и, хотя эта мысль пришла ему на ум, он решил, что не стоит посвящать в нее Брэмсона. Он продолжал двигаться в направлении северной части Ларксфелла, пока не добрался до гаражей, где, как и ожидал, нашел человека, который полировал один из множества автомобилей Уинтеров.
– Джонс? – спросил он, часто дыша и выпуская клубы пара.
– Да, сэр! – ответил человек, выпрямляясь. – Э…
Алекс шмыгнул носом, борясь с соблазном протянуть руку к красному платку.
– Извините, я запыхался, – сказал он, хотя было видно, что это ничего не объясняет испуганному водителю.
– Чем могу помочь, сэр?
– Да… – Он улыбнулся, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться. – Я Алекс Уинтер, – начал он и заметил, что глаза того округлились от удивления. – Брэмсон не говорил, что я собираюсь в Лондон?
– Да, сэр. Завтра, если не ошибаюсь. – Джонс занервничал, и Алекс поспешил его успокоить.
– Вообще-то, Джонс, как вы относитесь к поездке сегодня? Не в центр Лондона, скорее в Мидлсекс.
– Сегодня? Разумеется, сэр. – Он посмотрел на разбросанные вокруг ведра и губки. – Э… когда, сэр?
– Как насчет прямо сейчас? Мы можем взять фляжку, выпить чаю по пути. – Это предложение, похоже, не помогло Джонсу расслабиться. Алекс усмехнулся. – Давайте, Джонс. Устроим приключение.
На лице Джонса появилась неуверенная улыбка.
– Вот только приберусь немного, сэр. Через двадцать минут, подойдет?
– Даю вам полчаса. Пойду организую чаю, – сказал он, поднимая руку. – Скоро вернусь.