Алекс наслаждался запахом дорогой бордовой кожи, которая согрелась вокруг него в машине, хотя все равно было слишком холодно, чтобы снять теплое пальто. Перчатка слегка поскрипывала, пока он протирал запотевшее стекло, чтобы видеть окружающий ландшафт, когда сельский пейзаж начал сменяться городской застройкой. Казалось, что здесь, в Лондоне, холоднее, чем в Ларксфелле.

– Знаете, Джонс, ваша фамилия кажется мне знакомой, и это как-то связано с Эдмонтоновским госпиталем, – заметил Алекс, когда они въехали, как он понял, на мост перед госпиталем в северном Мидлсексе.

– Правда, сэр? – бросил Джонс через плечо. – Не мог себе представить, что такое распространенное имя, как у меня, может быть важным для вас.

– Ну, в этом-то все и дело. Как я уже говорил, я потерял память под конец войны и, видимо, попал сюда, в Эдмонтон, как уверяет меня моя невеста. Тут меня называли мистер Джонс, потому что не знали моего имени, как и я сам. Думаю, что они называют других солдат в подобной ситуации мистер Смит или мистер Грин… легкими именами, которые легко запомнить. – Алекс испытывал удовольствие от возможности наконец-то объяснить некоторые детали, связанные с его исчезновением. Почему же он не догадался связаться с госпиталем? Даже это казалось небольшой победой, и он надеялся, что сегодняшняя поездка даст ответы на некоторые вопросы.

– Понимаю, сэр, – сказал Джонс, глянув в зеркало заднего вида и кивая. – В этом есть смысл. Вы помните что-нибудь из этого пейзажа, мистер Уинтер? Мы только что пересекли мост Ли Вэлли, а это Энджел-роуд.

– Боюсь, что нет, старина. Хотя – погодите минутку, – пробормотал он. Он прищурился, когда впереди показалось огромное здание из красного кирпича. Он подался вперед, чтобы посмотреть через лобовое стекло, напряженно пытаясь ухватиться за ускользающие мысли. – В этом здании есть что-то знакомое.

– Это госпиталь, сэр. Сюда привозили солдат во время войны.

Алекс удивленно покачал головой, когда хрупкие ростки памяти, казалось, достигли сознания и закрепились в нем. Он был уверен, что, если увидит знакомые места, память ответит на этот толчок и ростки окрепнут быстрее, как, по словам доктора Кавендиша, могло произойти со временем.

«Только время работает против меня», – подумал он с новым приступом разочарования, вдруг представив себя стоящим у алтаря и исполненным сомнений, и тут звучит свадебный марш и Пенелопа Обри-Финч медленно идет по проходу. Он должен был удостовериться насчет другой женщины, которая бередила его чувства – стуком своих каблуков, ароматом духов и красным платком.

– Почему, сэр?

Алекс не заметил, что заговорил о своем беспокойстве по поводу отсутствия времени вслух.

– Ну, я чувствую, что должен заполнить пробелы в своей жизни как можно быстрее, или я сойду с ума, Джонс.

– Могу понять это, сэр.

Алексу казалось, что Джонс хотел бы посоветовать ему прекратить ныть и начать радоваться, что он один из самых богатых промышленников Англии. В этом, разумеется, была какая-то доля правды, но тем не менее призраки прошлого продолжали его терзать.

* * *

Сердце Иди перестало колотиться как бешеное, зато она почувствовала новый прилив энергии. Она надеялась, что никто не заметил, как она дрожит. А если и заметил, то это будет истолковано правильно – как ярость, которую она испытывала. Потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки, и она подошла к ансамблю, над которым работала для своей новой клиентки.

– Как тебе это, Сара?

Девушка моргнула, успокаиваясь.

– Это прекрасно.

– Ой, да ладно. Ты способна на большее. Ты могла бы улучшить его, если бы получила такую возможность? Отвечай честно. Я не обижусь.

Сара подошла к манекену, смущенно глядя на платье, а Иди тем временем изучала ее. Она была совершенно уверена, что Сара такая скромная, что не осознает, как она красива со своим милым, аккуратным профилем и носом-пуговкой. Когда Сара повернулась и посмотрела на нее, Иди залюбовалась выразительными карими глазами, которые удивительно хорошо сочетались с ярко-золотистыми волосами, достаточно коротко остриженными – они доходили только до подбородка с ямочкой. Иди вспомнила, как ей понравилась улыбка и теплые шоколадные глаза девушки, когда они впервые встретились в ресторане.

– Я… Я бы, наверно, сделала костюм из платья и пиджака, – сказала Сара.

Иди повернулась посмотреть на свою модель, которая пока существовала только в виде наброска из некрашеного ситца.

– Легкий пиджак, – продолжала Сара, удивив Иди тем, что вдруг начала говорить более уверенно. – Мягкого, но смелого весеннего цвета.

– Какого цвета? – «Только не говори «розовый». Удиви меня, Сара», – взмолилась Иди про себя.

– О, это должен быть невероятный яркий светло-голубой, – последовал ответ. – Как первая весенняя оттепель… как на картинках ледника, которые я видела в журнале.

У Иди с души камень свалился.

– Сара?

– Да?

– Я хочу извиниться, что подвергла сомнению твою честность. Ты простишь меня за это?

– Конечно. Я счастлива, что мы во всем разобрались, мисс Валентайн.

– Но главное, я хочу предложить тебе работать у меня. Нам бы сейчас очень пригодилась новая помощница. Мы только что повесили объявление. Мне нужно, чтобы кто-то был моими глазами и ушами здесь. Ты умеешь шить?

Сара кивнула. Вид у нее был ошеломленный.

– Ну, подумай об этом. Может быть, ты…

– Не нужно! – выпалила Сара. – Думать об этом, я имею в виду. Да, мисс Валентайн. Да, с радостью! – Лицо Сары озарилось улыбкой, глубокие темные глаза заискрились от счастливых слез. – Я бы работала здесь бесплатно!

Иди была тронута, она чувствовала, как тепло радости Сары растапливает лед, который сковал ее сердце, когда она услышала рассказ девушки. С этим она будет разбираться позже.

Мадлен лениво улыбнулась в знак одобрения.

– Ну, наверно, надо сообщить в ресторане, что ты увольняешься, Сара. – Она повернулась к Иди. – Она начинает прямо завтра, не так ли?

– Почему бы не начать послезавтра? Тогда я смогу подготовить красивую черную форму для тебя. У тебя есть черные туфли на каблуке, Сара? – Три пары глаз уставились на ноги Сары. Иди отметила, что обувь была начищенной, но достаточно старой. Это были потертые туфли женщины, которая много лет целыми днями проводила в них на ногах. – Мадлен, выдай Саре два фунта, пожалуйста.

Обе женщины слегка ошарашенно посмотрели на нее, но Мадлен двинулась в сторону кабинета, где хранились деньги. Иди ободряюще улыбнулась Саре.

– Потрать завтрашний день на поиски черных туфель с Т-образной перемычкой и ремешком на щиколотке.

Глаза Сары округлились.

– О, мисс Валентайн, я видела как раз такие в «Питер Джонс»! Прямо не знаю, что сказать.

– Если ты собираешься здесь работать, то и выглядеть придется соответственно, так что ничего говорить не нужно. Считай, что это не только часть моего извинения, но также необходимые инвестиции, чтобы помочь тебе соответствовать должности. Постепенно мы создадим тебе соответствующий гардероб, но эти туфли подойдут ко всей зимней, весенней и осенней одежде. Нужно будет быстренько тебя обмерить, но я хочу, чтобы завтра ты насладилась покупками. А, и вот еще что, Сара…

Девушка повернулась.

– Да?

– Никому ни слова о том, где будешь работать… до первого рабочего дня. Тогда сможешь рассказывать кому хочешь.

Сара просияла.

– Это будет наш секрет.

* * *

Алекс застыл перед внушительным трехэтажным зданием. Издалека, из машины оно казалось знакомым, но сейчас, когда он стоял у главного входа, госпиталь ни о чем ему не напоминал.

– Вид у вас разочарованный, сэр, – сказал Джонс, открывая дверь.

Он негромко вздохнул, и это не имело никакого отношения к тому, что начал моросить дождь.

– Я надеялся, что это повлечет за собой новые воспоминания, но ничего подобного не происходит.

Тот осторожно придержал дверь.

– Может быть, вы не помните этот вход, господин Уинтер. Если вы были больны, сэр, то, вероятно, мало на что обращали внимание, когда вас везли сюда. – Он ободряюще улыбнулся. – Когда войдете внутрь, все может показаться более знакомым.

– Спасибо, Джонс, – сказал Алекс и кивнул, чтобы дать водителю понять, что благодарность была искренней. – Пожелай мне удачи.

– Удачи, сэр, – сказал тот, прикасаясь к своей шляпе. – Буду ждать вас здесь.

Алекс поднялся по лестнице и вошел в просторный вестибюль, слыша эхо своих шагов по полу. Из приемной вели разные коридоры к остальным крыльям госпиталя, но ничего не показалось ему знакомым, кроме запаха сильного дезинфицирующего средства и карболового мыла.

– Чем вам помочь? – спросила невысокая медсестра за стойкой. Она была одной из трех занятых женщин в униформе за столом – не самой симпатичной из них, но ему сразу понравилась приветливая нотка в ее голосе.

Алекс подробно, но кратко изложил свою ситуацию, и на ее лице появилось удивление. Она подарила ему улыбку, которая, он был уверен, согрела сердце многих пациентов.

– О, господин Уинтер, какая счастливая развязка.

– Ну да, полагаю, что да, – сказал он.

– Но дело в том, что я начала работать в Эдмонтоне всего несколько месяцев назад, – продолжала она, – однако я постараюсь найти кого-нибудь, кто работал здесь, когда вы лежали у нас. Вы кого-нибудь помните?

Он пожал плечами.

– Нет, к сожалению.

– Ну, не волнуйтесь. Мой отец вернулся с войны слегка не в себе, – сказала она, постучав пальцем по виску. – Теперь ему гораздо лучше.

Он снисходительно улыбнулся ей и спросил себя, как медсестер самих не тошнит от своей чертовой бодрости и оптимизма.

– Ну что ж, давайте я схожу и узнаю про вас. Не хотите присесть?

– Э… не могли бы вы сказать мне ваше имя?

Она усмехнулась.

– Бетти.

– Ну, Бетти, а нельзя ли мне просто пройтись по госпиталю и осмотреться, вдруг я что-то вспомню?

Она нахмурилась.

– Э… я не могу разрешить вам это, мистер Уинтер, – но он услышал, что она колеблется. Это, вероятно, означало, что его обезоруживающая улыбка работает.

– Идите, Бетти. Но почему бы мне не составить вам компанию? Не могли бы вы показать мне, где проходит реабилитация раненых?

– Ну ладно, хорошо. Почему бы и нет. Наша работа – помогать людям вернуться к нормальной жизни, не так ли?

– Хорошо сказано, Бетти. Бьюсь об заклад, что пациенты вас просто обожают.

Она засмеялась, слегка покраснев.

– Я делаю все, что в моих силах, господин Уинтер. Доброта и жизнерадостность ничего не стоят.

– Аминь, – сказал он и двинулся за ней.

Когда они шли по крылу госпиталя, он с огорчением понял, что чувство пустоты только усилилось – он не узнавал никого и ничего.

Бетти – или Бет, как она предложила ее называть, – казалась такой же удрученной, как он сам чувствовал себя в душе.

– Тут произошло так много изменений, с тех пор как вы были здесь, господин Уинтер.

– Кто здесь старшая медсестра… или еще лучше сестра-хозяйка?

Это, казалось, подсказало ей новую мысль.

– Сестра Болтон! Она здесь сто лет работает. Но она не в этой части госпиталя. Она присматривает за санаторным крылом. – Бет произнесла последнюю фразу, понизив голос.

– Что это за крыло? – Он нахмурился.

– Ну, насколько я понимаю, там находятся люди с неизлечимыми заболеваниями и пациенты, которые страдают деменцией. Не знаю, как его использовали во время и сразу после войны.

– А можно это узнать?

– Конечно. Только дам знать своей коллеге, что отведу вас.

Когда Алекс с Бет вошли в ту часть госпиталя, которая выглядела более обветшалой, он наконец почувствовал, что все вокруг кажется смутно знакомым.

– Что-нибудь узнаете?

Он не хотел признаваться, что знакомым кажется не что-то, а все в целом, поэтому просто кивнул.

– Надеюсь, мы на правильном пути, – добавил он.

Бет окликнула рыжую девушку, которая повязывала темную накидку на шее. Алексу показалось, что та лет на десять моложе Бетти. Что-то возликовало у него внутри, когда медсестра повернулась к ним лицом.

– О, Нэнси, – начала Бетти. – Извини. Хотела тебя спросить о…

– Джонси! – воскликнула медсестра.

Алекс почувствовал, что все у него внутри перевернулось.

– Вы меня узнаете? – «Нэнси… Нэнси, – повторял он про себя, а затем вдруг в его голове словно раздвинулись шторы… – Нэн?» Вот и все, что у него было. Но лицо показалось знакомым, он его помнит, в этом он был уверен.

Ее лицо озарилось радостью, рыжеватые кудри выбились из-под шляпки.

– Да, да, разумеется, узнаю! Как забудешь эту залихватскую улыбку. – Потом ее глаза сузились. – Вы очень напугали нас, Джонси, когда ушли из госпиталя в самый день праздника мира. Вы ведь помните это?

Он молча уставился на нее, но она, кажется, и не ожидала ответа.

– Из-за вас у меня были большие неприятности со старшей сестрой, знаете ли. – Она игриво шлепнула его, и это прикосновение снова эхом отозвалось в памяти.

– Сестра Нэнси, – пробормотал он и рассеянно потер подбородок.

– Я вижу, вы наконец-то побрились. Ничего себе, да вы просто красавец, Джонси… Но тогда я, значит, не такая уж легкомысленная, потому что вы мне всегда нравились и с бородой. – Она засмеялась и толкнула его. – Боже, вид у вас просто прекрасный.

Он увидел, что Бетти, потрясенная реакцией Нэнси, хочет удалиться.

– Спасибо, Бетти, – сказал он, когда та начала прощаться, и мысленно пообещал себе отправить ей что-то в знак благодарности за доброту. А потом снова обернулся к рыжей. – Нэнси, мне нужна ваша помощь.

– О, конечно! После всех неприятностей и страданий, которые мне пришлось из-за вас пережить?

Он видел, что она по-прежнему дразнит его.

– Меня зовут Алекс Уинтер. Я нашел свою семью.

– Замечательно. – Он видел, что она говорит искренне, и тут почувствовал себя глупо, осознав, что не все в Лондоне читают деловые газеты. Нэнси сразу узнала его без бороды, так что, возможно, нужно было отправить фото в газету «Ивнинг Ньюс», у которой, насколько он знал, около миллиона читателей. Маленькие желтые фургоны развозили их разносчикам, и обычные люди читали эти восемь страниц – от обитателей Голдерс-Грин до Мидлсекса. Теперь это казалось таким очевидным. Возможно, было еще не поздно, но у него в памяти всплыли печальные лица матери и невесты, и он отбросил этот вариант.

На лице Нэнси была написана радость за него.

– Господин Уинтер, – повторила она, сделав шаг назад, чтобы лучше его рассмотреть. – Вам подходит это имя. Полагаю, что та красивая девушка наконец-то нашла вас, не так ли? О, как ее зовут? Не помню ее имени, но она всю страну объездила, чтобы вас найти. Она так огорчилась, когда мы не смогли вас найти, и нам всем, конечно, было очень стыдно, что мы вас потеряли.

– Ее зовут мисс Обри-Финч.

– А, верно. Это ваша возлюбленная? Что случилось?

Он был не рад ее бесконечному любопытству. Ему не хотелось обсуждать с ней Пен, поэтому вместо этого ответил на ее последний вопрос:

– Ну, Нэн, именно поэтому я здесь. Видите ли, я не знаю, что произошло. И надеюсь, что вы сможете мне помочь.

Она недоуменно нахмурилась.

– Позвольте объяснить. Вспомнив, кто я, я сразу забыл, кем я был. И вы только что дали мне мой первый ключ к разгадке… вы сказали «Джонси».

Ее эта новость изумила.

– Мистер Джонс. Да. – Она смущенно пожала плечами. – Мы давали всем вернувшимся солдатам имена, которые легко запомнить.

Алекс посмотрел вокруг. Они стояли посреди коридора, и разговаривать было не очень удобно.

– Нэн, мы можем посидеть где-то несколько минут? Возможно, у вас сейчас перерыв? Я могу угостить вас чашкой чая или еще чем-нибудь?

Она рассмеялась.

– Наконец-то свидание, которого я так долго ждала.

Он посмотрел на нее с недоумением.

– О, не обращайте внимания. Я как раз собиралась выйти на обед. Могу уделить вам десять минут, если вы, конечно, не хотите встретиться и посмотреть новый фильм «Три мушкетера», который показывают во «Дворце»? – предложила она. – Дуглас Фэрбенкс…

Он видел плакаты и улыбнулся, но это была грустная улыбка.

– Я не могу, Нэн.

– Значит, у вас все серьезно с мисс Обри-Финч?

Он кивнул.

– Она моя невеста.

Нэнси разочарованно поморщилась.

– Логично, – сказала она. – Ладно, чай так чай, в столовой.

Они нашли столик в углу у окна, и Алекс изо всех сил старался не замечать взгляды других медсестер.

– Ну, – заметила она, – по крайней мере, они получат повод для сплетен. Им прямо не терпится, кто мой привлекательный гость.

Он улыбнулся.

– Спасибо, Нэнси, за все, что вы сделали для меня. Жаль, что я ничего из этого не помню.

– О, все в порядке. С вами было просто. Вы были вежливым, обаятельным, остроумным, когда вам этого хотелось, хотя, как правило, сварливым, потому что все время ощущали тоску.

Он перешел к делу.

– Что вы помните о том дне, когда я исчез из палаты? Я же был в палате, да?

– Да, – нахмурилась она. – Верно. Вы были в санатории, но все было как обычно. Вы были в плохом настроении, и вас бесило, что вас заставляют надеть костюм и принять участие в празднике в честь мира.

Он улыбнулся.

– Продолжайте.

Она рассказала все, что могла вспомнить о том дне, в том числе о приезде Пенелопы и панике, которая началась, когда выяснилось, что он пропал.

Она сделала два глотка чая, почувствовав жажду от долгого разговора. Он заказал для нее еще и печенье.

Теперь он кивнул на него:

– Ешьте, пожалуйста. Вам не помешает немного набрать вес, – добавил он, зная, что любой женщине приятно такое замечание. – Где я был, когда исчез?

Нэн набросилась на печенье с сухофруктами, стараясь положить в рот аккуратный кусок. Она говорила, жуя, и он старался не улыбаться.

– Насколько я помню, вы курили в саду. Вам нравилось сидеть там, и вы рассказывали мне о малиновке, которая навещает вас.

Он кивнул, вспомнив о малиновке в лабиринте и о том, что ее песня вызвала в памяти другую малиновку.

– Сестра Болтон была последней, кто вас видел. О, она была в ярости из-за вас: вы сказали, что встретитесь с ней на празднике, а никто не смеет обманывать сестру Болтон!

Алекс усмехнулся и отхлебнул холодного чая.

– Так что же, я просто взял и ушел?

Она кивнула.

– Через боковые ворота, предназначенные для доставки. Довольно изобретательно с вашей стороны, особенно учитывая, что вы всегда боялись того, что лежит за пределами территории больницы.

– Что вы имеете в виду?

– Я думаю, что вы были так расстроены, что никто не явился за вами, и постепенно стали все больше бояться внешнего мира, не зная, кто вы такой на самом деле.

Возможно, она и была довольно простой девушкой, но в проницательности Нэн было не отказать, и он был абсолютно уверен, что она была потрясающей медсестрой.

– Как вы думаете, кто-то помог мне?

– Мы не знаем. Единственными посетителями в день вашего исчезновения были Билли Локли, парень, который регулярно доставляет нам овощи из местного магазина, и мистер Фэрвью, приходящий терапевт. Ни один из них ничего не знал о вас.

– Нэнси, я пришел в сознание и вспомнил, кто я, бродя по Севил-роу в 1921 году.

Она ахнула.

– Вы шутите!

Алекс печально покачал головой.

– Я понятия не имею, где провел все эти годы, но я определенно был сыт, здоров, побрит и одет в хороший костюм. У меня, скорее всего, даже были деньги в кармане, но…

Нэнси казалась потрясенной. Когда он умолк, она подняла бровь, все еще не веря, и допила свой чай. Алекс посмотрел в окно на дождь, который теперь усилился и стекал ручейками по оконному стеклу, искажая пейзаж за ним. Он снова отхлебнул чаю, которого ему вовсе не хотелось. Его странный привкус напомнил ему о жизни в окопах, а болтовня и смех сестер звучали как кудахтанье под звон столовых приборов. Теперь он вспомнил, как больничная тележка катилась по коридорам на колесах, которые давно пора было смазать, и какофонию посуды, и звон столовых приборов в ней.

И надо всей этой сенсорной информацией возник неожиданный стук высоких каблуков по дорожке и воспоминание о том, как они с Нэнси стояли у окна.

Он сглотнул, горло внезапно пересохло. Алекс понял, что Нэн трясет его за руку.

– Господин Уинтер? – Голос звучал обеспокоенно.

– Мне очень жаль, – сказал он, концентрируя взгляд на ее встревоженном лице. – Простите. Иногда со мной такое случается. Я пытался ухватиться за воспоминание, которое стремится ускользнуть.

Она неуверенно улыбнулась.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, прекрасно. Время от времени мелькают какие-то проблески из-за всяких событий. Я вспомнил, как мы стояли у окна, и стук чьих-то каблуков по дорожке, и как вы уговаривали меня побриться.

Она нахмурилась.

– Хм, дайте-ка подумать. Насколько я помню, несколько дней было очень холодно, и я пообещала старшей сестре, что заставлю вас побриться… поэтому это должно было быть где-то в ноябре. Вы согласились надеть костюм для праздника, и я принесла вам костюм.

– Костюм?

Она кивнула и проглотила еще кусок печенья.

– И у вас был любимый зеленый свитер, который для вас связала одна из сестер милосердия.

Смутное воспоминание появилось и исчезло, прежде чем он успел его ухватить.

Нэн нахмурилась.

– Я что-то сказала насчет того, что вы говорите как аристократ, и вы сказали, что, возможно, были актером, но мне казалось, что вы скорее были банкиром или адвокатом.

– Продолжай. Что потом?

– Ничего. Мы поговорили об испанке и, вероятно, о погоде. Вот и все. На следующий день все было почти то же самое, за исключением того, что вы были полны решимости выйти и посидеть на холоде, как настоящий мизантроп.

Он подумал о лабиринте в Ларксфелле, который помог ему приблизиться к прошлому.

– Там случайно не было живой изгороди из бирючины?

Она кивнула.

– Она все еще там. Вам нравилось сидеть рядом с ней. Вы могли наблюдать за своей подружкой, малиновкой, и говорили мне, что любите прислушиваться к голосам проходящих мимо людей. Детские, более высокие и громкие голоса было легче различать, утверждали вы.

– У меня была птичка. По имени Энца. Я открыла окно. И ин-флу-Энца, – тихо пропел он, пораженный тем, что память вернулась так легко.

– Неужто вы это запомнили? – удивилась она, глядя на свои карманные часы. Это помогло ему окончательно закрепить Нэнси в памяти. Он вспомнил ее сейчас, недостаточно ясно, чтобы узнать в толпе, но многое в ней было ему знакомо, от игривых жестов до привычного поглядывания на часы. – Боюсь, мне пора, – сказала она.

Песенка продолжала звучать у него в голове, как далекое эхо.

– Нэнси, я могу позвонить вам, если вспомню еще что-то, что мне понадобится уточнить?

– Если вы имеете в виду, не хотела бы я сходить с вами на свидание, то ответ – да!

Оба рассмеялись.

– У меня, возможно, будет всего пара вопросов.

– Конечно, – сказала она, вставая, и он последовал ее примеру. – Была рада узнать, что у вас все хорошо.

– Вы лучше всех, Нэнси, – сказал он и протянул руку. Это показалось ему слишком формальным, и, учитывая, что он знает, что у них есть зрители, Алекс перегнулся через стол и легонько поцеловал ее в щеку, держа ее за руку дольше, чем необходимо. – Спасибо вам, что так хорошо ухаживали за мной.

Она хихикнула и застенчиво огляделась.

– Этого им на несколько смен хватит!

– Ну, я вас провожу. Давайте посмотрим, удастся ли нам заставить их начать сплетничать немедленно.

Ему пришло в голову спросить, не может ли он увидеть свою старую палату и поговорить с сестрой Болтон, но он уже и так отнял у Нэнси много времени и не хотел казаться навязчивым. Всегда можно приехать еще раз.

Вернувшись в машину, он постарался разложить по полочкам все, что узнал, и посмотреть, не удастся ли ему собрать все это обратно вместе в подобие чего-либо осмысленного.

– Куда, сэр?

– «Уайтс Клаб», пожалуйста, Джонси… Сент-Джеймс.

– Хорошо, господин Уинтер. Останетесь там ночевать, сэр?

– Да, – сказал он рассеянно. – Но вам лучше вернуться в Сассекс. Мне не понадобится машина.

Джонс кивнул.

– Вы нашли то, за чем пришли, сэр?

– Не совсем, но думаю, я намного ближе к правде, – признался он, и тут одно из воспоминаний отделилось от остальной кучи информации, которую он сегодня узнал, и начало кричать ему с периферии сознания, пытаясь привлечь его внимание.