Алекс резко проснулся от стука каблуков женщины, удаляющейся от него, и на секунду растерялся, обнаружив, что уснул в кожаном кресле. Он, очевидно, еще и выкрикнул что-то громко, потому что другие члены клуба бросали на него взгляды, в которых читались раздражение и удивление.

– Еще бренди, сэр? – спросил пожилой официант шутливым тоном.

Алекс посмотрел на маленький столик для напитков рядом с собой и увидел почти пустой бокал.

– Э, нет, спасибо, Альберт. Поправь огонь, если можно. Вот, так-то лучше. – Он приподнялся в кресле, подавляя зевоту, и почувствовал хлопок по спине.

– Надеюсь, ты выиграл!

– Что? О, привет, Дентон. Все еще здесь?

– Я сказал, надеюсь, что она победила, старина?

Алекс в замешательстве поднял глаза.

– О чем, черт возьми, ты толкуешь, Тимоти?

– Пенни. Было похоже, что ты довел ее до финиша.

– Пенни моя невеста, недоумок, – устало сказал он. – Черт, я, должно быть, задремал. – Он посмотрел на большие часы над камином клубной комнаты для курения.

– Знаю, и это самое смешное, – весело продолжил Дентон. – Она может быть твоей невестой, но Красотка Пенни была хорошей кобылкой несколько лет назад. Не проиграла ни одного забега. Кто-то наверняка сделал на ней состояние, потому что она явилась как черт из табакерки. – Он постучал себя по носу. – У меня тоже была такая возможность. Жаль, что я ею не воспользовался. Спокойной ночи, Уинтер.

Красотка Пенни? Он действительно выкрикнул это? Он никогда в жизни не играл на скачках… на его памяти по крайней мере. Он застонал. И звук каблуков продолжал отдаваться эхом вдалеке.

Алекс вздохнул, посмотрел на огонь, который ожил благодаря Альберту, и подумал о завтрашнем дне. Поможет ли салон Фитча пролить свет на его прошлое? Он потянулся к бокалу, и пары алкоголя напомнили ему о свежих цветах и спелых абрикосах. Он допил остатки бренди, и мягкий, но огненный привкус ириса разлился по его горлу. Алекс принял решение. Он знал, что живет двойной жизнью – той, в которой он был готов жениться, создать семью, быть хорошим мужем, и другой, более темной, в которой он плутал в туманных мыслях о женщине, которую хотел найти, увидеть опять… Эти дразнящие мысли могли его сломать, лишить равновесия и, наконец, самой возможности вернуться к нормальной жизни. Если он не узнает, кем он был и где, то, возможно, никогда не успокоится и тем самым уничтожит шансы на их с Пен будущее счастье. Она заслуживает лучшего, чем эта половина человека. Что означала Красотка Пенни и все остальные крошечные и, казалось бы, бессмысленные осколки воспоминаний, которые могли привести его к владелице красного платка?

«Прими решение, Алекс», – молча приказал он себе, глядя на танцующее пламя, которое напомнило ему о другом камине в гораздо меньшей комнате, элегантной, уютной… и наполненной любовью. Он затаил дыхание. И не ошибся – воспоминания определенно становились более четкими. Может, амнезия начала отступать, а может, он пал жертвой собственного отчаяния? Имело ли что-то из этого отношение к реальности?

«Хватит!» Как долго можно мириться с собственной нерешительностью? Реально это или нет, до свадьбы остается всего несколько недель, и он уже слышит звуки свадебного марша. Разве он уже не завел свои отношения с Пен слишком далеко? Он ненавидел свою нерешительность, его раздражала собственная полуразумность, полужизнь, тот получеловек, в которого он превратился.

Уставившись на огонь, он заключил договор с самим собой. Если встреча с Персивалем Фитчем не даст ни одной подсказки, он бросит поиски, оставит их в прошлом и двинется вперед к жизни, которая ждет их с Пен. Сколько бедных солдат продали бы душу за то, что дали ему второй шанс? Сколько раз он слышал их бормотание в окопах, когда они готовились к атаке, что они готовы отдать руку или ногу, лишь бы провести еще один день с близкими? Ему было противно от своей неблагодарности. Планеты сошлись по какой-то причине и дали ему эту вторую возможность… Зачем рисковать?

Алекс мог бы остановиться в семейной квартире в Белгравии, но предпочел удобство клуба и поднялся по лестнице в номер. Он уснул в одежде, едва ослабив воротник, и ему снился сарай в саду и деревянная мебель, которая была похожа на детскую кроватку.

* * *

Мадлен помогала Иди развеять тоску, слушая нечленораздельные стенания подруги.

– Я даже не подозревала, что Бен может быть таким жестоким. Вот что особенно больно.

– О, люди делают странные вещи, когда влюблены, дорогая. Он тоже человек, и он не святой. Он мужчина, в конце концов! – Это позабавило Мадлен, и она начала смеяться сама над собой, а затем посмотрела на подругу слипающимися глазами. – Иден, я так напилась, что придется мне сегодня остаться ночевать у тебя.

Иди посмотрела на пустую бутылку шампанского и усмехнулась, вспомнив совет подруги: «Никогда не жалуйся на конец любви, ma cherie. Просто выпей за следующую».

– Конечно. Найди себе место и спи, – невнятно пробормотала она. – Мадлен, я тоже напилась?

– Надеюсь, что да. Это означает, что я не одна на ногах не стою.

Они засмеялись, но Иди не была уверена, что ей так же весело, потому что внезапно почувствовала приступ тошноты.

– Я должна проверить Томми.

– Томми спит, как побитый, – сказала Мадлен, и Иди не нашла в себе сил ее поправить. – Но мы должны выспаться. Завтра у нас встреча с Обри-Финч.

– О нет. Скажи, что это не так, – простонала Иди, уткнувшись лицом в подушку. – Сколько времени?

– Десять.

– Ну, я усну прямо здесь, – призналась она слабеющим голосом.

– Тогда я займу твою постель, дорогая, потому что именно мне завтра демонстрировать ее одежду для медового месяца. – Мадлен, пошатываясь, послала ей воздушный поцелуй. – Заодно проверю, как там Томми. Bonne nuit, ma cherie.

– Бон, – невнятно пробормотала Иди, убежденная, что идеально произнесла французское слово, и задремала. Ей снилось, что она ест яблочно-ежевичный пирог в ванне с Томом, а на носу была свадьба – его, но не ее.

* * *

Свист чайника болью отдался у нее в голове. Иди тихо застонала, когда Мадлен подбежала, ругаясь, чтобы выключить его.

Иди открыла опухшие красные глаза.

– Если ты когда-нибудь снова напоишь меня, – начала она, а затем внезапно бросилась вперед, закрывая рот. – Быстро, с дороги! – Она оттолкнула стул, едва не свалив с него чашку с кашей для Томми, и бросилась в ванную.

Мадлен подняла брови на Томми, который терпеливо сидел в своем высоком стульчике в ожидании следующей порции.

– Вот, хороший мальчик. Ну-ка, попробуй ложкой. Вот-вот, умница, Томми. Скоро тебе будет два годика, и ты покажешь маме, как хорошо умеешь есть сам. А я пока сделаю ей чашку чая. – Она начала искать мед и лимон. Томми развлекался тем, что рисовал кашей, макая в нее свои маленькие пальчики и размазывая ее на дощечке своего высокого стула.

Когда Иди вернулась, ее лицо казалось восковым, а обычно блестящие черные волосы свисали влажными прядями.

– Томми! Посмотри на этот бардак.

Мадлен хихикнула.

– Губка и вода очистят это за секунду. Перестань беспокоиться. Он счастлив, он ест. Вот, выпей это.

– Ни в коем случае. Я больше никогда не буду пить ничего, что ты мне даешь. Утренняя тошнота – ничто по сравнению с этим, – пробормотала она.

– Это пройдет, милая, – лукаво сказала Мадлен, возвращаясь с теплой фланелью для Томми.

Иди улыбнулась.

– Что бы я делала, если бы ты не появилась в моей жизни? Ты всегда собираешь меня по кускам после моих ужасных ошибок.

– Это не было ошибкой, Иден. Но Бен тебя подвел. Вы причинили друг другу боль. Все кончено. – Она пожала плечами. – Завтра ты можешь встретить другого человека.

Иден бросила на нее испепеляющий взгляд.

– Я говорила тебе, что сказал Бен. Я собираюсь выяснить, что он узнал о Томе.

– А может, он соврал, – предположила Мадлен.

– Нет, он что-то знал. Я начну с газет на Флит-стрит. Не исключено, что он прочитал какую-то статью.

– У тебя нет ни имени, ни деталей. С чего начать?

Иди пожала плечами.

– Он жив. Я его найду. Что это за напиток, кстати?

– Мед… сахар всегда помогает при похмелье. Лимон – это витамин С. Твоя бабушка не учила тебя этому?

– Да, учила, – передразнила она.

– И секретный ингредиент, который является ключевым. Ничего вредного, – заверила Мадлен. – Пей, и через полчаса почувствуешь себя лучше.

Иди откинула голову и, сморщившись, проглотила жидкость. Она посмотрела на Мадлен обвиняющим взглядом, а затем ее глаза округлились от странного покалывания на языке, который начал гореть, и Мадлен об этом знала.

– Что…

– Кайенский перец, дорогая. Чили снимает боль, хочешь верь, хочешь не верь.

Иди закашлялась, а потом начала плеваться.

– Доверься рецепту моей французской бабушки, – сказала Мадлен. – Так, сейчас почти семь тридцать, а мы должны встретиться с Обри-Финч в десять. Еще полно времени…

Иди поцеловала Томми, прежде чем снова уронить голову на кухонный стол.

– Нет, Мадлен, – простонала она из-под рук, которыми обхватила голову. – Я не могу ее видеть. Не в таком состоянии.

– Все будет в порядке.

– Не будет. Меня тошнит. У меня болит голова. Меня скоро опять вырвет. Разве Сара начинает не сегодня?

– Да.

– Я позвоню миссис Миллер и попрошу ее посидеть с Томми часок, пока я не приду в себя. Вы вдвоем справитесь с примеркой?

– Уверена, что справимся, но мисс Обри-Финч будет разочарована. А что, если нужно будет внести изменения или она поправилась на триста фунтов?

Несмотря на боль, Иди рассмеялась.

– Ну, позвони ей сейчас и перенеси примерку. Сошлись на меня. Скажи ей, что я заболела.

– Ах, Иден. Она собиралась заплатить нам сегодня, не так ли?

– Не вини меня. В любом случае это все из-за тебя. О, позвони, Мадлен, пожалуйста, – взмолилась она, а затем с трудом встала на ноги. – Я проведу сегодняшнее утро в ванной.

* * *

Когда Мадлен вернулась от миссис Миллер, оставив у нее Томми, она открыла журнал салона, который Иди вчера вечером принесла домой, и нашла номер мисс Обри-Финч. Она проверила время. Было чуть больше восьми.

Через несколько минут она постучала в дверь ванной.

– Иден?

– Ммм?

– Тебе не нужна помощь?

– Этот чили прожег весь путь обратно.

– Тогда придется выпить попозже еще. Иди в постель.

– До моей спальни, кажется, миллион миль. – Она открыла дверь, растрепанная и очень бледная.

– Я перенесла встречу на завтра.

– Спасибо, Мадлен. – Иди направилась к себе в комнату.

Мадлен смотрела, как Иди упала в постель и опасливо натянула на себя одеяло.

– И она сказала, что занесет оплату сегодня днем.

– Я же говорила, что все будет в порядке, – зевнула Иди, закрывая глаза.

– Позвони в салон, когда наконец встанешь, – предложила Мадлен. – Выздоравливай, Иден.

Она вышла из квартиры подруги, спустилась с верхнего этажа ее дома в Челси и поехала на такси к себе домой, откуда вышла через час, выглядя идеально, и взяла экипаж, чтобы доехать до салона, до которого было рукой подать. Она приехала чуть раньше Сары.

– Bienvenue. – Она улыбнулась. – Добро пожаловать, – добавила она, глядя на растерявшуюся девушку. – Нервничаешь в первый день?

Сара кивнула.

– У меня даже живот болит.

– Ну, как и у мисс Валентайн. Боюсь, сегодня ее не будет. – Она увидела, как опустились плечи Сары.

– Да? Ничего серьезного, надеюсь.

Мадлен покачала головой.

– Головная боль. Ей просто очень нужен отдых. Она склонила голову набок. – Ты выглядишь просто прелестно.

Сара сняла пальто и смущенно поправила юбку.

– О, я рада, что вам нравится, мисс Делакруа. И… У меня не было возможности поблагодарить вас, что вы нашли меня в тот день. Вы были как ангел, посланный с неба. Я ненавидела свою работу в ресторане, а это совсем новый мир, – сказала она, любуясь одеждой, развешанной вокруг в защитных чехлах. – Это коллекция для Обри-Финч?

– Да. Молодец, что запомнила. Но мы не будем доставать ее сегодня. Тем не менее всегда найдется куча дел. Хочешь примерить новую форму? Она сотворит чудеса с твоей фигурой и отлично подойдет к этим новым туфлям. О, и пожалуйста, не пропусти курьера, который занесет оплату от мисс Обри-Финч…

* * *

Алекс проснулся с тупой головной болью и вспомнил о бренди, выпитом накануне вечером. Телефонный звонок заставил его заскрипеть зубами, и он сел на кровати, понимая, что все еще во вчерашнем костюме. Звонила Пен, чтобы попросить об одолжении.

– Я уже отправила конверт в твой клуб с водителем. Если будешь в городе и сможешь доставить его, это спасет меня от лишней беготни, – сказала она.

– Конечно, я могу сделать это за тебя. – Он зевнул. – Что насчет сегодняшнего вечера?

Он выслушал ее идеи вечерних развлечений.

– Мне кажется, я что-то не в настроении для шоу, – ответил Алекс, приготовившись услышать неизбежное мягкое ворчание. Он знал, что она хотела пойти в театр, но не мог даже думать об этом и предложил альтернативу: – Как насчет нового джазового клуба, о котором ты мне говорила?

– Ты имеешь в виду «Мюррей»?

– Точно, – ответил он. – Мы могли бы выпить там, а затем поехать в отель «Сесил»?

– Хорошо, – одобрила она. – Алекс, я слышу, что ты еще сонный. Не забудь об оплате. Я обещала.

– Завезу во второй половине дня, – пообещал он.

– Спасибо, увидимся в семь, дорогой. Я заеду за тобой на такси. Я тебя люблю.

Алекс положил трубку и моргнул, думая о том, как легко она говорит о своей любви, в то время как он все еще не решается ответить ей тем же. Он понимал, что причиняет ей боль, но его мать хитро подытожила: «Пенни терпелива, как крокодил».

Он снова снял трубку и позвонил, чтобы подтвердить свой визит на Севил-роу. Сегодняшний день казался ему важным после вчерашнего решения: переломный момент. К полудню он сможет отпустить прошлое. После сегодняшней встречи с Фитчем, в ходе которой он, скорее всего, не узнает ничего, что помогло бы ему распутать тайну его прошлого, он просто отпустит его и позволит ему улететь прочь, как воздушному шару.

Он сидел, прислонившись спиной к потертой коже двуколки, и наблюдал еще одно холодное лондонское утро. Было сухо и достаточно холодно, чтобы пошел снег, и он заметил, что в витринах магазинов начали появляться рождественские украшения. Новый год манил, и, возможно, новая жизнь.

Экипаж подъехал к Севил-роу, и Алекс увидел место, где он очнулся в окружении толпы зевак. Его щеки покраснели от этого воспоминания, и он был рад, что двуколка остановилась. Алекс вышел на тротуар и заплатил кучеру. Когда он повернулся к входу в «Андерсон и Шеппард», Персиваль Фитч уже улыбался ему с верхней степени лестницы.

– Доброе утро, господин Уинтер.

– Доброе утро, Фитч. Надеюсь, у вас там хорошо растоплен камин.

Джонатан Элтон вернулся, выполнив какое-то поручение, и вошел вслед за Алексом. Он вздрогнул и подул на руки.

– Холод собачий. Чашку чая, сэр?

– Хорошая мысль, – ответил Алекс, Элтон пошел по коридору, а он последовал за старшим портным в главный салон. – Ну, отлично выглядите, Фитч. Этот деревенский воздух явно пошел вам на пользу.

– Это правда. – Он постучал себя по груди. – И моему врачу нравится то, что он делает для моего сердца. Я так понимаю, вы здесь не за костюмом, сэр? Элтон сказал, что вы хотели со мной встретиться.

– Ну, теперь, когда вы об этом упомянули, думаю, стоит обмерить меня для нового костюма. Боюсь, что я женюсь, Фитч! – Они посмеялись над рифмой, и портной выглядел искренне обрадованным.

– О, поздравляю, господин Уинтер. Замечательная новость. Тогда новый утренний костюм, новый вечерний костюм, возможно, одежда для путешествия?

Алекс кивнул.

– Это будет в апреле. Мы проведем медовый месяц в Европе и собираемся добраться до Константинополя.

– Тогда вам понадобится легкая одежда.

– Оставляю это все на ваше усмотрение. Свадьба – первого апреля.

– День смеха, сэр? – спросил Элтон, вошедший с подносом с чаем. – Надеюсь, что вы не шутите, – сказал он с усмешкой.

Фитч откашлялся.

– Чай, Элтон, пожалуйста. – Он снова посмотрел на Алекса. – Весенние свадьбы всегда прекрасны, – заметил Фитч, – при условии, что нет дождя. Ну, мы сделаем свежие замеры, сэр, если не возражаете.

– Конечно.

Элтон подошел с чайником и начал расставлять чашки на блюдца, пока Фитч измерял обхват груди Алекса.

– Мне нужно поговорить с вами о том дне, когда меня сбило такси на Роу, – начал Алекс.

– Да? – сказал Фитч. – Чем могу помочь?

Алекс вздохнул.

– Честно говоря, я и сам не знаю. Я хочу знать все, что вы помните о том моменте, когда я пришел в сознание.

– Я постараюсь, сэр. – Он записал какие-то цифры и начал рассказывать, что помнил, продолжая измерять Алекса.

Фитч выпрямился.

– …и я сразу отправил его вам.

– Этот платок? – спросил Алекс, вытаскивая его из кармана и замечая растерянность Фитча.

– Э… да, сэр. Хотя, возможно, это уже неважно сейчас, учитывая вашу грядущую свадьбу, но в тот момент я подумал, что необходимо вернуть его вам. – Портной, должно быть, удивлялся, с чего бы вдруг Алексу носить с собой красный платок.

– Фитч, это моя единственная связь с прошлым, которое я не могу вспомнить. Я понятия не имею, кому он принадлежит и почему он у меня. Вы лучше других знаете, что он сшит качественно и аккуратно. Я знаю, что все хотят погладить меня по голове и предполагают, что это, вероятно, подарок от благодарной девушки из борделя, но… – Он покачал головой. – Я в это не верю.

– Я не могу пролить свет на это, сэр, – ответил Фитч.

– Может быть, вы можете пролить свет на костюм?

– Костюм? – Он нахмурил брови и повесил сантиметр обратно себе на шею.

– Тот, что был на мне до того, как вы любезно предоставили мне новый. Я надеялся, что он поможет прояснить хоть что-то.

– Нет, сэр, сомневаюсь. Я проверил карманы и обнаружил только платок. Там больше ничего не было. Позже мне пришло в голову, что вас, возможно, ограбили.

Алекс начал ходить туда-сюда, не обращая внимания на то, что портному нужно было его обмерить.

– Да, точно.

– Мне очень жаль, господин Уинтер, – мягко сказал Фитч.

– А какова дальнейшая судьба этого костюма? – спросил он.

Фитч побледнел.

– Вы просили меня избавиться от него, сэр.

– И вы это сделали?

Портной выглядел подавленным.

– Я не виню вас, Фитч. Я просто пытаюсь найти хоть какую-нибудь зацепку.

– Я понимаю, сэр. Но боюсь, я последовал вашим указаниям. Элтон избавился от него. Мы, э… Ну, я думаю, что он достался Христианской миссии в Северном Лондоне. Элтон живет недалеко оттуда и сам отнес его туда, насколько я помню, не так ли, Элтон?

Джонатан опустил чайник и покраснел, открыв рот, чтобы согласиться, но потом закрыв его снова.

Фитч в ужасе заморгал.

– Джонатан?

– Простите меня, господин Фитч. Это был очень хороший костюм.

Сердце Алекса екнуло.

– Элтон, он до сих пор у вас?

– Не совсем, сэр. Хм… мой брат почти одного с вами размера, господин Уинтер, он пытался устроиться на работу в отель «Сесил», и ему необходимо было произвести хорошее впечатление.

– И ему это удалось?

– Что «это», сэр?

– Произвести хорошее впечатление в моем костюме?

Элтон усмехнулся.

– Да, господин Уинтер. Он удачно устроился старшим официантом в банкетном зале.

– Я рад, что костюм помог. Вы думаете, он все еще у него?

Элтон кивнул, бросив виноватый взгляд на своего начальника.

– Может быть. Э… да, сэр.

– В самом деле, Джонатан, – раздраженно прошипел Фитч.

– Пожалуйста, Фитч, – сказал Алекс. – Я очень рад, что он нашел хорошее применение, и рад еще больше, что его можно найти. Этот костюм может быть ключом к моему прошлому. Элтон, я знаю, что это жутко странно, но не мог бы я взглянуть на костюм для самоуспокоения? Может, нам позвонить в отель, к примеру?

– Господин Уинтер, – сказал Фитч. – Не хочу вмешиваться, но могу я поинтересоваться, что вы надеетесь найти?

– Этикетку! Я надеялся, что смогу пообщаться с человеком, который его сшил. Я решил сделать последнюю попытку, господин Фитч. Если вы не были на моем месте, то и представить себе не можете, какое это разочарование – понимать, что ты вел какую-то жизнь, но совершенно ее не помнишь.

Портной кивнул.

– Я отдаю должное вашему стремлению к истине, господин Уинтер, и я собирался сказать, что знаю, кто сшил этот костюм. И мне для этого совсем не нужно видеть этикетку.

Сердце Алекса опять ейкнуло.

– В самом деле?

– Разумеется. Это костюм Эйбрахама Валентайна. Это был еврейский портной, у которого был свой магазин в Голдерс-Грин, но он также работал на многих из портных здесь. Все его любили. Я всегда думал, что он откроет салон здесь, но он жил над своей мастерской и был счастлив среди своей общины.

Алекс ловил каждое слово.

– Что-нибудь еще?

Фитч пожал плечами.

– Очень хороший портной, сэр.

– Вы сказали, что это был еврейский портной?

– Да, сэр. Эйб умер не так давно. У него была довольно трагичная жизнь – он рано потерял жену, затем сына на фронте – и так и не смог полностью реализовать свой потенциал, но оставил после себя прекрасную дочь, которую мы все знаем с самого детства. Она вышла замуж за одного из членов общины.

– То есть костюмы с его этикетками продавались только в Голдерс-Грин?

– По большей части да.

– По большей части?

Фитч пожал плечами.

– О, я знаю, что у него бывали странные клиенты то там, то здесь. По правде говоря, я вывел его на директора одного из крупнейших госпиталей Северного Лондона.

Алекс, который смотрел на улицу, развернулся.

– Какого именно? – спросил он.

– Э… Эдмонтонского, кажется… не так ли, Элтон?

Элтон кивнул.

– Господин Фитч, – начал Алекс, чувствуя, что у него встал ком в горле. – Моя семья выяснила, что я лежал в Эдмонтонском госпитале.

– Боже мой, сэр! Я и понятия не имел. Но что это может значить?

– Не знаю! – Алекс беспомощно покачал головой, но мурашки, бегущие по спине и плечам, подсказывали ему, что это ключ к разгадке. – Может, стоит съездить в Голдерс-Грин?

– Сомневаюсь, что вы что-нибудь там найдете, господин Уинтер. Эйб умер некоторое время назад, магазин закрыт. Я недавно видел его дочь. Вышла замуж за молодого адвоката, как я понял.

Условная блоха, заползшая ему в ухо, теперь билась там в истерике, отчаянно вырываясь на свободу.

– Э… господин Уинтер, так что насчет моего брата? Мне позвонить в отель «Сесил»?

– Нет, спасибо, Элтон. Давайте закончим с этими обмерами, Фитч. Я еще обещал выполнить одно поручение и, если повезет, хочу доехать до Эдмонтонского госпиталя.

– Действительно, сэр? Стоит ли оно того?

Он кивнул.

– Камня на камне не оставить, как говорил мой отец.

– Ну ладно, господин Уинтер, – сказал Фитч, со свистом сдернув сантиметр с шеи. – Талия и внутренняя сторона ног, и вы свободны для вашего расследования. Можете пока выпить чаю, пока я закончу с этими обмерами.